Этого выпуска- модель демократии поистине комплексный сюжет для короткого предисловия! Поэтому я хотел бы ограничиться в этот раз личными впечатлениями из моей повседневной практики
| Вид материала | Документы |
- Валентин соломатов, 1718.67kb.
- Я уже забыл, 793.6kb.
- Усманова А. Повторение или различие, или «еще раз про любовь» в советском и постсоветском, 1116.95kb.
- Автор сочинения: Зубайдов Хумайни, 8б класс,, 52.27kb.
- Программа зачетной работбы по модулю 2 дисциплины «Микроэкономика», 28.39kb.
- Все женщины делают это диля еникеева маленькая женская месть москва аст, 10422.57kb.
- Всборнике приведены краткие биографии студентов этого выпуска и их воспоминания, фотографии., 26.72kb.
- Экспериментальное исследование влияния асинхронного электродвигателя на ток короткого, 46.26kb.
- Четыре года назад, будучи в отпуске, мы с женой неделю гостили в Краснодаре у моей, 20.92kb.
- Хаеши биографические и генеалогические сведения, 465.86kb.
04/2003
===============================================================
Дорогие читатели,
основная тема этого выпуска- модель демократии - поистине комплексный сюжет для короткого предисловия! Поэтому я хотел бы ограничиться в этот раз личными впечатлениями из моей повседневной практики.
Несколько дней тому назад Премьер-министр федеральной земли Гессен Роланд Кох находился с визитом в России и сделал в Москве доклад на тему «Умеренность и центризм - ценности как основа политической деятельности в 21-ом столетии». Он сфокусировался на вопросе о том, в какой степени крупная общенародная партия в демократической системе Федеративной Республики Германия должна ориентироваться на мнение большинства, или каковы здесь ограничители. Тезис Коха : общенародная партия, которой не удается регулярно занимать позиции, которые разделяет половина граждан страны, потерпит провал. Однако если общенародная партия никогда не идет против мнения большинства, например, когда оно основополагающим ценностям партии, она также потерпит фиаско. Поскольку в этом случае она утратит свое «лицо» и таким образом разрушит фундамент, на котором стоит.
Некоторые российские слушатели - так мне показалось - восприняли это, по-видимому, как довольно абстрактную дискуссию, далекую от их действительности. После краха Веймарской республики и ужасных последствий нацистского режима Германия ввела в 1948 году вместе с федеративным устройством парламентскую демократию, которая, несмотря на кризисы, хорошо проявила себя за более чем 50 лет. Это совершенная демократия? Конечно же, нет! И в Германии надо вести неустанную борьбу за сохранение самого ценного достояния демократии - активное участие граждан в политической жизни. Конечно, у него есть убедительное подтверждение . в выборах в Германский Бундестаг участвуют свыше 80% избирателей. Однако ввиду большого сходства программ крупных центристских партий никогда нельзя исключать разочарования в них избирателей и укрепления радикальных сил.
В России, конечно, ситуация несколько иная. Система партий с ясно выраженными ценностями находится еще в стадии формирования. Общенародных партий, с позицией которых могли бы регулярно соглашаться 50% населения, также (пока еще) нет. Крупнейшая на данный момент партийная организация - КПРФ - является во многом реликтом прошлого. Она - не общенародная партия. Большинство граждан сомневаются в том, что стоит защищать ее ценности. Таким образом, речь здесь идет в первую очередь не о сохранении ценностей, а о создании стабильных политических группировок, идентифицируемых с такими ценностями и способными придать им эффективное политическое выражение.
Что я хочу сказать с помощью этого сравнения: у каждой демократической системы есть свои специфические проблемы. Ни одна из них не стабильна на веки веков. Все они должны вновь и вновь доказывать в интересах граждан свой живой характер. И этот номер журнала «Internationale Politik» являет собой убедительное свидетельство многообразия «демократических» вызовов в различных регионах мира. Надеюсь, что Вы их с увлечением прочтете.
^ Корд Майер-Клодт,
руководитель Отдела печати и связей с общественностью
Германского Посольства в Москве
АНАЛИЗы, эссе, точки зрения
Стр.
Эберхард Зандшнайдер
Смерть от перенапряжения? 4
И оптимистичные, и пессимистичные прогнозы о будущем демократии оказались ошибочными. Несмотря на то, что с 1985 года количество стран, идущих по пути демократии, практически удвоилось, все они стоят сегодня перед серьезнейшим вызовом - необходимостью повышения эффективности системы.
Удо Штайнбах
Иракский мираж 16
Самый эффективный путь содействия демократизации Ирака - поддержать силы гражданского общества, предоставить им самим выяснение отношений с их правительствами и создание системы по их собственному выбору. Импортированные или навязанные извне системы не приведут к стабильным решениям.
Норман Бирнбаум
Искаженный образец 26
Национальная самонадеянность и морализирующее лицемерие - вот что лежит в основе «глобального крестового похода» Дж. Буша в защиту демократии. США отнюдь не являются той идеальной моделью, какой они себя представляют и какой они так хотели бы быть.
Соня Марголина
И на солнце есть пятна 35
Период наивного восхищения ценностями западной демократии в России прошел, нынешний режим «управляемой демократии» - это лавирование между милитократией и олигархией, а открытая поддержка российского президента Путина западными лидерами - не только дань дипломатической вежливости, но и отражение новой тенденции перехода Запада к эпохе «постдемократии».
Паскуале Пасквино
Ах, Берлускони! 43
Состояние итальянской демократии и до прихода к власти Берлускони было отнюдь не блестящим. Новое избирательное право, независимые судьи и постоянная дружеская критика других европейских стран должны помочь Италии в совершенствовании ее демократической системы.
Збигнев Бжезинский
Европейцы - в Ирак! 49
США еще никогда не удостаивались столь высокого доверия во всем мире в военном отношении и столь низкого в политическом, как сегодня. Для решения актуальных мировых проблем и успешного противостояния вызовам современности необходимо стратегическое и оперативное сотрудничество Старого и Нового Света.
Оливер Тренерт
Ядерная держава Иран: что делать? 61
Изо всех возможных западных стратегий в отношении Ирана наиболее реалистичным представляется контроль над вооружениями и комбинация из кнута и пряника. В свою очередь, Иран должен путем повышения транспарентности доказать, что у него нет намерения разработать ядерное оружие.
Петер Бельке
На грани хаоса 69
Глобализация отнюдь не означает всеобщего процветания, сегодня она ведет к тому, что наступление хаоса в самых дальних регионах быстро ощущается и в центрах благосостояния; а векторы нового порядка до сих пор нигде не просматриваются.
Ульрих Бек
Космополитическая глобализация 80
На наших глазах происходит эпохальное изменение в истории властных отношений: размывается миропорядок, основанный на доминировании национальных государств. Идеологией, соразмерной новой эпохе, мог бы стать космополитизм.
Норберт Вальтер
Между реформой и сносом 86
Необходимы фундаментальные реформы для решительного сокращения излишне большого государственного сектора и устойчивого укрепления частной заботы о самом себе. Государственная помощь должна ориентироваться в будущем непосредственно на нуждающихся людей, а не на учреждения и объекты.
Йоахим Краузе, Кристоф Грамс
Существует ли угроза глобальной гонки вооружений 97
Для глобальной гонки вооружений нет реальной базы - ни в том, что касается политических стратегий государств, ни в том, что касается военно-промышленных и финансовых предпосылок.
Александр Рар
Украина, Кавказ и Центральная Азия 112
Практически весь Южный Кавказ и Центральная Азия входят сегодня в сферу влияния США. ЕС, прилагавший усилия по разработке собственной стратегии в отношении Каспийского региона, сейчас не в состоянии влиять на «большую игру». Для борьбы за контроль над нефтью и газом Каспия у европейцев нет ни политических аргументов, ни необходимых властных инструментов.
Эльмар Брок
Уроки иракской войны 115
Европейцы должны осознать: оказывать влияние в мире мы можем только в том случае, если будем говорить одним голосом. Поэтому иракский кризис должен стать катализатором для выработки недостающей политической воли и формирования общей позиции государств-членов ЕС в вопросах внешней политики и политики безопасности.
книжная критика
Дирк Наберс Комплексная мировая система [M.Moore, A World without Walls: Freedom, Development, Free Trade and Global Governance, 2003; S.Schirm, Globalization and the New Regionalism: Global Markets, Domestic Politics and Regional Cooperation, 2002] 121
^ Новая литература по международной тематике 124
S.Collignon, The European Republic. Reflections on the Political Economy of a Future Constitution, 2003; O.Hillenbrand/ I.Kempe (изд.), Der schwerfällige Riese. Wie Russland den Wandel gestalten soll. 2003; A.Lewis (изд.), The EU and Belarus. Between Moscow and Brussels, 2002.
анализы, эссе, точки зрения
Проф. Эберхард Зандшнайдер,
кафедра политики Китая и Восточной Азии в
Институте политологии им. Отто Зура,
Свободный университет,
Берлин;
с 1 августа 2003 года - Директор Научно-исследовательского
института им. Отто Вольффа Германского общества внешней политики
^ Смерть от перенапряжения?
О будущем представительной демократии
Все прогнозы о будущем демократии - как оптимистичные, так и пессимистичные - оказались ошибочными. Вряд ли еще какая-нибудь тема породила подобное количество разногласий и споров. Попурри мнений и позиций очень впечатляет. И всегда речь шла и идет о двух центральных вопросах: об угрозе извне и о внутренней эффективности.
Летом 1986 года французский публицист Жан-Франсуа Ревель опубликовал заключительное слово по поводу «кончины» демократии, своего рода «отпевание» демократии. В своей книге «Так приходит конец демократическим системам» (1) он весьма убедительно обосновывает, почему для западных демократий существует опасность быть уничтоженными вследствие их неспособности противостоять агрессивным внешнеполитическим противникам - тогда еще в образе коммунистических систем. Годом позже противоположное мнение высказал германский специалист по государственному праву Мартин Криле, для которого процесс «мировой демократической революции» уже давно идет полным ходом (2). В 1989 году казалось, что Криле выиграл эти дебаты конца 80-х годов: победное шествие демократии за два последних десятилетия XX века было действительно убедительным. «Мир становится более демократичным», - постулировал опубликованный в 2002 году Отчет по Программе развития ООН «Развитие человечества в 2002 году – внедрение демократии в разрозненный мир» (3), указывая на то, что с 1985 года число автократических режимов уменьшилось с 67 до 26, а число демократических за тот же период времени увеличилось с 44 до 82, т.е. практически удвоилось. Одновременно с этим были предприняты шаги в направлении демократии еще 26 государствами. Доля населения мира, живущая в условиях демократических систем, увеличилось с 38% до 57%, в то время как в условиях авторитарного правления оставалось «всего только» 30%. В количественном отношении это очень впечатляющий баланс, но ни в коей мере не повод для демократического самодовольства или для окончания дискуссии о будущем демократии.
Что касается вариантов объяснения мира, то здесь именно после окончания «холодной войны» недостатка не было. После коренных изменений, произошедших в 1989 году, прежде всего фурор свои тезисом о «конце истории» произвел Фрэнсис Фукуяма (4). Гарвардский профессор Самюэль Хантингтон, большой специалист по изобретению политологических понятий, доказал еще раз свой безошибочный инстинкт, определив то, что, собственно, было само собой разумеющимся, «третьей волной демократизации» (5), и снова обеспечил себе прочное место на Олимпе рекордно цитируемых авторов. Именно этот Хантингтон уже в 1975 году участвовал в написании книги, вышедшей под названием «Кризис демократии» и критически освещавшей проблемы внутренней эффективности демократии (6). Тогда, как и сегодня, речь шла о стагнации экономического роста, безработице, опасности инфляции, колебаниях в мировой экономике и внутриполитической дестабилизации по причине терроризма и ошибок политического поведения отдельных политиков («Никсоновский шок»).
Итак, где, собственно, кроются угрозы для будущего? Перенял ли международный терроризм у приказавших долго жить коммунистических государств роль главного врага? Нужны ли вообще демократическим сообществам такие образы врага, чтобы иметь возможность легитимации своих решений и оправдания своей недееспособности? Могут ли антидемократы оказать такое давление на демократические системы, что они погибнут из-за своего несовершенства?
И 14 лет спустя после эпохальных перемен 1989 года преобладает пессимизм. Если по поводу того, что вместе с концом коммунизма отпала существенная внешняя угроза, царит единогласие, то заботы о внутреннем потенциале развития демократий остаются. Лорд Дарендорф недавно поставил почти устрашающий вопрос: «Can European Democracy Survive Globalization?» (7). Тем самым он сформулировал озабоченность, которая для него существенным образом связана с феноменом «растущего авторитаризма». Даже если не разделять озабоченности Дарендорфа, из дискуссий последних лет можно вывести прежде всего два центральных тезиса: демократии функционируют только в том случае, если их базисом является рыночная экономика, и демократические системы стимулируют развитие демократии.
^ Рыночная экономика как предпосылка
До середины 80-х годов среди западных ученых-обществоведов бушевал спор о предпосылках успешной демократизации и экономического процветания. Теоретики модернизации рекомендовали развивающимся странам включиться в мировую капиталистическую систему, теоретики зависимости - прямо противоположное. Библиотеки наполнялись текстами, которые пытались ответить на вопрос о курице и яйце: требуется ли сначала экономическое развитие, чтобы когда-нибудь потом иметь возможность укоренить демократические структуры? Должны ли оба эти процесса происходить одновременно? Или демократизация – это обязательная предпосылка для экономического подъема?
Ответом на эти вопросы стал успешный путь развития в особенности восточно-азиатских систем: фундаментом для стабильной успешной демократизации являются экономический успех, проистекающее из него формирование средних слоев, желающих принимать участие в политическом процессе, и готовность авторитарных режимов мирно перевести свою монополию на власть в структуры демократической конкуренции.
Изобретение «азиатских ценностей» на долгое время отвлекло от этих воззрений: новый шквал дискуссий охватил цех теоретиков, когда высланные автократы - к их представителям относились малазийский Премьер-министр Мохаммед Дато Сери Махатхир и мэр Токио Синтаро Ишихара (8) - утверждали, что западные демократии и азиатские ценности несовместимы. При этом речь шла не о действительности, поскольку развитие ситуации на Тайване и в Южной Корее давно предоставило практическое доказательство обратного. Речь шла также не о межкультурном диалоге, а лишь об отчаянной попытке некоторых азиатских политиков избавиться от демократических призраков, вызванных к жизни волшебной палочкой успехов рыночной экономики. Дискуссия моментально заглохла с наступлением азиатского кризиса.
В различных регионах мира для всех случаев успешной трансформации в направлении демократии справедливо следующее: доступ к контролю за политическим господством, модус определения политических повесток дня, разделение властей, права и свободы граждан являются ядром представительной демократии, которая, будучи развитой в евроатлантическом контексте, может быть успешно применена также в других культурах. Справедлива и обратная формулировка: шансы на устойчивое осуществление демократии тем хуже, чем сильнее фрагментация общества, чем ниже его социально-экономический уровень и чем больше концентрация социальных властных ресурсов в руках избранных лиц, ответственных за принятие решений.
Однако именно с учетом опыта государств Центральной и Восточной Европы, переживающих процесс трансформации, проложило себе дорогу осознание того, что вовсе не существует исторически необходимого детерминизма движения к демократии западного типа. Если демократические системы в долгосрочной перспективе не оказываются способными мобилизовать внутренние ресурсы для решения проблем, они могут потерпеть фиаско. Хотя они - если сравнивать их с коммунистическими системами - противостояли этому вызову почти полстолетия. Демократические государства должны будут, однако, делать это и дальше - как во внутреннем, так и во внешнем планах - если они хотят остаться стабильными. Предполагаемый конец истории - это, скорее, история без конца. И центральный результат гласит: демократизация - это рефлексивный феномен.
^ Демократические системы стимулируют развитие демократии
Все формы внешнего содействия демократии, которые практикуются в настоящее время отчасти с большими материальными затратами, не будут иметь успеха на длительную перспективу, если они оставят без внимания то обстоятельство, что успешное распространение и консолидация демократии меньше связана с прямым и косвенным воздействием, чем с диффузией убедительных демократических идей. Если сформулировать по-другому: идеи политического строя могут распространяться за пределы временного, культурного и географического пространства своего возникновения только тогда, когда они оказываются привлекательными как таковые. Трудно «трансплантировать» такие идеи чисто имперским образом, поскольку попытка создания политического строя извне с неизбежностью вызывает сопротивление. Только в том случае, если удастся повысить привлекательность демократических структур в глазах населения таких государств, помощь извне может внести полезный вклад в построение демократии. «Битва за умы» важнее оказания материальной помощи. То, какое решающее значение имеет эта форма веры в легитимацию, показательным образом продемонстрировал распад советской империи, который начался в умах людей уже задолго до практической эрозии политики и экономики.
Таким образом, содействие демократии извне может выполнять только функцию поддержки. Стабильная, прочная демократизация должна прийти «изнутри». Помощь важна, но она не имеет решающего значения для долгосрочного успеха демократической трансформации. Там, где этих предпосылок нет, очень быстро возникает отторжение. Мы давно уже начали обозначать развитие в неправильном направлении, которое имеет место в целой палитре процессов демократизации, такими понятиями, как «дефектная» или «нелиберальная» демократия. «Делегированная демократия» в России и тоталитарные тенденции в Белоруссии и Украине - это лишь три примера из многих, по которым ведутся оживленные дискуссии. Но большинство дискуссий остаются поверхностными, когда речь идет о собственно демократических вызовах начала XXI века.
^ Легитимация и эффективность
Легитимация и эффективность образуют «полюса напряжения» любой функционирующей демократической системы. Полюс легитимации ориентирован в глазах общественности на сообразность принимаемых решений закону: непопулярные решения также будут приняты гражданами, если объяснена их необходимость. Легитимность - это масштаб для принятия демократической политики населением той или иной страны. Полюс эффективности нацелен на достижения демократической политики в смысле ее способности представлять адекватные решения проблем. В пространстве этих двух полюсов напряжения демократическое развитие с 1789 года было ориентировано на стабилизацию демократии посредством повышения доли участия населения в политических процессах, таким образом, на усиление полюса легитимации.
Стоим ли мы в силу этого также и перед новым переломным моментом в теории демократии? Опять-таки, в последние два тысячелетия все существенные вклады в дальнейшее развитие концепции демократической теории были сделаны не в нормальные времена, а почти исключительно во времена кризисов соответствующей общности. Итак, должно ли за развитием стабилизации демократии, продолжавшимся двести лет посредством усиления легитимности, последовать сейчас совершенно новая фаза стабилизации демократии посредством увеличения эффективности?
История неоднократно доказывала, что демократии пасуют перед решением проблем, значимых с общественно-политической точки зрения, и как следствие этого, могут даже погибнуть. Военный путч генерала Первеза Мушаррафа в Пакистане, который сменил абсолютно неспособное двигаться дальше, коррумпированное, но демократически избранное правительство, является лишь одним из недавних примеров этого. В конце концов, здесь подтверждается точка зрения, что в длительной перспективе ни один тип политической системы не является стабильным сам по себе.
Итак, существует ли опасность, что также и прочно стоящие на ногах демократии могут стать несостоятельными, если они окажутся неспособными гибко реагировать на новые вызовы? И что тогда конкретно характеризует такие резервы решения проблем демократической системой, которая теперь ориентирована не только на принятие ее гражданами, но все больше на эффективность?
Проблемы демократической легитимности выступают, как правило, в качестве вторичных и тем самым сравнительно легко преодолеваемых. Снова и снова разгорающаяся дискуссия о «не приходящих на выборы» показывает, что представители электората в определенных ситуациях подчас принимают решение не в пользу активного участия в выборах, которые являются существенным инструментом легитимации. Однако пассивный электорат можно без особого труда вновь привлечь к участию в выборах, если его соответствующим образом мотивируют ситуации, темы или отдельные личности.
Совершенно по-другому обстоит дело с проблемами эффективности. Вне зависимости от повседневных задач по принятию решений, с которыми должна справляться каждая демократическая система, для будущего развития демократий в сущности есть четыре проблемных блока, которым нужно посвятить особое внимание.
^ Демократия взваливает на себя непосильную ношу
Один из наиболее крупных вызовов для представительной демократии может возникнуть из существующей тенденции к распространению такого феномена, как постановка демократической системой чрезмерно высоких требований перед самой собой, т.е. взваливание на себя непосильной ноши: списание вины на ошибки политиков - при этом мы не хотим здесь ничего приукрашивать в каждом отдельном случае - зачастую поспешно и прежде всего слишком просто. Все-таки к основным вариантам развития именно демократических систем относится тенденция непрерывного роста ожиданий в отношении регулирующих возможностей политики. Задачи государства и ожидания граждан постоянно возрастают - но способность демократического государства к решению проблем существенным образом не изменилась. Таким образом, кого можно удивить тем, что ножницы между требованиями, предъявляемыми к демократической политике, и ее эффективностью постоянно становятся все шире, и недовольство разочарованных граждан растет?
Эта «перегрузка» демократических систем как раз создает благоприятные условия для политиков-популистов, которые используют ситуацию в своих корыстных целях. Посредством обвинений, могущих возыметь эффект в средствах массовой информации, невыполнимых обещаний и лживых уверений в наличии легких решений они стремятся к участию во власти, не прилагая реальных усилий к разработке подходов по решению проблем современного общества, которые становятся все более сложными. Фундаментальные вопросы, связанные с напряженным соотношением легитимности и эффективности, очевидны.
Чем больше проблем по обеспечению существования отдельного человека взваливается на государство, тем больше политики становятся адресатами растущих ожиданий их электората. Здесь прежде всего необходимо переосмыслить ситуацию: граждане должны стать гораздо в большей степени, чем когда-либо прежде, адресатами политиков (и экспертов), которые говорят правду, предлагают неудобные способы решения проблем и агитируют за непопулярные меры, вместо того чтобы и далее продолжать выдвигать перед политикой такие требования, с которыми она не в состоянии справиться, - вплоть до угрозы дестабилизации демократической системы.
К тому же демократические системы во все большей степени оказываются поставленными перед проблемой, когда парламентским путем нельзя достаточно быстро принять решения, чтобы идти в ногу со стремительным темпом развития новых технологий. Этот дефицит в принятии решений приводит к тому, что и без того требующий длительного времени процесс принятия решений в демократических государствах представляется все более неадекватным, когда речь идет о том, чтобы соразмерным образом реагировать на новые результаты научных исследований.
Так, дискуссия о законодательстве в отношении генной инженерии в Германском Бундестаге традиционно проходит на таком уровне генной инженерии, которым обладала данная наука задолго до начала парламентских дебатов. Поэтому возникающие правила - когда парламент их принимает - уже с неизбежностью являются устаревшими. Вследствие этого научные исследования проводятся и далее в нерегулируемом нормами пространстве с беспорядочными компетенциями.
Дополнительной опасностью для дееспособности демократических систем являются структурно-консервативные блокады при принятии решений. Когда необходимые реформы застревают на уровне «подлеска» лоббистских групп, заботящихся о сохранении своих активов, то в длительной перспективе и демократии будут не в состоянии решать проблемы будущего.
^ Собственная ответственность и государство
Существенным вызовом для будущей политики демократических систем станет напряженное соотношение между собственной ответственностью и государством, другими словами, между индивидуальной свободой, притязательным мышлением и разочарованием в политике.
Индивидуальная свобода для нас уже давно благо как таковое. Мы, может, в самых общих чертах еще помним, что после Французской революции прошло около 200 лет, прежде чем демократия утвердилась политически и закрепилась в конституционном праве по меньшей мере в тех странах, которые мы называем западными индустриальными обществами. Мы знаем это, но «свобода» давно стала для нас само собой разумеющимся рамочным условием нашего существования.
При этом мы, кажется, забываем одно: обретение индивидуальной свободы имеет равное значение с выстраданным избавлением от нормативных оков, что опять же достижимо только ценой утраты безопасности и взятия на себя ответственности за собственные поступки. Это так просто: кто свободен или хочет быть свободным, несет также ответственность за то, что он делает.
Но именно здесь включается механизм вытеснения: вместо того чтобы взять свои действия под собственную ответственность, современный индивидуум склоняется к тому, чтобы в полном объеме наслаждаться преимуществами свободы, но ее оборотную сторону - ответственность - спихнуть на коллектив (что мы традиционного называем государством). Представители государства в течение десятилетий даже считали своей привилегией укреплять индивидуумов именно в такой их установке. В этом заключена одна из основных ловушек для демократических систем.
И здесь мы вновь обнаруживаем две стороны одной медали: встроенное в демократическую систему, естественным образом желаемое равенство слишком быстро превращается в конформизм или зависть. Освобожденный от оков индивидуум ищет точку опоры и находит ее прежде всего в постоянно растущих ожиданиях к эффективности государства. Теоретические ценности демократии - например, предоставление свободы и равенства - рассматриваются как нечто самой собой разумеющееся до тех пор, пока демократия может совершенно банально поддерживать свою материальную эффективность, что объясняет ее победное шествие в Европе и ее привлекательность для народов, у которых еще нет демократического правления.
И если демократические системы сталкиваются при этом с трудностями, если «базары» экономического изобилия уже не так сильно ломятся от яств, как мы привыкли, тогда также и эта «наименее плохая из всех плохих форм государственного правления» (Уинстон Черчилль) попадает в опасность вызвать разочарование. Но тогда слишком быстро предается забвению, ценой скольких жертв завоевывались и защищались демократии, и уж тем более то, какой вклад они внесли для обеспечения благосостояния своих граждан. Если демократические системы более не отвечают притязаниям своих граждан, возникает опасность, что они станут одним из многих «продуктов на выброс», которые так хорошо знакомы нам по нашей повседневной жизни. Мы видим только то, что хотим видеть: и это как раз не достижения демократического строя, а преимущественно его слабости.
^ Средства массовой информации и демократия
Третья точка зрения с настоятельностью подчеркивает этот эффект восприятия: речь идет о роли средств массовой информации и новых неконтролируемых центров принятия решений, которые вступают в конкуренцию с демократически легитимированными институтами.
Демократии - в том виде, в каком они возникли прежде всего в европейском контексте, - были тесным образом связаны с нарождающимся средним классом. Кто больше не был занят с утра до ночи гонкой и суетой с целью удовлетворения первичных потребностей, кто, кроме того, во все большей степени обладал образованием и научился критически относиться к традициям и точкам зрения, тот мог также приступить к воплощению обретенного им временного пространства и идеальных ожиданий в политическую активность.
Так было в истории европейских демократий. И это находит подтверждение в молодых консолидированных демократиях, например, в Восточной Азии. То, что так будут обстоять дела и в долгосрочной перспективе, можно с полным правом подвергнуть сомнению. Поскольку сверхпредложение современных развлечений обладает потенциалом, чтобы сделать из свободных граждан зависимых «джанки» - наркоманов увеселительной индустрии. Одурачивание масс посредством СМИ предлагает скучающим детям общества благосостояния максимум возможностей для бегства от реальности с минимумом затрат - электронный вариант «panem et circenses».
Вместо того, чтобы решать проблемы, мы спасаемся бегством в виртуальные миры. Достаточно простого нажатия кнопки, и желаемая смесь из приключений, секса, фантазий со сценами насилия и «прекрасного нового мира» (Олдос Хаксли) приятно распространяется в наших гостиных. Увеличивающаяся комплексность нашего бытия требует от нас все более быстрых и трудных решений. Однако вместо того, чтобы принимать их, мы отказываемся от нашего статуса зрелых граждан, имеющих право голоса, и пытаемся спастись от давления проблем при помощи эскапизма. Жизнь вне потребительского рая, жизнь после отключения телевизора стала слишком неприятной, чтобы действительно еще принимать ее вызовы. Круг между легитимностью, индивидуальной ответственностью и коллективным действием смыкается.
Безопасность
Наконец, в-четвертых: вызовом для систем представительной демократией являются растущие ожидания их граждан в плане безопасности. То, что человек стремится к безопасности, - это азбучная истина. Хотя он давно не сталкивается более с проблемой уменьшения естественных неопределенностей, но он должен сегодня иметь дело с угрозами, которые создал сам в процессе человеческого общежития, таким образом, с «опасностями, являющимися следствием развития цивилизации, где нельзя установить границу ни в пространственном, ни во временном, ни в социальном планах» (9). Это стремление к всеобъемлющей безопасности изменяет политику. Политическое действие измеряется способностью устранить неопределенность. Ответственность за безопасность во все большей степени перекладывается индивидуумом на политику, и это чревато опасностью возникновения устойчивых перегрузок для политики, и именно для демократической политики.
Золотой век безопасности, очевидно, подходит к концу. Мышление в категориях безопасности, т.е. стремление к тому, чтобы застраховаться от личных рисков посредством заботы государства, было одной из центральных парадигм мышления, которые сопровождали демократическую политику последних десятилетий. Феномен как таковой не является ни удивительным, ни новым. Уже Штефан Цвейг в своих мемуарах описал его следующим образом: «Это чувство безопасности было достоянием, к которому стремились миллионы, было всеобщим жизненным идеалом. Только с этой безопасностью жизнь считалась достойной жизни, и все более широкие круги жаждали получить свою долю этого ценного блага» (10).
Сегодня во всех давно глобализированных очагах угроз можно наблюдать замкнутый круг, который Ульрих Бек обрисовывает следующим образом: «Угрозы производятся промышленным путем, выносятся наружу экономически, индивидуализируются юридически, легитимируются естественнонаучным образом и недооцениваются политически. То, что при этом происходит распад власти и доверия к институтам, проявляется только тогда, когда система оказывается поставленной перед испытанием...» (11). В самом деле: автоматическая вера в само собой разумеющуюся способность демократических систем к выживанию представляется более чем проблематичной.
^ Демократия и террор
Эта точка зрения не должна подтолкнуть к умалению опасности международного терроризма. Но переоценивать ее тоже не нужно. Террористы не являются действительно внешней угрозой для демократий. Их жертвой могут стать отдельные лица, ответственные за принятие решений. Они могут даже - как это случилось 11 сентября 2001 года - посредством массового убийства ввергнуть целую страну в состояние коллективного психоза. Но у них нет реальной возможности поставить под угрозу само существование демократии. Это могут только сами демократические системы. Дискуссии вокруг германского закона о запрещении контактов после терактов в Федеративной Республике Германия в конце 70-х годов, но также - прежде всего - об ограничении прав граждан в Соединенных Штатах Америки после 11 сентября 2001 года подтверждают это со всей отчетливостью.
Дело в том, что тому, кто действительно хочет бросить вызов существующим режимам, требуются новые послания и привлекательные альтернативные модели. Преступники, совершившие теракт 11 сентября 2001 года, ничего из этого предложить не могли. Их послание означало просто страх, уничтожение, месть и разрушение. А один лишь террор не является основанием альтернативного демократии проекта, который вызывал бы восхищение. Это коренным образом отличает террористов от всех «старых», авторитарных и тоталитарных оппонентов демократии.
Будущее демократии, таким образом, не кажется ни розовым, как его придумали теоретики, ни таким мрачным, как его рисуют скептики. Чтобы выжить, представительной демократии требуется в качестве долгосрочного проекта постоянная гибкая адаптация к внешним и - прежде всего - внутренним вызовам. Собственно, шансы на будущее заключены в изменении, а не в стабильности.