Уральская академия государственной службы Актуальные проблемы частного права

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 15

В. А. Баранов

аспирант (УрАГС)

Система сервитутных правоотношений

В механизме гражданско-правового регулирования общественных отношений право на сервитут на уровне индивидуальных правовых форм представлено соответствующими правовыми связями, в силу которых у их участников возникают субъективные права и юридические обязанности^³. Но поскольку субъективное сервитутное право и корреспондирующая ему юридическая обязанность является элементом содержания последней, то их сущность в полной мере может быть раскрыта в процессе исследования самих сервитутных правоотношений.

Следует, однако, отметить, что в юриспруденции не сложилось единого мнения ученых о сущности гражданских правоотношений вообще и сервитутных в частности.

В русской цивилистике преобладало определение правоотношения или, как оно тогда называлось, юридического отношения как субъективного права, реализация которого обеспечивается посредством притязания к другому лицу. Так, Н. М. Коркунов рассматривал правоотношение как бытовое отношение, регулируемое юридической нормой. С учетом этого он конструировал понятие так называемого «юридического быта» как совокупности юридических отношений. При этом основным в правоотношении указанный автор считал обязанность, а само правоотношение рассматривал как отношение двух субъектов, связанных друг с другом правами и обязанностями^¹. Аналогичного мнения на этот счет придерживались и другие ученые. К примеру, Ф. В. Тарановский, Г. Ф. Шершеневич, Л. И. Петражицкий также считали юридические отношения связью двух лиц, между которыми устанавливаются взаимные обязанность и притязание^².

В теории советского гражданского права была распространена концепция, в соответствии с которой гражданское правоотношение представляет собой общественное отношение, урегулированное нормами гражданского права. Эту точку зрения поддерживали С. Н. Братусь^³, О. С. Иоффе^⁴, В. А. Рясенцев^⁵ и др.

В связи с этим О. С. Иоффе характеризует гражданское правоотношение с точки зрения связи данной категории с общественными отношениями и с учетом его индивидуального бытия. В соответствии с первым из названных аспектов оно является способом закрепления, условием движения и средством конкретизации общественного отношения, присущего соответствующему правопорядку, с одной стороны, и способом преобразования или условием существования социальных связей – с другой. В ракурсе второго из названных аспектов ученый обращает внимание на то, что правоотношение всегда существует между конкретными лицами, юридически закрепляет взаимное поведение его участников, основывается на нормах права и в своем осуществлении обеспечивается силой государственного принуждения^¹.

Исходя из того, что предпосылкой возникновения правоотношения являются норма права, правоспособность и юридический факт, Ю. К. Толстой рассматривал его в качестве одной из стадий воздействия нормы права на поведение человека, поскольку норма права реализуется, в конечном счете, только в общественной жизни через правоотношение. Сообразно этому правоотношение, по его мнению, – «это особый вид идеологических общественных отношений, при посредстве которых (через которые) норма права регулирует фактические общественные отношения в их реальной форме»^².

Вместе с тем были высказаны и другие точки зрения по поводу того, что собой представляет правоотношение. Существует позиция, которая признает, что право регулирует не просто общественные отношения, а правоотношения^³ и что правоотношения – не предмет, а результат регулирования правом общественных отношений^⁴.

С. С. Алексеев определяет правоотношение как форму, которую приобретают фактические отношения, будучи урегулированными нормами права. «Реальные жизненные отношения, урегулированные нормами права, представляют собой прочное единство фактического материального содержания и юридической формы»^⁵. В этом определении автор ведет речь не об общественном отношении, урегулированном нормами права, а о той форме, о том виде, который оно приобретает.

Близкую позицию по этому вопросу занимает Р. О. Халфина, которая заключает, что правоотношение обозначает конкретное, реальное общественное отношение, облеченное в правовую форму и являющееся результатом реализации нормы права. Воплощение правовой нормы в правоотношении – это одно из средств воздействия права на общественные отношения. Будучи реализованной, правовая норма придает определенным видам общественных отношений новое качество. В большинстве случаев отношения могут существовать либо как правоотношение, либо как общественное отношение, не урегулированное нормой права. В процессе реализации нормы в правоотношении выявляется ее соответствие конкретным условиям, общественным потребностям и целям правового регулирования. Воплощение нормы права в правоотношении показывает, насколько полно и точно определены в норме главные, типичные черты данного отношения, насколько реальна норма^¹.

Вышеизложенные концепции правоотношения-формы к общему логическому знаменателю привел О. А. Красавчиков. С его точки зрения, правоотношения – это «юридическая форма общественного отношения, складывающаяся из основанных на законе мер возможного (субъективных прав) и мер должного (субъективных обязанностей) поведения, или, говоря иначе, правоотношение как юридическая форма общественного отношения, урегулированного нормами права, представляет собой систему мер юридически возможного и юридическинеобходимого поведения участников данной социальной связи»^². Из этого можно сделать вывод о том, что ученый рассматривает гражданское правоотношение как правовую форму общественного отношения, складывающегося по поводу материальных и нематериальных благ, участники которого, обладая правовой автономией и имущественной обособленностью, выступают в качестве юридически равных носителей прав и обязанностей. В той или иной мере данный подход к определению указанного правоотношения воспринят и современными цивилистами^³.

В контексте настоящего исследования под правоотношениями по поводу сервитута понимаются индивидуальные правовые формы, возникающие в результате правового регулирования соответствующих общественных отношений. В самом общем виде их понятие можно сформулировать как имущественные связи, урегулированные гражданско-правовыми нормами, устанавливающие меру возможного поведения управомоченных субъектов и меру должного поведения обязанных субъектов по поводу ограниченного строго целевого пользования недвижимыми вещами, принадлежащими собственнику.

В цивилистике, однако, отсутствует четкое определение модели данных правовых связей. Отдельные авторы, в частности, И. А. Шульгин, обосновывают их функционирование в качестве единого гражданского правоотношения, включающего в себя две взаимосвязанные сферы: первая из них характеризуется тем, что связи возникают между сервиентом и сервитуарием; отношения второй сферы возникают между сервитуарием и третьими лицами^¹. С подобным подходом к позиционированию правовых отношений, формирующихся по поводу сервитута, нельзя согласиться по следующим соображениям.

ГК РФ под сервитутом понимает право ограниченного пользования соседним земельным участком (ст. 274) или другой недвижимостью (ст. 277). Из предельно лаконичной легальной формулы ясно, что право это ограниченное, состоит главным образом в правомочии пользования и возникает на недвижимое имущество. Но как справедливо замечает Л. В. Щенникова, еще «Со времен Древнего Рима цивилистика предостерегала, что нельзя путать обязательство, порождающее сервитут, с самим сервитутом, который не есть обязательство, ибо направлен не на субъекта, его деятельность, а на вещь (объект прав)»^². Между тем И. А. Шульгин не только не учитывает этого обстоятельства, но, по сути, элементы содержания правовых связей (субъективные права и обязанности его участников) подменяет системой самих правоотношений, формирующихся по поводу сервитута. Данное недоразумение обусловлено, очевидно, воспроизведением автором конструкции обязательственно-вещного правоотношения, против включения которого в понятийно-категориальный аппарат науки гражданского права предостерегал Е. А. Суханов^³.

В реальной действительности сервитутные отношения облекаются в две самостоятельно функционирующие, но системно связанные правовые формы: сервитутное обязательство и вещное сервитутное право (правоотношение сервитута). Несмотря на то, что та и другая относятся к категории регулятивных (первая – динамики, вторая – статики)^¹, каждая из них обладает собственными признаками, юридико-фактическим основанием возникновения, субъектным составом, объектом и содержанием.

По своей юридической природе сервитутное обязательство относится к первоначальным правовым формам, а вещное сервитутное право (правоотношение) – к производным. По степени определенности субъектного состава первое относится к относительным, а второе – к абсолютным правовым связям. Далее, по структуре сервитутное обязательство является сложным, а вещное сервитутное право – простым. Наконец, первое есть правовая связь активного типа, а второе – пассивного.

Основанием возникновения сервитутного обязательства выступает договор, решение суда об установлении сервитута (частного)^² и административный акт об установлении сервитута (публичного)^³, а вещного сервитутного права – исполнение самого сервитутного обязательства.

В сервитутном обязательстве имеются две стороны: собственник господствующего недвижимого имущества – сервиент (от англ. servient), предоставляющий сервитут, и собственник или обладатель служащего недвижимого имущества – сервитуарий (от англ. servitus), в интересах которого установлен сервитут. В данном правоотношении оба субъекта одновременно могут быть управомоченными и обязанными, т. е. кредитором и должником. Поэтому лишь условно кредитором можно именовать сервитуария, а должником – сервиента. Объектом сервитутного обязательства выступает недвижимость, в отношении которой у сервитуария возникает право ограниченного пользования, и денежная сумма, уплачиваемая им сервиенту. Позитивное содержание в сервитутном, как и в любом ином относительном обязательстве раскрывается через обязанности. Ибо не сами по себе действия, а их результаты обеспечивают удовлетворение интереса, ради которого и устанавливается рассматриваемое обязательство вследствие действий в чужом интересе без поручения. Так, собственник недвижимого имущества, сервитуарий, вправе требовать от собственника соседнего земельного участка, а в необходимых случаях – и от собственника другого земельного участка (другой недвижимости), сервиента, предоставления права ограниченного пользования – сервитута. Названному субъективному праву корреспондирует обязанность собственника соседнего или другого земельного участка предоставить право ограниченного пользования этим участком. Другой участник сервитутного обязательства, сервиент, сохраняя за собой правомочия по владению, пользованию и распоряжению своим имуществом, вправе требовать внесения соразмерной платы за пользование земельным участком, если иное не предусмотрено соглашением сторон или не предусмотрено законом (ст. 274 ГК РФ).

Вещное сервитутное право (правоотношение) формируется между сервитуарием и неопределенным кругом лиц. Объектом вещного сервитутного права является индивидуально-определенная недвижимая вещь (земельный участок, строение и т. п.). Содержание рассматриваемого, подобно тому, как и любого иного гражданского субъективного абсолютного права складывается из правомочия сервитуария на собственные положительные действия и связанного с ним правомочия требовать соблюдения другими субъектами, в том числе сервиентом, лежащей на них пассивной обязанности не препятствовать осуществлению правообладателем своего субъективного права.

Резюмируя изложенное, можно сделать вывод о том, что сервитутное обязательство и вещное сервитутное право являются самостоятельными индивидуальными правовыми формами соответствующих социальных сервитутных связей, функционирующих в режиме системносвязанности. Сообразно этому, каждое из этих правоотношений заслуживает специального исследования.

Н. Ю. Челышева

адъюнкт (УрЮИ МВД России)

Управление имуществом как элемент содержания
права государственной собственности

Как в советский, так и в современный период развития науки гражданского права учеными высказывается мнение о необходимости дополнения общепринятой «триады» правомочий собственника (владение, пользование, распоряжение) правомочием управления. По мнению Е. А. Суханова, в этом нет практического смысла, так как подобная возможность не является самостоятельной, а только представляет собой способ реализации правомочий, входящих в «триаду»^¹. Однако в современном законодательстве применительно к праву государственной, а также муниципальной собственности в законодательстве и литературе данная категория используется достаточно часто. При этом в различных источниках ее определение представлено по-разному. В связи с этим представляется необходимым выяснить сущность и правовую природу категории «управление имуществом» в целях определения места данного правомочия в структуре права государственной собственности.

Согласно Указу Президента РФ от 09.03.2004 № 314 «О системе и структуре федеральных органов исполнительной власти», под функциями по управлению государственным имуществом понимается осуществление полномочий собственника в отношении федерального имущества, в том числе переданного федеральным государственным унитарным предприятиям, федеральным казенным предприятиям и государственным учреждениям, подведомственным федеральному агентству, а также управление находящимися в федеральной собственности акциями^². Постановлением Правительства РФ от 08.04.2004 № 200 «Вопросы Федерального агентства по управлению федеральным имуществом»^³ осуществление данных функций возложено на Федеральное агентство по управлению федеральным имуществом.

В региональном законодательстве содержатся различные подходы к определению рассматриваемого понятия. Так, под управлением государственной собственностью понимается: во-первых, деятельность госорганов (Республика Хакасия, Ханты-Мансийский автономный округ, Омская область); во-вторых, участие субъектов РФ в гражданско-правовых отношениях (Волгоградская, Свердловская области, Красноярский край); в-третьих, осуществление правомочий владения, пользования и распоряжения государственным имуществом (Республика Мордовия, Пензенская, Челябинская, Ярославская области)^¹.

В настоящее время, как отмечает Л. А. Грось, перед учеными в области гражданского и административного права стоит задача найти критерии разграничения понятий управления публичной собственностью как инструментов гражданского и административного права^². По данному вопросу в литературе встречаются различные точки зрения.

Значительное число исследователей под управлением публичным имуществом понимают организационные отношения между государством и его органами по определению порядка осуществления права публичной собственности. В советское время М. М. Агарков относил деятельность по управлению государственной собственностью к предмету административно-правового регулирования^³. С. С. Студеникин к предмету административного права относил все имущественные отношения, возникающие в силу распоряжения государственных органов^⁴. С. Н. Братусь обращал внимание на то, что в процессе планирования деятельности и руководства развитием хозяйственного процесса между выше- и нижестоящими органами возникают организационные неимущественные отношения^⁵.

По мнению А. А. Пушкина и Д. Б. Якуба, категория управления отражает специфическую связь государства с его органами независимо от того, возможность быть носителями каких прав в силу этой связи приобретают данные органы^⁶. Практическую пользу такой трактовки авторы видели в возможности установить контроль над деятельностью госорганов, в ведении которых находится публичное имущество.

В. П. Грибанов отмечал, что осуществление правомочий собственника госорганами происходит в форме различных юридических актов, которые условно можно разделить на три группы. Во-первых, в форме нормативной деятельности органов государственной власти, определяющей правовой режим имущества (например, законодательное определение круга объектов, находящихся в исключительной собственности государства; законодательное определение порядка отчуждения публичного имущества; законодательное определение компетенции органов публичной власти по владению, пользованию и распоряжению публичным имуществом). Во-вторых, в форме административных актов, направленных на реализацию нормативных предписаний (например, закрепление государственного имущества за государственными предприятиями и учреждениями). В-третьих, путем реализации государственными предприятиями и учреждениями в пределах своей правоспособности правомочий по владению, пользованию и распоряжению государственным имуществом^¹.

Первые две формы реализуются в соответствии с нормами административного права компетентными органами власти в целях организации осуществления владения, пользования и распоряжения публичным имуществом.

Третья форма представляет собой реализацию вещных прав субъектами гражданско-правовых отношений. Например, в соответствии с ФЗ от 21.07.1997 № 122-ФЗ «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним»^² право государственной собственности на недвижимое имущество подлежит регистрации в Едином государственном реестре Минимущества РФ. Порядок оформления прав на федеральное имущество установлен Постановлением Правительства РФ от 31.08.2000 № 648 «Вопросы государственной регистрации прав на недвижимое имущество, находящееся в федеральной собственности»^³. В данном случае в порядке нормативной деятельности принят закон, установивший обязательность государственной регистрации права собственности на недвижимое имущество, а осуществление данной регистрации от имени собственника представляет собой функциональную обязанность компетентных органов публично-правового образования. С момента государственной регистрации возникает право собственности на данное имущество.

В настоящее время Е. А. Суханов утверждает, что отношения по управлению публичным имуществом складываются между органами публичной власти и основываются на административном подчинении одной стороны другой, в результате чего исключены из предмета гражданско-правового регулирования^¹. Авторы научно-практического комментария законодательства о государственной собственности в России определяют управление публичной собственностью как сознательное, целенаправленное воздействие со стороны государства на все объекты принадлежащей ему собственности путем установления правил и условий владения, пользования и распоряжения ими. В процессе управления осуществляется пять основных функций: планирование, организация, распоряжение, руководство и контроль^². Реализация данных функций регламентирована нормами публичного права (административного, налогового, бюджетного и др.).

Другая концепция, которую разделяют многие ученые, определяет управление государственной собственностью как комплекс гражданско-правовых и административных правомочий, осуществляемых органами публичной власти. Так, А. В. Венедиктов понимал под управлением, возложенным на госорган в отношении вверенного ему государством имущества, всю совокупность функций и правовых действий, совершаемых госорганом по поводу этого имущества, а не только административно-правовые функции^³. Д. М. Генкин считал, что владение, пользование и распоряжение государственным имуществом составляют содержание носящего административный характер управления над ним^⁴. В настоящее время В. А. Дозорцев подразумевает под «управлением» комплекс гражданско-правовых и публично-правовых правомочий^⁵. Э. В. Талапина под управлением государственной собственностью понимает административную деятельность органов публичной власти, содержанием которой могут быть гражданско-правовые отношения^¹. Следует отметить, что именно данный подход отражен в Указе Президента РФ от 09.03.2004 № 314. Недостатком данной трактовки является вытекающее из нее предположение о том, что гражданские правоотношения по владению, пользованию и распоряжению государственным имуществом являются содержанием административного правоотношения по управлению данным имуществом. Такой вывод неверен.

Содержанием организационных административных отношений между органами публичной власти выступают действия, входящие в состав их компетенции (например, ведение реестра федерального недвижимого имущества, контроль за расходованием бюджетных средств государственными учреждениями, организация аукционов по продаже приватизируемого имущества). Указанные действия компетентных органов и представляют собой деятельность по управлению имуществом в интересах собственника. Результаты данных отношений, в свою очередь, являются юридическими фактами для возникновения и реализации гражданско-правовых отношений по владению, пользованию и распоряжению публичным имуществом (например, с момента внесения записи об объекте в реестр федерального недвижимого имущества у государства возникает право собственности; бюджетное учреждение с момента утверждения сметы о расходах имеет право совершать сделки с предоставленным по смете имуществом).

Резюмируя изложенное, следует согласиться с теми учеными, которые рассматривают управление как организационные отношения по определению порядка осуществления права публичной собственности. При этом управление не входит в триаду правомочий собственника и не является каким-либо правомочием. Характерным признаком входящих в триаду правомочий является то, что все они реализуются непосредственно собственником, тогда как акты управления реализуются соответствующим компетентным органом, несущим ответственность за свои действия только в рамках собственной компетенции. Как отмечает Э. В. Талапина, понятие управления по отношению к собственному (в смысле к своему) имуществу не используется в ГК РФ вообще. Оно появляется лишь когда собственник отстранен (физически и юридически) от своего имущества, не осуществляет триаду правомочий, предоставляя это другому лицу. При этом управляющий субъект несет ответственность перед собственником за эффективность управленческой деятельности. Когда же собственник и лицо, осуществляющее право собственности, совпадают, вопрос об эффективности управления не встает, оставаясь внутренним делом собственника^¹.

Blog

Уральская академия государственной службы Актуальные проблемы частного права