Лексикология. Фразеология
| Вид материала | Документы |
- Тест разработан к ф. н доц. Бурдиной Е. А. I. Тест по современному русскому языку (лексикология,, 290.94kb.
- Т. В. Жеребило Термины и понятия лингвистики: Лексика. Лексикология. Фразеология. Лексикография, 1260.79kb.
- Реферат Отчет содержит 21 страницу, 23.45kb.
- Реферат по русскому языку на тему: «Типы словарей», 284.65kb.
- Реферат Отчет содержит 32 с. Ключевые слова, 25.16kb.
- Лексикология, фразеология и лексикография русского языка Теория ассоциативного поля, 1628.41kb.
- Фонетика, лексикология, фразеология и правописание, 380.64kb.
- Рабочая программа дисциплина Лексикология Для студентов специальности, 239.87kb.
- Требования гос впо по дисциплине «лексикология английского языка», 263.81kb.
- Элективный курс «Подготовка к гиа» 9 классс Урок №12 Тема: Повторение и закрепление, 134.81kb.
Литература
Валгина 1991: Валгина Н.С. Синтаксис современного русского языка. Москва, 1991.
Виноградов 1975: Виноградов В.В. О категории модальности и модальных словах в русском языке // Исследования по русской грамматике. Избранные труды. Москва, 1975.
Виноградов 2001: Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. Москва, 2001.
Диброва 2001: Современный русский язык. Теория. Анализ языковых единиц. /Под ред. Е.И.Дибровой. Ч.2. Москва, 2001.
Николаева 2005: Николаева Т.М. Функции частиц в высказывании (на материале славянских языков). Москва, 2005.
^ ФОНОВО ОКРАШЕННЬІЕ УСТОЙЧИВЬІЕ СРАВНЕНИЯ В РУССКОЯЗЬІЧНЬІХ ХУДОЖЕСТВЕННЬІХ ТЕКСТАХ
Рашел Бехар
Языковая школа им.Ивана Вазова- г. Пловдив, Болгария
rashel_b@abv.bg
Rashel Behar
Lingual-ethno-cultural analysis ; phraseological units; adequate methodics for reading comprehension teaching
This article is based on the lingual-ethno- cultural analysis of resistant comparisons in Russian fiction texts. The phraseological units are selected on an experimental basis and designed to build up an adequate methodics for reading comprehension teaching. The study focuses on the area related to the nationally-resistant specificity of the resistant comparisons in accordance with their Bulgarian eguivalent This specificity is being analyzed in the thesis and the way it influences on the figurative and expressive means on the fiction as well as its comprehension by Bulgarian learners.
Текст представляет собой сложное системно-структурное образование. В его составе можно обнаружить устойчивые сравнения, несущие национально-специфическую /фоновую/ окрашенность. Это и выдвигает на передний план задачу исследования национально-культурной специфики компаративных единиц, способных в той или иной степени влиять на адекватное замыслу автора восприятие и понимание художественного текста представителями болгарской лингвокультурной общности, изучающих русский язык.
Как справедливо отмечают Е.М.Верещагин и В.Г.Костомаров, фразеологизмы отражают национально-культурную специфику комплексно, то есть своим идиоматическим значением, например, идиома “казанская сирота”.
Но русские фразеологизмы могут отражать национальную культуру и расчлененно, то есть единицами, которые содержатся в них. Вот почему мы считаем важным рассмотреть все слова /все виды слов/ с фоновой окрашенностью.
Некоторые единицы содержат безэквивалентную лексику. Приведем пример со словом “аршин”: “как аршин проглотил”: “Он держался прямо, как будто маршировал или проглотил аршин”/А.П.Чехов. Степь/.
Часто безэквивалентная лексика в составе устойчивых сравнений это слова из русского фольклора, связанных для каждого русского с эмоциональной оценкой, например, слово “леший” в русской мифологии: человекообразное сказочное существо: “Ему стало ясно, что мальчик ушел, что его уже не вернешь. Никогда в жизни старый разведчик не испытывал такого рода конфуза...Но делать было нечего. Не бродить же здесь до ночи, как леший” /В.П.Катаев. Сын полка/.
Безэквивалентная лексика, которая имеет разговорный характер, тоже находит свое место в устойчивых сравнениях, например, “гривенник”: “Белозеров сиял, как новый гривенник, распяливая тонкие губы в широченной улыбке” /И.К.Калашников. Разрыв-трава/.
Предметы и явления традиционного быта отражены во фразеологизмах, которые являются объектом нашего исследования, например, слово “блин”: “Черт знает что- как блины печет он эти варианты. Да вы что сразу не сделаете как следует? /Н.Г.Гарин-Михайловский. Вариант/.
В устойчивых сравнениях можем встретить и слова нерусского происхождения, например, слово “базар”: “Как только Фома явился в зале, его схватили под руки и потащили к столу с закусками, убеждая его выпить и съест чего-нибудь. В зале было шумно, как на базаре; было тесно, душно” /А.М.Горький. Фома Гордеев/.
Коннотация особым образом отмечена в устойчивых сравнениях. Множество примеров коннотации связано с зоонимами.
Так, например, “змея” для русских и болгар наделена отрицательными качествами: коварства, хитрости, злобы: “- Вот я и говорю,- Кузьма Ипатьич заляпывая смолой глубокую царапину на руке:- и женщина тоже... Что змея. От тепла только яду в ней прибавляется”. /В.А.Кочетов. Ново-озеро/.
Однако для народов Азии змея- символ мудрости и красоты. Сравнить женщину со змеей является настоящим комплиментом.
Фразеологизмы, в частности устойчивые сравнения, могут отражать национальную культуру с помощью своих прототипов /Верещагин, Костомаров 1983/. Прототипы сообщают о любимых занятиях детей: например, “как на карусели”: “-Утром очнулась, голова трещит, смертынька за сердце хватает- напоили сволочи, какой-то гадостью! Где лежу- не пойму, перед глазами все кружится, как на карусели” /М.С.Бубенов. Орлиная степь/. Слово-прототип может рассказать нам о деньгах, например, “как одну копеечку”: “-Сама и дом-то для него высмотрела, сама собственными руками, как одну копеечку, двадцать тысяч серебром денег выложила”. /Е.М.Салтыков-Щедрин. Господа Гоголевы/.
Прототип напоминает нам о занятии человека: ”как часовой”, например, “Он, как часовой, торчал у дверей каюты”. /М.С.Бубенов. Стремнина/; или о религии, например, “как монах”: “-Что же он у вас, как монах, на улицу не ходит?- спросила девушка . –Ученый он, философ, поэтому не ходит, - пробасил Тимофей /Г.И.Коновалов. Раздумье/; о социальном положении человека: “как нищий”: “Как зима, так я голоден, болен встревожен, беден, как нищий, и куда только не гоняла меня судьба, где я только не был”. /А.П.Чехов. Вишневый сад/.
Прототип устойчивого сравнения может быть связан с русской флорой: ”как грибы после дождя” например: “Повсюду янтарными пятнами выдвигались спешно выдвигаемые бараки и дома. Новые здания росли, как грибы после дождя”. /А.М.Линевский. Лед тронулся/, а также с русской фауной, “как угорелая кошка”: “Ну что ты? К чему? Зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка...” /Н.В.Гоголь. Ревизор/.
Прототип может указывать на профессию: “как ломовой извозчик”:”Дарья любит порядок и довольно сносно готовит, хотя она груба, как ломовой извозчик” /А.М.Горький. Свободные дни/; может указывать на жизнь крестьянина, например, “как обухом по голове”: “Я тогда еще совсем молод был, и меня вдруг точно обухом по голове хватило: неужели такая простая штука- человеческая жизнь? /А.И.Куприн. Мясо/. Может указывать на одежду и обувь человека, например, “как сапог”: Вы знаете, что такое черт? Это молодой человек приятной наружности, с черной, как сапоги, рожей и с красными выразительными глазами”. /А.П.Чехов. Беседа пьяного с трезвым чертом/.
Устойчивые сравнения содержат и имена собственные, например, “как сидорову козу”: “-Нет-с, в прежнее время никаких личностев не было, и лупили их, как скотов, как сидоровых коз...” /А.И.Куприн.Поединок/.
Можно встретить и обороты русского фольклора: “как по щучьему велению”: “Кланяются мне, ублажают, угодить стараются: чуют тугой карман!... Чего ни хотел, как по щучьему велению, все перед тобой...” /П.И.Мельников-Печерский. В лесах/.
Остановимся более подробно на национально-культурной специфике устойчивых сравнений в зависимости от смысло-грамматической сущности главного члена сравнительного сочетания в сопоставлении русского и болгарского языков.
В центре нашего доклада устойчивые сравнения. Они являются частью фразеологического богатства русского языка. Для большинства устойчивых сравнений характерна трехчленная структура. Первый элемент этой структуры- это означаемое, то есть это сравниваемое понятие.
Вторая часть означает признак или то общее, которое служит основой сравнения. Это может быть атрибутивный признак, выраженный прилагательным причастием или предикативный, выраженный глаголом: “Сию минуту помылся я, побрился, галстук прицепил и пошел свеженьким, как огурчик, к своему приятелю” /М.М.Зощенко. Четыре дня/; “Мне дали место; я повалился на бурку, не чувствуя сам себя от усталости. В этот день проехал я 75 верст. Я заснул, как убитый” /А.С.Пушкин. Путешествие в Арзрум/.
Третья часть- это сравнивающее понятие, которое не содержится в основном содержании речевого выражения, оно привлекается только в качестве экспонента сравнения. Характерной чертой сравнивающего объекта это то, что признак, который служит основой сравнения характерен и типичен для него, но в то же время он не отрывается от других признаков, которые вместе с ним создают основу для сравнения.
Вторая и третья части образуют сравнительную конструкцию, где основной единицей является сравнительное сочетание. Оно содержит кроме сравнивающего объекта и сравнительное слово: “как”, “как будто”, “словно”, “что” /в значении “как”/.
Чаще всего главный член сравнительного сочетания- существительное. У него в конкретной речевой ситуации- определенный признак. Например, существительные со значением “лица” называют только одно свое качество, которое становится реальным в момент речи:”-Не знаю, право, отчего вы беспокоитесь? Не беспокойтесь, голубчик! Ей богу, ничего нет...- зашептал он ласково и искренно, успокаивая меня как ребенка”./А.П.Чехов. Жена/.
Сравнительное сочетание, в котором главный член существительное со значением “профессия, идейное течение, классовая прослойка” называет имя, в семантической структуре которого выражено отношение к предмету, являющемуся объектом пояснения.
Рассмотрим примеры из русского и болгарского языков, которые показывают особенности означиваемого в зависимости от принадлежности к той или иной социокультурной системе. Например, мы читаем: “-Только пьянствуете, черт вас возьми! И сейчас вы пьяны как сапожник!” /А.П.Чехов. Неприятность/. Для представителя русской лингвокультурной общности “как сапожник” означает “пьян- очень, напиваться очень сильно”. Так русские выражают экспрессивное отношение к сравниваемому предмету, учитывая то отношение, которое они имеют к этой классовой прослойке. Болгары скажут “пьян как свинья” /этот вариант существует и в русском языке/.
Когда существительные называют лица в зависимости от их качества и признаков, то тогда образность лежит в семантической структуре имени и используется, прежде всего, для выражения отношения к предмету, который поясняется, например: “-Никита, да что же тебя упрашивать? Чего, как сирота казанская, к порогу прирос, пройди в горницу”. /Бирюков. Чайка/. Для любого русского “казанская сирота”- “человек, прикидывающийся несчастным, обиженным, беспомощным, чтобы разжалобить кого-либо”. Для болгарина образ человека, обладающего этими качествами связан с “битолски просяк” /букв. нищий из города Битоля/. В прошлом так иронически называли монаха, который жил в монастырях города Битоля, и который обходил всю страну просить милостыню. В болгарском языке бытует и другое фразеологизировонное сравнение в связи с “нищим из города Битоля”. Так как эти монахи жили очень хорошо, возникло и сравнение “червен като битолски просяк” /букв. красный как нищий из города Битоля/ со значением ”физически здоровый человек”, то есть “человек с лошадиным здоровьем”
Сравнения, которые содержат в своем составе предметы окружающей действительности /существительные нарицательные/, являются интересной основой для сопоставления. О языке болтливого человека русский скажет “как трещетка” или презрительно “как помело”: первое сравнение существует в болгарском языке, но второе- типично только для речи представителя русского лингвокултурного коллектива: “И дураки среди лукьяновских парней встречаются. Не много, но есть. А первый дурак- Петька Скобелкин. У него язык как помело” /Г.М.Марков. Сибирь/.
Существительные, обозначающие животные, используются для характеристики внешности человека или для того, чтобы выразить отрицательное отношение к нему. Этот тип сравнения обычно используется в разговорной речи и в художественной литературе. Часто в речи русского можно встретить: “пишет как курица лапой”: “Там местами, как курица лапой, писала, да и цифирки такие поставлены, что впору через лупу разглядывать” /Ф.Н.Таурин. На Лене-реке/. Болгарин просто скажет: “пише с краката си”/букв. пишет ногами/. В болгарском языке образ курицы присутствует в сочетании “мокрая курица”.
Существительные, обозначающие растения, овощи, фрукты часто используют для того, чтобы конкретизировать образно душевные переживания, внешность, черты характера героя. Национально-культурная специфика образа характерна и для этого типа сравнения, например “свежий как огурчик”.
В сравнительном сочетании может участвовать существительное собственное, которое выполняет роль образной характеристики. Национально-культурную специфику в этом случае можно показать на следующем примере: “Желаю вам выиграть,- передразнил он редактора.- А на какие деньги я куплю билет? Небось денег на расходы не даст, ска-атина. Скуп как Плюшкин. /А.П.Чехов. Сон репортера/. В болгарской национальной традиции жадность ассоциируется с жителями болгарского города Габрово.
Главный член сравнительного сочетания может быть субстантивированное прилагательное или причастие. И здесь мы можем усмотреть национально-культурную специфику. Сравните: русское выражение “врет как нанятой” и болгарское соответствие “лъже като брадат циганин”/букв. врет как бородатый цыган /; другой пример: “как угорелый”- передвигаться с места на место- озабоченно, в состоянии крайнего возбуждения”: “По фронту метались как угорелые,- всюду надо поспеть, указать помощь, предупредить...” /Д.А.Фурманов. Чапаев/. В болгарском языке образ “угорелого” отсутствует. Возможна ассоциация с образом сумасшедшего.
На основании рассмотренного материала, мы можем сделать следующие выводы:
1.Национально-культурная специфика художественного текста манифестируется в устойчивых сравнениях, являющихся национально-культурными компонентами текста.
2. Устойчивые сравнения могут обладать фоновой окрашенностью, то есть отражать особенности национальной культуры с помощью безэквивалентной, коннотативной и фоновой лексики, которая входит в состав устойчивого сравнения.
3. Национально-культурная специфика может быть выражена в тексте как эксплицитно /безэквивалентная лексика/, так и имплицитно /коннотативная, фоновая лексика/.
Литература
Верещагин, Костомаров 1980: Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров Лингвострановедческая теория слова. М.: Русский язык, 1980.
^ Верещагин, Костомаров 1983: Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров. Лингвострановедение в преподавании русского языка как иностранного. Методическое руководство. М.: Русский язык, 1983.
Дридзе 1980: Т.М. Дридзе. Язык и социальная психология. М.: Высшая школа,1980
^ ОБРАЗНЬІЕ АССОЦИАЦИИ В РУССКИХ И БОЛГАРСКИХ
ФРАЗЕОЛОГИЗМАХ СО ЗНАЧЕНИЕМ КОЛИЧЕСТВА
Светлана Василева
Софийски университет СУ “Св.Климент Охридски”, РБългария
svetabond@abv.bg
Svetlana Vassileva
facial associations, ethno-cultural component, emotional-aesthetic connotations, competence.
The study of the phraseologic cognitive content contributes to the deeper knowledge of the "linguistic picture of the world". It appears to be rather beneficial to the establishment of the linguistic competence of the bulgarian students-russists. In that particular study, a comparative analysis of phrases- idioms from different languages is made and some of their ethno-cultural components as well as the emotional element of the russian and bulgarian phraseologic units are considered.
Фразеологические единицы (ФЕ) с образным компонентом ` много- мало ` в русском и болгарском языках (РЯ, БЯ) возникли на основе определенных наглядных представлений человека об окружающей его действительности и их творческом переосмыслении. Квантификации подвергаются объекты, в составе которых вычленяются отдельные элементы - дискретное множество, а также объекты, которые не подвергаются такому членению - недискретное множество.
В процессе сопоставительного анализа разноязычных фразеологических аналогов с идентичным понятийным содержанием “количества” выявляются сходства и расхождения в ассоциациях, участвующих в формировании фразеологической образностности (ФО), и эмоционально-эстетических коннотациях устойчивых выражений. Как отмечают многие исследователи, «правильно раскрытый исходный образ идиомы помогает приблизиться к раскрытию объективной русской “языковой картины мира”» [ИЭС 2005].
Совпадение в образных ассоциациях и коннотациях разноязычных фразеологизмов основывается на одинаковом отношении субъекта к конкретному явлению и сходных семиотических механизмах в процессе порождения коммуникативно-прагматических построений. Примерами такого совпадения могут послужить ФЕ, которые представляют образное переосмысление первоначального значения эдентичных словесных комплексов-прототипов: (р)По пальцам пересчитать / сосчитать – (б) На пръсти се броят; (р) Не Бог весть сколько – (б) Не е Бог, Господ знае колко; (р) Сидеть на хлебе и воде – (б) Да остана на хляб и вода. Близкими аналогом является РФЕ Сидеть на пище святого Антония (образность данного выражения связана с церковными преданиями об основателе монашества) – БФЕ Да остана на пост и молитва.
Особый интерес вызывают ФЕ с ярко выраженным негативным оценочным компонентом количества `мало`. ФО РФЕ В обрез по аналогии с механизмом образования нареч. (р) `впритык` обусловлена семантикой глагольного компонента (р)`обрезать` в зн.`ограничить`. Фразеологизм является квалификатором достаточного для реализации какого-л. процесса количества `мало`. Варианты перевода на БЯ в РБФС: (б) броени пари, минути, време; едва стига; точно премерен совпадают по значению с РФЕ, но экспрессия РФЕ ярче.
Образные ассоциации, которые вызывает квалификатор дискретного количества `очень мало` РФЕ Раз-два и обчелся, связаны с состоянием человека, лишенного возможности “считать” ввиду отсутствия необходимых объектов для осуществления данного процесса. В ФО проявляется алогизм ситуации, возникающий в результате взаимодействия ЛК `обчесться` в зн. `ошибиться в процессе исчисления множества объектов`, что требует затрат времени, и фразеологическим компонентом (ФК) `раз-два`, обозначающим краткий отрезок времени ( ср.: Раз-два и готово; Раз, два - и в дамки; Раз плюнуть). К вариантам перевода в РБФС (б) Броят се на пръсти; Шепа хора находим уместным добавить БФЕ с более яркой пейоративной семантикой: (б) броени стотинки; за мая/за цяр не стига.
Образность РФЕ ^ Малая толика формируется на основе сочетания квантификатора `мало`- пр.(р) `малая` и архаической ЛЕ (р)`толика` в зн. “столько”. При переводе этого фразеологизма необходимо учитывать субъективную оценку данного количества дающего/ берущего/ имеющего. РБФС: (б) 1. малко, мъничко; 2. малко пари; някоя и друга пара.
В квантификаторах количества `ничтожно мало` наблюдается усиление негативной экспрессии. Ритмическое сочетание определительного и отрицательного местоимений в РФЕ Всего-ничего вызывает образ, связанный с полным отсутствием или ничтожно малым наличием дискретного/недискретного количества. Аналогичная образность и коннотации наблюдаются в БЯ в ритмически оформленном сочетании глаголов со значением `отсутствия-наличия`: БФЕ Има-няма. В РФЕ Ни на маковую росинку образ мотивирован исключительно малым размером макового зернышка. Данное выражение используется для квалификации недискретного количества, напр.`совести, доброты, ума…` - в БЯ образные ассоциации связаны с малой мерой воды и веса. РБФС: (б) нито капка/капчица; нито грам.
ФО (р) Кот наплакал основана на нереальности подобного явления, так как коты не проливают слезы, особенно в количестве, которое можно измерить. Исследователи предполагают фольклорное происхождение этого выражения. В русской предложной конструкции (р) С гулькин (воробьиный) нос функционирует ФК `с гулькин`. Предлог употреблен в значении сравнения, притяжательное прилагательное возникло на основе звукоподражания (р) `голубь – гуля` и способствует созданию представления о количестве, связанном с размером клюва голубя, уменьшительный суффикс –к придает выражению иронический оттенок. РБФС: (б) съвсем малко, почти нищо; шепа хора; шепа земя; Колкото просено зърно.
В целях более точной передачи экспрессивно-эмоциональных коннотаций РФЕ со значением ничтожно малого количества предлагаем варианты перевода на БЯ: (б) Нищо и никакъв; смешна работа; колкото да не е без хич; на иглен връх; от кумова срама; колкото да се отсрамят; Колкото да замажат очите; Колкото на единия ми зъб; Колкото за бог да прости; На сто вълка кози крак;. Да го гледаш ли, да го миришеш ли, да го ядеш ли; Не може на един зъб да се закачи; броени стотинки/ грошове. Данные БФЕ полноценно передают экспрессию `гнев, досада, злость`. В процессе поиска наиболее близкого аналога при переводе с РЯ на БЯ необходимо также учитывать исключительно важную роль интонации, обусловленной русским контекстом.
Истоки (р) Рожки да ножки восходят к фольклору и ассоциации связаны с событиями из песенки о сереньком козлике, известной почти каждому русскому. Выражение употребляется с экспрессией `шутки, сожаления, досады, злости` для обозначения ничтожно малого количества чего-л. и перехода субъекта из положительного к негативному состоянию, напр. (р) от его надежд/иллюзий остались рожки да ножки. РБФС :(б) и помен, и следа не остана. Учитывая коннотации русской ФЕ, находим уместной при переводе БФЕ Остана само перушината.
Гротескная образность РФЕ Положить зубы на полку также вызывает затруднения в процессе перевода. Данная ФЕ как бы передает состояние некой обреченности субъекта, лишенного материальных средств и еды - РБФС: (б) пукам / умирам от глад. Предлагаем следующие варианты перевода на БЯ, напр.: (р) Если будешь такими же темпами тратить деньги, положишь зубы на полку – (б) ще останеш без гащи / на хляб и вода; ще опъваш ушите от глад. РФЕ Щелкать зубами (в 1 зн.) вызывает ассоциацию с поведением голодного хищника (волка) - РБФС (б) Умирам/пукам от глад; Стягам/затягам си колана. Нами предлагается перевод на БЯ (б) озверявам/ издивявам от глад; стоя без троха хляб.
Отсутствие еды обозначено в РФЕ ^ Хоть шаром покати. Функционально близкие варианты перевода в РБФС: (б) с трън/ с метла да завъртиш, няма какво да закачиш; няма и зърно.
Образ большого количества еды отражен в РФЕ ^ Как на Маланьину свадьбу - РБФС: (б) да наготвя като за цяла рота, като за цяло село; като за сватба. РФЕ Молочные реки и кисельные берега определяет большой достаток (еда и средства). Истоки образности уходят в русский фольклор (русские сказки) и библейские сюжеты, где Моисей обещал израельскому народу `земли с кипящим молоком и медом` . В настоящее время шутливый оттенок этих выражений подвергается стилистической трансформации и приобретает оттенок иронии. Данный процесс связан, очевидно, с изменениями, происходящими в образе питания русских, где (р) `кисель` уже не является часто используемым блюдом, не говоря уже о его употреблении в качестве деликатеса. Образные ассоциации в варианте перевода на БЯ актуальны и в наше время: РБФС - (б) Реки от мед и масло.
Для русской фразеологии характерны квантификаторы, образованные по тавтологической модели и гиперболизирующие количество `много` : (р) Видимо-невидимо; Тьма-тьмущая. ФК `тьма` является семантическим архаизмом и в древне-русском являлся числительным со значением “десять тысяч”. Данные ФЕ обозначают необозримое множество чего-л.; РБФС: (б) безчет, безброй, гъмжило, страшно много. При переводе на БЯ в качестве положительной оценки большого количества могут также участвовать сравнения с водным пространством (б) море, океан, а также (б) докъдето ми видят очите; колкото звезди на небето. Ассоциации при употреблении РФЕ Кишмя кишит связаны с интенсивным движением большого количества живых существ. Образная экспрессия усиливается за счет редупликации глагола (р) `кишеть` Этимологически РЛЕ связана с глагольными компонентами в зн. `двигаться, шевелиться, трогаться` из праславянскога, латышского и литовского языков, а также лексическими единицами, обозначающими процессы `брожения, кипения` (ИЭС 2005). При переводе на БЯ в образности и экспрессии наблюдаются значительные потери: (б) не можеш да се разминеш; гъмжи, гъмжило.
Исконно русским является выражение Вагон и маленькая тележка. ФК (р) `вагон` ассоциируется с мерой большого количества и обозначает обилие чего-либо, (р) `и маленькая тележка` указывает на значительное превышение субъективно оцениваемой “нормы” и усиливает экспрессию. Варианты перевода в РБФС - (б) цял вагон, куп, кош; сума, маса, множество - лишены яркой эскпрессивной оценки. Этот ряд можно расширить, напр.: (р)…событий в его жизни ~вагон и м.т. – (б) безброй ; ну и наврал /наобещал ~ в. и м.т./ с три короба - (б)Врели-некипели; лъже/обещава та се забравя, кога да спре; да се шашардиса човек.
По степени опьянения, неадекватности поведения, странностям и причудам субъекта квалифицируется количество выпитого спиртного. РФЕ Под хмельком является квантификантом имплицитно выраженного количества `мало, немного`. РФЕ Под мухой, под градусом, под куражом являются квалификаторами неопределенности `немного/много`. Коннотации с нетрезвым состоянием у этих выражений имеются в БЯ, правда, они квалифицируют количество `много`: БФЕ На градус; На номер. При определении происхождения ассоциативных образов РФЕ Под мухой с аналогами (р) Муху раздавить, зашибить, задавить, урезать В.В. Виноградов указывает на тот факт, что первичным членом этого фразеологического ряда следует признать выражение убить муху, которое восходит к карточному жаргону , где глагол убить означает выиграть, а “муха”, “мушка” – вид модной карточной игры в начале ХІХ в. После такой игры обычно возвращались”слегка выпивши” или (р) `с мухой в голове`, т.е. с победой, овладением “мухой”. Образные ассоциации в сознании современных носителей русского языка при употреблении РФЕ Раздавить муху/мерзавчика связаны с маленькими бутылками водки (250 гр.), которые русские называли `мерзавчик`. Употребление ум.суффикса в лексическом компоненте с ярко негативной окраской `мерзавец` в составе ФЕ придает данному выражению шутливый оттенок. При переводе данных русских ФЕ сохранение этнокультурных компонентов представляется невозможным - РБФС: (б) Обърна , дръпна, гаврътна (по едно).
Количество спиртного `много` находит отражение в РФЕ и БФЕ, в которых образные ассоциации совпадают и основываются на обозначении сосудов большого объема, а также поведении животных: (р)Бездонная бочка – (б) бездънна бъчва, като продънен,същински смок; Като продран мях. РФЕ Напиться (надираться, нализаться) как свинья, как поросенок/ до поросячьего визга; До точки – БФЕ Мъртво пьян; Насвятка се като свиня. РФЕ: (р) Заливать глаза представлает образ человека, лишенного возможности видеть в результате опьянения – РБФС: (б)насвяткам се, натряскам се; кьор-кютюк.
Значительные расхождения в образности и эмотивности наблюдаются в следующих РФЕ и БФЕ Определение ассоциаций при формировании фразеологической образности в РФЕ Лыка не вяжет колеблется между бытовыми, ремесленными и обрядовыми реалиями. Экспрессивность основывается на этимологии и многозначности (р)`лыко` и (р)` вязать`. Данное выражение одновременно характеризует нарушение координации движений и речи субъекта. При переводе на БЯ акцент делается на нарушении речевой деятельности: (б) две/ пепел/ връв не може да каже, името не може да си каже; захапал джама. Выражение (р) Напиться в стельку, как заметил Огольцев В.М., является результатом сокращения развернутого сравнения “пьян настолько, что лежит, как стелька”. Образные ассоциации возникают на базе производящей основы глагола `стелиться` и соответственно гл.единицы `лежать`. Допустимы варианты перевода на БЯ (б) Напи се като казак, като юнак. Формирование ФО в выражении (р) Напиться до положения риз определяется в лингвистических исследованиях неоднозначно. В одних из них высказывается предположение, что оборот возник в монастырях, где пьянство не было редкостью [Грушко, Медведев 2000], в других предполагается связь с религиозными праздниками “положение риз” (ср.:`…как на праздник`) – РБФС: (б) До козирката; кьор-кютюк пиян; мъртво пиян. Ассоциации в РФЕ До зеленого змия (допиться, напиться) с образным компонентом `змий` связаны с мифическим библейским змеем-искусителем, а также со словом `зелье`. На Древней Руси так называли водку, вино и табак, а также волшебные травы и снадобья, при помощи которых привораживали или отвращали. “Образ” зеленого змия навеян галлюцинациями алкоголиков, а также библейскими текстами [ИЭС 2005]. РБФС: (б) мъртво пьян, до невменяемост, до умопомрачение, до халюцинации. При характеристике состояния алкоголиков образные ассоциации в сознании русских связаны с часто непредсказуемым поведением маленького пушистого зверька `белка`, который водится в обширных лесах России или физиологическим состоянием субъекта - `белой горячкой`: РФЕ Белка сидит на плече.
Сопоставительный анализ разноязычных фразеологизмов на уровне исследования фразеологической образности , выявления этнокультурных компонентов , семантических архаизмов в компонентном составе устойчивых выражений, экспрессивно-эмоциональной окрашенности способствует проникновению в глубинный смысл коннотаций. Данный подход является исключительно важным этапом в формировании коммуникативно-прагматической деятельности болгарских студентов-русистов, а также дает положительные результаты в процессе переводческой деятельности.
Литература
Виноградов 1968: Виноградов В.В. О серии выражений: муху зашибить, задавить, раздавить, убить, с мухой, под мухой//РР.-1968.-№1.-с.83-90.
Грушко, Медведев 2000: Грушко Е.А., Медведев Ю.М.Современные крылатые слова и выражения, М., 2000
ИЭС 2005: Бирих А.К., Мокиенко В.М., Степанова Л.И. Русская фразеология. Историко-этимологический словарь. М.,2005.
^ Кошелев, Леонидова 1974: Кошелев А.,Леонидова М. Българско-руски фразеологичен речник, С.,М., 1974
Ничева, Спасова-Михайлова, Чолакова 1974: Ничева К.,Спасова-Михайлова С., Чолакова Кр.Фразеологичен речник на българския език . І, ІІ. С., 1974.
Огольцев 1971: Огольцев В.М. О фразеологии устойчивых сравнений// Вопросы семантики фразеологических единиц: Тезисы докл. и сообщ.- Новгород, ч.І, с.75-76,78.
РБФС 1980: Русско-болгарский фразеологический словарь /под ред.С.Влахова/. С.,М., 1980.
Степанов 1999: Степанов В.А. Русские пословицы и поговорки от А до Я: Словарь-игра. М.,1999, с.72.
Фразеологический словарь русского языка /под ред.А.Молоткова/. М.,1986.
^ ФРАЗООБРАЗОВАНИЕ – ДИНАМИЧНЬIЙ ПРОЦЕСС В СОВРЕМЕННОМ РУССКОМ ЯЗЬIКЕ
Е.Н.Ермакова
ГОУ ВПО «Тобольский государственный педагогический институт
им. Д.И.Менделеева, Россия
ermakova25@yandex.ru
Elena Ermakova
a phraseological unit, phrase-formation, formal phrase- formation, internal phrase-formation.
The article deals with different approaches to phrase-formation in the modern Russian language as well as the relations between the productive and derived units are considered. The system of main terms of phrase-formation used in modern linguistics is also given.
В лингвистической литературе отмечается, что образование фразеологических единиц на базе переменных сочетаний наиболее продуктивный путь пополнения фразеологического состава. В современной лингвистике такой способ называют внешним фразообразованием.
Механизм внешнего фразообразования проявляется следующим образом: свободное словосочетание в определенный период языка начинает формировать другое значение, в результате разделения появляется новая единица – фразеологизм. Две единицы (исходная и образовавшаяся) сосуществуют в языке одного периода. При этом внешне единицы тождественны, в их форме не происходит никакого изменения, изменения происходят в семантике.
Целостное значение фразеологизма возникает вследствие расшифровки реального или нереального образа, лежащего в основе. «При расшифровке и осмыслении образа всегда наблюдается отвлечение, отход от словесной основы внутренней формы. В результате этого общее значение фразеологизма передается такими словами, которые не входят и не могут входить в состав исследуемого фразеологизма в качестве его компонентов» [Жуков 1967:106].
В отличие от процессов словообразования, при которых новое слово может появляться сразу, почти мгновенно, формирование фразеологических единиц на базе переменных словосочетаний может длиться долго. «Употребление переменного словосочетания с необычным значением в необычном окружении еще не дает ему основание стать фразеологической единицей. Поэтому второй фазой фразеологизации переменного сочетания слов является процесс закрепления образования с фразеологическим значением в языке…. Во время этого процесса носители языка привыкают не только к новому фразеологическому значению образования, но и к его новой синтаксической функции, а часто и к новому грамматическому значению» [Гвоздарев 1974: 57].
До сих пор вопрос о том, какие же семантические процессы происходят при фразообразовании в отдельных фразеологизмах, остается малоизученным.
Вторым источником образования фразеологизмов, менее продуктивным, являются произведения устного народного творчества – сказки и пословицы, на что указывали в своих исследовательских работах А.А.Потебня, В.И.Даль, Б.А.Ларин, В.М.Мокиенко, А.М.Бабкин, Ю.А.Гвоздарев и др.
Языку известны примеры, когда фразеологизм образовался из имеющейся в языке пословицы. Механизм формирования проявился в том, что выражения народной мысли становились краткими, отбрасывались те слова или фрагменты, которые не несли в себе элементы основной семантической нагрузки: губа не дура, знает, что принимает – губа не дура; голод не тетка, пирожка не подсунет – голод не тетка; отставной козы барабанщик – не велик чин - отставной козы барабанщик; не пришей кобыле хвост, чудеса в решете: дыр много, а выскочить некуда – чудеса в решете; пальца в рот не клади, а то откусит – пальца в рот не клади и др.
С.И.Ожегов отмечал, что при образовании таких фразеологических единиц имеет место «…утрата специфики жанра, связанная с трансформацией синтаксической и с наполнением как бы обобщенными смысловыми оттенками пословицы или поговорки» [Ожегов 1957: 39].
С распространением в России христианской культовой и светской литературы появились фразеологизмы альфа и омега, святая святых, злоба дня, в поте лица, камень преткновения, козел отпущения, на сон грядущий и др.
Еще одним источником образования считаются фразеологизмы, образованные русскими писателями, поэтами, общественными деятелями. Фразеологическая единица в этом случае начинается с индивидуально-авторского сочетания. Если проследить процесс образования сочетаний, то можно легко убедиться, что из многих авторских сочетаний лишь единицы фразеологизируются. Остальные потенциально остаются устойчивыми сочетаниями до тех пор, пока не станут (некоторые из них) актуальными, приобретут интерес и значение. Многие фразеологизмы именно так прочно вошли в русский литературный язык: дворянское гнездо – заглавие повести И.С.Тургенева; живой труп – заглавие драмы Л.Н.Толстого; тришкин кафтан, а Васька слушает да ест, а ларчик просто открывался, медвежья услуга– из басни И.А.Крылова; танцевать от печки – из неоконченного романа В.А.Слепцова; «хороший человек»; свинья в ермолке, Русь–тройка – высказывания Н.В.Гоголя; а судьи кто? горе от ума; с толком, с чувством, с расстановкой – из комедии А.С.Грибоедова «Горе от ума», герой нашего времени – заглавие романа М.Ю.Лермонтова.
Определяющими для перехода индивидуально-авторского выражения в устойчивое сочетания являются два условия: 1) выражение должно обозначать общеизвестное и актуальное в данный момент понятие, мысль, идею; 2) выражение должно отличаться примечательной в каком-то отношении словесной формой. Кроме того, потенциальные фразеологизмы должны обладать особой языковой формой: лаконичностью, образностью, поэтическим ритмом, синтаксическим или лексическим повтором, переосмысленными компонентами и т.д. [Гаврин 1972: 141].
С развитием деятельности человека (научной, производственной, деятельности искусства) появляются специальные термины. Переходят в общенародный язык уже как фразеологизмы омонимичные терминологическим сочетания слов и словосочетания: лишний человек (лишние люди), восклицательный знак, выводить/вывести на орбиту, мягкая посадка, перенести центр тяжести, холодная война, точка опоры, довести до белого каления и др.. Роль терминологии на современном этапе формирования фразеологизмов не уменьшается, а наоборот, приобретает более важный характер, ярко выраженную тенденцию к еще большей активации.
Все эти способы образования фразеологизмов обогащают язык качественно и количественно, при этом «обогащение» происходит «со стороны», извне фразеологического фонда.
Ученых-лингвистов интересует и другой способ, в современном русском языке весьма активный, - внутреннее фразообразование (по терминологии Ю.А.Гвоздарева, вторичная транспозиция). Под внутренним фразообразованием понимается образование нового фразеологизма на базе уже имеющегося в языке. Производная единица приобретает новое индивидуальное значение, как правило, новые грамматические свойства. На основании этого можно утверждать, что в языке и речи появилась новая фразеологическая единица. Такое фразообразование в современных исследованиях еще не получило достаточно системного освещения, хотя некоторые вопросы о механизмах такого образования поднимаются и решаются в отдельных работах.
Внутреннее фразообразование осуществляется несколькими способами: импликацией, внутрифразеологической омонимией, деривацией, экспликацией и частично контаминацией.
Импликация (свертывание) – эллипсис, семантическое сжатие. Свертыванию может подлежать любой компонент первый, средний, последний. Есть единицы, в которых сокращается одновременно несколько компонентов. Б.А.Ларин считал этот процесс проявлением исторической эволюции, при которой изменяется внешняя, структурная сторона фразеологической единицы и ее содержательная сторона [Ларин 1952: 214]. А.М.Бабкин называет процесс сокращения компонентного состава фразеологизмов редукцией, которая проходит через всю историю фразеологического состава русского языка [Бабкин 1967: 15]. В результате фразеологическая единица становится компактнее и лаконичнее.
Рассмотрим примеры сокращения фразеологизма за счет первого компонента: материно молоко на губах не обсохло - молоко на губах не обсохло. Обе единицы имеют значение «молод и неопытен», эллиптированный компонент не играет роли в формировании значения. Сокращаться может последний компонент как дважды два - четыре → как дважды два; нередки примеры фразеологизмов, в которых сокращается несколько компонентов: как сквозь землю провалился → как сквозь землю; как провалился; как две капли воды → как две капли; как капли воды. И в этих случаях сокращение компонента не играет какой-либо роли в формировании значения, а отсутствие компонента (или компонентов) никак не сказывается на значении фразеологизма в целом.
По-другому ведут себя единицы готов сквозь землю провалиться → сквозь землю провалился. Первая единица выражает острое желание исчезнуть, скрыться куда-либо от стыда, страха; значение второй единицы – «исчез». Очевидно, что один из компонентов имеет большое значение в формировании фразеологизма, без этого компонента появляется совершенно новая единица. Таким образом, наблюдаются разные следствия проявления импликации. В одном случае сокращение одного или двух компонентов не влечет за собой изменения всего плана содержания: значения полного и имплицированного фразеологизмов остаются тождественными (в этом случае процесс свертывания не является фразообразующим); в другом случае утрата одного из компонентов ведет к образованию нового фразеологизма.
Гораздо чаще фразообразование связано с омонимизацией. Проблема омонимии учеными признается одной из самых сложных и противоречивых, интерес к выявлению закономерностей проявления омонимии и ее результатов не ослабевает и в наши дни. К исследованию явления омонимии во фразеологии обращались в своих трудах В.В.Виноградов, В.Л.Архангельский, М.И.Ройзензон, А.М.Эмирова, В.М.Глухов, В.П.Жуков, В.М.Мокиенко, В.Н.Телия, А.М.Чепасова, Н.А.Павлова, М.И.Сидоренко и др.
Фразеологические омонимы – языковые единицы, характеризующиеся тождеством структурной модели и компонентного состава, но имеющие несовмещающиеся значения [Павлова 1990: 5]. Специфической чертой фразеологической омонимии является существование омонимических отношений между единицами разных языковых уровней. Многие ученые считают, что наличие омонимов – соответствий фразеологических единиц и свободных сочетаний является закономерным для языка, поскольку нефразеологические сочетания являются источником образования фразеологизмов.
Семантическое развитие омонимичных единиц проявляется и во внутренней омонимии: новые фразеологизмы образуются от уже существующих в языке. Механизм образования фразеологических омонимов, по мнению ученых, связан с процессом разделения ядра лексического значения и объединения от отделившейся части ядра таких сем, которые до разделения находились на периферии значения слова. Новая языковая единица сохраняет с исходной лишь внешнюю связь. В свою очередь, внутренняя омонимия представлена двумя типами:
1) омонимичные фразеологизмы с одним категориальным значением: призначные фразеологизмы как стеклышко – «чист» → как стеклышко – «трезв»; качественно-обстоятельственные фразеологизмы до последней капли крови - «стойко, упорно, самоотверженно» → до последней капли крови – «всегда»; процессуальные фразеологизмы показывать/показать нос (кому) – «дразнить» → показывать/показать нос (кому) – «появляться/появиться»;
2) омонимичные фразеологизмы с разными типами категориального значения: качественно-обстоятельственный фразеологизм с иголочки – «модно, по-современному (одеваться)» → призначный фразеологизм с иголочки – «модный, современный, новый (костюм)»; качественно-обстоятельственный фразеологизм со стороны – «отстраненно, отчужденно, отвлеченно» → фразеологический предлог со стороны – «от».
Еще один способ внутреннего фразообразования – экспликация (способ образования новой единицы на базе имеющейся путем увеличения компонентного состава). Фразообразование проявляется в том случае, когда производная единица, меньшая по количеству компонентов, присоединяет к себе лексему или лексемы, наиболее часто сочетающиеся с данной единицей. В соединении с закрепленным компонентом или компонентами новый фразеологизм получает новое категориальное и индивидуальное значения, выполняет новую синтаксическую функцию в языке и речи.
Механизм экспликации проявляется в следующем: предметные фразеологизмы, обнаруживающие высокочастотную сочетаемость с каким-то одним глаголом в одной падежной форме, становятся частью процессуального фразеологизма, занимая место именного компонента. Так, предметный фразеологизм первый шаг со значением «начало» имеет полную числовую и падежную парадигму. Употребляясь в форме винительного падежа, он может сочетаться с разными глаголами, оставаясь при этом предметным: наблюдать первый шаг, оценить первый шаг, предлагать первый шаг и др. В сочетании же с глаголом делать/сделать предметный фразеологизм утрачивает предметное значение и становится компонентом процессуального фразеологизма делать/сделать первый шаг со значением «начать».
В лингвистической литературе есть и прямо противоположная точка зрения на соотносительные единицы типа первый шаг – делать/сделать первый шаг, в которой высказывается предположение, что, наоборот, фразеологизмы типа первый шаг образованы от фразеологизма делать/сделать первый шаг. Такое явление характеризуется как «осколочное», а фразеологизмы без глагольного компонента рассматриваются как «осколки».
Экспликация может проявляться и среди других семантико-грамматических классов. Две фразеологические единицы, вступающие в экспликационные отношения, сосуществуют в языке, но при этом количественно и качественно отличаются друг от друга, что свидетельствует о наличии двух разных единиц.
Еще один способ внутреннего фразообразования – деривация. Деривация как способ фразообразования лингвистами понимается по-разному. В узком смысле деривация трактуется как выводимость одного из другого с опорой на формальное средство, а в широком смысле – без опоры на формант.
Наблюдения над материалом показывают, что единица с новым значением образуется только в том случае, если изменения носят структурный характер и проявляются с помощью формальных средств. Отношения производности наблюдаются как внутри семантико-грамматических классов, так и между классами. Такое проявление межкатегориальной переходности называют морфологической деривацией, вторичным фразообразованием, субстантивными фразеологизмами, субстантивными отглагольными дериватами. Наиболее часто деривационные отношения наблюдаются между процессуальными и предметными фразеологизмами типа бороться с самим собой → борьба с самим собой; блуждать в потемках → блуждание в потемках; вертеться ужом → верчение ужом; открывать/ открыть вечный двигатель → открывание вечного двигателя, открыватель вечного двигателя; перетягивать одеяло на себя – перетягивание одеяла на себя и др.
Структура и компонентный состав соотносительных фразеологизмов остаются тождественными. У производящей и производной единиц проявляется тождество логического понятия и качественное различие языковой категоризации. Различие увеличивается на уровне индивидуального значения. Семантика отвлеченного существительного, становящегося грамматически главным компонентом предметного фразеологизма, имеет отвлеченную сему процесса, называет процесс, дает имя процессу, указывая при этом на протяженность, на количество движущейся материи.
Еще один путь внутреннего фразообразования – контаминация (скрещивание, слияние двух фразеологических единиц в одну), при которой полученный фразеологизм объединяет в себе элементы значения каждой единицы. Происходит «обмен» компонентами. Контаминация бывает нескольких видов: 1) соединяются части двух фразеологических единиц, не совпадающих по лексическому составу, но сходных по синтаксической структуре или функции: попадаться на обман + идти на удочку = попадаться на удочку; 2) соединяются два фразеологизма, начинающиеся одним словом: уйти с головой + уйти в свою скорлупу = уйти с головой в свою скорлупу; 3) наложение (один компонент фразеологизма распространяется компонентами другого): хоронить концы + концы воду = хоронить концы в воду. При таком скрещивании чаще всего возникает новая фразеологическая единица, так как она объединяет в себе не только элементы внешней структуры двух единиц, но и элементы семантики каждого из соединяющихся фразеологизмов. Следовательно, в этом случае правомерно говорить о появлении нового фразеологизма.
Контаминация в сфере фразообразования не играет сколько-нибудь значительной роли: случаи контаминации являются результатом либо ошибочного употребления, либо сознательного преобразования в языке писателя с какой-то стилистической целью. В основном, контаминация приводит к образованию только речевых единиц.
Фразообразование в современном русском языке – динамичный процесс. Фразеологический состав русского языка находится в состоянии постоянного внутреннего саморазвития и самодвижения. Производные фразеологизмы обогащают семантические категории предмета, процесса, качества, следовательно, номинативный строй языка увеличивается качественно и количественно.
Литература
Бабкин 1967: Бабкин А.М. Русская фразеология как объект исследования и преподавания // Проблемы фразеологии и задачи ее изучения в высшей и средней школе, Вологда, 1967, с.13-20.
Гаврин 1972: Гаврин С.Г. Заметки по теории фразеологии // Проблемы устойчивости и вариантности фразеологических единиц. Тула, 1972, с.127-142.
Гвоздарев 1974: Гвоздарев Ю.А. Основы русского фразообразования. Ростов-на-Дону, 1974, 184с.
Жуков 1967: Жуков В.П. Роль образности (метафоричности) в формировании целостного значения фразеологизма // Проблемы фразеологии и задачи ее изучения в высшей и средней школе. Вологда, 1967, с.103-112.
Ларин 1956: Ларин Б.А. Очерки по фразеологии // Очерки по лексикологии, фразеологии и стилистике. Л., 1956, с. 200-224.
Ожегов 1957: Ожегов С.И. О структуре фразеологии // Лексикографический сборник. Вып.11. М., 1957.
Павлова 1990: Павлова Н.А. Омонимические отношения фразеологизмов. Учебное пособие. Омск, 1990, 83 с.
^ ЛИНГВИСТИКА ТЕКСТА
ИССЛЕДОВАНИЯ ПО ТЕОРИИ РЕЧЕВОЙ КОММУНИКАЦИИ В РУСИСТИКЕ
Анна Николова
Шуменский университет, Болгария
annanikbg@abv.bg
Anna Nikolova
communication theory, anthropocentrism, speech act, discourse, communicative behaviour, speech strategies and tactics.
The article comments on the main research fields in contemporary Russian linguistics which deal with different aspects of verbal communication. These aspects are discussed with regard to their relevance for the theory and practice of the foreign language teaching.
Традиционная лингвистика, ориентированная преимущественно на изучение и описание статической модели языковой системы, для изучения в иноязычной аудитории с необходимостью должна быть дополнена некоторыми основными комментариями из области теории речевой деятельности. Как хорошо известно, речевая деятельность – это система действий по порождению и восприятию речи, в рамках которой осуществляется обмен информацией. Конечная цель любого языкового обучения – это формирования навыков восприятия и порождения речи на соответствующем языке. Теория речевой деятельности – основная составная часть общей теории коммуникации. Преобладающая часть коммуникативной деятельности человека осуществляется при помощи языка и речи. В этой коммуникативной деятельности участвуют, кроме языка и другие знаковые невербальные системы, но основной объем информации в жизни людей передается при помощи устной или письменнной формы языка.
При обучении иностранному языку перед системой преподавания обычно стоят две задачи – дать представление о структуре и системных свойствах изучаемого иностранного языка и показать эту структуру в действии, в осуществлении различных эпизодов речевой деятельности. Для изучения родного языка деятельностный аспект языка представляет скорее всего теоретический интерес, так как практическое овладение языком осуществляется не столько теоретически, сколько интуитивно, в ходе развития и социализации языковой личности. Для иностранца обучение различным типам речевой деятельности и речевому поведению составляет основную часть его коммуникативной компетенции в области изучаемого языка.
Наблюдения над системой вузовского преподавания русского языка как иностранного показывают, что вся система обучения продолжает устойчиво базироваться на изучении структуры языка. Это означает, что учащиеся должны усвоить многочисленные парадигмы языковых средств различных уровней, огромное количество особенностей и исключений, малоупотребительных и периферийных форм, почти никак не связанных с потребностями конкретной речевой деятельности. В стороне остаются или вовсе не упоминаются и не затрагиваются такие базовые для теории речевой деятельности понятия как речевой акт, речевое действие, речевое поведение, интенция, перлокутивный эффект, ролевая структура речевого акта, речевые стратегии и тактики и др. Системная, описательная лингвистика мало внимания обращает на цели и установки использования языковых и неязыковых средств и еще меньше – на достигаемый результат. Этими проблемами в последние годы все чаще занимаются разные разветвления прагматики.
По утверждению почти всех современных лингвистов к концу 20 века в лингвистике произошел сериозный сдвиг в сторону расширения и значительного обогащения собственно-лингвистической трактовки языковых фактов путем привлечения широкого круга понятий и исследовательских методов из области психологии, социологии, теории коммуникации, теории информации, теории речевой деятельности, этнолингвистики и других смежных наук, оперирующих языком и способностью человека накапливать и выражать знания о мире при помощи языка. Язык как знаковая система перестал быть в центре исследовательских интересов [Ревзина 2004: 11]. Спор между пониманием языка как системы и языка как деятельности, занимавший умы целых поколений лингвистов, все более откровенно решается в пользу последнего. В этом ключе засилие исследований по прагматике и теории речевой коммуникации находит свое логическое объяснение.
Развитие лингвистической науки в последние несколько десятилетий ознаменовано, как известно, сильным поворотом к проблеме взаимодействия языка с говорящим человеком. Сильная антропоцентрическая линия развития современной лингвистики находит выражение прежде всего в активизации научных проблем, связанных с изучением личности и речевого поведения говорящего человека, особенностей его идиолекта, его интенций и пресуппозиций, со структурой речевой ситуации и влиянием других факторов, формирующих речевую ситуацию, с особенностями этно-психологического и национально-культурного характера и т.д. Интенсивное изучение когнитивных механизмов языка, основного концептуария и специфики языковой картины мира носителей определенного языка, проводящееся на стыке логики, этнопсихологии и лингвистики, также усилило интердисциплинарный характер исследований. Как отмечает Н.И. Формановская, антропоцентрическая парадигма в лингвистике породила новые сферы знаний: язык и культура, языковая личность, языковые картины мира, национально-культурные ментальные и языковые/речевые стереотипы, коммуникативная ситуация, коммуникативное намерение, коммуникативное поведение, речевой этикет, невербальные средства коммуникации и т.д. [Формановская 2003 : 441]. Получившая большую известность проблема изучения языковой личности тоже внесла свой вклад в усилении этой линии изучения языковых сущностей.
Наблюдение над публикациями в самых авторитетных лингвистических журналах и сборниках трудов показывает, что проблемы изучения речевой коммуникации группируются в русистике вокруг нескольких ключевых теоретических тем.
В первую очередь это труды, связанные с общей теорией речевой деятельности. Они находятся в русле усилившегося интереса к теории коммуникации. За последние годы в России издано несколько книг и учебников по теории речевой коммуникации:
^ О.Я. Гойхман, Т.М. Надеина. Основы речевой коммуникации, Москва, 1997; А.Р. Габидуллина, Т.П. Андриенко, Н.В. Кузена. Основы теории речевой коммуникации, Донецк, 2000; В.Б. Кашкин. Введение в теорию коммуникации, Воронеж, 2000; В.П. Конецкая. Социология коммуникации, Москва, 1997; Е.В. Клюев. Речевая коммуникация: успешность речевого взаимодействия, Москва, 2002.
Далее - это проблема основной единицы речевой коммуникации. В трудах различных авторов в качестве такой единицы называются речевой акт, речевое действие, высказывание, коммуникативные группы, дискурс, речевой жанр, текст и т.д. Теория речевых актов в русистике особого развития и применения не получила. В 1994 г. в предисловии к одному из томов серии Логический анализ языка – “Язык речевых действий“- Н.Д. Арутюнова пишет: “Как представляется, теория речевых актов близка к завершению. Она дала лингвистике многое: понятие перформатива, выявившее соотношение слов и дел, связанное с ним понятие локуции, иллокутивных сил, перлокуции. Теория замкнулась. Ее метаязык закрыт, но материал не исчерпан. Теория должна быть раздвинута, и один из возможных путей ее расширения состоит в более последовательном использовании моделей действий и моделей ментальных актов в анализе речевой деятельности человека /…./ Несмотря на аналогию слов и дел, высказываний и поступков, речевые действия глубоко специфичны. Важнейшей прагматической чертой речевых действий является их адресованность. Речевое действие обращено к “Другому” –личному или социальному адресату. Оно входит в контекст человеческих отношений – межличностных и социальных. Чтобы речь стала действием, должны быть удовлетворены соответствующие требования. Речь, сказанная “в пустоту” не является действием [Арутюнова 1994 : 2 – 3].
Н.И. Формановская выдвигает в качестве основных единиц дискурс и текст: основными единицами общения являются дискурс, “упакованный в форму текста, и его составная часть – высказывание, “упакованное” в форму предложения. Тексты же строятся по законам жанров, принадлежащим к тем или иным функциональным стилям” [Формановская 2003: 446 –447]. В силу того, что изучение дискурса в русистике находится еще на стадии теоретическото осмысления и описания, в практике преподавания иностранцам с большим успехом можно использовать предложенные тем же автором коммуникативно-семантические группы - ряды функциональных эквивалентов /синонимов/, выражающих одно и то же интенциональное значение: Благодарю вас!; Спасибо!;Я хочу /хотел бы/ вас поблагодарить; Разрешите вас поблагодарить; Я вам так благодарен! и мн.др. [Там же, с. 442]. Так как эти единицы охватывают высказывания одного из коммуникантов, то для целей обучения целесообразно обратить внимание и на возможные способы речевой реакции адресата. В практике лингвистических описаний встречаются подобные описания вопросно–ответных единств, реплик – реакций, побуждение – реакция на побуждение и др. [Казаковская 2004; Леонтьева 2005 и др.].
Из арсенала понятий, связанных с изучением теории речевой деятельности, большой популярностью в последние годы пользуются такие понятия как коммуникативное и речевое поведение, речевое воздействие, интенциональная структура высказывания, его перлокутивного эффекта, ролевой структуры, а также понятия речевой стратегии и тактики коммуникантов.
Разработкой проблематики коммуникативного поведения в русистике занимается проблемная группа воронежского университета под руководством проф.И.А. Стернина. В течении последних лет вышло несколько сборников статей,посвященных этой проблематике:
Коммуникативные ситуации, Воронеж, 1993; Модели описания коммуникативного поведения, Воронеж, 2000;Очерк американского коммуникативного поведения, Воронеж, 2001; Американское коммуникативное поведение, Воронеж, 2001; Введение в речевое воздействие, Воронеж, 2001; Русское коммуникативное поведение, Москва, 2002; Очерк английского коммуникативного поведения, Воронеж, 2003; Коммуникативные аспекты толерантности, Воронеж, 2001; Русское и финское коммуникативное поведение. Воронеж, 2000 и др.