Министерство образования и науки Российской Федерации

Вид материалаМонография
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   15

Заключение.


Сформулируем основные итоги данного исследования.

Концепция русского царя развивалась на протяжении всей второй половины XV в. Временем ее зарождения стал период с 1441 по 1461 гг., включающий распад Орды, падение Константинополя, борьбу нашей родины с последствиями Флорентийской унии и установление автокефалии Русской церкви. С нашей точки зрения именно с этого периода начала формироваться концепция русского царства, которая де-факто приближала русских государей к статусу царей. В эпоху Ивана III были развиты намеченные в указанный промежуток времени традиции, связанные с царской идеей, добавились новые.

Важной для концепции царства традицией стало получение русскими государями властных полномочий в структуре церкви, уподобляющих их византийским василевсам: участие великого князя в избрании митрополита (с 1448 г., в XV в. шесть раз), статус великого князя как участника архиерейских соборов, имеющего право их созывать (с собора 1441 г. до конца правления Ивана III в среднем раз в три с половиной года) и, наконец, статус великого князя как защитника православия от иноверцев и еретиков (со времен изгнания Исидора и позже – во времена борьбы с последствиями унии, покорения Новгорода, наказания «жидовствующих», противостояния с Литвой). В последующую эпоху данные традиции сохранялись и эволюционировали в сторону значительного влияния царя на дела института церкви.

Далее, в среде московских книжников еще до Иосифа Волоцкого, в серии посланий конца XV-начала XVI вв. создавшего цельное учение о царстве, начало складываться теоретическое обоснование концепции русского царя. Не всегда прямо употребляя царский титул, московские книжники обосновывали право московского государя на царские полномочия, перечисленные выше. Не всегда заимствуя понятие «царь», заимствовали его содержание. Эти данные получены при исследовании источников середины и второй половины XV в.: «Повести о Флорентийском соборе», «Слова на латыню», посланий митрополита Ионы в Литву и Новгород, его духовной, соборной грамоты 1459 г., послания Ростовского архиепископа Вассиана Рыло на Угру, посланий Новгородского архиепископа Геннадия о ереси «жидовствующих», «Пасхалии митрополита Зосимы» и некоторых других, например, писем Ивана III дочери в Литву, третьей редакции «Жития Сергия Радонежского» Пахомия Серба, дипломатических документов или описаний церемониала. Прошедшие в конце XV в. в Москве поставление митрополита Симона и коронация Димитрия-внука наследником престола показывали прямую ориентацию на царскую идеологию Византии. Теоретическая работа была продолжена идеологами Московской Руси XVI-XVII вв., а церемонии XV в. с изменениями сохранялись и далее.

Одновременно в московских источниках титул «царь» начал прямо употребляться к действующим русским государям с 1441/42 г. в религиозном значении, а в политическом – с 1474 г., когда периодически входил в официальный титул русских правителей в дипломатических отношениях с правителями не совсем суверенных государственных образований. Основой дальнейшего развития титула правителей Руси стал титул Василия II в договоре с Казимиром от 1449 г. По заложенной в XV в. логике этот титул развивался до конца существования монархии в России.

При осмыслении в Москве положения страны на Востоке существовала тенденция уподобления русских князей ордынским ханам («царям»). Происходило своеобразное заимствование русским государем некоторых признаков хана («царя»), включая и суверенитет. Это было связано с продвижением Руси на татарский Восток от подчинения касимовских «царевичей» в середине XV в. до подчинения Казани в конце 80-х гг. того же столетия. Позже, уже в эпоху Ивана Грозного, владение Казанским «царством» служило обоснованием царского титула русских государей. Роль русского царя в мировоззрении подвластных бывшей Орде народов воспринималась как наследие ханов. В воинских повестях Московской Руси XV в. заметна еще одна тенденция: борьба с ханами способствовала сакрализации власти великих князей, ибо власть первых появилась как Божье наказание, и подчинение русским прежних хозяев свидетельствовало об искуплении грехов и Божьей милости.

Процесс роста монастырей, начавшийся на Руси во второй половине XIV в. усилиями митрополита Алексия, Сергия Радонежского, Дионисия Суздальского и их сподвижников, привел к тому, что было создано больше обителей, чем за все предшествующие годы. Процесс этот продолжался и далее, в XVI и XVII вв. С нашей точки зрения уже к середине XV в. можно было говорить, что этот уникальный процесс состоялся, так как сложились основные духовные школы, идеологическая преемственность учеников, были заложены традиции московской монастырской культуры. Географическая распространенность новых монастырей в XV в. (территории великих княжеств Владимирского и Тверского, Новгородской и Псковской республик и северные районы страны) приводит к мысли, что Русская Фиваида и образование Великорусского централизованного государства – два параллельных процесса. Русская Фиваида была одной из форм национального подъема и духовной консолидации, способствовала идеологическому сближению народа, одновременно с экономической интеграцией русских земель и собиранием власти московскими государями.

Данный процесс оказал влияние на рост и типологию святости. Число святых на Руси по отношению к четырем векам христианства до этого резко выросло еще в XV в. Подобный же рост характерен и для агиографии. Как русский князь заместил василевса, так и русские святые заместили греческих. В XVI в. обе тенденции были развиты с большей силой: этот век дал наибольшее число канонизованных в истории средневековой Руси святых. Половина святых, канонизованных в 1547/49 гг., жили, в основном, в конце XIV-начале XVI вв., многие святые фактически уже почитались, им были написаны жития. Подавляющее большинство среди них составляли преподобные.

Исследование агиографии и ряда других источников позволяет сказать, что новые монастыри, территории которых считались отвоеванными у нечистой силы праведностью основателей, в православном сознании становились островками концентрированной святости, положительной энергии. Их существование формировало специфическую монастырскую культуру Московской Руси, делая обители необходимыми скрепами миропорядка страны, хранилищами святости основателей, которую необходимо чтить, которой можно словно причаститься при паломничестве. Сакрализация территорий монастырей освятили страну, создали новые стереотипы и образцы поведения.

В памятниках Куликовского цикла, которые создавались в течение всего XV в., лучше всего отразилась эволюция сознания старой и новой Руси: канон воинских повестей требовал большей сакрализации, новых, более идеальных, описаний. В том же комплексе произведений преодолен «исторический пессимизм» послемонгольской эпохи и с большой убежденностью выражена вера авторов в покровительство Русской земле Бога, Богородицы и святых. В воинских повестях XV в., особенно в тех, где речь шла о войне с Ордой, ярко проявился новый обобщенный образец поведения русских людей при защите нового освященного отечества. Образец этот заставлял каждого воина Московской Руси быть «христолюбивым», каждого князя «благоверным», каждого священника благословлять войну за Веру и Отечество.

Естественно, что все перечисленные моменты дополняли один другой, изменяя представления о родном государстве и его задачах. В понятие «Русь» включалась территория Киевской Руси, подчиненная Литве, что диктовалось национальным и династическим единством, не забытым еще единством митрополии, восприятием понятий «Русская земля» и «вера православная» как тождественных. Это определило противостояние с Литвой и Польшей, вышедшее за временные рамки Московского царства. Также в понятие Руси стали включаться новые земли, ранее в состав государства не входившие: северные территории и земли бывшей Орды, что выразилось в титулах русского государя – правителя «Югорского» и «Болгарского». Московская Русь стала перерастать Киевскую в своем национальном составе, что отмечалось в «Повести о Флорентийском соборе», вошедшей в летопись 1479 г., и речи митрополита Симона в 1495 г. И, наконец, было еще одно значение слова «Русь» – мир православия, отличный от мира католицизма и ислама, что стало следствием принятия византийского наследства и первой великодержавной задачи – заботы о судьбах православия и православных народов. Моральное падение «греков» и гибель христианских государств удачно совпали с возвышением Руси. В результате произошло смещение в иерархии ценностей: положительные смыслы и принципы «главного православного государства» переместились на Русь (свой царь, достаточное число святых, идея «вышшего» православия). В итоге к концу XV в. на территории Руси было построено православное государство со своей идеологией, многим отличной от идеологии Киевского периода. Эволюция этого государства и его идеологии продолжалась и далее, однако большинство знаковых событий (венчание Ивана Грозного на царство, Макарьевские соборы, присоединение земель Орды, борьба с Литвой за земли бывшей Киевской Руси, идеологическая борьба с католицизмом, учреждение патриаршества, идеи Третьего Рима и Святой Руси) имели предвестья в XV в. Многие события русской истории XVI в. – продолжение и следствия событий XV в. Результаты XV в. – особенности великорусского народа, его менталитета, отделяющие его от других, в том числе и от украинского с белорусским, где не было своего царя, значительного роста монастырей и святости. Это, так сказать, «коренной» век Московской Руси, сравнимый с притчей о закваске, которой, в данном случае, являются государствообразующие духовные основы народа.