Опыт интерпретации концепции в. Гумбольдта :; ™

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 17

действование становится непосредственно делом (Tathand-

21

lung букв, 'дело—действие'). Чистый акт деятельности, где тождественны «Я» как действующее начало и результаты деятельности, объект и процесс деятельности, рефлексия и объективация, и представляет для Фихте единственную абсолютную реальность; по Фихте, «всякая реальность действенна, а все действенное есть реальность» (Огурцов 1976, 198). Из чистых актов деятельности «Я» осуществляется дедукция категориальных форм теоретического разума, а также объективных форм деятельности, полагающих себе предмет.

Альтернативная точка зрения развивается в марксизме. В отличие от Фихте, который предпосылал процессам опредмечивания чистую деятельность «Я», в марксистской концепции всякая деятельность предметна. Понятие предметной деятельности — центральное понятие марксистской философии. По Марксу, «беспредметная» деятельность, т. е. деятельность, которая не выполнялась бы ни в каком материале и не воплощалась бы ни в каком объекте, принципиально невозможна: деятельность, не отнесенная к объекту, превратилась бы в некий неуловимый и мистический actus purus (Лекторский 1976, 61).

В философско-методологических концепциях по-разному разрешается вопрос о предметности и о связи ее с деятельностью. Возможны различные методологические стратегии в зависимости от того, акцентируется ли в связке деятельность/предметность деятельность (а предметность подавляется), или же, напротив, предметность (а деятельность игнорируется), или же акцентируются оба элемента, рассматриваемые в их диалектическом взаимодействии.

Связь деятельности и предметности выражается обычно с помощью понятий опредмечивание/распредмечивание и отчуждение/овладение (присвоение) ^б. В трактовке соотношения деятельности и предметности имеются, таким образом, две стратегии: подавление предметности и выявление их диалектической взаимосвязанности.

Первую стратегию можно проследить, например, в немецком романтизме, трансцендентальной философии Фихте и так называемом актуализме (Д. Джантиле,

⁶

О понятии «присвоения» см. у Маркса в «Экономическо-фило-софских рукописях 1844 года» (Маркс, Энгельс 1956, 591). См. также: Каган 1975, 44—45.

22

М. Блондель) — одном из направлений современной метафизики в западной философии (см.: Огурцов 1976). Вторая стратегия представлена в концепциях Гегеля и Маркса.

В понимании романтизма жизнь предстает как постоянный процесс жизнетворчества, вечное -обновление в мире пещей и идей. Для романтиков мир принципиально незавершен, а процесс творческого становления бесконечен. Абсолютизируя спонтанное, лишенное внутренней целенаправленности движение и игнорируя в деятельности ее объективирующий смысл, романтики всегда были готовы к «подавлению» предметности ради неуловимого, непрерывно льющегося и постоянно меняющегося потока активности.

Близок романтической трактовке предметности и Фихте с его попыткой «растворить всякую данность, позитивность, предметность в деятельности» (Гайденко 1970, 58—59). При такой постановке вопроса, замечает 11. П. Гайденко (там же), «перед Фихте возникает задача объяснить, почему же, если источником всего вещественно-предметного мира является активность, деятельность, почему же сама эта деятельность не выступает в адекват-гюй форме, а принимает образ вещей? Почему она всегда предстаёт пред нами в виде некоей данности... если он кладет в основу всего деятельность, то он должен прежде всего понять, почему эта деятельность опредмечивается».

Отголоски романтического отношения к предметности можно уловить в рассуждениях представителей концепции актуализма. Рассматривая деятельность как непрерывный процесс становления, как бесконечную, незавершающуюся актуализацию, это направление трактует всякую остановку в деятельности и отложение деятельности в ее результатах (создаваемых произведениях) — как отчуждение.

Понимая все устойчивое и устоявшееся («уже = положенное») в истории культуры как иллюзию отчужденного сознания, актуализм ставит под сомнение само предметное бытие произведений культуры. Актуализм, как и некогда романтизм, подавляет предметность в деятельности, считая, что в предметности ее продуктов «угасает» сам акг деятельности.

Романтическому мировоззрению принципиально противостоит гегелевское понимание соотношения деятельности ir предметности. Гегелю чуждо романтическое подавление предметности и стремление к обязательному распредмечи-

23

ванию объективности. Развивая идею о тождестве действительности и субъекта, он тем самым разрушает, по словам В. А. Лекторского (1970, 220), «метафизическую базу между „ноуменальным" характером духовного субъекта и „феноменальными" формами проявления его деятельности». Гегель понимает деятельность как целостное, целерациональное движение, протекающее между двумя Полюсами — объективация в своих результатах и последующее «снятие» форм предметности. По Гегелю, «истинное бытие человека... есть его действие», «предметность не меняет самого действия, а только показывает, что оно есть» (цит. по: Батищев 1967, 155).

Диалектическое взаимоотношение деятельности и предметности развивается в концепции марксизма (см.: Маркс, Энгельс 1956, 517—642). В марксизме предметная деятельность, взятая в своем наиболее чистом виде как всеобщий способ бытия человеческой культуры, раскрывается с помощью категорий опредмечивания и распредмечивания. Деятельность в ее конкретном определении (предметная деятельность) предстает как диалектическое единство взаимопроникающих и противоположно направленных процессов опредмечивания и распредмечивания, как их конкретное тождество.

В концепции Маркса опредмечивание (Vergegenstand-lichung) трактуется как преобразование действующей способности человека в форму предмета, т. е. как «процесс превращения свойств субъекта деятельности, выступавших в виде характеристик его способа действия, его движения и жизни, в свойства объекта деятельности, ,в характеристики, которые передаются человеком предмету и получают новую форму существования, неотделимую от своего предмета-носителя» (Батищев 1963, 15; см. 1967, 155). Распредмечивание (Entgegenstandlichung) представляет собой обратный процесс перехода из форм предметности в форму «беспокойного движения», в форму живой человеческой активности, в действующую способность⁷. Г. С. Батищев (1967, 155) обращает внимание на то, что

⁷ Поскольку в деятельности осуществляется преобразование вещества природы, то опредмечивание в деятельности предстает как овеществление (Versachlichung, Verdinglichung), а сама деятельность—как труд. См.: Маркс, Энгельс 1956, 560—563, 566. Г. С. Батищев (1967, 155) подчеркивает, что опредмечивание и распредмечивание не следует смешивать с реализацией идеального плана-замысла и с соотношением цели и резуль-

24

распредмечивание в понимании Маркса есть не утрата предметности, а лишь «погружение» ее в деятельностный процесс. Этим, в частности, отличается марксистская трактовка распредмечивания от понимания Гегеля, трактовавшего распредмечивание как процесс, снимающий предметность как таковую, и от Фихте, который отождествлял распредмечивание с разотчуждением.

Центральный момент, по которому различаются методологические стратегии осмысления деятельности, касается регулятивных механизмов деятельности и ее оснований, а также смыслообразующего характера деятельности (в другой терминологии — спонтанности или регулятив-ности деятельности).

Наблюдаются две тенденции в разрешении этой проблемы в зависимости от отношения к двум взаимодополнительным характеристикам деятельности — ее процессуально-динамическому началу и регулятивным механизмам.

При первом решении (романтизм, актуализм), где приоритет отдается живому потоку активности как иррациональному порыву, основное внимание уделяется акцентированию живых актов деятельности, живой динамики творческого процесса. Для этого направления характерно скептическое отношение к нормам, выкристаллизовавшимся в прошлой деятельности. Регулятивы деятельности есть для них косная и окаменевшая вещная реальность.

Введение принципа спонтанности деятельности и отказ от обязательно-принудительных регулятивов равнозначны признанию произвольности деятельности и превращению ее в самодеятельность, осуществляющую максиму «Я хочу».

При втором решении, представленном в так называемом нормативизме (в его последующей характеристике мы следуем А. П. Огурцову 1976), основное внимание сосредоточивается на регулятивно-нормирующих механизмах деятельности. Усматривая в нормах (парадигмах) подлинную субстанцию деятельности и гипертрофируя тем самым нормативное начало деятельности, это направление приходит к разрыву связей между нормами и живыми актами деятельности. Нормы трактуются в этом

т

ата. Там же см. критику гегелевского понимания опредмечивания, отождествляемого им с отчуждением и овеществлением,

25

направлении как регулятивные структуры, вынесенные за пределы деятельности и «отрешенные» от нее. Нормы грансцеденты (вне-положены) по отношению к динамическому потоку деятельности. Это — не полагающиеся в живых актах деятельности образования, а «уже = положенные» образования, внешние по отношению к акту деятельности и выступающие по отношению к нему в обязательно-принудительной форме. Функция нормы при осуществлении действия состоит в том, чтобы закрепощать деятельность «деспотизмом» правила и ограничивать тем самым ее творческое начало.

Нормативистские тенденции, по наблюдению А. П. Огурцова, четко прослеживаются в наметившемся в недавнее время повороте от наивно-онтологической трактовки проблем в области теории познания к их дея-тельностно-нормативному толкованию. Это приводит в свою очередь к возрастанию роли методологии в составе гносеологии. Методология при этом трактуется не как традиционное учение о методах, а как дисциплина, ориентирующаяся на исследование норм, средств и процедур познавательной деятельности. Сама же гносеология начинает пониматься как теория регулятивов познавательной деятельности (процедур открытия, выбора между теориями) . Современная методология науки проявляет большой интерес к исследованию порождающих познавательных структур⁸, что выражается в выдвижении на первый план эвристики, в изучении роли конструктов и операциональных определений в познании, процедур моделирования и обоснования, истолковываемых часто операциона-листически, а также роли нормативных принципов (экономии, простоты, изящества и т. д.). Тенденция к нормативным трактовкам деятельности прослеживается также в попытках построить теорию науки на основе принципа деятельности, в создании так называемой деонтической логики, где разрабатываются семантико-прагматические критерии оценки суждений (см.: Ивин 1967; 1973), а также в создании нормативной этики. В исследованиях

⁸

См. идеи конструктивистской теории науки П. Лоренцена, трактовку науки как исследовательского процесса у Г. Тернебома и Г. Радницкого.

О соответствующих попытках в отечественной методологии науки, осуществляемых в исследованиях И. С. Алексеева О. И. Генисаретского, В. М. Розина, Г. П. Щедровицкого см.: Достовалова 1978.

нормативистской ориентации большое внимание уделяётсй связи действий с символическими языковыми средствами и правилами, функционирующими в речевом общении и регулирующими деятельность. Формы естественного языка рассматриваются нередко как своего рода изначальные «архетипы», предопределяющие мировидение человека (гипотеза Сепира—Уорфа, идеи неогумбольдтианетва) и влияющие тем самым на его действия.

Можно отметить две тенденции в трактовке движущих сил деятельности. В соответствии с первой из них речь может идти только об имманентной логике деятельности, в соответствии же со второй — полагается, что деятельность развивается не только по своей имманентной логике, но и по логике предмета. Первой позиции придерживался, например, Фихте. Основой возникновения природного мира (мира вещей), по Фихте, является внутреннее противоречие самого субъекта (Я), противоречие его деятельности, где наблюдается несовпадение идеи с реализацией, задачи — с ее исполнением. Предметный мир (мир данностей) есть, по Фихте, плод несовершенства и противоречивости самой деятельности (Гайденко 1970, 58). Эта противоречивость, однако, является источником постоянного «восстановления» деятельности (ее возрождения), вынужденной преодолевать постоянно «конечность» своего продукта и обреченной на бесконечность этого пути. «Удовлетворение, преодоление противоречия было бы смертью деятельности, — пишет П. П. Гайденко (там же, 59), анализируя концепцию Фихте, — а потому природа, этот «материал, который надо преодолеть», есть необходимый момент самой деятельности, средство, за счет которого она живет. Пока существует противоречие, несоответствие между замыслом и реализацией, стремлением и формой его удовлетворения, до тех пор будет существовать деятельность».

Вторая позиция в трактовке движущих сил деятельности представлена в марксизме. В отличие от немецкой классической философии с ее признанием принципа однозначной детерминации деятельности (имманентной логикой деятельности) в концепциях, базирующихся на марксистской теории деятельности, принимается положение о ее двойной детерминации — по логике предмета, и по логике самой деятельности.

Важный пункт, по которому различаются трактовки деятельности в концепциях, допускающих регулятивное

27

начало в деятельности, это вопрос о том, допускается ли целерациональный характер деятельности. Эта проблема есть вместе с тем проблема оснований деятельности, ее законосообразности и смыслообразующего начала.

Идея целерационального характера деятельности принимается в немецкой классической философии, неогегельянстве и неокантианстве. Для Гегеля последнее основание деятельности составляет разум, а сама деятельность есть целенаправленное, исторически вынужденное действие. Такое понимание было связано с тем, что за деятельностью и ее результатами Гегель усматривал дух, придающий конечным актам деятельности бесконечную размерность. Для немецкой классической философии характерно наличие инвариантных целостных структур (разум, мировой дух, трансцедентальный идеал и т. д.), которые, замыкая деятельность, придавали ей смысл. Идея целерационального характера деятельности нашла свое выражение в развиваемой Гегелем схеме «цель, средство, результат», включая и сам процесс деятельности. Допущение о разумности деятельности приводило к рассмотрению в концепции Гегеля только форм рациональной деятельности духа и ее наивысшей формы — самосознания (рефлексии) . По Канту, отношение субъекта к объекту определяется двумя несводимыми началами — познавательным и нравственным. Кант настаивал на примате практического разума над теоретическим, полагая, что именно нравственное начало определяет смысл и оценку деятельности. В центре внимания философии Канта было не только выявление деятелыюстиых механизмов чистого разума (категориальный синтез и т. д.), но также обоснование возможности теоретического постижения законов свободы и всеобщих априорных необходимых принципов и норм нравственно-этической деятельности человека.

Проблема осмысления оснований моральной, правовой, политической и некоторых других видов «практической» деятельности стала в центре внимания разработанной в немецкой классической философии спекулятивной дисциплины «практической философии», или философии деятельности.

Последними течениями в западной философии XX в., делавшими попытки рационалистического обоснования деятельности и усматривавшими в разуме подлинное основание культуры и деятельности, были неогегельянство и неокантианство. В концепции неогегельянца Б. Кроче

28

деятельность понимается как активность мирового духа. Для Кроче мир — феномен, а дух — ноумен. По его мысли, «единственная реальность — это динамичность, деятельность, целесообразность, дух» (цит. по: Огурцов 1976, 211). В работах баденской школы неокантианства, в исследованиях Э. Кассирера о роли символических структур в культуре делается акцент на межличностных (общечеловеческих) компонентах культуры, выступающих в функции регуляторов деятельности и определяющих ее направленность.

Принцип деятельности продолжал оставаться в центре внимания философской мысли и в последующее время, определяя содержание полемики многих философско-ме-тодологических течений XIX и XX вв. При этом были подвергнуты критике основы понимания деятельности в немецкой классической философии и прежде всего идея целерациональности деятельности. Сомнение относительно целерационального характера деятельности объединяет самые разные направления в философии — волюнтаризм и иррационализм А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, Э. Гарт-мапа и современный экзистенциализм (М. Хайдеггер, К. Ясперс, Ж.-П. Сартр), предшественником которого выступил датский религиозный мыслитель С. Кьеркегор. В этих течениях наблюдается тенденция перемещения акцептов с рациональных моментов целеполагания на глу-биттные слои экзистенционального сознания личности, не объективирующиеся в актах ее деятельности, но образующие базисную инвариантную структуру личности. Разумному началу в человеке и деятельности как разумному целеполаганию в этих направлениях была противопоставлена воля (которой приписывался онтологический статус и которая провозглашалась основой мирового и индивидуального существования) или же более широко — чело-иеческое существование, переживание, жизнь.

Определение деятельности через разум в немецкой классической философии (Гегель) и характеристика ее как целенаправленного движения означало вместе с тем Полагайте в деятельности целостного смысла, сопряженность ее результатов со всей структурой целого. Отказ от идеи целерационального начала в деятельности приводил соответственно к игнорированию смыслообразующего характера деятельности, что можно проследить в трактовке процессов творчества двумя крайними вариантами современной метафизики деятельности — актуализмом и норма-

29

тивизмом. В отличие от немецкой классической философии в концепции актуализма течение творческого процесса считается обусловленным лишь самодеятельностью творца, которому приписывалась миссия, считавшаяся ранее призванием абсолюта (бога, мирового духа), олицетворявшего собой объективную необходимость. Понимание же деятельности как спонтанного, чистого, бесцельного движения и вечного творчества и подавление в ней предметного начала равносильно игнорированию объективного содержания и смысла деятельности.

В исследованиях нормативистской ориентации, где нормы рассматриваются как единственное, что гарантирует необходимость и обоснованность актов деятельности, предстающей как автоматический поток активности, структурация и направленность которого уже задана нормами, деятельность с неизбежностью трактуется как процесс, лишенный смыслообразующего значения. Отказ от идеи смыслообразующего значения деятельности не позволяет нормативистским концепциям адекватно решать проблему ее творческого характера. Отказываясь от трактовки деятельности как процесса, оживотворяющего нормативы и содержащего тем самым возможность отступления от них и даже их изменения, эти концепции оказываются не в состоянии провести разграничения двух видов деятельности, связанных с отклонением от существующих норм, — творческого созидания и девиантного асоциального поведения, направленного на прямое разрушение ценностей культуры.

Идея целерационального характера деятельности оказала большое влияние на научные дисциплины, опирающиеся на такое понимание. «Печать, которую наложило на категорию деятельности время ее рождения XVIII в., —• отмечает Н. Ф. Наумова (1976, 91) —это не подвергавшаяся сомнению связь позитивной социальной деятельности и рациональности... поведения человека». Такое скрытое отождествление деятельности и рационального поведения (и даже сведения первой ко второму), по словам Н. Ф. Паумовой (1976, 22), было унаследовано позднее западной социологией (М. Вебер, Т. Парсонс), которая из двух независимых вариантов исторически первоначального понимания деятельности — как активности (самодеятельности) и рациональности — избрала в качестве своей первоосновы первый.

30

Концепции деятельности отличаются также тем, считается ли деятельность исчерпывающим основанием человеческого существования (культуры и жизнедеятельности человека). Здесь возможны две альтернативные позиции. Согласно первой, деятельность принимается в качестве такого основания, в соответствии со второй это считается невозможным. В рамках первой позиции различаются в свою очередь два подхода, рассматривающие в качестве такого основания деятельность духа или же человеческую деятельность. Исчерпывающим основанием человеческого существования деятельность (понимаемая как деятельность духа) признавалась в немецкой классической философии. Принцип деятельности, составлявший ее ядро, в субъективно-идеалистической философии Фихте выступал даже в качестве первопринципа — единственного способа обоснования философии, единственного основания человеческой культуры и бытия человека⁹.

Если в немецком идеализме объяснительная нагрузка понятия деятельности направлялась на раскрытие активной природы духа, то в марксизме акцент переносится на рассмотрение человеческой деятельности, которая трактуется уже как подлинная субстанция культуры, человеческого мира, как естественноисторическое основание жизни человека и общества. Марксизм понимает под деятельностью специфически человеческую форму активного отношения к окружающему миру, содержание которой состоит в целесообразном изменении и преобразовании этого мира путем освоения и развития наличных форм культуры. Основная функция деятельности состоит в том, чтобы обеспечивать непрерывное развитие человеческого общества, а тем самым и личности, поскольку существование общества и его развитие считается непременным условием бытия и самого человека. Деятельность представляет собой такую форму жизнеактивности, которая призвана воспроизводить сверхприродные условия бытия человека — социальные отношения, культуру и самого человека как биосоциальное существо (см.: Каган 1974, 48). В качестве единственной субстанции культуры деятельность признается в некоторых концепциях антропологической философии, среди которых наиболее популярны

⁹

В других же концепциях немецкого идеализма принцип деятельности дополнялся иными принципами философского сознания — «субстанцией», «разумом», «созерцанием»,

Blog

Опыт интерпретации концепции в. Гумбольдта :; ™