С. Е. Хрыкин Сайт «Ирпенская буквица»: Издание: авторская редакция составителя. Книга

Вид материалаКнига

Содержание


Виктор Безродный
На высоте
Весёлое занятие
Испорченный фильм
Нина чепчик у себя дома
Заговор тринадцати арапов
Лирическая часть по ошибке
На землю падает снежок
Здесь место нелегальной встречи
Приключение в аду
Кавказский подвал
Выход из ада
Выход из ада
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   30
25 января 1925

__________________________

* ^ Виктор Безродный – молодой русский поэт, друг Игоря Юркова в первые годы его жизни в Киеве, один из создателей и активный участник местного литературного объединения «ОРХУС» («Объединение русских художников слова»); умер в молодом возрасте (в начале 1925?) после тяжёлой болезни.


ЧЕТВЕРОСТИШИЯ


1.


Можно плавать в этой сини,

Синь и небо – на прокат.

Пожужжи мне а машине,

Дантисточка, Деликат.


2.


Папиросой затянись,

Ты, пацанчик, будь доволен,

Что трамваем можно вниз

Вылететь в ночное поле.


3.


Этих утлых, этих улиц,

Этих взмахов лестниц узких

Видел, сидючи на стуле,

Манекен в зелёной блузке.


4.


Как, ужель ты разлюбил

Свист мотора, шик и треск? –

Ты, красавец, не груби,

Не мешай моей игре.

5.


Восковой, летучий кельнер,

Нам программку подавай!

Мы Смоленская губерния,

Ходим в город по дрова.

6.


Деревянный голосок

Так настроен в нашей скрипке:

– Если сыплется песок,

Это значит – по ошибке.


1 февраля 1925


ВЕСНА


Гляжу на ртутную весну –

Тут всё бессмысленно белёсо.

Уснуть бы, только не усну,

Всё одномерно, сухо, плоско.

Откуда, и куда: дожди

Летят фонарной вереницей,

Столбом маяча впереди.


Волочишься ты бедной птицей

К своим уютам в этот час,

Бессмысленно глядя направо,

Где над плакатом дремлет слава,

Тобою взятая напрокат.


4 февраля 1925


^ НА ВЫСОТЕ


Но фейерверк зелёный лопнул,

Крутясь столбом, сея звёзды,

И сразу тошнота и воздух

Надули шаткие полотна.

Вот балаган.

За взмахом лестниц,

За слабостью крутых и узких

В прорез окна катился месяц

На белый одинокий спуск.

Так вот зима.

Пахнет и режет,

Летит снежинка в чёрный сад,

Направо ветер, влево те же

Столбы уносятся назад.


Какое шумное движенье

Здесь некогда оцепенело,

А поглядишь: излом, круженье

Летящего пустого тела,

Хватаясь выпуклых карнизов

За треугольники, за тень –

Летит неудержимо книзу

И задыхается в тесноте.


Так ритм паденья – дар чудесный –

В ночи, быть может, оживал,

Чтоб задержали скрепы лестниц

ОТТУДА хлынувший провал.


4 февраля 1925


^ ВЕСЁЛОЕ ЗАНЯТИЕ


Мне скучно, старый литератор,

Стих не в ходу – и не продашь.

Короткий век сердец горбатых

Живописует карандаш.

Какой-то окисью зелёной

Покрыт сегодняшний, и в комнате

Лишь маятник худой и сонный

Качается всё так же ровно.

За каждый взмах, за каждый взлёт

О чём благодарить, каким

Стихом, и как тебе везёт?

Стих не червонец, не оценишь.

Считай потери сединой,

Познай тщету своих видений,

Весёлый собутыльник мой.


6 февраля 1925


ЛОЖЬ


Стеклянные сады планет –

Туда, за медленным трамваем,

В неповторимый жёлтый свет

И мне б снежинкой, остывая.

Я думал: этот нежный век –

Расчётливый и хитрый лекарь –

Нам говорит, что толку мало

В сухом осеннем порошке,

В сыпучем белом кокаине,

В бутылке, вывеске, стишке.

Один дымок – протяжный, синий –

Железной печки, поутру

Удушит моего героя.

А впрочем, все рецепты врут,

И утлый мир на лжи построен.

Но отчего-то не забыть

Полёта, дрожи и круженья.

Правдивой лжи воображенья,

Всегда минутной, может быть.


14 января – 6 февраля 1925


^ ИСПОРЧЕННЫЙ ФИЛЬМ


1-я часть:

ГИБЕЛЬ ФОТОГРАФА


Всё

так

раз

вниз

Пульс

в ток,

в такт.

Фильм

тут

ткёт

нить

Тик-

так-

так.

Вот

шёлк

тех

спиц,

Вход

в круг

полотна –

Сто

дум,

сто

лиц,

Сто

метров

сна!


Ниже лифта

чёрный погреб

Под землёй.

Заключён во тьме

фотограф

Молодой.

Он не спит,

не ест,

не пляшет –

Парень заболел.

Давит грудой кубов

тяжесть,

Сторожит его валет.

На часах все незабудки

Бредят тошнотой:

– Брось, фотограф,

строить шутки,

Ты пропал,

Ты не воротишься домой,

Там жена тебе изменит,

Позабудут все клиенты.

– «Ах, вы сени, мои сени,

Ах, тижолые моменты!» –

Шепчет бедный в чёрный студень,

А валет трефовый ходит,

И зовут его Володей

Незабудки на посуде.

Вдруг –

мельк,

раз –

Всё освещено.

Сквозь окно глядит арап:

– Здравствуйте, мосье фотограф!

Как

ваш

пульс?

Нравится ли этот погреб?

Крепко ль держишь руль?

Ты, товарищ, держись крепче,

Будь

всегда

готов.

Красавица Нина Чепчик

Вырвет

тебя

из оков!

Она в тёмном платье «шелест»,

Весь

блеск

в ней.

Эта баба – прямо прелесть,

Не найдёшь милей! –

Но фотограф парень смелый:

В зубы –

раз!

В челюсть –

два!

– Вот за дело! –

вот без дела!

За «роскошные» слова.

Ничего мне здесь не надо,

У меня жена жива,

Любит мужа и порядок, –

Вылетай,

– раз,

– два!


Вдруг

– мельк

– раз

Свет потух

И часы бормочут вслух:

– Променял,

Променял

Ради женских глаз. –

Незабудки недовольны,

Их тошнит.

А фотографу не больно –

Лёг и спит.

– «Что ж, погибну ради славы,

Так и быть.

Только б чёрную отраву

В грудь свою не допустить.

Буду верен,

буду честен,

Хоть бандит.

Про меня слагают песни,

Славушка моя гремит!»


Так погиб фотограф

Двадцати трёх лет.

Не судите строго,

Бедный был поэт.


8-9 февраля 1925


2-я часть*


^ НИНА ЧЕПЧИК У СЕБЯ ДОМА

_________________________

* Страницы с текстом этой и следующих частей пародийной поэмы «Испорченный фильм» сохранились плохо, некоторые строки приходится восстанавливать по машинописному сборнику Ольги Владимировны (1970–1972 годов?).


С душной пудрой запах мыла

И фиалки по стенам.

В матовых шарах знобило

Два широкие окна.

Нина Чепчик в новом платье,

Губы крася, пудря щёки,

Видит в зеркале некстати

Этот потолок высокий.

Если можно в дымном мире

Затянуть колючий воздух,

Значит, стены – все четыре,

Значит, вырваться не поздно.

Всё тут блеск и шум.

Вмиг – искры треск.

– Синий,

синий,

задушу,

Как щенка

в ведре.

Вальс

спиц

фокстрот,

В дом

дым

дуй.

Крась

здесь

свой

рот –

Я не приду.


Но распахнулись рукава,

И вот на кресле пустое платье –

Там каменеет голова,

Которой воздуха не хватит.


– В пляс фиалок,

в шелест пудры

Грудой комнат задушу,

Расчешу малютке кудри,

Всю головку расчешу.

Мы фиалочки лесные,

И от нас тошнит потом.

Ноги шлёпают босые,

В кухне пахнет утюгом. –


Нина Чепчик всё не верит,

Что фотограф умирает.

– Отворите окна и двери, –

Эта ночь сырая.

Чёрт ли с ней,

Кружа,

Жужжа,

В фонарях мотаясь,

Стрекозой летит пожар,

От ножа

В голубом конверте тая.

В том надушенном конверте:

«Шлю фотографу привет,

Душка милая, поверьте,

Я люблю вас, – вы поэт!»

Написала, перечла,

хлопнула руками,

К почтальону подошла

крупными шагами.

Всё

так

раз

вниз

Пульс

в ток,

в такт.

Фильм

тут

ткёт

нить:

Тик-

так-

так.


3-я часть:

^ ЗАГОВОР ТРИНАДЦАТИ АРАПОВ


Меж тем в пивной горланят сбор,

Там зреет страшный заговор

Похитить, с этих самых пор

Одевшись одинаково,

Чтоб не узнали незабудки,

Чтобы Володя жизнь проспал.

– Да, он, поверьте, не забудет

Мой новый гибельный кинжал! –


Кепка

набок,

Руки

в бок,

Идут

грабить

Дом

высокий.

В низкий

погреб

За домком.

Жди, фотограф,

Мы идём!

Руки

в боки,

В козырёк,

В дом

высокий

За ларёк

Смертным боем

захлестнуть,

Всё устроить

как-нибудь.


А валету всё не спится,

Ходит, ходит взад-вперёд,

Повернётся, закружится,

Вправо – «выход», влево – «вход».

Незабудка в белой пудре

Красит губы каждый час

И, склоняясь, шепчет: –

«Сударь,

Мы для вас, и вы для нас».

Стража бодрствует всю ночь. –

Как товарищу помочь?

Злой арап

несёт записку,

Её милый не прочёл,

Не сургуч, а зубочистка,

И синяк по-над плечом.


Руки

в боки,

В козырёк,

Не дом высокий

И не ларёк.

Тянут, тянут

жёлтый труп

С той записочкой

во рту.

Парень

с глупости помёр

С этих

и до этих пор.


Так погиб фотограф

Двадцати трёх лет.

Не судите строго,

Бедный был поэт.


12 февраля 1925


4-я часть

^ ЛИРИЧЕСКАЯ ЧАСТЬ ПО ОШИБКЕ

______________________________________

* Эта часть поэмы первоначально создавалась как вторая; позже стоящая над заголовком двойка автором была исправлена на четвёрку и начальные два десятка строк зачёркнуты. Считаю возможным сохранить их, дав курсивом.


^ На землю падает снежок,

Белеют пустыри, мерцают,

Колеблются в прорез, в песок,

Который ветер просыпает,

Колеблющийся долгий шум,

Бензинный запах, шины шелест,

Вот белый порошок – пляшу,

Вот белый порошок метели

На прыгающий, утлый спуск,

Собрание каких видений:

Там вот буграми дом распух,

Свидетель фосфора и тени,

Там ноющей струной ветров,

Там заговорщиков и воров

Подстерегал свисток постов

И медленной облавы шорох.

Ужели компасом, рулём

Рассчитан и размерен вечер?

Ужели этот вздох кругом

Тебе бессмысленно перечит?


^ Здесь место нелегальной встречи



Раз – в пульс,

два – в мозг,

Три –

верный ток.

Стеклянных роз

Пустой зрачок.

Раз – вниз,

два – в синь,

Три –

просто так.

В полях простынь,

И ток не в такт.

Раз – в ночь,

два в звон,

Три –

в сердце,

ах!

Зелёный сон

Стоит в зрачках,

Белёсый мир,

Пустая ртуть.

Ты б мог

тогда

Дымок

вдохнуть.

И в первый раз

Встречая блеск,

Ведёт рассказ

Растущий треск.

На полотне,

Мерцая

вниз,

Часы безделья

Пролились.

В окне

Снежок,

Сухая

Пыль,

На полотне

Сверкает фильм.


Этих утлых, этих улиц,

Этих взмахов лестниц узких

Видел, сидючи на стуле,

Манекен в зелёной блузке.


Вновь

так

Ткёт

такт –

Тик-

так,

Тик-

так.

В дым

Грусть

Пусть

синь,

Тень,

День… –

Тут порвалась лирическая лента.


8-9 февраля 1925


^ ПРИКЛЮЧЕНИЕ В АДУ

_______________________________

* В тетради отсутствует ряд страниц, в том числе и содержащие значительную часть поэмы «Приключение в аду»; сохранилось с её текстом лишь пять страниц, остальное восстанавливается по машинописному сборнику Ольги Владимировны.


I


За переплётом перелёт,

Опять спираль, жужжа, мотает

Катушку моста в стык высот,

Летящий дом – бирюлек стая –

Распался, спаянный, в туман,

Разбухнув холодом подвала,

С трудом в зелёный океан

Свистков, погони и привала.

Прокладывая путь, летим,

Затянуты воронкой ада,

Так

шум

шин,

Тех машин ограда.

Там нервом, как звоночком,

Царапнув стёклышком кирпич

Тошнотных музык и цветочков,

И лимонадных корочек.

И расползаясь тучной грудой,

Сочась пивным

горячим ручейком

Мы, чудаки, глядим: откуда

Такой весёлый сеет гром,

Когда лимонная курсистка,

Насквозь пропахнув камфарой,

Гадает:

– глупо и нечисто,

– Но идеально, боже мой.

А идеалы в одеяле,

Моргая усом в потолок,

Блины и сахар проморгали,

Держа в рученьках кошелёк.

Вдруг

стоп

стон

теней, –

Что

за

шум?

Это лезет из дверей

Дядя Петя наобум.

Дядя носит чепчик белый

Да на лысой голове,

Тараканом при халве.

Ты, халва моя, халвица,

Распрекрасная халва,

Сто рублей

одна

ресница,

Десять

стоит

голова.


Все в колоде карты,

Не хватает дамы треф,

Потому что в Спарте

Издаётся Юголеф.

Все в колоде трефы,

Только чёрной дамы нет,

Потому что шефом

Выбран старый горсовет.


Стоп

стык

тех цветочков

сумасшедших

На угар

В на-

-клон

Зажигай седые свечи

Всех времён

и разлюби

Этот зеленоватый вечер

Над частушками Судьбы.


Если пахнет мокрым тифом,

Если дождик сеет в карты

Боже мой, каким тарифом

Платят в древней Спарте?

Тот ужален тихим воском,

Светлым бешенством планет,

По орбите с папироской

Вот он –

жулик и поэт.

Мне совсем немного надо,

Только в серой сини лиц

Слышать грохот звездопада

В снах автомобильных спиц.


II


^ КАВКАЗСКИЙ ПОДВАЛ


Смотришь в стекло – зеленоватый

Светит пробег морей,

В балки

и скрепы

вбиты закаты

В ломких углях фонарей.

Душно цикадой

еле-еле

Переворачивая стекло.

Газом на дугах

скрежет

и шелест

Шиной сирени в стекло.

Здесь над ларьками

Музыкой ночи

Вздрагивая в жёлтом свете,

Талая темень с кочки на кочку

В погреб кавказский летит.


Здесь над бараном роза и скрипка

В газ танцовщицы дохнёт.

Это девочкой зовётся по ошибке,

Это тоже полотно,

Раздуваемое ветром.

Вот, гляди, смахнёт бутыль,

И в моём аду мелькают гетры,

Юбки и сухая пыль.

И тапёр, мигая глазом

И грозя колючим усом,

Видит мир в последний раз

И разыгрывает труса.

Но

раз

фокстрот,

Значит,

жизнь веселей,

Значит, можно красить рот

И целовать смелей.

Здесь

звон

всех

струн

Вот-

вот

перервётся,

Значит, можно мокрых лун

Лучиками наколоться.

Протекаю

над желтком,

Над плакатом

в чемодане,

Чёрт

с ним,

босиком

Доиграю

в скучной драме.


Соня Прелесть тушит свечи,

Потуши их наперёд! –

Я твои худые плечи,

Нэпманка, пущу в расход.

Если в лавке

рядом

Стоит

грош

хлеб,

Значит, и рублёвым взглядом

Можно ошалеть,

Если ножиком по фиалке –

Так по шее голубой

от

жил,

Может быть, не станет жалко,

Если хватит

мне

сил.

Покружись ещё немного,

Только

так

в топ

Век мой в рюмочке не трогай,

Он совсем утоп.

На кавказские подвалы

В зыбкой дрожи полотна

Выбегает месяц шалый

Тихим скрипачом вина.

Постамент

пульс

пульт

в пыль,

На брезент

дождиком

сквозь бутыль.


III


НАТАША


Если кисейные герани

Можно ещё трогать, не кашляя,

Значит, ты приди пораньше

К сероглазой Наташе.

Вот, вертясь на циферблате

Хитрой циферью в мозг,

Хлещут в спальне закаты,

Чтобы дышать я не мог,

Или в этюды Шопена

Вдруг канареечный писк,

Значит – опять измена

Жёлтым платьем вопит.

Эх, ну и платье в горошек!

Ах, ну и платье твоё! –

Ходит само в калошах

И под окном поёт.

Можно в горячий супник

В ужасе броситься,

Только, пожалуй, глупо

Стреляться из огурца.

Вот подходит

ах!

распахнулась занавеска:

– Здравствуйте!

– Вы пришли!

Так поётся:

Вы, вы, вы,

Вы моя Франческа,

Вы с пажом,

Вы с пажом

навсегда ушли!

Чёрт возьми, спаржа при чём?

Если кисея кругом,

Если можно утонуть

В тысяче подушек,

Тихо отходя ко сну

Пение это слушать.

Вдруг вот вам

Муха в платьице коротком

Пляшет по стенам

Вразумительно и ловко.

– «Погадаю,

дайте руку,

раз – нож

и руки нет,

Дайте ногу,

раз – блеск,

без ноги поэт,

Дайте голову,

вот

шик,

Голова в шкафу,

А теперь попляши

И гулять помешай!»


И лежу я без руки, без ноги,

Голова в буфете,

Сиротливо сапоги

Жмутся на паркете.

Ах, Наташа,

Радость наша,

Что ты сделала со мной? –

Кувыркаюсь

в свист

и в бронхит

занавесок,

И глядит домкомбед

С диким интересом.

Где

ваш

паспорт?

Где ваш вид?

Голова-то,

посмотрите,

На верхней полочке лежит!!

Ой б-е-ж-и-и-и-м,

б-е-ж-и-м,

бежим,

бегим! –

И гласит постановленье:

– В этом доме обновленье.


IV


ИСХОД

Тронь только, сердце на дыбы:

– Не трогай.

На дворе дождик,

Белая спускается дорога

Гололедицей, извозчиком,

Вниз,

в белый спуск.


Мимо,

мимо

этих окон,

Там сидит

за печкой грусть,

От дождя на локоть.

Так. У меня

под мышкой голова.

Надпись:


^ ВЫХОД ИЗ АДА


Может быть, Наташа,

ты права,

И на свете ничего не надо,

Потому что как уж мне без головы

И без рук в этой глупой драме,

Если вдруг захочется халвы,

Чем же есть прикажете – ногами?


Значит, все в колоде карты,

Только нету дамы треф,

Потому что в древней Спарте

Издаётся Юголеф.



^ ВЫХОД ИЗ АДА