Geum.ru

Министерство образования и науки Российской Федерации

Вид материалаМонография

Содержание


2.2. Сакрализация монастырей Русской Фиваиды в агиографии.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   15
^

2.2. Сакрализация монастырей Русской Фиваиды в агиографии.


Какое воздействие оказала Русская Фиваида на историю страны? Данный вопрос обычно понимался чересчур узко. В историографии XIX в. монастырям Русской Фиваиды отводилась важная роль в освоении севера Руси412. В.О. Ключевский рассматривал север (Вологодчину, Верхнее Поволжье, северные территории Новгорода) как «глухой непроходимый край, кое-где занятый дикарями финнами»413. Монах-отшельник уходил для уединенной жизни в лесную глушь, а за ним приходили последователи, возникал монастырь, вокруг которого селились крестьяне. В.О. Ключевский буквально следовал формуле древнерусской агиографии (уединенное поселение отшельника – монастырь – приход с крестьянами)414, которая раз за разом повторяла историю преподобного Сергия415. Монастырь «…служил для переселенца-хлебопашца и хозяйственным руководителем, и ссудной кассой, и приходской церковью, и, наконец, приютом под старость», – писал В.О. Ключевский416. Монастырь мог служить защитой от разбойников417 и приютом для бедных418.

Многие исследователи419 отметили, что монастырская колонизация была в второй волной освоения севера. Первая – новгородская торговая – проходила раньше. Монастыри же, основанные без ктиторской поддержки420, становились центрами земледельческих поселений. А.А. Савич писал421, что монастырям обычно принадлежала земля от трех до 10 верст вокруг обители. Вместо хищнической эксплуатации богатств севера и грабежа местных народов, началось многолетнее развитие этого края, куда буду ездить с паломничествами государи, где в XVI в. будет международный порт – Архангельск. Современный исследователь Г.М. Прохоров более четко разделил422 две волны колонизации севера (новгородскую и монашескую) по векам: X-XI вв. и середина XIV-середина XV вв. соответственно.

Степень «дикости» севера в историографии позапрошлого века преувеличена, хотя, конечно, городов там было меньше, чем в центре страны423. Однако многие исследователи424 брали под сомнение первенство монастырей в освоении севера. Особо отметим примечания А.И. Плигузова и В.Л. Янина425 к советскому изданию работы В.О. Ключевского о житиях, где отрицаются значение агиографии как источника по колонизации и первичность колонизации монашеской. Дело в том, что во всех житиях пустынножителей севера окружают люди – от земли зырян, где подвизался Стефан Пермский, до Онежского озера, где на острове поселился Арсений Коневский, от мест поселений Трифона Печенгского и Феодорита Кольского до Соловецкого монастыря и Вологды. Иное дело, что роль монастырских хозяйств всей Руси в ее экономике никогда не отрицалась. Подводя итог вопросу о значении северных монастырей, кажется уместным оценка оных под другим углом зрения. С.В. Ешевский и И.И. Яхонтов говорили (а недавно то же повторил и Д.С. Лихачев)426 о роли северных монастырей в распространении гражданственности, государственности на окраинах страны. Действительно, можно серьезно сомневаться в том, что северные территории в полном объеме входили в состав Руси. Там было мало городов и представителей администрации. Поэтому монастыри были опорными пунктами Русского государства. Стефаном Пермским была создана епархия, когда в земле зырян на было ни одного русского представителя власти. А Соловецкий монастырь не нес ли «дикарям» информации о Русском государстве? Поэтому употребление термина «монастырская колонизация» уместно не только в экономическом смысле, но, более, – в идеологическом. Хотя целенаправленного миссионерства со стороны иноков было мало. Только Стефан Пермский специально пошел в землю зырян как миссионер и прошел около тысячи километров427, крестя население, строя церкви, основывая монастыри, и ввел христианство в бесписьменный до того народ. Дело это продолжили его преемники по епископской кафедре428. Несколько святых проповедовали христианство на крайнем севере429, затем и в Поволжье. Все представители Русской Фиваиды, жившие на Ладоге и Онеге, на Белом море и в Вологодских лесах, так или иначе встречались с лопарями, карелами и чудью. Потому можно говорить о пассивном миссионерстве, когда святой завоевывал авторитет у языческого населения430. Особо выделяется Варлаам Важский – первый распространитель земледелия среди чуди431. Нет сомнений в недостатке на севере приходских церквей, который компенсировали монастыри. Те же самые беломорские рыбаки заходили в Соловецкий монастырь не только для торга, но и для молитвы. Иноки становились для верующего населения носителями православного образа жизни.

«Уклон» историографии в экономическое русло объясним не только направленностью самой науки. В житиях святых Русской Фиваиды, а это вряд ли расходится с реальностью, подвиги святых предстают проявлением их необычайной физической силы, иногда большей, чем у обычных людей, много места отводится описанию хозяйственных забот. Г.П. Федотов писал: «Господствующая аскеза русских святых – пост и труд. Оттого постничество и трудничество, наряду с подвижничеством, суть русские переводы не привившегося у нас слова «аскеза»432. Советские исследователи обратили внимание на это со своих позиций. А.И. Клибанов полагал: «Для большинства житийных повестей характерно изображение святых как тружеников, занимающихся крестьянским хозяйством… В крестьянских понятиях подлинный нимб святого – это ореол труженика»433. Все это так, и многочисленные хозяйственные описания в агиографии XV-XVI вв. тому подтверждение. Но монастыри создавались не для хозяйственной деятельности, а для служения Богу, и идеал «фаланстерного» изобилия не был целью иноков, в том числе и Иосифа Волоцкого, которого принято противопоставлять «нестяжателям». Однако, трудолюбие и мастерство святых тоже являются фактом. Еще Епифаний Премудрый подчеркивал, что Сергий Радонежский «силен быв телом»434, перечислял профессии святого: плотник, дровосек, повар, пекарь, огородник, сапожник, портной… Плотничали Феодор Симоновский, Стефан Пермский, кузнецом был Арсений Коневский, Сильвестр Обнорский слыл знатоком лекарственных трав, многие святые знали иконописное дело и умели создавать книги435. Да и сама жизнь в северных лесах тоже была подвигом. А.Н. Муравьев отмечал436, что в середине XIX в. до Нилово-Сорской пустыни трудно добраться, настолько много болот кругом. Для постройки скитской церкви иноки вынуждены были насыпать холм среди болот437. В Спасо-Каменном монастыре на Кубенском озере волны плескали в основание дома настоятеля, а весной льды громоздили огромные торосы и били стекла в монастырских постройках. Известно, что два игумена Соловецкой обители оставили оную, не выдержав трудностей, и игуменом стал Зосима Соловецкий438. Краткий эпизод из жития того же святого, когда огонь костра, разведенного иноками от мошки, перекинулся на церковь и спалил ее439, говорит еще об одной трудности северных пустынножителей. Мартиниана Белозерского Василий Темный в гневе назвал «болотным чернецом»440. Стоит ли описывать тяжести жизни в северных монастырях, если царь Иван Грозный потерял во время богомольной поездки сына? О подвигах Стефана Пермского уже говорилось. Кирилл Белозерский ушел в северные леса в 60 лет, Савватий Соловецкий, будучи седым, перезимовал на Соловецких островах один441, а Ефрем Перекомский и Савва Вишерский испугали разбойников своей физической силой442… Практически во всех житиях святых Русской Фиваиды приходится читать о муках голода. Потому к чудесным проявлениям физической силы в житиях можно отнести и повседневные заботы. Наиболее характерны назидательные описания коллективного труда братии в житиях Ферапонта Белозерского и Корнилия Комельского443. Агиографы удивляются энергии святых, а те в чудесах с исцелениями иногда укоряют больных за немощь. Конечно, мастерство и трудолюбие не были основной целью иноков и их исключительной прерогативой. Но подчеркивание агиографами небывалых трудов святых и их силы должны были доказывать Божью поддержку. По словам В.О. Ключевского, Киевская Русь выразила свое представление о сильном человеке в богатыре, а Московская – в святом444.

В биографиях святых Русской Фиваиды отражен прежде всего взгляд на них агиографов и их единомышленников. И характерной чертой агиографов святых Русской Фиваиды было восприятие подвижничества как борьбы с силами зла. Увеличение иночества – свидетельство духовной силы, ибо как писал Иосиф Волоцкий445, цитируя Евсевия, иноческое житие не по естеству, а выше естества, для немногих. И нужна была эта сила для: 1) борьбы с бесами, победа в которой возможна лишь с Божьей помощью446, снисходящей к праведнику; 2) чудотворении, что являлось результатом «обожения», то есть наиболее наглядным доказательством святости; 3) и созидания сакрального пространства, освящение святым территории монастыря и его окрестностей. Роль иночества издревле сравнивалась с ролью воинов. Это особенно было близко Руси в период возрождения государственности и жесткого противостояния с врагами в XV в. Еще Епифаний Премудрый в «Житии Стефана Пермского»447 неоднократно употреблял «воинскую» терминологию, основываясь на словах ап. Павла448. Иосиф Волоцкий, говоря о расстригшемся иноке, довольно уничижительно (как дезертира) характеризовал подобный тип: «…яко бегун и страшлив и от брани бежай и бездерзновен»449. Противоположной характеристикой служит место из «Жития Никона Радонежского» Пахомия Серба, который писал, что, после сожжения Троице-Сергиева монастыря Едигеем, святой «…не уны или ослабе от подвига, но абие востает мужескы»450. Военная терминология есть в любом житии, в котором описывается борьба с бесами. Характерно, что князь Курбский – сам воин – так писал в XVI в. о заволжских скитах: «…тамо сущие великие монастыри, ищуще храбрых воинов Христовых, иже воюют сопротив начал властей темных»451. Поэтому инок, уходя в монастырь, вступает в борьбу с силами зла. Земля, где действуют святые, считается «пустынью». Однако во всех житиях пустынножителей (даже северных) окружают люди. Это использовалось как аргумент против монастырской колонизации. Противоречие легче понять, вдумавшись в слова Епифания Премудрого из «Жития Стефана Пермского», где святой «…грядый к прежереченной земле, к земли забовней, непроходней, к земле пустеи и гладом одержимей»452. И это говорится о территории, населенной зырянами. Но пустота и непроходимость ее – духовные, потому что этой земли не касалась проповедь христианства, там нет храмов, там не прошли апостолы. Поэтому понятие «пустота» в агиографии аналогично понятиям «темнота» и «голод», тоже духовным. Ведь никто не воспринимает буквально мысль, что до крещения на Руси не было солнца и все голодали453. В агиографии четко показано: «пустынь», то есть, как правило, участок леса, где поселился святой, находится как бы под контролем бесов. И святой своими подвигами отвоевывает эту территорию454. В начале инок борется за себя, борется с искушениями. В русских житиях самые распространенные искушения – страх и голод. Так как бесы понимают задачу святого, они стремятся изгнать его с избранного места, напугать его. Они являются святому сами либо в облике злых людей и хищных зверей. В «Житии Сергия Радонежского» Епифания Премудрого бесы приходили в литовских островерхих шапках и пугали хищными зверями455. В житии того же святого, написанном Пахомием Сербом, бесы принимали облик зверей и змей456. А в «Житии Григория Пельшемского» бесы «…преображахуся овогда в змии, овогда в звери различныя, хотяще его отлучити от места того»457. В ранней редакции «Жития Зосимы Соловецкого» говорится: «Приидоша нечистии дуси на преподобнаго Зосиму скрегчюще зубы, овии в змия въображахуся, друзии же в различныя зверя, и гады, и скоръпия, и ящерица, вся присмыкающаяся по земли»458. Результата бесы, естественно, не добивались, получая отпор, как, например, от Сергия Нуромского, сказавшего: «Не изыду от места сего, аще и тма муков на мя воздвигнет враг. Хощу бо умрети на месте сем»459. Иногда святых пытаются изгнать с места поселения люди, но они, конечно, действуют по наущению тех же бесов. Естественно видеть в этом борьбу с монастырским землевладением (хотя под монастырями крестьянам было находиться неплохо, но на северных окраинах Руси земля, судя по всему, была «ничья») или противодействие язычников (на территориях проживания оных). Возможен и другой вариант: агиографы использовали прием «как должно быть», впрочем, называя иногда имена гонителей. Все подобные случаи разделяются, аналогично другому разделению: звери пугают святого сами (надо преодолеть обычный человеческий страх) либо служат личиной бесовской (надо победить на мистическом уровне с помощью веры). Так же в разделяются болезни исцеленных людей: естественные и от бесов. Потому исцеления делятся на исцеления бесноватых и от болезней. Во всех житиях, однако, обязательно встречаются люди, которые помогают святым.

Святым в пустыни приходится страдать от голода и холода, от жары и от разбойников. Избавления от подобных напастей часто происходят чудесно. От голода спасают какие-нибудь христолюбцы, вовремя приславшие в монастырь продовольствие (аналог манны небесной). Либо напасти побеждаются силой духа подвижника. Холод, жара, комары и мошка используются святым для усмирения плоти460, то есть перестают быть помехой на пути к цели и становятся средством на пути к оной. Утвердившись на отвоеванной территории, святые творят чудеса и преображают с Божьей помощью это пространство. Так, в соответствии с поздним преданием, преподобный Сергий очистил Радонежскую землю от ядовитых змей461. Святые помогают в рыбной ловле и в охоте (Кирилл Белозерский, Пафнутий Боровский, святой XVI в. Арсений Комельский), выступают покровителями стад (святые XVI в. Трифон Печенгский и Арсений Комельский), изгоняют злых духов (Арсений Коневский, Герасим Болдинский, Филипп Колычев)462, исцеляют (все).

Отношения святых с природой неестественны для обычных людей. Ярчайший эпизод дан в «Житии Павла Обнорского»: «…зверие же дивии, человекоядцы суще и ядовиты, прихожаху к нему, ни в чемже не вредяще: от Бога бо благодати, яже в нем, кротяхуся, и не бываша ему пакости от них, и аще что повелеваше им, послушаху его»463. К преподобному Павлу вместе приходили лиса и заяц, не враждуя и не боясь друг друга. Черным воронам, которых любил Пафнутий Боровский, нельзя было причинить вред464. Макарий Унженский мог повелеть лосю попасться в руки голодных иноков только после окончания поста465. Тело Дионисия Глушицкого вез на похоронах любимый конь466. Дружеские отношения с животными были у Макария Колязинского, святого XVI в. Герасима Болдинского и других467. Первый по времени подобный эпизод дан в «Житии Сергия Радонежского» Епифания Премудрого: святой разделял с медведем хлеб468. Князь Е.Н. Трубецкой, находя подобные отношения между святыми и животными в иконописи XIV-XV вв., писал, что все это подобие мира до грехопадения, где не было голода, вражды, убийства, тяжких работ, «…это не та тварь, какую мы видим и наблюдаем, а прекрасные идеализированные образы твари как ее замыслил Бог»469. Схожее объяснение предлагалось и древнерусскими агиографами. В «Житии Павла Обнорского» говорилось: «…боголюбиву бо человеку и истинно боящуся Бога, от сущая в нем Божиа благодати, все ему покоряется, якоже и Адамови преж да не преступи заповеди Божиа»470. Примерно такое же объяснение есть в житиях Макария Колязинского и святого XVI в. Трифона Печенгского471. Однако истоки чудесных отношений с животными – в Евангелии. По общепринятому православному толкованию Спаситель был в пустыне со зверями как Адам в раю, ни один не повредил Ему. В этом же смысле понимаются и слова Христа о змеях472, которые не повредят апостолам. Он дал ученикам власть наступать на змей, скорпионов и «…на всю силу вражью»473; и аналогичный случай произошел с апостолом Павлом474. Вот почему мы встречаем в русских житиях всяких ядовитых существ, коих наша природа в достаточном количестве не производит. А призыв Спасителя к апостолам проповедовать «всей твари»475 в православной трактовке рассматривается не только как обозначение людей, но всего сотворенного. Подобные отношения были островками в мире сем, на территории, где жил и действовал святой. «Островки» эти были отвоеваны у бесов, суливших прямо противоположное, что звери съедят святых. Не случайно в «Житии Сергия Радонежского» эпизод о дружбе с медведем дан сразу после эпизода, где святому угрожают бесы476. Тем более, что в житиях XVI в. медведи служили бесам вместилищем для попыток испугать иноков477. Схожее объяснение можно предложить и по поводу хозяйственной деятельности святых. Преображенное праведностью иноков пространство становилось, как отмечал Ю.М. Лотман478, подобием рая в мире сем479. А в раю, как известно, все растет в изобилии480, звери живут в мире, а всякая ядовитая нечисть отсутствует. Не случайно Кирилл Белозерский заповедовал монастырским людям: «Похуливше что-любо: дождь, или снег, тварь Божию, – да имат епитемию»481.

Наибольшее место в житиях святых, чаще большее собственно жизнеописания, составляют чудеса-исцеления. Для обретения мощей нужны были три чуда: «Глух да прослышит, нем проглаголет, слеп да прозрит»482. Эти и другие чудеса восходят к чудесам Христа и к некоторым ветхозаветным. Спаситель, как явствует из Евангелия, исцелял слепых, глухих, бесноватых, расслабленных, прокаженных, немых, воскресил Лазаря, сына вдовы Наинской и дочь Иаира, способствовал чудесным уловам рыбы, претворил воду в вино, умножал хлебы, усмирил бурю, изгонял бесов… Практически все подобные чудеса встречаются в рассматриваемых житиях. Сергий Радонежский воскресил, как традиционно считается, замерзшего отрока, все святые изгоняли бесов, исцеляли слепых, глухих, бесноватых и расслабленных. О чудесных уловах рыбы упоминалось, а усмирение бури встречается в поздних чудесах Сергия Радонежского и Кирилла Белозерского483. Умножение продуктов встречается в житиях XVI в. Отношения же святых с животными напоминают схожие отношения с оными Ноя или пророка Даниила. Пророчества святых уподобляют их ветхозаветным пророкам. Чудеса, описанные в житиях Кирилла Белозерского (нельзя было сжечь его келью)484 и Григория и Кассиана Авнежских (огонь не тронул место их захоронения)485 напоминают чудо с Неопалимой Купиной. Природные стихии помогают святым, как, например, ветер помогал Иосифу Волоцкому найти место будущей обители486, а Корнилия Комельского спас от лесного пожара487. Оригинальны «бытовые» чудеса, когда святые помогают переплыть Волгу, помогают в случае опьянения, надорвавшимся на тяжкой работе (Паисий Угличский)488, или, например, предрекают снег на Петров день (Варлаам Хутынский, чье житие было составлено в рассматриваемый период)489. В житиях основателей монастырей много чудес о наказании нерадивых монахов. Например, Сергий Радонежский наказал некоего инока, мечтавшего о пиве490, а Дионисий Глушицкий приказал рыбу, пойманную без благословения, выбросить491. Значение чудес русских святых подчеркивается тем, что слово «чудотворцы» было избрано как наиболее общее для них.

Преставление святого вовсе не означало прекращения чудес. Преображенное пространство хранило чудотворную силу. Потому некоторые святые заботились, чтобы их похоронили близ обителей. Ученик Григория Пельшемского боялся, что иначе «…место оскудеет, яко мнози переселницы будим от монастыря сего не крепкаго ради пастыря»492. А Дионисий Глушицкий завещал: «А не будет положено тело мое… место то оскудети»493. Правда, многие святые из смирения завещали похоронить себя как простых иноков или вообще не хоронить, затоптать в болото (в подражание Антонию Великому). В том числе Димитрий Прилуцкий и Григорий Пельшемский494. Но подобные завещания, конечно, не выполнялись. О значении монастырской земли лучше всего говорит эпизод из «Жития Кирилла Белозерского»: некоего лукавого грешника хоронят на монастырской земле, и бесы спорят с ангелом о душе. Но монастырская территория нечистой силе недоступна, не смотря на лукавство грешника495. К тому же именно в монастырях совершается большинство исцелений. Либо у гроба подвижника (в этом еще одно значение мощей), либо у врат обители, либо посредством предметов, связанных со святым. Умирая, святой как бы распространяет святость на все, с ним связанное. Так, Дионисий Глушицкий поселился в пустыни под черемухой. После его смерти люди брали с нее ягоды и исцелялись496. То же самое происходило при употреблении ягод рябин, выросших на могилах Александра Куштского и Адриана Пошехонского497. Весьма почитались три березы, выросшие из одного корня на могиле Стефана Махрищского498. Зыряне же почитали кедр, посаженный Стефаном Пермским, а срез липового дупла, в котором Павел Обнорский «поживе… лета три, поя и моляся»499, хранился в созданной им обители до 1909 г., пока не сгорел при пожаре500. В обителях Дионисия Глушицкого и Корнилия Комельского хранили соответственно трость и икону Дионисия, власяницу и ризы Корнилия501. Были целые «заветные рощи», как, например, дубовая роща у Николо-Пешношского монастыря, где основатель оного преподобный Мефодий беседовал с Сергием Радонежским, или роща в месте бесед Сильвестра Обнорского с народом502. Нет нужды говорить, что попытки причинить вред подобным предметам не оставались без наказания, как, впрочем, и без последующего прощения. Чудодейственной силой, в случае употребления их с верой, обладают в житиях продукты, особенно квас и хлеб. С их помощью совершаются исцеления. Не случайно потом на протяжении веков квас и хлеб пользовались особым спросом у богомольцев, как, например, это описывает И.С. Шмелев503. Чудотворной силой обладал квас в монастырях Саввы Сторожевского504 и Даниила Переяславского, который, по житию, даже способствовал появлению на свет покорителя Казани505. Хлебом исцеляли Сергий Радонежский и Кирилл Белозерский, медовым квасом – Евфимий Суздальский, квасом и печеным хлебом – Паисий Угличский506. Необходимость употребления этих продуктов с верою подчеркивалась эпизодами отравления этими же продуктами в противоположных случаях507. Святую воду таят в себе источники и колодцы, изведенные и выкопанные святыми. Жития и поздние предания говорят о четырех колодцах Сильвестра Обнорского, источнике Сергия Радонежского, источниках, колодцах и протоках Макария Желтоводского, Павла Обнорского, Ефрема Перекомского, Евфимия Суздальского, Нила Сорского, Иакова Железноборовского… Иногда святые места отмечались часовнями, как, например, в месте знаменитого «заочного» свидания Сергия Радонежского и Стефана Пермского. Символику действия северных святых по созданию сакрального пространства блистательно показал Н.М. Теребихин508, отметивший связь северных монастырей с идеей преображения.

Отсюда большое значение получают паломничества. В «Житии Стефана Пермского» Епифания Премудрого есть эпизод плача Пермской церкви по поводу того, что святитель Стефан не был похоронен в ней, он назван ее женихом509. Это прекрасно характеризует значение мощей святых, куда стали приходить сотни паломников, чтобы, по словам В.О. Ключевского510, проверить себя, пересмотреть свой нравственный запас, пополнить произведенные в нем траты, приобщиться гражданству «горнего Иерусалима». А когда, собственно, начинаются паломничества в свои монастыри, как не в Московскую эпоху? Началом будут XIV-XV вв. Еще «Житие Сергия Радонежского» сообщает в эпизоде с «неким поселянином» о приезде в Троицкий монастырь какого-то князя511. Несомненны богомольные поездки в Троице-Сергиев монастырь Дмитрия Донского, Юрия Звенигородского, на средства которого был построен Троицкий собор, и, конечно, Василия II, который был схвачен врагами во время такой поездки в 1446 г. В бытность свою в Вологде Василий II ездил в северные монастыри, поддержавшие его против Шемяки512: в Кирилло-Белозерский, где игумен Трифон разрешил князя от клятвы не претендовать на престол, в Ферапонтов к Мартиниану Белозерскому, в Спасо-Каменный, где князя застала весть о переходе на его сторону значительного отряда, в честь чего он оставил вкладом икону Спаса Еммануила, и, вероятно, Спасо-Прилуцкий513. После возвращения на престол Василий Темный давал вклады в Троице-Сергиев монастырь, в том числе знаменитый потир работы Ивана Фомина, при игуменстве там своего духовника Мартиниана Белозерского514. Аналогично поступал Иван III, когда в Троице-Сергиевой обители настоятелем был Вассиан Рыло515. Поддержка, оказанная монастырями Руской Фиваиды слепому князю, сделала их местом паломничества правителей Руси в будущем516. Перед началом Новгородского похода молебны совершались в окрестных Москве монастырях517. Многие князья покровительствовали почитаемым или ими же основанным в XIV-XV вв. монастырям: великие князья – Троице-Сергиеву, белозерские князья – Кирилло-Белозерскому, Юрий Звенигородский – Сторожевскому, Андрей Угличский – Угличскому Покровскому, Борис Тверской – Колязинскому, Александр Ярославский – Спасо-Каменному518, Борис Волоцкий – Иосифо-Волоколамскому519.

Власть поддерживала христианство со времен крещения Руси. Информации о простом народе меньше. «Житие Сергия Радонежского» Епифания Премудрого сообщало, что «некий поселянин» пришел посмотреть на великого святого, правда, с неправильным о святости представлением («Аз пророка видети приидох, вы же ми сироту указасте»520) . В «Похвальном слове Сергию Радонежскому» тот же автор, безусловно помнивший похороны святого, писал (еще в 1412 г., то есть до обретения мощей) о подлинно всенародных похоронах святого, на которых были князья, бояре, вельможи, игумены, попы, дьяконы, иноки и простой народ521. В Рогожском летописце о Сергии Радонежском было сказано: «иже бысть пастух не тъкмо своему стаду, но всеи русскои земли нашеи учитель и наставник»522. В рассказах о чудесах Сергия за 1448-1449 гг. в третьей Пахомиевской редакции жития, говорилось, что в Троице-Сергиев монастырь приходили паломники из Твери, Рязани и даже Литвы523. Точно так же у мощей архиепископа Евфимия Новгородского исцелялись москвичи524. Большинство житий святых Русской Фиваиды написаны в XVI в., но, безусловно, что многие святые, канонизованные в XV и первой половине XVI вв., уже почитались местно. Г.М. Прохоров пишет525, что Кирилл Белозерский, обладая правом суда в монастырских деревнях, установил для крестьян более легкие повинности, наказывал епитимиями, просвещал, врачевал, не рассматривал анонимных доносов, не заводил корчмы. В житии святого XV в. Александра Ошевенского (источник XVI в.) описан праздник в память преподобного Кирилла, который произвел сильное впечатление на будущего святого526. У Макария Колязинского благословлялся перед своим «хожением» Афанасий Никитин527. Как не вспомнить заботы о голодающих Иосифа Волоцкого? А.В. Карташев справедливо отмечал, что победа «иосифлян» была победой монашества «народно-бытового, земельного, хозяйственного»528. Не случайно, большая часть населения со временем стала называться крестьянами (христианами)529. Наверное, почитали местные жители Дионисия Глушицкого, который основал четыре монастыря, в том числе женский, и строил приходские церкви530. Ученик Пафнутия Боровского Иннокентий оставил записки о последних днях жизни святого531. Он пишет, что в те дни в монастыре было много народу и княжеских послов, которые почти мешали святому в последние часы жизни. В уставе Корнилия Комельского отмечено, что много желающих постричься в этой обители532. Дошло до того, что в XVI в. преподобный Максим Грек – сам афонский монах – осуждал «излишнюю» набожность русских людей и их стремление уйти в монастырь. Он написал специальное произведение «Слово к хотящем оставлять жены своя без вины законные и идти в иноческое житие»533. Не будем забывать и мнение В.О. Ключевского, отмечавшего534 отрицательные последствия накопления в монастырях множества средств и земель. В.А. Милютин обращал внимание535 на раздел Судебника Ивана III, в котором срок сыска казенных земель, оказавшихся у монастырей, в два раза превышал срок сыска земель, занятых частными землевладельцами. Уже к середине XVI в. правительство чувствовало стеснение от монастырского землевладения536: не хватало земель для поместного фонда. Первые попытки секуляризации монастырских земель были уже в конце XV в., а в начале XVI в. ставился, возможно, вопрос о ликвидации монастырского землевладения в целом. Но ведь многие из накопленных богатств были следствием народной веры. Дело не только в добровольных вкладах. Взимать с верующих какие-либо средства можно только тогда, когда есть эти верующие. Разве могли духовенство эпохи князя Владимира или Стефан Пермский среди зырян требовать платы за, например, венчание, если было много язычников? Тут, скорей, следовало поощрять верующих. Совсем не то видим в Московской Руси. Можно с уверенностью сказать, что традиции почитания святых, традиции паломничеств сложились как реакция общества на век православного возрождения. Религиозный уклад жизни, в которой монастырь желательный для большинства идеал, – все это было одной из составляющих государства, в котором реальным идеалом была смерть правителя в монашеском чине и цари (традиция не прерывается с Василия III) умирали схимниками.

Подведем итоги. Еще эпизод с ослеплением греческого епископа, не поверившим в святость Сергия Радонежского, показывал соизмеримость русской святости с греческой537. Потому появление идеи о высшем православии на Руси в середине XV в. связано не с «обрядоверием» русских538, а с увеличением того, что в мистическом смысле принято было называть Божьим покровительством, избранностью, а в научном можно назвать многообразным расцветом и усложнением всех элементов русского православия. Памятные места, связанные со святыми Русской Фиваиды, как сетью покрывали землю. В агиографии они рассматривались как островки концентрированной святости, более высокой и лучшей жизни, что служат прообразом райских отношений в мире сем. Как сказано в «Житии Павла Обнорского»: «…не оскверним святое сие место, еже отци наши очистиша от бесов»539. Святые места Руской Фиваиды являлись своеобразными «духовными скрепами» мира Православия, островками «Преображенного града». Отвоеванные у нечистой силы, они не давали земле снова впасть во враждебное человеку состояние, снова попасть под власть бесов. Монастырская земля и мощи подвижника воспринимались как сакральные места, необходимые для существования православной страны и народа, где действие злых сил нейтрализуется, куда паломники приходят приобщиться.