Опыт интерпретации концепции в. Гумбольдта :; ™

Вид материалаДокументы

Содержание


Лингво-философская концепция в. гумбольдта и принцип деятельности
Образно-метафорический план
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   17
31

прагматическая концепция (в ее инструменталистской версии) Д. Дьюи, трактующая человека как практическое, действенное, волевое существо, и концепция А. Гелена с ее пониманием человека как деятельного, открытого миру существа, отношение которого к миру определяется семиотически (культурным опытом), а не биологически (врожденными реакциями). Если в центре внимания не­мецкой философии была деятельность духа, то современ­ная философия, перестраивающаяся на базе понятия дея­тельности, ориентируется на осмысление деятельности человека. По словам А. П. Огурцова (1976, 209—210, см. 206—207), в современном антропологически ориенти­рованном философском сознании «размерность человече­ского бытия рассматривается как единственная размер­ность бытия, а тем самым и философии», а ведущая ха­рактеристика человеческого бытия, деятельность — пре­вращается в «систему отсчета, которая выявляет differen­tia specifica человека, его отношение к миру и его место в космосе». Ограничение же философского сознания ко­нечным человеческим существованием и замыкание этого сознания на самом себе приводит к вынесению за скобки философии вопросов о бытии, не выводимом из действий человека (но тем не менее определяющим его смысл и дея­тельность), и, следовательно, к «деонтологизации» фило­софии.

Постепенно на рубеже XIX—XX вв. в западной фило­софии наметилась тенденция отказа от понимания дея­тельности как единственного основания культуры и сущ­ности человека и замены понятия деятельности другими более содержательными (с точки зрения выдвигающих их концепций) расчленениями. В рамках этого направления происходят поиски новых онтологических фундаментов познания, культуры, деятельности, в качестве которых на­чинают выступать интуиция (А. Бергсон), жизненный мир (Э. Гуссерль), экзистенция (М. Хайдеггер) или религиоз­ное переживание (С. Кьеркегор). Так, в феноменологии Э. Гуссерля была поставлена под сомнение самодостаточ­ность форм деятельности, сложившихся в новоевропей­ской культуре, и была сделана попытка включить их в бо­лее широкий контекст «жизненного мира» человека.

Философско-методологические стратегии исследования феномена деятельности получают различное воплощение в теоретических концепциях с помощью особой мысли­тельной «техники». Развертывание деятельностного пред-

32

ставления может осуществляться с помощью диалектиче­ских процедур опредмечивания/распредмечивания (в ча­стности, наделение результата деятельности атрибутами субъекта и т. д.) и через приписывание объекту антино­мических характеристик (например, язык может опреде­ляться и как эргон и как энергейя, как конечный или бес­конечный по своей природе). Далее оно может происхо­дить путем отождествления деятельности с системой и по­следующего применения всей техники современного си­стемно-структурного мышления10. Наконец, оно осуще­ствимо с помощью категориального развертывания связки норма/реализация путем применения собственно деятель-ностной логики. Естественно, что эти методологические ходы могут переплетаться.

Понятие деятельности (или, в марксистском варианте, понятие предметной деятельности) стало основой для мно­гих социально-гуманитарных дисциплин и прежде всего со­циологии, психологии, некоторых концепций в лингвистике.

Введение принципа деятельности в научное познание позволяет дать более адекватное объяснение явлениям со­циальной природы, создавая теоретическую базу для пред­ставления социальной действительности как естественно-исторического процесса. При данном подходе заново очер­чиваются границы социальной реальности и указывается источник ее законосообразности. Такой взгляд, когда дея­тельность ставится в центр универсума,"а индивид утра­чивает свою изначальную суверенность и предстает как орган деятельности, как ее необходимый и незаменимый элемент, открывает целые пласты надындивидуальной реальности (см.: Юдин 1978, 291—292).

Введение категории деятельности в социальное позна­ние и трактовка деятельности как социальной по своей природе позволяет избежать двойного редукционизма — сведения социальной реальности к психологической реаль­ности индивидуальных поведений11 и к культурной реаль­ности безличных норм и институтов (Наумова 1976, 90).

!0 См. замечания В. С. Швырева (1976, 77) о том, что деятель­ность как предмет исследования представляет собой системно-структурное образование.

11 Такой редукционизм был типичным для традиционной гума-нитаристики. По словам Э. Г. Юдина (1978, 292), преж­ние абстракции так или иначе сводились к представлению реальности, с которой как со своим предметом изучения имело дело социальное познание, «в виде совокупности индивидов,

33

3 В. И. Постовалова

При деятельностном объяснении на второй план отхо­дит и факт физического существования в социуме, по­скольку первичной и исходной при таком подходе явля­ется деятельность, формирующая глубокие и содержатель­ные связи между элементами социума. Соответственно при описании явлений языка на второй план отодвигается факт материального обличья языка, а в центре внимания оказываются его внутренние (энергейтические) характе­ристики. При деятельностном подходе, как и при струк­туральном, происходит отвлечение от материальности (субстанциональности) языка, однако оба эти направле­ния акцентируют различные стороны «ипостаси» языко­вой природы.

Введение деятельностной трактовки языка дает новое решение ряду традиционных лингвистических проблем относительно соотношения социального и индивидуаль­ного в речевой деятельности, творческого характера языка, вариативного и инвариантного, новое решение проблем связи языка, мышления, сознания.

tMlABA ЁТОРАЙ

^ ЛИНГВО-ФИЛОСОФСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ В. ГУМБОЛЬДТА И ПРИНЦИП ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ КОНЦЕПЦИИ В. ГУМБОЛЬДТА

Вильгельм Гумбольдт был первым среди лингвистов, ко­торый сознательно положил в основу своей концепции языка принцип деятельности и осуществил деятельностное представление языка, развернув тезис о языке как дея­тельности в теоретическом плане.

В логико-методологическом смысле представление объ­екта исследования есть фиксирование его (репрезентиро­вание) в предмете исследования в соответствии с опреде­ленным аспектом видения'. Аспект видения объекта мо­жет задаваться через посредство категорий и соответству­ющих научно-теоретических понятий.

С известной долей условности можно говорить о раз­личении трех видов представлений: 1) философского («метафизического») представления, реализуемого фило­софскими средствами; 2) абстрактного предметно-методо­логического, осуществляемого в терминах формалистиче­ской теории деятельности типа общей теории систем; 3) конкретно-предметного. При построении деятельност-ного представления в последнем случае должен быть указан конкретный вид предметной деятельности. Оче­видно, что только в этом последнем случае речь может идти о подлинной научной теории, а не чистой методоло­гии и философии.

Рассматриваемое различение важно для анализа кон­цепции Гумбольдта как концепции лингво-философской, в которой совмещены оба вида представлений — философ­ское и научно-теоретическое. Видение языка как деятель­ности — ведущий мотив миропонимания Гумбольдта. Однако деятельностный взгляд на язык есть лишь один из компонентов его лингво-философской концепции. По-


психологических субъектов, тайну бытия которых надо искать в голове каждого из них»,

1 Онтологическим коррелятом методологического понятия «пред­ставление» является «существование».

35 . 3*

нять этот компонент адекватно можно только в контексте глобального замысла всей его концепции. Поэтому для раскрытия специфики деятельностного представления языка у Гумбольдта нам необходимо обратиться к ана­лизу его концепции во всей ее целостности.

Мы рассматриваем концепцию В. Гумбольдта, опи­раясь преимущественно на его фундаментальное исследо­вание (Humboldt 1963) 2. Именно в этом «поразительном, трудном для постижения, туманно-колеблющемся в своих основополагающих понятиях и, однако, неизменно волну­ющем произведении», по словам М. Хайдеггера (ОПЯ 1975, 7), наиболее полно нашла свое выражение деятель-ностная трактовка языка.

В концепции Гумбольдта можно выделить несколько черт, находящихся в тесной зависимости друг от друга, их число и порядок выделения достаточно условны. Эти черты назовем особыми подходами к исследованию языка. В них выражается специфика задания пространства исследования, определения природы языка как исследу­емого объекта и акцентирования аспектов его изучения, а также избрания способа видения языка и технических средств реализации этого видения. К числу ведущих черт гумбольдтовской концепции можно отнести: 1) экстенси-визм (широкий контекст рассмотрения предмета изуче­ния), или антиимманентизм; 2) деятельностно-динамиче-ский («энергейтический») подход (исследуемый объект рассматривается как деятельность и сила, т. е. как некая сущность, порождаемая определенной деятельностью как силой и выступающая по отношению к другим сущностям как определенная сила); 3) диалектизм (видение объекта как внутренне противоречивого); 4) антропоморфизм (организмический подход); 5) системно-целостный под­ход (онтологически объект рассматривается как опреде­ленная целостность, хотя методологически и допускается известный аналитизм); 6) процессуализм в егоимпульсно-генетическом варианте (объект рассматривается преиму­щественно в момент его зарождения как постоянно воз­рождающийся), потенциализм и панхронизм (в отличие от историзма и при наличии процессуализма); 7) типоло-гизм; 8) дедуктивизм в построении теории и объяснении (движение от первоначал — возведение к первоначалам); 9) континуальность, синтетизм (тесная спаянность ком-

2 Далее при ссылке на эту работу будем давать только номера страниц.

36

понентов концепции, видение объекта через категориаль­ные склейки); 10) образно-метафорический характер ви­дения объекта3.

Как видим, первая черта — экстенсивизм — именует
способ задания предмета исследования языка. Деятельно-
стно-динамический подход говорит о природе исследу­
емого объекта, как бы отмечая, из какой субстанции по­
строен объект (он есть деятельность) и каковы его доми­
нирующие свойства (сила). Системно-целостный подход
задает способ организации субстанции объекта. Процес-
суализм, панхронизм и типологизм задают аспекты виде­
ния объекта (он рассматривается не статически, а в дви­
жении; панхроническое видение у Гумбольдта не ста­
тично). Антропоморфизм указывает на тип репрезента-
тора (поставщика аналогий при трактовке природы объ­
екта 4 и, возможно, на природу рсследуемого объекта.
Диалектизм и дедуктивизм задают способ видения объ­
екта и соответственно тип его представления в концеп­
ции. '

Последующее изложение будет посвящено логико-ме­тодологической характеристике каждого из этих подходов и выявлению специфических черт понимания их у Гум­больдта. При этом мы будем, по возможности, отмечать, как каждая из рассматриваемых черт связана с идеей дея­тельностного представления языка, уточняя и конкрети­зируя это представление.

^ ОБРАЗНО-МЕТАФОРИЧЕСКИЙ ПЛАН

Есть два типа теоретических текстов, две стилистические манеры написания. Тексты первого типа в их окончатель­ном виде максимально рафинированы и обездвижены, в них скрыты следы предшествующей работы мысли —

3 В интерпретации Г. В. Рамишвили (Ramischwili 1967, 555),
в основе языковой теории В. Гумбольдта лежат три постулата:
«Язык есть система», «Язык есть энергейя, а не эргон», «Язык
есть форма», которые развертываются в концепции Гумбольдта
с помощью понятий энергейи, внутренней формы и т. д. Можно
было бы выделить в качестве самостоятельной особую черту
концепции Гумбольдта, связанную с акцентированностью формы
в языке. Мы считаем понятие формы сложным образованием,
в котором запечатлелись особенности многих черт концепции
Гумбольдта и рассматриваем это понятие в разделе о конти­
нуально-синтетическом плане стиля мышления Гумбольдта.

4 О понятии репрезентатора см. в работах Н. И. Кузнецовой,
М. А. Розова, Ю. А. Шрейдера.

37

обрывки рассуждений, лакуны в движении мысли, Ёсё не­совершенное 5. Тексты второго типа — автопортрет мысли­теля, в них отражаются нюансы размышлений автора: безудержный поток ассоциаций обгоняет в них строгий строй отрефлектированных логических построений и за­тем, на следующем этапе движения, загоняется частично в этот строй, утрачивая свою стихийность и приобретая логические очертания (переводятся на теоретический язык).

К текстам второго типа принадлежат и работы В. Гум­больдта. Причины этого — как субъективные вкусы вели­кого мыслителя, так и объективные — стилистико-эстети-ческие идеалы и ценности его эпохи, а также особенности жанра, в котором он работал. Гумбольдт — не только язы­ковед, но и философ, а специфическая черта философ­ского мышления — его принципиальная метафоричность6, незапрограммированность, незаалгоритмизированность. Составной частью философского стиля (по крайней мере его некоторых видов) является художественность, родня­щая его с поэтическими творениями и отдаляющая от на­учных построений.

«В поэзии превалирует неизъяснимое... в науке — объяснимое, — пишет Г. В. Степанов (1980, 199—200),— в поэзии доминирует единичное и особенное, в науке —■ общее и всеобщее (... в поэзии единичное представитель­ствует за общее, в науке общее выводится из единичных фактов); в поэзии господствует многозначность, наука избегает многозначности; поэтический текст «текуч» и не­прерывен, научный дискретен: поэтический язык харак­теризуется эмоциональностью и экспрессивностью, науч-

5 В рамках первого типа имеются две возможности оформления
текста. Это или рафинированный стиль Мысли, где в слоге
ценится элегантность, лаконичность, непротиворечивость или
же, напротив, нарочито алгоритмизированный стиль с безуп­
речным формально-логическим обличьем, как будто предназна­
ченный для чтения автоматам с искусственным интеллектом и

, поэтому максимально обезличенный. Сказать «обезличен» в этом случае было бы неточно, так как этот стиль, особенно в его крайних случаях, дает портрет гносеологического идеала, стоя­щего за этим стилем, — преувеличенного подчеркивания объек­тивности и полной десубъективизации знания, уверенности во всемогуществе науки и научного стиля мышления, преклонения перед ложно понятой математизацией.

6 Многие из таких первоначальных интуиции Гумбольдта у по­
следующих интерпретаторов-теоретиков нашли свою конструк­
тивно-логическую обработку.

38

ный — строгим понятийным содержанием; поэзия «по при­роде» предполагает различные прочтения (время прочте­ния, индивидуальность читателя и т. д.), научный текст (также «по природе») рассчитан на одинаковое понима­ние, независимо от времени, места прочтения и темпера­мента читателя; ... наконец, поэтический смысл, выра­женный в конкретном тексте, не тиражируется» в дру­гих «семантических репрезентациях» (не изменив поэти­ческой значимости), один и тот же научный смысл может быть выражен в различных текстах (не меняя при этом своего значения)».

Гумбольдтовский стиль мышления — единство фило­софского и научно-понятийного движения и его суще­ственная черта — метафоричность.

В научном мышлении метафоричность относится обычно к «дотеоретическому» этапу мышления. «Не сле­дует забывать, — пишет Р. Карнап (1971, 325), — что как в истории науки, так и в психологической истории науч­ного творчества вначале теория появляется как вид вооб­ражения, видения, вдохновляющего ученого задолго до того, как он обнаружит правила соответствия, которые мо­гут помочь подтвердить его теорию»7. В некоторых тео­ретических текстах представлены нередко сразу оба слоя мышления — «дотеоретический» (метафорический) и соб­ственно теоретический, где метафоры развиты до уровня конструктивных построений. Особую сложность представ­ляют научно-философские тексты, где метафорика — со­ставная часть философского рассуждения.

Метафорика Гумбольдта — источник его теоретических ассоциаций, многие из которых нашли и свое теоретиче­ское воплощение (разработку). Метафорика Гумбольдта, задавая первовидение идеального мира языка у Гум­больдта, составляет интуитивный пласт семантического мира его концепции. По основным образам Гумбольдта можно предугадать многие черты теоретической системы великого мыслителя. Мы будем говорить о «метафорике» в очень условном смысле, включая сюда помимо метафор в подлинном смысле слова, также слова обыденного языка, сохраняющие свою изначальную образность. Здесь нам

7 См. рассуждения Р. Карнапа (1971, 325), что многие иониче­ские теории (которые нельзя считать собственно-научными) служат по крайней мере картинными представлениями теории '-п—t — примитивные начала науки»).

39

термином «метафорика» важно подчеркнуть дотеоретиче-ские средства задания смыслового пространства концеп­ции. «Нельзя понять законченного организма мысли и жизни, не заглянувши в те первичные интуиции, из ко­торых он вырастает», — пишет А. Ф. Лосев (1930, 9), т. е. в тот начальный нерасчлененный опытный зародыш, из которого потом вырастают большие систематические по­строения (там же, 294—295).

Каковы же первичные интуиции Гумбольдта, запечат­ленные в его дотеоретическом языке 8?

Метафорика Гумбольдта как бы говорит нам, предва­ряя его теоретические рассуждения о том, что: 1) мир и язык есть вечное движение (см. смыслы, связанные с образами потока, кругов на воде, русла реки, колеи, до­роги, полета, парения и др.); 2) мир и язык есть деятель­ность, следы которой видны повсюду (см. излюбленные образы отпечатка, печати, оттиска); 3) мир и язык измен­чивы, это огонь, пламя, молния, вспышка, рождение; 4) мир и язык — это жизнь, одухотворенность, гений, «вет (нечто антропоморфное по крайней мере язык) (см. образы живописи, света, красок, увиденных как бы гла­зами человека); 5) мир — это целостность, где все пере­плетено и связано (см. образы нити, ткани, круга); 6) в мире, хотя все и связано, есть свои изолированности (см. идею круга вокруг человека).

Первую идею о том, что мир есть движение, Гумбольдт выражает на «дотеоретическом» уровне концепции, используя прежде всего представления о пути и до­роге. См.: «Необходимо через изображение формы по­знать тот особенный путь (den specifischen Weg), каким идет (einschlagt) язык и вместе с ним нация, к которой он принадлежит, к выражению мысли (с. 423); «Среди всех явлений^ по каким познается дух и характер, лишь язык пригоден к тому, чтобы раскрыть оба вплоть до са­мых таинственных ходов (Gange) и изгибов (Falten)» (с. 416); «Языки — орудия, необходимые для духовной деятельности, колеи, по которым она совершает свое те­чение (Bahnen, in welchen sie fortrollt) (с. 655); «Язык глубоко входит в духовное развитие человечества, он со-

* Вспомним, что излюбленным «образом» Соссюра — источником его теоретических ассоциаций — была игра в шахматы. Образ­ность мышления в теоретических рассуждениях последующего времени отнюдь не исключается. См. образы «вертикального)) # «бокового» давления у А. Мартине.

40

провоЖдает (begleitet) erd на каждой ступени Местных успехов и упадков (Vor=—bder Riickschreiten) (с. 386); «Язык оформляется иначе у народа, который охотно сле­дует одинокими путями абстрактных размышлений» (das gem die einsamen Wege abgezogenen Nachdenkens verfolgt) (c. 404—405). •

Вторая группа образов, используемая Гумбольдтом для передачи идеи движения, — это образы потока, русла, кру­гов на воде. См.: система— «словно русло (das Bett), no {которому поток (Strom) языка катится (fliefit) из одного века в другой» (с. 448); «Никто не понимает слова в том же самом значении, что и другой, и мельчайшее различие переливается (zittert) по всему пространству языка, как круги на воде (wie ein Kreis im Wasser) (с. 439); «Язык есть русло (das Bett), по которому дух может катить (fortbewegen) свои волны с твердой уверен­ностью, что источники, к которым они его подводят, ни­когда не иссякнут» (с. 553).

Третья группа образов, используемых для передачи идеи движения, связана с представлением о движении в воздухе. Это — взлет (Aufflug) (с. 396, 634), парение. См.: «Дух парит (schwebt) над языком как над бездонной пучиной (Tiefe), из которой он может всегда почерпнуть тем больше, чем больше он из нее уже получил» (с. 553); «Китайский язык признает... в правильном расположе­нии слов форму, невидимо парящую над речью (eine unsichtbar an der Rede hangende Form) (c. 711).

Центральную идею своей концепции о том, что язык есть деятельность, Гумбольдт выражает на дотеоретиче­ском языке, используя образы оттиска, печати, следа, отпечатка (Geprage— с. 569, 386). См.: «Синтез есть про­дукт силы в мгновение порождения языка и обозначает точно степень ее мощи. Как на слабо оттиснутой монете (eine stumpf ausgepragte Miinze), хотя переданы все очер­тания и детали формы, но не хватает блеска ... так точно и здесь» (с. 474); «... законы есть не что иное, как пути (Bahnen), по каким движется духовная деятельность при порождении языка, или, при другом сравнении, как формы, в каких она чеканит (auspragt) звуки» (с. 464); «... интеллектуальные преимущества языков ... основы­ваются исключительно на упорядоченной, крепкой и ясной духовной организации народов ... и составляют ее образ, или даже непосредственный отпечаток (Abdruck)» (с. 464).

41

Идея всеобщей изменчивости, импульсивности движе­ния выражается с помощью образов огня, молнии, пла­мени (Flamme) (с. 678, 394). См.: «В языке точно также, как в непрерывно пламенеющих мыслях людей (in den authorlich fortflammenden Gedanken der Menschen) не мо­жет быть и мгновения истинного застоя» (с. 548); «Истинный синтез (die wirkliche Gegenwart der Synthesis) ... пронзая язык своим светом (durchleuchtet) подобно молнии (gleich einem. Blitze), переплавляет (in einander verschmolzen hat) соединяемые в нем вещества как огонь (Gliith) из неизвестной области» (с. 606—607).

Мысль об антропоморфности языка передается с по­мощью понятий, выражающих идею жизненности — дряхлость (Ermatten) (с. 558), лицо, дыхание (Hauch) (с. 413, 568). См.: «Понятие не в состоянии отделиться от слова, как человек не может сбросить с себя свое лицо. Слово есть индивидуальная форма понятия» (Der Begriff vermag sich aber ebensowenig von dem Worte abzulosen, als der Mensch seine Gesichtsziige ablegen kann. Das Wort ist seine individuelle Gestaltung) (c. 478). Идея жизнен­ности подчеркивается и негативными утверждениями: «Язык ни при каком условии нельзя изучать как омерт­вевшее растение (wie eine abgestorbene Pflanze)» (с. 481). Отметим, что образы из неорганической природы — боль­шая редкость для Гумбольдта. К их числу относится срав­нение образования языка с кристаллизацией в природе (с. 554).

Весьма популярны у Гумбольдта образы света (Licht — с. 394, 405; Durchschimmernde— с. 568) и цвета. См.: «Язык приобретает как бы прозрачность и позволяет видеть внутренне говорящего» (Sie gewinnt gleichsam an Durchsichtigkeit und lafit in das Innere des Sprechenden schauen) (c. 567); «Душа могла бы также мало понять артикуляцию (звуков), как слепой — цвет (Farbe), если бы в ней не было собственной силы осуществлять эту возможность» (с. 431). Гумбольдт сравнивает звуко­вое богатство в языках с колоритом в живописи9 (с. 463). Язык часто напоминает, по его мнению (с. 474), искус­ство (Kunst), особенно в самой глубокой части своего функционирования (Verfahren) 10. Известные ассоциации

* См. также использование ассоциаций из мира музыки — кла­вишей (Taste) духовного инструмента (с. 559). 10 Речь идет о языковом синтезе.