С. Е. Хрыкин Сайт «Ирпенская буквица»: Издание: авторская редакция составителя. Книга
| Вид материала | Книга |
- В. Х. Лобас «Культура Сходу» Сайт «Ирпенская буквица»: Издание: В. Х. Лобас «Українська, 815.26kb.
- Н. Д. Колбун «Заключение и литература» Сайт «Ирпенская буквица»: Издание: Н. И. Околитенко,, 284.53kb.
- Ирпенская буквица, 117.9kb.
- Ирпенская буквица, 1004.26kb.
- Ирпенская буквица, 853kb.
- А. Г. Шишов Медицинское изучение и предупреждение летных происшествий. Авторская редакция, 535.15kb.
- Рабочая программа уроков изобразительного искусства и трудового обучения в 1 классе, 173.25kb.
- И. В. Курчатов Сайт «Военная литература»: Издание: Головин И. Н. И. В. Курчатов. М.:, 1411.84kb.
- Книга уникальное издание. Это фактически «целительский», 3202.4kb.
- Е. П. Блаватской ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ (пер с англ. Л. Крутиковой, 5151.33kb.
^ СТАРШЕМУ БРАТУ
(стихи о современниках)
Ещё невыясненный бред,
Но повесть сердца всё печальней.
Ты проскучаешь двадцать лет,
Мой лёгкий, ледяной хрусталик.
Одним пролётом в чёрный лифт
Ты жизнь скупую обозначишь.
И вот виски сжимает тиф,
Твой собутыльник, братец младший.
Он шепчет ласково тебе:
«Длинноволосый, узкогрудый,
Ты просто проскучал в борьбе,
Боясь на площадях простуды.
Так что ж, в провал и тошноту
Скользящей тенью ты затянут;
Вини суровую мечту –
Она жила в стакане».
16 января 1925
^ ПРО ТЕБЯ НЕ ЗНАЛИ
(стихи о современниках)
Белый бред и лунный круг,
Порошок сухого инея…
Стой, мой милый, на ветру –
Всё равно тебя покинули!
Оптом продана душа,
И уже Ларьком и музыкой
Подобралась не спеша
В синяках пивная Муза.
Может быть, нельзя любить
В тошноту и в одиночку?
Может быть, нельзя забыть
Этой сумасшедшей ночи?
Ты – чекист, весёлый мальчик –
Для чего теперь живёшь?
Фонари, мосты и дождь
Про тебя не знали.
16 янв. 1925
^ NATURE MORTE*
(стихи о современниках)
Белый порошок –
Кокаин.
В этот раз
Он пришёл
Не один:
Чёрным домом
В закат
И дымок
За домкомом
В помятый платок
Падал,
цепляясь,
вниз,
Там, где лифт,
Там, где сон –
На карниз…
«Погоди» –
он шептал
В вечера
От поста, до моста
До утра.
Там облавой,
Свистком,
В цок копыт
На бок
падал домком
За мосты.
И глядя
На железную круть,
Ты б не мог
В тот дымок
Не вздохнуть.
Так дыши –
В белый спуск,
В порошок…
Боже мой, что за грусть
Конский цок!..
18 янв. 1925
______________________
* Природа мертва (лат.)
^ СЕРДЦЕ КОЛОТИТСЯ
Дёрнуть ручку звонка –
Что проще?
Но только бывает,
Что сердце мы отрываем
Вместе с ручкой звонка.
Вот покатится вниз
В светлой комнате, прямо на пол,
И глядишь – колотится жизнь
В клейкий вечер, в мутный запах.
Между тем, гости выпьют чай
И, глядя на глупое сердце,
Скажут тихо: «Мы очень скучали,
Но и ты нас не веселил».
19 янв. 1925
^ МИЛАЯ ЗАРАЗА
Развёрстка и номер приказа,
Тающий снег и пивная.
Если боишься заразы,
Не приходи, молодая.
От заразительных шумов
Пьяных фокстротов и крика,
Этих ноющих рюмок,
Бьющих глаза навылет,
Тоже забредишь, забродишь
Около, крася губы,
Будешь барышней, вроде
Тех, что никто не любит.
Может, снег и развёрстка,
Может быть, шум и гомон.
Сердце не больше напёрстка,
На улице – точно дома.
19 января 1925
СОВРЕМЕННИК
Ветерок и хруст на свете.
Век мой – костоправ
и лекарь,
Что же ты молчишь, свидетель,
Слыша голос века?
Там пургой и трамваем
Воет,
Веет
Мимо
В жёлтые закаты,
в сваи,
В ток скупого дыма.
Этот век покатых улиц
Отозвался нам
Вкрадчивым напевом пули,
Дулом по зубам.
Где я?
В этот сад мгновенный
В путанице быстрых спиц
Мой сумасшедший современник
В смутной груде мятых лиц
Видел: новые черты
Вер, заглавий и времён
Вдаль, в осенние мосты.
За моей пивной
Не ответишь в эту ночь,
Не откроешь эту дверь,
Чем же я могу помочь,
Что же я теперь?!
И в ответ
(быть может, шутка)
Клуб с звездой в пролёт
– Мой счастливый современник,
Это всё пройдёт!
21 января 1925
^ СКРИПКА ИГРАЕТ НА ДВОРЕ
Как скудно день проходит мой,
Как голос скрипки неутешен!
Как бы стеклянной пустотой
Вечерний воздух занавешен,
Заставлен формами теней –
Воспоминанья тёмных знаков, –
Когда хрустальных площадей
Полёт воздушный одинаков.
О, нежность, если только раз
Коснёшься сердца декой скрипки,
Скажу: я не жил в этот раз,
И всё, что прожито – ошибка.
^ 1923 – 23 января 1925
__________________________
* Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», 2003, «Амфора/Геликон Плюс», Санкт-Петербург.
^ МОЙ КУЗНЕЧИК*
1.
Голубой дымок железной печки,
Розы циферблата, «тик» и «так». –
Что же ты молчишь, сухой кузнечик,
Мой доверчивый земляк?
Эта комната уходит в тени,
И бесплотной формой оживлён
Видел я прибой пустых видений
В тёмные зрачки твоих икон.
Может быть, платком задушит память
То, что я любил и что убил,
Может быть, сухое это пламя
Комнату как жизнь испепелит.
Но провал полов воронкой ночи
Так затягивает и томит,
Что убийственной любви не хочешь –
Если мой кузнечик говорит.
Свежую траву не переломишь:
Нужно засушить и задушить,
Чтоб никто не слышал в нашем доме,
Как душа от боли закричит.
А пока немного поскучаем,
Так себе на кресле посидим.
Право, друг мой, за стаканом чая
Всё спокойней впереди.
Можно и газету, мой кузнечик,
Почитать от скуки; только, чур,
Не клади её у нашей печки –
Бедной огонёк не по плечу.
Эта маска серая газеты
Ветерком петита прошумит,
Этой маске не страшны поэты,
Брось её, кузнечик, тормошить.
Иногда – бывает – хлынет ложью,
Оглушит столбцами, и глядишь –
Вязнет сердце, выбраться не может,
Громко задыхается в груди.
23 янв. 1925
2.*
Меришь комнату – четыре,
В ширину – один.
Ты живёшь в весёлом мире –
Жив и невредим.
Слава Богу и за это!
Мутен жёлтый вал,
В тесной комнате поэта
Век отбушевал.
Посмотри: напудрив рожу,
Лезет новый век.
И за то, что не похож он,
Здравствуй – и навек!
Тут фиалки не помогут –
Запах очень крут,
Входит он, не чистя ноги,
Идиот и плут.
Здравствуй, здесь, у низкой печки –
Жулик, костоправ!
Умирай теперь, кузнечик,
Ты пока не прав.
23 января 1925
______________
* В семье Юрковых кузнечиком называли и домашних сверчков.
* Впервые опубликована вторая часть в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», 2003, «Амфора/Геликон Плюс», Санкт-Петербург.
^ ТЫСЯЧА ДЕВЯТСОТ ДЕВЯТНАДЦАТЬ
1.
Избранникам народным помышлять
В ночи прислушиваясь к пульсу камня,
Но разве вынесет простая память
Вечерние огни полян
И лихорадку тополя.
У нищенки-страны булыжник
Тяжеловесен, чтоб метать,
У пленного народа лыжи,
Чтоб ночью убегать.
– Держи его!
– Эх!
Через сугроб на смех, на грех
И наспех,
только сеют пули.
Овраги, ветки и снега.
Он убежал, он добежал,
Он канул в чёрные лога
От зависти ножа.
И, между тем, другие есть причины,
Здесь даже слёзы без причин
При дымном огоньке лучины,
Когда не голос, а пересыпают просо,
И синий рот в песку,
И он лежит сухой и плоский
С большой царапиной в боку.
Чем раны свяжешь, лекарь?
Какой травой, каким законом?
Бедняга слышал ветер века,
Когда вагоны за вагонами
Бежали рельсами, дрожа,
В пургу, и «яблочко летело»,
Тогда он сведал,
как
оскал
ножа
В тупое
въехал
тело.
Ты подобрал его у насыпи
И, теребя сухой кожух,
Сказал: «Бедняге спать без просыпу,
У парня вышел дух».
Но он пошевелился…
Блажен, кто принял сей булыжник
От старой матери своей,
Блажен стократ, кто ВЫЖЕГ
Названье веку – ВЕК.
Податливей и мягче тела любимой
Зрачок, когда нахлынет муть
Тех встреч, почти непостижимых,
Которых больше не вернуть.
Вы, современники мои,
Где, на какой версте
Я растерял вас?
Кому из вас – в снегу постель,
Кому – простой рассказ
(Он убедительно звучал
На полустанке залпом).
Мне тошно вспоминать
Махорочный угар,
Спиртовые снега
У чёрного окна,
А тот (песок пересыпается,
Такая лень, такая жара)
Лежит, к своей избе припаян,
И бредит, бедный, до утра.
Есть дубом скроенные сени,
Есть сердце бедное твоё,
Мой несчастливый современник,
Есть также
ножика
остриё.
Что ж, полоснуть – такая невидаль, –
Войдёт до черенка ,
Но только те глаза увидел я –
Товарищи, тоска.
Так бредил тот беглец,
Где все дела решают спором
Ножей, где варится свинец
И подают в кастрюлях порох.
2.
Не допивая чай,
Уже приходит фельдшер с балалайкой
И будто невзначай –
Весёлая хозяйка.
Пощупать рёбра сапогом,
Но веселее – самого,
Но веселее пьяный гомон
(У нас матрос в гостях).
Мы можем по-другому,
По благородному. – Костяк
Оскалил зубы над спиртовкой
(Так тиф себе готовит пунш),
А мы с хозяюшкой-плутовкой
В теплушке наобум.
Грозя большим казацким чубом,
Глядел на мир красногвардеец
И думал: «Дать обоим в зубы,
Всё будет веселее».
А впрочем, за окном пурга,
И резкий свист, и чёрный сон,
И за пургой летит в снега
Проклятый эшелон.
Вот новость: ледяной проход
В моря, в разрез воды,
В покатый, синий горизонт
Летим, минуя льды.
Сойдя с ума, летит состав,
И тиф в жару стучит костьми:
Лети, лети, ты будешь прав.
– Всё рассчитали мы,
Мы рассчитали хитрый знак
И розан на часах,
Мышиный шёпот в кружевцах
И толкотню зевак.
Меж тем, мышиные тела
Сжимал мороз и щекотал,
И ночь ленивая текла
У телеграфного поста.
– СВЕРНИ ЦЫГАРКУ, КОМАНДИР!
Какой белёсый нынче мир,
В снегах барахтается рассвет.
– Глядите,
эшелона
нет…
23 января 1925
^ ОПЫТ ОПТИМИЗМА
Надули шины тёплым воздухом,
И шелестит в песке
Мгновенных спиц круговорот.
Изобретатели
приходят налегке,
Без чемодана в южный порт.
Здесь муза кабачков
ничком
на тротуаре
Лежит, пьяным пьяна,
Здесь, перекатываясь в голубом угаре
В окошко падает луна,
И так мгновенно
серебро осей
и ветер,
И каучуковое «ах».
– Прожить вдвоём нельзя на свете,
Когда сирень и масло на губах!
28 января 1925
^ ОПЫТ ПЕССИМИЗМА
Вот в насмешку
чёрный лекарь
Выдирает зуб.
С фонарями голос века,
С огоньком внизу.
Он безумный, синий, лёгкий,
Огонёчек жив,
По натянутой верёвке
На тебя бежит.
Жди, когда-нибудь коснётся
Сердца невзначай
И…
жизнь пустая разобьётся
Косточкой стуча,
И покатится в пивную
Или, что страшней,
Прямо в круглую, пустую
Синеву аллей.
Там, в жужжанье спиц и ветра
Серый мозжечок
В первый раз ударом света
Не включает ток.
И в скользящей этой дури,
В узкой тошноте
Пролетят былые бури
Там, на высоте.
Но тебе уже не нужно
Слышать или знать,
Ибо весь глыбастый ужас
Только нотный знак,
Только тёмное значенье
Воскового холодка,
Только форма душной тени
У зелёного виска.
28 января 1927
^ МОЙ АКВАРИУМ
Вот мой аквариум,
Там проплывают тени,
Им тесно и легко.
Всё повторяется,
Всё повторится в мире,
И ничего не далеко.
Так, может быть, меня
И не было на свете?
Был только вздох
И музыка обо мне?
Мерцающий, зелёный воздух комнат,
Когда притушены огни?
И всё-таки, тверда простая форма
Глыбастых стульев,
Всё-таки тверда
Хоть вера в то,
Что я когда-то жил.
Тебе изменит всё,
Всё шатко и мгновенно.
Где
имя ласковое «жизнь»?
Где всё, что некогда
Тобой убито?
Где то,
Чем ты убит?
О, как невесело
Внимать рецептам,
Уж всё равно – чернило или тень,
Ничто не вылечит
Болезни духа,
– Так в лампе тихий огонёк.
Вот я хватаю воздух,
Он мерцает,
Он двигается мимо.
Помнишь вечер,
Когда на клейкие листы
Скупая жизнь
Большую каплю уронила?
Я задыхался в эту ночь.
Казалось,
Что кровь бежала по листам,
Что падала с тяжёлым шумом
В сад.
Благодарю, что каплей крови
Я целые столетья
Бушевал.
Что ж, нынче выгорел
Фитиль, –
осталось
Спокойно ожидать последней вспышки,
Но в ту, последнюю
Я расскажу о мире,
Которого никто не мог
Назвать.
Плыви, аквариум,
Плывите, скрепы комнат,
Здесь никого
и ничего.
За отраженьем фонаря
Качнулась
Мгновенная, дурашливая тень.
28 января 1927
________________________
* Впервые опубликовано в сборнике: Игорь Юрков, «Стихотворения», 2003, «Амфора/Геликон Плюс», Санкт-Петербург, со значительными искажениями.
^ УБИТАЯ КУКЛА
(Уголовная поэма)
Памяти В. Безродного*
1.
АГЕНТ И КРОЛИК СЛЫШАЛИ ЭТО В ПИВНОЙ
Тяжёлым яблоком упасть столетью
В твой грубый фартук.
Стоячая вода иль воздух – всё на свете
Синеет узкой картой:
Там ниточкой поток,
Там голубой горой,
Раскинут как платок
Над бедной синевой.
Таким явилось позднее преданье,
Задуманное воробьиным днём.
И вот теперь вкруг фонаря
воспоминанья
Тех запахов
с трудом
Влетают в чёрный дом,
И слышал их дантист,
Жужжа своей машиной,
Их слышал твой мотор в пути,
Шурша осенней шиной.
В плакат который вечер
Летел тот шум осенний
Измять и изувечить
Сомнительные тени.
Их слышал мальчик из пивной,
Спеша к себе домой,
Их слышал автор на бульваре,
Их слышал шулер на базаре,
Их слышал мёртвый, может быть,
Они проникли и в гробы,
Их слышал красный командир
В своей простреленной груди,
Их слышал милиционер,
Их слышал юный пионер,
Их слышала мадам,
Блестя коронкой зуба,
Их слышала всегда
В санатории судьба,
Их слышала статистка,
Куря «Алжир» и «Заказные»,
Седая оккультистка
И ты, знаток пивных,
Герой мой, агент розыска,
Заглаженный в полоску.
– «Воспоминанье, что такое,
Какая ерунда и чушь,
Приди, мой кролик, открой уши,
Я от тебя не скрою,
Что после дюжины едва ль
Тебе приснится этуаль».
А кролик-собутыльник,
Мохнатой лапкой теребя
Усы,
в
колючей
пыли
Увидел в зеркале себя.
«Н-да, недурён», – он прошептал
и красным глазом подморгнул.
Однако
кролик
без хвоста
В пустой пивной заснул.
– «Ну, дрыхни, чёрт,
А я пойду
Искать весёлую судьбу
Наганом потрепать
И ножиком колючим
Тебе головку причесать,
Клубясь
в
падучей».
Он вышел, хлопнув дверью,
В глухие фонари.
Он не прости теперь,
Он не простит зари.
«Зачем ты мучишь,
Что ты хочешь
Своей упорной желтизной,
Чего ты, милая, хлопочешь
В домах, над головой,
Чего ты охаешь и хнычешь?
Эй, уходи,
Эй, уходи, плаксивый нытик
Не бейся
ты
в чахоточной груди!»
Так он шептал, так он внимал
Заре, и воротник подняв,
Ушёл, и тихая зима
Гудела, проводом звеня.
2.
^ ПОХИЩЕНИЕ МОДЕЛИ
Маруся,
здравствуйте,
пожалуйста,
Хотите,
через час в кино,
(Хотите, бабочкой стекляруса
Затрепыхается оно),
Хотите, может быть,
пройтись,
Хотите, может быть,
вина,
Хотите, я могу уйти…
Она давно пьяным пьяна
Сидит, напудрив щёки,
Накрасив губки – прямо шик
-
От счастья, может быть, на локоть
И от удачи на аршин.
«Уйдите,
я вас
в первый раз…
Какой
чахоточный мазурик,
Туда же лезет на ура
Арап
В овечьей шкуре».
И с этими словами
Берёт, играя как в драме
Игрушечный наган
Из пудреницы «подль-де-кок»
– «Стой
неподвижно,
хулиган,
А то
пощупаю висок!»
Пружина лопнула с некоторым шумом, весьма характерным для моделей, изобретённых парикмахером А. Гребёнкой.
Агент, нимало не смутившись, подхватил восковую куклу, которая стоила 1. 000 000 (миллион рублей)
И с
ней
Скрылся
в подъезде!!!
Звон двери.
Как простить,
Как в этот звон поверить?
Закат хлестал в гостиную
И содрогались двери
Тяжёлой дрожью,
но герой
Марусю на пол положил:
– Теперь моя,
теперь постой,
Пощекочу,
держись! –
«А я любил…
Вот если б шторы…
А то такой зелёный свет…
Вот
если б
двери
на запоре…
Вот если б ты сказала “нет”».
ЭХ,
^ НЕ ЖИЗНЬ, А ЖЕСТЯНКА!
Меж тем Гребёнка был в ударе,
Он нёс безумный вздор.
Она
с чекистом
в паре,
Она –
какой
позор!
Беги, мой верный кролик,
Бери свой острый нож,
Мой рыцарь, будь доволен
Что ты её найдёшь,
Помешанный бедняга…
Но кролик побежал
Туда,
где жёлтою бумагой
Закат вечерний догорал.
Туда, где фонари тянули
Пустую нить, пустую жизнь,
-
Туда,
Где грудой улиц
Дома
Летели
вниз.
3.
^ СИЛЬНО ЛИРИЧЕСКОЕ УБИЙСТВО
Кроличье сердце может биться,
Громко дыша в груди,
Кроличье сердце
лёгкой птицей
В узкой клетке сидит.
Так,
задыхаясь,
кажется, мимо
Падает в жёлтую муть,
Падает в столбик
ночного дыма,
В чёрный
и скользкий
путь.
Там у подъезда,
там у газеты,
Вот он – зевака и вор,
Можно
поплакать
в вечернем свете
С этих
до этих пор!
Улица мимо, мимо трамваем,
Мимо
в последний парк,
Клетка пустая,
клетка живая,
– Выдох,
– пролёт,
– удар!
Нет,
не отыщешь.
Можно едва ли
Только в последний взглянуть,
В эти сухие
пёстрые дали
Сердце своё
затянуть.
Ты лоскуточек
горячей крови
Плещешь на лестнице
в ток…
Кто для тебя
теперь
приготовит
Белый
от астмы
платок?
И в жёлтой зале
есть зрачок,
Там хлещет кровь в висок,
Там распростёртый труп героя
Лежит недвижно.
Он простил
Заре, что небо голубое,
Что у модели нету сил
Привстать, причёску оправляя,
И медленно сказать: «Мерси,
Вы милая душка, я такая,
Такая уж – прости!»
-
Вбегает кролик, страшный вид:
Она убитая лежит.
Такими их нашёл кролик в 7 часов вечера в доме № 183.
Кукла была мертва, её похититель лежал подле с простреленной головой.
Немедленно приняты меры: А. Гребёнка и кролик арестованы.
^ ЭПИТАФИЯ ЗНАМЕНИТОГО ПОЭТА:
-
Она лежит без всяких снов,
Лежит наивное дитя,
И луч шутя
Скользит на гробовой покров.
И розы вянут в ужасе,
В пивной играет музыка,
Но после дюжины едва ль
Тебе приснится этуаль.