Этого выпуска- модель демократии поистине комплексный сюжет для короткого предисловия! Поэтому я хотел бы ограничиться в этот раз личными впечатлениями из моей повседневной практики

Вид материалаДокументы

Содержание


Ах, Берлускони!
Европейцы - в Ирак!
Нечеткое распределение сфер ответственности
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

Примечания

1 Ср.: Nikolai Petrov, Democracy, Russian Style, в: Rusia and Eurasia Review, Jg.2, H.13, 2003

2 Ср.: Ольга Крыштановская. Люди Путина, в: Ведомости, 30.06.2003, ср. с текстом на нем. яз: она же. Wladimir Putin protegiert frühere Мilitärs, in: Süddeutsche Zeitung [Владимир Путин протежирует бывшим военным, в: Зюддойче цайтунг] 22.07.2003, с.2

3 Ср.: Lilia Shevtsova, Putin’s Russia, Carnegie Endowment for Internatonal Peace, Washington, DC, 2003.


Проф. Паскуале Пасквино,

заместитель директора по научной работе,

Парижский национальный центр научных исследований;

приглашенный профессор права и политики Нью-Йоркского университета


^ Ах, Берлускони!

Об итальянских обстоятельствах


Берлускони, helas! Ах, Берлускони! Так озаглавила свою передовую статью на следующий день после его вызвавшей скандальную огласку оплошности в Европейском Парламенте французская «Монд». И не только она одна. В этом укоризненном восклицании отразилось также то, о чем думают в эти дни многие итальянцы. Об этом свидетельствует опрос общественного мнения, результаты которого опубликовал недавно в важнейшей национальной газете «Коррьера делла сера» Ренато Маннхаймер: если бы выборы проводились сегодня, то большинство мест в парламенте завоевала бы, по всей вероятности, левоцентристская коалиция. Но выборы состоятся только в 2006 году, и ни один политолог не сможет сегодня предсказать, что произойдет за два с половиной года.


Сильвио Берлускони – нравится нам это или нет – олицетворяет реальные и фундаментальные аспекты итальянской политической культуры, которую многие итальянцы очень ценят, а другие (как, видимо, и большинство европейцев) столь же категорично отвергают. В нем есть что-то от шоу-звезды, многие говорят - от клоуна. Поскольку Берлускони homo novus, у него нет продолжительного политического прошлого, что дает ему преимущество в стране, где на политиков смотрят скорее косо. Возможно, еще важнее то, что он человек, которому легко достались деньги (причем большие). Он любит футбол, ему принадлежит одна из лучших итальянских команд. Он ненавидит судей и людей, придерживающихся другого мнения, нежели его собственное, и безостановочно травит анекдоты. Но прежде всего, он верит в то, что, поскольку у него есть деньги, он может говорить все и даже полностью противоположное сказанному, действуя под девизом: «я прав, потому что я богат». И все же одно из качеств Берлускони важно в любой демократии: он очень хороший продавец. Даже университетскому профессору, такому как я, у которого нет ни малейшего опыта маркетинга, удалось бы, вероятно, продать в Берлине французское шампанское «Амбонне» или «Бюзи». Но если кому-то удастся завоевать французский рынок, предлагая немецкое шампанское из Рейнгау, то он - гениальный продавец. Берлускони, подобно советнику американского Президента Карлу Роуву, может продать все. Однако управлять страной – это несколько иная задача.


Даже те, кто не сильно восторгаются правительством Буша, сочли бы слегка абсурдным утверждение, будто демократия в США находится в опасности. Но если демократия - это другое название «правительства, которое нам нравится», то она постоянно подвергается опасности, поскольку любое правительство в демократической системе когда-нибудь да проиграет выборы. Таким образом, «плохая демократия» - это не то же самое, что «демократия в опасности».


Лично я убежден в том, что Италия после второй мировой войны – это плохая демократия. Может быть, менее несправедливая, чем американская (демократия может быть более или менее несправедливой, это зависит от меры порождаемого и сохраняемого ею неравенства), и все-таки довольно плохая. Все дело в том, что правительство в Италии более сорока лет формировала та же самая коалиция политических партий, на которую жаловались уже сверстники моих родителей: они не хотели умирать «христианскими демократами». И любая попытка итальянской юстиции (которая согласно конституции в высшей степени независима с 1948 года) начать расследование в отношении члена правящего класса подавлялась обычно уже в зародыше, потому что политики фактически контролировали генеральных прокуроров. Даже Альдо Моро - один из самых приличных итальянских политических деятелей за последние пятьдесят лет (который, по-видимому, был убит за то, что проявлял излишнюю открытость по отношению к итальянским коммунистам), публично подчеркивал, что законным путем невозможно что-либо предпринять против христианских демократов. Джулио Андреотти, бывший долгое время премьер-министром так называемой «Первой республики», даже объявил в парламенте, что неизбираемые судьи ни в коем случае не властны решать судьбу народных избранников. В этом отношении Берлускони не придумал ничего нового - он лишь научился у своих христианско-демократических советчиков.


В эту эпоху итальянской истории газеты также ни в коем случае не были независимыми. Только в 70-х годах Еугенио Скальфари удалось учредить ежедневную газету «Република», которая не являлась органом политической партии и не контролировалась капиталистическим истеблишментом. Итальянское телевидение с момента своего возникновения было монополизировано правительством (то есть итальянскими демократами и их партнерами по коалиции). Оппозиция получила канал очень поздно – РАИ 3, и он и по сей день все еще находится под ее контролем. Италия, как и Япония, многие годы числилась в учебниках сравнительной политологии как квазидемократическая система, поскольку наряду со свободной конкуренцией на выборах констатировалось также, что находящееся у власти правительство и его соперник – левая оппозиция – не сменяют друг друга. Лишь в начале 90-х годов этой системе суждено было мгновенно измениться.


Политическая элита предстала наконец-то перед судом в Милане, где «Лига Севера» разрушила выборную монополию социалистов Беттино Кракси, что впервые дало местным правоохранительным органам возможность предпринять что-нибудь против политической коррупции. Истинную выгоду из этого политического землетрясения извлек парадоксальным образом ни кто иной, как Сильвио Берлускони. Своей политической карьерой он обязан, так сказать, «Mani pulite» - операции миланских прокуроров «Чистые руки». Правда, он не проявил особой благодарности.


Италия, радикально изменив партийную систему и введя новое квазимажоритарное избирательное право, отошла от нестабильной и статичной системы христианско-демократического режима и обратилась к демократической модели, в которой легислатурные периоды длятся обычно пять лет, система биполярна и оппозиция также может выиграть выборы. Это означает, что граждане действительно могут избирать свое правительство. Левоцентристский союз во главе с Романо Проди добился успеха на выборах в 1996 году, и он проиграл выборы в 2001 году, когда Проди уже не баллотировался, и у Берлускони появилась привилегия бороться со слабым соперником.


Словом, система стала стабильнее, но не обязательно лучше. Некоторые, как Пол Гинсборг, утверждают даже, что итальянская демократия находится под угрозой (1). Так ли это на самом деле?


В Европе, лучше сказать, в европейских центрах власти, существует антиримский аффект. В некоторых случаях это чувство, правда, вполне оправданно – скажем, что касается оппортунизма итальянского правительства во время иракского кризиса. Все те двусмысленности и пируэты, которые мы пережили за последние месяцы, способны лишь дисквалифицировать страну или, честнее, ее правительство в глазах европейской общественности. Иногда это неоправданно, взять хотя бы 1943 год, когда итальянцы задолго до немцев поняли, что совершают фундаментальную ошибку. И в самом деле: не нужно упорствовать в заблуждении лишь для того, чтобы доказать свою «устойчивость».


Сегодня – я берусь это утверждать – итальянская демократия все еще плоха, но не хуже, чем раньше. Конечно, важную роль в политическом соперничестве играют деньги. Но это означает, однако, что Италия становится все более похожей на Соединенные Штаты или на другие современные демократические системы. Лорд Дарендорф назвал бы это, вероятно, плутократией. В действительности итальянский премьер-министр является не только главой правительственной коалиции (можно даже сказать, ее собственником), но и в то же время главой очень важной предпринимательской группы.


В Федеративной Республике Германия статья 66 Основного закона устанавливает для Федерального канцлера строгие правила, запрещающие совмещать работу в правительстве с предпринимательской деятельностью. В Италии этого нет. Но верно также и то, что юстиция в Италии гораздо более независима, чем в любой другой европейской стране. К моему великому неодобрению Берлускони пытается как раз добиться того, чтобы Италия, что касается ее правосудия, была похожа на Францию. Противоречит демократии? Спросите об этом в Париже! Там вам расскажут, что юстиция – это даже не сила, не говоря уже о контрсиле. А Франция как-никак родина превозносимого до небес изобретателя разделения властей барона де Монтескье.


Верно также, что в первые два года работы своего правительства итальянский Премьер-министр проводил большую часть времени, рассказывая анекдоты или сочиняя по ночам шлягеры, в то время как остальную часть времени он тратил на то, чтобы клепать законы, которые должны были оградить его от уголовного преследования. Насколько же элегантнее поступил Жак Ширак, когда позволил уважаемому Conseil Constitutionell гарантировать свою неприкосновенность! В конечном счете оба политика вынуждены оставаться у власти и переизбираться именно тогда, когда хотят отвратить судебный процесс и возможное осуждение. Можно возразить, что итальянец - истинный обманщик, а француз лишь отчасти незаконным образом собирал деньги для финансирования своей партии (и победы на выборах). Но в правовом государстве вердикты о том, кто является обманщиком, а кто нет, выносят суды, а не общественное мнение. И ни в Италии, ни во Франции судьи не могут в настоящее время сказать свое веское слово.


А как в Италии обстоят дела со средствами массовой информации? В известной мере плохо, поскольку ни одно правительство - ни нынешнее, ни предыдущее под руководством левоцентристских партий - не претворило в жизнь правовое положение конституционного суда, позволяющее провести плюрализацию СМИ. Правда, нужно сказать, что сегодня ни одна из крупных газет - а это «Коррьера делла сера», «Република», «Стампа» и «Мессаджеро» - не воспроизводит даже приблизительно мировоззрение Берлускони. Он попытался установить контроль прежде всего над «Коррьера делла сера», но, на его несчастье, он не настолько богат, чтобы прибрать ее к рукам.


Германский депутат Европейского Парламента Мартин Шульц имел право говорить итальянскому Премьер-министру: «Мы не любим Вас, и мы не доверяем Вам». А итальянец, по-видимому, не знал, кто такой концлагерный надзиратель. К сожалению, Европейский Парламент и его бывший президент Николь Фонтейн предоставили Берлускони парламентскую неприкосновенность, благодаря которой он может приходить туда и оскорблять представителей ЕС. Очень ловкий ход!

Состояние итальянской демократии сегодня так же плохо, как и раньше. Но она находится под наблюдением европейцев, и это дополнительная гарантия, если, конечно, европейская демократия сама «хороша». Берлускони, конечно, исключение. Но Тони Блэр и Хосе Мария Аснар, поддержавшие вопреки общественному мнению своих стран правительство Буша, тоже своего рода исключения. Что касается Италии, то однажды итальянские избиратели исправят эту аномалию. В действительности одной только демократии, то есть честных и состязательных выборов, недостаточно. Ведь в этом смысле даже плохая итальянская демократия всегда была демократичной. Ничто не мешало, скажем, коммунистам выиграть выборы в 1948 году или позже – только избиратели их не выбрали. А Берлускони проиграл выборы в 1996 году, хотя он уже в значительной мере контролировал средства массовой информации. Если бы выборы состоялись сегодня, он бы, вероятно, вновь их проиграл.


Соль в том, что если демократия не подкрепляется массивными дозами правового государства, конституционной юрисдикции и независимой юстиции (во всяком случае, в общем плане у Нидерландов и Великобритании более древние и сильные демократические традиции), то любая демократическая система находится под угрозой. В данный момент атака на в большой мере независимую итальянскую юстицию не принесла результатов. Итальянский конституционный суд имеет репутацию уважаемого авторитета super partes. Президент Карло Адзелио Чампи пользуется всеобщим уважением и олицетворяет лучшие ценности и политические традиции страны. Даже в плохой демократии имеются подобающие традиции. К сожалению, Чампи не будет Президентом вечно. А качество конституционного суда может через год измениться из-за последних кассационных жалоб. Но я абсолютно уверен, что мои сверстники не умрут берлусконианцами. Благодаря постоянной и дружеской критике других европейских стран Италия еще научится, конечно, совершенствовать демократию.


Примечание

1. Ср. Ginsborg, Berlusconi, Ambizioni partimoniali in una democrazia mediatica, Turin 2003.

Збигнев Бжезинский,

бывший Советник по национальной безопасности при

Президенте США Джимми Картере,

в настоящее время работает в Центре стратегических и международных исследований (Center for Strategic and international Studies/CSS),

Вашингтон


^ Европейцы - в Ирак!

Будущее трансатлантических отношений


Что касается позиции Соединенных Штатов Америки в мире, то здесь существует определенный парадокс. Это не должно быть ни одобрением, ни выражением гордости, ни высокомерием или критикой. Этот парадокс должен просто-напросто выразить следующий факт: США еще никогда не удостаивались столь высокого доверия во всем мире в военном отношении, как сегодня - к этому никакие дополнительные комментарии не требуются, однако доверие к ним в политическом плане во всем мире еще никогда не было столь низким - что следует изложить подробнее.


Уже в прошлом США часто подвергались критике; американская политика наталкивалась на неприятие, но только в отдельных сферах: в 50-е годы, когда в центре дискуссии стоял вопрос о Европейском оборонном союзе и когда Германия вступила в НАТО, в 60-е годы, во время войны во Вьетнаме, и вплоть до 70-х. Было много антиамериканских кампаний. Так, например, во Франции широко распространенным слоганом была «кока-колонизация». Однако примечательно, что подобные настроения были распространены только среди определенной части общественного мнения, преимущественно среди умеренных и радикальных «левых», в то время как сегодня все опросы показывают: существует универсальный кризис доверия в том, что касается американской политики, в частности, американской внешней политики. И это очень серьезное обстоятельство.


Мировое военное превосходство США возникло на базе событий последних 25 лет - отчасти на основе постоянных американских усилий, поддерживаемых и оплачиваемых общественностью, отчасти как следствие крушения Советского Союза.


Кризис доверия к Америке - это новая тенденция. Она возникла в относительно короткие сроки, а именно, преимущественно после 11 сентября 2001 года. Кризис доверия относится, в особенности, к оправданию войны в Ираке и очевидному факту, что вопреки высказываниям на самом высоком уровне Ирак не обладал оружием массового уничтожения (ОМУ). Может быть, кое-что из ОМУ будет все же найдено, и может быть, это задним числом послужит оправданием для войны. Тем не менее ясно, что Ирак не был вооружен. Одно дело - держать оружие массового уничтожения в холодильнике, подвале, закопанным в земле или еще где-то, однако это вовсе не означает, что эта страна обладает ОМУ, которое она может применить, и которое - как снова и снова повторяли всему миру - представляет собой серьезную и растущую угрозу, что американский народ интерпретировал как непосредственную опасность для себя. И поскольку это является серьезной проблемой, нужно оглянуться на 11 сентября 2001 года, чтобы понять его корни, его динамику и его потенциал.


11 сентября 2001 года стало шоком для американского народа, и на это были очень весомые и вполне понятные причины. Но то, что случилось после 11 сентября, было следствием ряда особых обстоятельств. Внутри руководства была и есть группа, которая обладает ярко выраженным чувством стратегии, жесткой сплоченностью и фокусом особой концентрации интересов которой является Ближний Восток. У этой группы есть представители, обладающие ораторским талантом, особенно в лице Министра обороны Дональда Рамсфельда, у нее есть поддержка некоторых представителей Белого дома. Стратегическая ориентация этой группы, продуманная, умная и хорошо сформулированная, усиливается политико-религиозной ангажированностью значительной части избирателей Джорджа В.Буша и отражается также в его собственных склонностях.


Так как Президент, во-первых, глубоко религиозный человек, человек с настоящими религиозными убеждениями, которые он воспринимает серьезно и укрепляет посредством систематического и частого чтения Библии и - при случае - посредством встреч с религиозными лидерами, интерпретирующими Библию сходным образом, сохраняя верность каждой букве и рассматривая некоторые ее части - в особенности из Ветхого Завета - как очень важные для оценки современного международного положения. Такие слова, как Апокалипсис, Армагеддон, второе пришествие и т.д. относятся к этой терминологии.


В этой связи нельзя не упомянуть, что процесс поиска решений в Америке - в том, что касается национальной безопасности, - в необычайной степени раздроблен. Штаб Совета по национальной безопасности (NSC) в Белом доме под руководством Cоветника по национальной безопасности - это важнейший институт Президента для сведения воедино инициатив и координации действий при проведении политики. Советник по национальной безопасности играет основную роль в информировании Президента о результатах, собранных разведслужбами, и в интерпретации этой информации для Президента - если того хочет Президент и если между ним и Советником существует личный контакт, который это позволяет.


Но сегодня дело обстоит таким образом, что вместо одного существуют два штаба Совета по национальной безопасности. Во-первых, это формальный штаб под руководством Кондолизы Райс, женщины очень способной, которая часто выступает перед общественностью, которая раньше уже работала в Совете по национальной безопасности и которая имеет тесные личные контакты с Бушем. Он полагается на нее, доверяет ей, Райс - личность, обладающая ораторским талантом, острым умом и богатым опытом. Но существует еще и второй штаб, а именно под руководством Вице-президента Дика Чейни. У него есть свой собственный советник по внешнеполитическим вопросам, свои собственные люди для национальной безопасности - и они для него принимают участие в процессе выяснения и руководства между различными ведомствами, причем на равных с официальным (регулярным) штабом. Чейни, конечно, тоже играет важную роль, прежде всего благодаря его тесным отношениям с Бушем и частым прямым личным контактам с ним вне рамок процесса, связанного с Советом национальной безопасности. И разумеется, у Чейни тоже есть твердые убеждения в вопросах внешней политики.


^ Нечеткое распределение сфер ответственности


Эта ситуация привела к тому, что ответственность при принятии политических решений продолжает размываться. Я считаю вполне вероятным, что в том, что касается политики в отношении Европы, Министерство обороны играет по меньшей мере равноправную с Министерством иностранных дел роль - причем как на этапе поиска решений, так и при проведении политики. Учитывая, что трансатлантические отношения имеют чрезвычайно важное значение, это действительно необычная ситуация. В случае с Ираком очевидно, что преимущество - за Министерством обороны и что гражданский управляющий в Ираке - номинально это Посол, назначенный Министерством иностранных дел, - напрямую отчитывается перед Министром обороны.


Что касается израильско-палестинского мирного процесса, то существует разделение задач между Министром иностранных дел Колином Пауэллом, за которым закреплено номинальное руководство, и Советником по национальной безопасности, которая также ответственна за этот комплекс проблем. Это положение дел не осталось незамеченным также некоторыми политическими лидерами Ближнего Востока. Например, израильский Премьер-министр Ариэль Шарон недавно отказался обсуждать важные вопросы внешней политики с американским Министром иностранных дел, обосновывая это именно тем, что у него в ближайшее время будет возможность обсудить их напрямую с Президентом США. Все это приводит к весьма непрозрачной ситуации, известному дефициту стратегической ясности и, в особенности, к дефициту какого бы то ни было всеобъемлющего, систематического обсуждения стратегических линий.


Политика приводится в движение отчасти при помощи политической динамики, отчасти личными склонностями, отчасти на основе внутрибюрократического давления, причем стратегически мотивированная группа в Министерстве обороны имеет однозначное преимущество перед своим потенциальным конкурентом, Министерством иностранных дел. Это преимущество основывается прежде всего на том, что Министр обороны привел с собой в министерство группу своих людей. Эти так называемые «NeoСons» («неоконсерваторы») уже имеют опыт тесного сотрудничества друг с другом, хорошо знают друг друга, обладают совершенно определенными взглядами, которые они формировали годами и которые они убедительно сообща представляют. Сам Рамсфельд - лучший представитель этой группы. Колин Пауэлл тоже энергичен, он тоже умеет хорошо говорить, но у него нет подобного тылового прикрытия. Что касается бюрократии, то удивительным представляется то, что Пауэлл привел в Министерство иностранных дел только одного человека - Ричарда Армитеджа, своего заместителя, личность очень жесткую, бюрократически властную и доминантную, но не проявляющую большого интереса к стратегии. Кроме Армитеджа, у Министра иностранных дел нет стратегической поддержки, если не считать профессиональных дипломатов.


Так, в соперничестве идей внутри этой фрагментированной системы Штаба Совета по национальной безопасности, с одной стороны, есть стратегическое направление, чувство сплоченности, систематический способ выражения, с другой других - только просьба о бюрократической процедуре либо посредством дипломатии, либо международных институтов - таких, как Организация Объединенных Наций. Последнее, однако, более или менее оправдывается только тактическими соображениями, а именно, тем, что, может быть, этот механизм будет лучше функционировать. Результат - определенная нестабильность в этом соотношении сил.


С моей точки зрения, это привело к чрезвычайно упрощенному определению угрозы, которой противостоят Соединенные Штаты начиная с 11 сентября 2001 года. Так, например, определение терроризма, которое служит оправданием основной стратегической линии США в мире, по моему мнению, слишком упрощенно и одновременно слишком абстрактно. Нам говорится, что мы ведем войну против терроризма.