Уральская академия государственной службы Актуальные проблемы частного права

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 15

С. И. Цыганов

кандидат экономических наук, доцент (УрГЮА)

Государственное регулирование
иностранных инвестиций

В последние годы в Российской Федерации улучшился инвестиционный климат. Это привело к заметному увеличению текущих и накопленных иностранных инвестиций. Но активизация инвестиционной деятельности иностранных инвесторов не сопровождается формированием цепочки взаимосвязанных мегапроектов, прогрессивными сдвигами в структуре национальной экономики. Иностранные инвесторы предпочитают вкладывать капитал в ссудной форме. Объем прямых инвестиций значительно уступает портфельным вложениям.

Фактическое состояние дел по привлечению иностранных инвестиций в российскую экономику позволяет поставить вопрос о необходимости продолжения работы по улучшению инвестиционного климата. При этом большое внимание должно быть уделено юридическим условиям, положительно влияющим на инвестиционную деятельность.

Следует признать, что в переходный период удалось создать основы правового обеспечения инвестиционного процесса, участниками которого являются иностранные инвесторы.

В двусторонних международных соглашениях Российской Федерации о поощрении и взаимной защите капиталовложений определяются правовые режимы иностранных капиталовложений (национальный, наибольшего благоприятствования, недискриминации, справедливый и равноправный), устанавливается защита иностранных инвесторов от принудительного отчуждения их вложений, фиксируются условия перевода платежей в связи с капиталовложениями и порядок разрешения споров между иностранным инвестором и принимающей стороной.

Российская Федерация участвует в двусторонних международных соглашениях об избежании двойного налогообложения. В соответствии с этими соглашениями инвестор освобождается от двойного налогообложения одновременно в стране своей резиденции и в иностранном государстве – источнике получения дохода.

Россия является участником Конвенции 1965 г. «Об урегулировании инвестиционных споров между государствами и физическими лицами или юридическими лицами других государств»^¹, Сеульской Конвенции 1985 г. «Об учреждении многостороннего агентства по гарантиям инвестиций»^², Конвенции УНИДРУА 1988 г. «О международном финансовом лизинге»^³.

Внутренним законодательством России предусмотрено предоставление минимального международного стандарта национального режима, а также фиксируются иные положения в области государственного регулирования иностранных инвестиций.

Вместе с тем созданная правовая база обеспечения инвестиционной деятельности иностранных инвесторов далека от совершенства. Представляется, что главная проблема заключается в отсутствии видения социально-экономических результатов государственного регулирования иностранных инвестиций на два-три десятилетия вперед. В первую очередь это вызвано тем, что Правительство РФ явно уклонилось от разработки долгосрочной политики социально-экономического развития страны. Принимаемые ныне трехлетние среднесрочные программы дают установку Государственной Думе Российской Федерации на внесение таких изменений и дополнений в инвестиционное законодательство, которые в большей мере ориентированы на решение текущих задач в области социально-экономического развития страны.

Формирование социально-экономической стратегии проходит ряд этапов. В первую очередь этот вопрос требуется исследовать на доктринальном уровне. Затем вырабатывается концепция долгосрочной социально-экономической политики государства. На последнем этапе принимается Федеральный закон «Стратегия социально-экономического развития Российской Федерации на период 2008–2025 гг. и на последующий период до 2035 г.»

В этом федеральном законе должны быть определены основные цели долгосрочной социально-экономической политики. Ими являются осуществление перехода к информационной экономике и подъем уровня жизни подавляющей части населения до современных стандартов стран Запада.

Стратегия социально-экономического развития Российской Федерации позволяет уточнить направления совершенствования актов правотворчества в области инвестиционного процесса.

Исходным положением является улучшение национального режима, предоставляемого иностранным инвесторам. На это справедливо указывает Т. В. Соколова^¹. При этом хотелось бы подчеркнуть, что изменение нормативной базы должно соответствовать тем основным целям, которые определены в стратегии социально-экономического развития страны.

Следует тщательно проработать схемы соглашений с иностранными инвесторами в соответствии с коренными интересами Российской Федерации.

В этом плане представляет интерес сопоставление способов раздела продукции, предусмотренных ст. 8 Федерального закона от 30.12.1995 № 225-ФЗ «О соглашениях о разделе продукции»^². В силу п. 1 ст. 8 этого федерального закона произведенная продукция делится на две части – компенсационную и прибыльную. Прибыльная часть распределяется между государством и инвестором в определенной пропорции. В собственность инвестора передается компенсационная продукция. Она идет на возмещение его затрат на выполнение работ по соглашению о разделе продукции. В п. 2 данной статьи предусматривается раздел продукции в ином порядке. Использование схемы, зафиксированной в п. 1 ст. 8 Федерального закона от 30.12.1995 № 225-ФЗ, отодвинуло в далекое будущее раздел продукции по проекту «Сахалин-2». Иной способ раздела произведенной продукции, установленный в п. 2 этой статьи, позволяет перейти к разделу продукции без выделения компенсационного фонда. В результате прямого раздела значительно увеличивается доля государства в произведенной продукции.

В п. 2 ст. 4 Федерального закона от 09.07.1999 № 160-ФЗ «Об иностранных инвестициях в Российской Федерации»^¹ предусмотрены изъятия стимулирующего характера. Они могут быть установлены для иностранных инвесторов в интересах социально-экономического развития России. Но при этом законодатель не определяет даже принципиального вектора такого развития.

Сформулированные в настоящей статье основные цели стратегии социально-экономического развития Российской Федерации позволяют выработать ряд рекомендаций по таким изъятиям.

Замыкание России в рамках индустриально-сырьевой модели экономического строительства затормозило укрепление национальных производительных сил. В этих условиях выход на траекторию экономики информационного типа предполагает льготирование таких иностранных инвесторов, которые вносят ощутимый вклад в укрепление пятого технологического уклада и обеспечивают подготовку перехода к шестому технологическому укладу.

Такая установка позволяет обосновать различия в предоставлении льгот иностранным инвесторам.

При потере почти половины экономического потенциала страны необходимо добиться радикальных перемен в состоянии национальной экономики. Это предполагает осуществление в первоочередном порядке нового строительства, проведение реконструкции, модернизации, помещение инвестиций в нововведения. Серьезные льготы следует предоставлять иностранным инвесторам, предпочитающим эти четыре формы реального инвестирования.

В процессе выработки политики льгот важно учитывать объем инвестиций, их распределение по отраслям или сферам деятельности, территориям. При этом необходимо исходить из того, что инвестиционные мегапроекты в производственной инфраструктуре, наукоемких, высокотехнологичных производствах зримо подталкивают производительные силы в сторону информационной экономики. Полезно для национального хозяйства размещение иностранных инвестиций на экономически отсталых, депрессивных территориях.

Допустима дифференциация льгот в зависимости от вида иностранных инвестиций. В то же время следует учесть, что прямые инвестиции далеко не всегда превращаются в современную технику, совершенную технологию, новое знание. Привлечение прямых иностранных инвестиций за каким-то пределом может обернуться потерей национальными производителями внутреннего рынка, усилением негативной деформации структуры экономики.

В ст. 16 Федерального закона от 09.07.1999 № 160-ФЗ установлены льготы по уплате таможенных пошлин при осуществлении иностранным инвестором приоритетного инвестиционного проекта. Согласно ст. 17 этого федерального закона субъекты Российской Федерации и органы местного самоуправления могут предоставлять иностранному инвестору льготы, осуществлять финансирование и оказывать иные формы поддержки инвестиционного проекта, осуществляемого иностранным инвестором, за счет средств бюджетов субъектов Российской Федерации и местных бюджетов, а также внебюджетных фондов.

В этой системе поощрений налоговые льготы традиционно занимают центральное место, хотя по мере укрепления национальной экономики вытесняются другими видами стимулирования иностранных инвесторов.

В настоящее время действует система гарантий, предоставляемых иностранным инвесторам. Эти гарантии закреплены в международных договорах и внутреннем законодательстве Российской Федерации. С учетом поставленной задачи усиления притока крупных и особо крупных иностранных инвестиций с длительным сроком окупаемости, было бы целесообразно увеличить срок действия стабилизационной оговорки, предусмотренной п. 2 ст. 9 Федерального закона от 09.07.1999 № 160-ФЗ, до 10 лет для иностранного инвестора, осуществляющего инвестиционный мегапроект.

Стимулирование иностранных инвесторов имеет свои границы, определяемые интересами Российской Федерации. В необходимых случаях правомерно прибегать к изъятиям ограничительного характера.

В п. 2 ст. 4 Федерального закона от 09.07.1999 № 160-ФЗ определено, что изъятия ограничительного характера могут быть установлены федеральными законами только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства.

Важно определить в федеральном законе закрытый перечень изъятий ограничительного характера, которые действуют в течение длительного времени. Это повысит уровень стабильности инвестиционного климата.

Отдельные изъятия ограничительного характера зафиксированы в ряде норм федеральных законов. При этом произошло «замораживание» в Государственной Думе Российской Федерации прохождения законопроекта «Об изъятиях ограничительного характера из национального режима для иностранных инвестиций, осуществляемых на территории Российской Федерации».

Представляется, что причиной торможения принятия этого закона является сохранение неясности в установках Правительства РФ по выработке государственной долгосрочной структурной и инвестиционной политики, что напрямую связано с зачаточным состоянием проработок стратегии социально-экономического развития страны.

Другим препятствием выступает противоречивость в нормативном определении безопасности, которая является одним из оснований применения изъятий ограничительного характера. В ст. 1 Закона РФ от 05.03.1992 № 2446-1 «О безопасности»^¹ зафиксировано, что безопасность – это состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз. В свою очередь в пункте 3.17 ГОСТ Р 1.0-92 «Государственная система стандартизации Российской Федерации. Основные положения» дается иная формулировка этого термина: безопасность – отсутствие недопустимого риска, связанного с возможностью нанесения ущерба. Сохранение такого отличия терминологического аппарата в законе и государственном стандарте порождает разночтения в трактовке перечня отраслей, сфер деятельности и участков территории России, в отношении которых устанавливаются изъятия ограничительного характера на осуществление иностранных инвестиций и связанной с ними деятельности.

Нельзя отрицать разновекторность лоббирования законопроекта об изъятиях ограничительного характера со стороны российского и иностранного бизнеса.

Новый импульс развитию правового регулирования иностранных инвестиций придает вступление России во Всемирную торговую организацию (ВТО). Предстоит провести кропотливую работу по приведению национальных норм в области инвестиционной деятельности в соответствие с документами этой международной организации. Так, в абз. 4 п. 2 ст. 7 Федерального закона от 30.12.1995 № 225-ФЗ предусмотрено приобретение иностранным инвестором технологического оборудования, технических средств и материалов российского происхождения. Вместе с тем государство – член ВТО должно отказаться от требования местного компонента.

Совершенствование государственного регулирования иностранных инвестиций благотворно повлияет на инвестиционную деятельность иностранных инвесторов.

Д. Ю. Засыпкин

аспирант (УрАГС)

Концепции концессии в советской цивилистике

Концессионное законодательство Советской России являлось чрезвычайно развитым для своего времени, даже в сравнении с западными странами. Значительных успехов в разработке теоретических основ концессии достигла и советская цивилистика. Об этом свидетельствует тот факт, что именно в советский период ее развития была сформулирована идея возникновения комплексной отрасли концессионного права. Среди ученых-юристов, исследовавших проблемы концессии, были такие широко известные цивилисты, как И. Н Бернштейн, А. В. Карасс, Б. А. Ландау, В. Машкевич, Е. Носов, В. Н. Шретер. Научные труды указанных правоведов, в частности, работы Б. А. Ландау «Концессионное право Союза ССР» (1925 г.) и И. Н. Бернштейна «Очерк концессионного права» (1930 г.) и сегодня составляют теоретическую основу изысканий в этой области.

В доктрине советского права вопрос о юридической природе концессии исследовался в 20-х – начале 30-х годов ХХ в. Это обусловлено тем, что именно в этот период концессии получили развитие в экономике Советской России. После того, как советское правительство свернуло политику нэпа и в середине 1930-х гг. односторонне ликвидировало последние концессии, они на долгие десятилетия «ушли» из отечественной экономики.

Экономическая сущность советской концессии заключалась в предоставлении государством разрешения на осуществление определенной деятельности частному лицу. При этом отличительной чертой концессии являлось то, что стороной в правоотношении всегда является государство (иное публично-правовое образование), а разрешение на концессию было связано с монопольным правом государства на объект деятельности (вещей, находящихся в государственной собственности, или вещей, изъятых из оборота) либо на занятие деятельностью, являющейся прерогативой государства^¹.

Что касается типологии советской концессии, то на основании сложившейся практики того периода авторы делили концессии по форме на так называемые «смешанные общества» и «чистые концессии» (концессии в собственном смысле слова)^². От общего числа действовавших в СССР концессий «смешанные общества» составляли примерно 30 %, а «чистые концессии» – 70 %.

«Смешанные общества» представляли собой предприятия с совместным участием государственного и частного капитала. Они были созданы на основании Постановления ВЦИК РСФСР от 13.03.1922 «О внешней торговле». Подобные общества представляли собой акционерные предприятия с преобладающей долей советских государственных хозяйственных организаций в их капитале. Но управление деятельностью обществ, специализировавшихся прежде всего на внешнеторговой деятельности, осуществлялось обычно на паритетной основе. Таким же образом распределялись и доходы. Кроме того, по истечении срока договора концессионер был обязан передать государству (причем в надлежащем состоянии) все предоставленные ему ранее объекты. Следует согласиться с утверждением С. А. Сосны о том, что в действительности у таких акционерных обществ было мало общего с классической концессией. Они представляли собой не более чем одну из форм допуска частного капитала (в том числе иностранного) в советскую государственную экономику^³.

Вторая разновидность советской концессии – так называемая «чистая концессия» – в большей мере обладала признаками классической концессии. К ним относились горные, лесные, нефтяные, сельскохозяйственные и другие сырьевые концессии. Инвестируемые в них средства полностью принадлежали иностранным концессионерам, управление концессией также осуществлялось только инвестором.

Концессии делились на общесоюзные и республиканские, которые отличались не только по масштабу деятельности концессионера и уровню государственного органа, заключавшего договор, но, прежде всего, по уровню законодательства, которым регулировались концессии. Общесоюзные концессии регулировались Декретом СНК РСФСР от 23.11.1920 «Об общих экономических и юридических условиях концессий», индивидуальными декретами Совнаркома и договором. Республиканские (местные) концессии создавались и действовали согласно Декрету ВЦИК и СНК РСФСР от 12.04.1923 «О порядке сдачи губернскими (областными) исполнительными комитетами концессий на коммунальные предприятия».

По объему предоставляемых концессионеру прав условия республиканских концессий не отличались от обычного договора подряда, предусматривавшегося гражданским законодательством, и, в отличие от условий общесоюзных концессий, как правило, не содержали в себе изъятий из действовавшего законодательства^¹.

В подавляющем большинстве концессионных договоров СССР с иностранными предпринимателями говорилось об изъятии права концессионера осуществлять ту или иную деятельность из общих законов. Здесь речь шла о внесистемном изъятии, как его называет С. А. Сосна. Хотя декрет Совнаркома допускал деятельность в социалистической экономике социально чуждого ей частнокапиталистического предприятия, к тому же иностранного. Такие правоотношения противоречили принципам советского права, политическим и экономическим устоям государства, а потому не могли не иметь временного характера^².

Концессия была в тот период синонимом крупного иностранного частного предприятия, которое могло быть создано только по индивидуальному решению центральной власти. На это прямо указывалось в ст. 55 ГК РСФСР 1922 г., согласно которой «предприятия, в коих число наемных рабочих выше установленного законом, телеграф и радиотелеграф, а равно и другие сооружения, имеющие государственное значение, могут быть предметом частной собственности не иначе как на основании концессии, испрашиваемой у правительства»^¹.

Подобная трактовка концессии существенным образом отличалась от традиционной, когда концессия рассматривалась как специфическая форма предпринимательской деятельности в условиях рыночной экономики.

По вопросу о юридической природе концессионных соглашений шли острые дискуссии в 1920-е гг., прежде всего в плане фактического их разграничения с договорами аренды. В публицистической литературе в целом преобладал цивилистический подход к оценке правовой природы концессий. При этом некоторые теоретики считали, что отношения аренды и концессии практически идентичны. «Концессии представляют собой по существу ту же аренду, – говорил Н. И. Бухарин, – но здесь мы будем иметь перед собой капиталистических арендаторов более высокой марки, которым придется ввозить и части основного капитала, машинное оборудование, постройки и др.». «Родоначальник» концессионной политики В. И. Ленин также говорил о концессии как о своего рода арендном договоре. «Капиталист становится арендатором части государственной собственности по договору на определенный срок, но не становится собственником»^². Правда, в отличие от договора аренды, у концессии отмечали некоторые специфические признаки. Прежде всего, обращалось внимание на чрезвычайно широкое и детальное регламентирование обязанностей концессионера, плотный контроль государства за его деятельностью. С другой стороны, указывалось на чрезмерно широкие права и привилегии, предоставлявшиеся концессионерам советской властью. Однако эти черты советской концессии не соответствовали традиционным, сохранившимся еще с дореволюционной поры представлениям о правах и обязанностях арендатора и арендодателя, т. к. они выходили за рамки гражданского права.

Более осознанно публично-правовые черты советских концессий отражались в юридической литературе, представленной трудами ряда ученых-юристов, хорошо знавших как русское, так и новое советское право, а также зарубежную теорию и практику. В основном они характеризовали концессию с цивилистических позиций, но с заметными различиями в оценках.

В частности, крупнейший советский правовед-цивилист А. В. Венедиктов называл концессии о сдаче существующих предприятий по своей юридической природе договорами аренды, т. е. сдачи имущества в наем. Другие советские теоретики, в той или иной степени допуская сходство концессии с арендой, тем не менее, отдавали себе отчет в том, что одних лишь обычных гражданско-договорных условий недостаточно для опосредования концессионных отношений. Вследствие этого концессию они полностью не отождествляли с арендой. Ключевое отличие концессии – во властном акте государства, выступавшем основанием возникновения концессии. Именно этот ключевой момент служил отправной точкой для определения правовой природы концессии.

Так, А. В. Карасс писал, что от простой аренды госпредприятия концессия отличается тем, что, во-первых, она не ограничивается 12-летним сроком, который закон (ст. 154 ГК РСФСР 1922 г.) устанавливал в качестве предельного для всех видов имущественного найма, и, во-вторых, что по концессионному договору допускается к промышленной, торговой или иной хозяйственной деятельности на территории Советского государства иностранный капитал^¹.

И. Н. Бернштейн считал, что аренда государственного имущества – это частная сделка с казной, тогда как «концессией является разрешение власти, предоставляющее лицу (физическому или юридическому) право либо заниматься деятельностью, закрытой ранее для данного лица или осуществляемой по общему правилу самим государством, либо обладать такими имущественными объектами, которые в силу общих законов изъяты из гражданского оборота»^². Концессия предоставлялась по специальному закону, который мог давать концессионеру особые права и гарантировать их от последующих изменений в общем законодательстве. Кроме того, указывал он, сущность аренды состоит в эксплуатации определенного имущества, а концессия – это предоставление права на осуществление предпринимательской деятельности, при которой имущественный объект может играть далеко не решающую роль. Но в принципе, подчеркивал И. Н. Бернштейн, концессия государственного предприятия действительно наиболее близка к аренде государственного предприятия, поскольку последняя помимо иных черт сходства тоже предусматривает передачу в собственность государства произведенных концессионером улучшений имущества.

Возражая против приведенного замечания И. Н. Бернштейна, В. Н. Шретер писал: «Арендатор должен вернуть именно то оборудование и то имущество в натуре, которое он получил. Концессионер, получающий концессию на десятки лет, в отличие от арендатора, своевременно должен вернуть правительству, во всяком случае, уже не тот завод и не то оборудование»^¹. С учетом этого В. Н. Шретер определял концессию как явление, имеющее в своей основе публично-правовой характер, но не исключающее и частноправовых моментов. Аренду как исключительно частноправовую сделку он противопоставлял соглашению о концессии, характеризуемой наличием не только субъективных прав, но и публичных субъективных прав, требующих их формулирования в договоре посредством специального закона или административного акта.

Наиболее последовательно тезис о комбинированном характере концессионного договора отстаивал Е. Носов. Именно он характеризует советскую концессию как гетерогенный договор. Причем гетерогенность в его представлении – явление не только правовое, но и политическое, поскольку в концессионном договоре советского образца воплощался временный альянс пролетарского государства с политически чуждым ему иностранным частнокапиталистическим предприятием^². На основании изложенного можно сделать вывод о том, что властный акт государства, по мнению автора, служит основанием возникновения определенного типа правоотношений – концессионных, а права и обязанности сторон непосредственно устанавливает договор.

Б. А. Ландау дал такое определение концессии: «Концессией мы называем акт публичной власти, предоставляемый в целях общественной пользы, на известных условиях, в частное обладание предмет, по общему правилу изъятый». Но далее он отмечает, что для «установления концессии недостаточно одного волеизъявления государства – необходимо еще и волеизъявление концессионера»^³. Фактически Б. А. Ландау придерживался точки зрения, согласно которой концессионный договор является лишь привычной, преобладающей формой выражения акта государственной власти.

Из приведенных выше определений концессии обращают на себя внимание два момента. Первый – обязательное наличие цели общественной пользы, ради которой и принимался властный акт государства, служивший основанием возникновения концессионных правоотношений. Однако цели сторон в отношении концессий были различны. По сути Б. А. Ландау верно отмечал, что «капиталистов интересует прибыль от концессий, а советское государство – возрождение страны»^¹. Второй момент – это акцент, который делали советские правоведы на решении властного органа государства о предоставлении концессии. По мнению С. А. Сосны, он не просто подчеркивал публично-правовые начала концессии, но отражал то сильное давление, которое оказывала на концессионеров Советская власть, пытавшаяся интегрировать концессии в систему социалистического планового хозяйства^².

Несмотря на стремление некоторых советских авторов трактовать концессию исключительно как закон (как публично-правовой акт), а иногда даже говорить об одностороннем характере концессий, следует признать, что это утверждение ошибочно. Н. П. Дергачева, характеризуя в своей работе различные конкретные концессии иностранных компаний в Советской России, многократно применяет к концессиям термин «договор» и говорит именно о процедуре заключения концессионного договора. С одной стороны концессию утверждал своим декретом Совнарком, а с другой – ее подписывал концессионер. Кроме того, любопытным является и другой факт, на который следует обратить особое внимание. Н. П. Дергачева пишет: «Споры между концессионером и правительством по вопросам выполнения договора решаются особым третейским судом, причем супер-арбитр в случае недостижения сторонами иного соглашения избирается концессионером из числа указанных правительством 5 кандидатов. Эти кандидаты намечаются правительством из числа профессоров Фрейбургской горной академии или высшей технич. школы в Стокгольме.

В случае серьезного нарушения договора концессионером, правительство вправе, согласно решения третейского суда, досрочно прекратить действие концессии, оставив в своих руках имущество концессионного предприятия.»^³

Из сказанного можно сделать два вывода. Во-первых, то обстоятельство, что споры между сторонами концессии разрешались в специально создаваемом третейском суде (в составе иностранных арбитров), а не в общегражданских судах, еще раз подтверждает именно внесистемное изъятие советских концессий из общего (частного) права Советской России. Во-вторых, концессия имела именно характер договора, который не подлежал одностороннему расторжению без обращения в третейский суд, что подтверждается предоставлением согласно Декрету СНК РСФСР от 23.11.1920 «Об общих экономических и юридических условиях концессий» со стороны правительства гарантий концессионеру о недопустимости одностороннего изменения договора, а также от национализации, конфискации, реквизиции концессионного предприятия^¹.

В этой связи следует отметить, что в вопросе об одностороннем изменении условий концессионного договора со стороны государства теория советского права придерживалась распространенной точки зрения о принципиальной возможности таких изменений. По утверждению С. А. Сосны, своеобразие этой позиции заключалось в том, что каждая концессия в СССР принималась законом (декретом СНК), в силу чего сам концессионный договор становился законом и изменить его можно было только по закону.

Б. А. Ландау писал, что верховная власть в СССР в лице государства вправе издать законы, изменяющие или отменяющие действие тех или иных пунктов концессионного договора «или даже уничтожающие силу данных концессий», но концессионер, без согласия которого эти изменения были произведены, «имеет право искать всех происшедших от таких изменений убытков»^². И. Н. Бернштейн, соглашаясь с этим положением, утверждал, что гарантия со стороны государства о недопустимости одностороннего изменения условий договора каким-либо властным актом не есть самоограничение власти, а всего лишь обязанность государства возместить ущерб, причиненный таким односторонним изменением условий^³.

Следовательно, советское законодательство и правовая доктрина, признавая неизменность условий концессионного договора, рассматривали в качестве гарантии такой неизменности принцип восстановления баланса финансовых интересов сторон концессии, нарушенного в результате одностороннего изменения концедентом условий договора.

В теории советского права, как и в законодательстве, четко не был определен предмет концессионного договора. У теоретиков речь обычно шла об объектах концессии. Таковыми считались ограниченно оборотоспособные или изъятые из оборота виды имущества, а также виды деятельности, составляющей государственную монополию. К «видам имущества» Б. А. Ландау относил земли, недра, леса и иные природные ресурсы, суда и иное национализированное имущество, к «видам деятельности» – внешнюю торговлю, производство на частных предприятиях свыше определенного объема. По-иному характеризовал предмет концессионного договора И. Н. Бернштейн. Он говорил о нем как «о праве заниматься деятельностью, закрытой ранее для данного лица или осуществляемой по общему правилу самим государством, либо обладать такими имущественными объектами, которые в силу общих законов изъяты из гражданского оборота»^¹. Подобная трактовка предмета концессионного договора представляется более корректной, поскольку концессионеру предоставляется именно право пользования объектом, а не объект как таковой.

Blog

Уральская академия государственной службы Актуальные проблемы частного права