Амурского государственного университета политика и право

Вид материала

Ученые записки

Содержание Периодизация истории политических и Основания периодизации Период зарождения и становления Период развития и распространения Период основных течений Становление новых органов государственной Гнитюк И.Г. Губернатор амурской области как субъект 1. Губернатор Амурской области, как субъект законодательной инициативы. 2. Прохождение законопроектов, вносимых губернатором Амурской области в областном Совете народных депутатов. 3. Подписание и опубликование губернатором законов, принятых областным Советом народных депутатов. 4. Роль губернатора в бюджетном процессе Амурской области. 5. Внесение губернатором законопроекта о внесении изменений в Устав Амурской области. Федеральное законодательство Нормотворчество высших судебных органов РФ Роль вышестоящих судов в организации деятельности мировой юстиции в Амурской области О некоторых проблемах в определении вида Декриминализации деяния и права подсудимого Некоторы аспекты преподавания темы О некоторых вопросах практики применения ... Полное содержание

Подобный материал:

• Амурского государственного университета политика и право, 3540.07kb.
• Юридический факультет амурского государственного университета, 4030.27kb.
• Государственного призрения нищих в XIX начале XX века, 461.77kb.
• Исторические трансформации и современное состояние религиозных традиций маньчжуров, 902.43kb.
• Программа российской научно-практической конференции, посвященной 10-летию научно-теоретического, 113.17kb.
• Юриспруденция Вадим Полянский. Он принял участие в работе подсекции «Интеллектуальная, 65.75kb.
• Субъекты аудиторской деятельности 12. 00. 03 гражданское право; предпринимательское, 407.02kb.
• Субъекты аудиторской деятельности 12. 00. 03 гражданское право; предпринимательское, 394.25kb.
• Экзаменационные вопросы по курсу «политология», 36.79kb.
• Открытй конкурс на право заключения государственного контракта Предмет государственного, 1024.57kb.

ЮРИДИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

АМУРСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА

ПОЛИТИКА И ПРАВО

Ученые записки

Выпуск 5

Благовещенск 2005

ББК 67 Печатается по решению

редакционно-издательского совета

юридического факультета

Амурского государственного университета


Политика и право. Ученые записки. Выпуск 5. – Благовещенск: УКЦ «Юрист», 2005. – 258 с.


Очередной выпуск научных и учебно-методических работ и материалов по юриспруденции, адресован научным и педагогическим работникам, студентам и учащимся. Издание будет продолжено. Работы публикуются в авторской редакции.


Редакционная коллегия:


А.П. Герасименко (отв. ред.), А.В. Умрихин, С.В. Чердаков, Е.Г. Черкашина, Н.В. Кононкова, Т.Б. Чердакова, Т.Ю. Ныркова.


© Коллектив авторов

© УКЦ «Юрист»


Бутенко М. А.


О МЕСТЕ И ЗНАЧЕНИИ Категории правовой культуры в теории государства и права: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ

Потребность в рассмотрении данного вопроса возникла в силу предпринятой Российской Федерацией попытки перехода на иной уровень жизни (правовой, политической, экономической, духовной), стремительного прогрессивного развития российского общества, его взглядов на научную действительность, успешного решения основных задач государства.

Так, ещё сравнительно недавно речи не могло идти о понятии правовой культуры в теории государства и права, как самостоятельной научной категории, то есть наиболее общей абстракции, закономерности, так как состояние того общества свидетельствовало об отсутствии потребности в данном понятии, объективизированном на научном уровне, удовлетворяясь существующими идеолого-политическими категориями, признававшимися высшими ценностями всего человечества.

Однако отечественная юридическая культура накопила богатый интеллектуальный потенциал. Он представлен как крупными дореволюционными научными школами - позитивистской (Н. М. Коркунов, Л. И. Петражицкий, Г. Ф. Шершеневич, С. А. Муромцев, В. И. Сергеевич, М. М. Ковалевский и другие) и естественно-правовой (В. М. Гессен, Б. А. Кистяковский, С. А. Котляревский, И. А. Покровский, П. И. Новгородцев, Б. Н. Чичерин и другие), - так и марксистским направлением общетеоретических исследований, под знаменем которого наша наука развивалась семь десятилетий. Советский период развития отечественной политико-правовой мысли до 70-х годов представлен работами П. И. Стучки, Е. Пашуканиса, Н. В. Крыленко, М. А. Рейснера, А. Г. Гойхбарга, Д. М. Генкина, И. Б. Новицкого, А. В. Бенедиктова, С. Ф. Кечекьяна, М. М. Агаркова, Н. Г. Александрова, А. И. Денисова, О. С. Иоффе и других. В острой оппозиции советскому правоведению 20 - 50 годов создавалось творческое наследие русских философов и правоведов, вынужденных эмигрировать из России, - И. А. Ильина, И. Л. Солоневича, П. А. Сорокина. Работы этих и других авторов русского зарубежья внесли неоценимый вклад в отечественную правовую культуру, в осмысление путей государственно-правового самоопределения отечественной правовой традиции.

В современных условиях отечественная юридическая мысль находится на новом этапе, при котором последняя оказывает позитивное воздействие на стабилизацию и оздоровление правовой атмосферы России, создает необходимые теоретические предпосылки для принятия жизненно необходимых для общества решений.

Традиционно в юридической литературе появление правовой культуры ознаменовано периодом возникновения права, когда в процессе перехода от первобытности к государственной организации общества первобытные обычаи санкционируются государством, превращаясь в нормы права, охраняемые последним от нарушений, облечённые в форму нормативного правового акта; юридическому прецеденту государство придаёт юридически обязательную силу для аналогичных дел. Поэтому не принято говорить о рождении правовой культуры в условиях существования родовой общины или племени, так как при такой организации человеческой общности в качестве регулятора отношений действовали правила поведения или так называемые социальные нормы. Это были нормы обычаев, нормы обычного права, которые регулировали труд, охоту, рыбную ловлю, боевые действия, быт и семейные отношения. Многие из обычаев являлись одновременно и нормами морали, религии, которые регулировали обрядовые отношения. Особенностью норм поведения в родовой общине было то, что нормы поведения выражали интересы всех членов рода. У членов рода не было четкого разграничения прав и обязанностей. Исполнение норм поведения обеспечивалось привычкой, естественной потребностью соблюдать укоренившиеся правила, а также при необходимости обеспечивалось общественным мнением родовой общины или племени.

Большинство исследователей склоняется в сторону определения правовой культуры как разновидности общей культуры, при обращении к характеристике которой, можно сразу же заметить, что сегодня в сфере гуманитарных наук, наверное, трудно найти другое явление, которое породило бы такое же обилие самых противоречивых толкований и концепций¹.

В связи с этим в юридической литературе, совершенно справедливо, имеются самые различные определения и толкования понятия «правовая культура». Это обусловлено разнообразными познавательными и практическими задачами, научным анализом одного и того же явления под различными углами зрения. Кроме того, правовая культура рассматривается применительно как к обществу в целом, так и отдельным его социальным группам, а также личности. Многообразие определений правовой культуры объясняется и тем, что исследователи изначально вкладывают различный смысл в исходные понятия, прежде всего такие, как «право» и «культура»².

Внимательное изучение проблемы позволяет тем не менее выделить несколько основных подходов к пониманию правовой культуры общества и личности, сложившихся в юридической научной и учебной литературе. Так, нередко в правовую культуру общества включают: правосознание, правовое поведение³, право, правовые отношения, законность, правопорядок⁴. Правовую культуру рассматривают также как деятельность по производству, распределению, потреблению ценностей правового характера⁵. Нередко правовую культуру трактуют через понятие уровня развития её компонентов: в ней выделяются уровни правосознания, законности, совершенства законодательства, совершенства юридической практики. В числе показателей уровня правовой культуры называются также развитость правовых взглядов, широта и гарантированность прав, уровень правоохранительной деятельности, уровень юридического образования и воспитания⁶. Существует и другая тенденция – характеристика правовой культуры в качестве идейно-правового состояния общества, её определение через категории «правовая жизнь», «правовая организация», «правовой прогресс» и подобные правовые явления⁷.

Вместе с тем нельзя не обратить внимания на слишком большой разброс подходов в понимании правовой культуры, что не позволяет выявить единую сущность этого явления. При этом правовая культура включает лишь то, что есть в правовых явлениях относительно прогрессивного, социально полезного и ценного. Она - не только результат, но и способ деятельности, и в этом смысле духовная правовая культура понимается как образ мышления, нормы и стандарты поведения.

Соколов Н. Я. предлагает рассматривать в качестве сущности правовой культуры меру освоения правовых ценностей, накопленных обществом, и их использования различными субъектами в правовой сфере⁸. Такое понимание сущности правовой культуры позволяет не только органически совместить позитивные моменты, имеющиеся в подходах исследователей к рассмотрению этого феномена, но и отразить общую природу различных проявлений культуры, а также подходить к проблеме с самых широких позиций. В этой связи правовая культура, являясь разновидностью общей культуры, занимает обособленное место в социокультурном пространстве. Полностью она не совпадает ни с одним видом культуры (материальной, духовной, экономической, политической, нравственной (этической), религиозной, эстетической и т. д.), но постоянно испытывает на себе их обратное воздействие, которое зачастую является направляющим и определяющим. Правовая культура создаёт своеобразное, уникальное сочетание как материальных, так и идеальных, духовных компонентов, относящихся к правовой действительности.

Наиболее общие грани имеют правовая и политическая культуры, так как деятельность государства, субъектов политических властеотношений выходит в сферу правовых отношений, что, однако, не меняет природы этих отношений, не поглощает и не исчерпывает их полностью политическими закономерностями.

Не менее значимым является взаимодействие правовой и нравственной культур, так как обеспечить социально адекватное, законопослушное поведение личности в условиях демократического государства можно лишь через нравственное и правовое сознание одновременно. Именно нравственное сознание как категория нравственной культуры служит непосредственным внутренним (личностным) механизмом определения правовой позиции (выбора правомерного или противоправного варианта поведения).

При исследовании категории правовой культуры существенное внимание уделяется характеристике данного явления, как важнейшем признаке правового государства, который используется для анализа всей правовой надстройки, всей правовой системы страны, но под определенным углом зрения⁹. В отличие от анализа иных предельно широких правовых категорий при анализе правовой культуры основной акцент смещён на изучение степени развития правовых феноменов в целом, на описание и объяснение правовых ценностей, идеалов и достижений в правовой сфере, отражающих объем прав и свобод человека и степень его защищенности в данном обществе. Причём основополагающим (фундаментальным) началом правовой культуры является наличие правовых ценностей, то есть системы правовых знаний, взглядов, правовых установок, и ценностных ориентаций, без которых она невозможна¹⁰.

В юридической литературе неоднократно поднимался вопрос о месте правовой культуры в правовой надстройке общества. В связи с этим появились самые разнообразные мнения: от признания её элементом одной из подсистем юридической надстройки, например, элементом правового сознания, частью правового воспитания, до отождествления правовой культуры с правовой надстройкой и даже выведения ее за пределы правовой надстройки. Если первая точка зрения характерна в основном для раннего этапа изучения правовой культуры, то вторая — появилась не так давно. Правовую культуру стали определять достаточно широко, включая в нее право, правоотношения, правосознание, законность и т. д., отождествляя её тем самым со всей правовой надстройкой.

Иногда правовую надстройку разводят с правовой культурой на основании того, что понятия, обозначающие данные явления, принадлежат якобы к двум различным теоретическим уровням - соответственно философскому и социологическому. Думается, что такие категории, как правовая надстройка, правовая культура, государство, право и т. д., могут изучаться и на философском, и на социологическом уровнях. Причём, переход с первого на второй уровень анализа и наоборот отнюдь не требует замены одной категории на другую, если исследуется одно и то же явление.

В философской литературе отмечается, что «соотношение между обществом и культурой выступает как соотношение не целого и части, а целого и его качества». Следовательно, правовая подсистема общества - правовая надстройка и правовая культура соотносятся между собой как целое и его качество. Это означает, что правовая культура характеризует качественное состояние правовой надстройки, выражающееся в уровне развития как всей правовой действительности, так и отдельных ее компонентов.

Правовая культура не является частью или областью правовой надстройки, но как ее качественная характеристика присуща всем сферам правовой жизни общества, пронизывает эти сферы и является известной атмосферой (например, законности, правовой свободы, социальной справедливости, уважения к праву) жизни этого общества, а также сравнение его с наиболее развитыми правовыми образцами, идеалами и ценностями.

Всё вышеизложенное наглядно демонстрирует, что категория правовой культуры не только многоплановое, многофункциональное явление общественной жизни, но и многоуровневое образование, которое включает в себя правовую культуру общества, социальных групп, а также отдельного индивида. Каждая из них является предметом специального научного анализа.

Представляется, что в основу классификации по уровням правовой культуры необходимо положить ее понимание как целостной системы, выявление подсистем которой и создает теоретические предпосылки для выработки общей системной модели, приближенной к реальным процессам функционирования и развития человека и общества. Так, анализ правовой культуры невозможен без вычленения различных срезов культуры: интериорного - непосредственно выражающего мир психических процессов человеческих индивидов, поведенческого - когда культура объективируется в соответствующих действиях, состояний - когда явления культуры получают независимую от человеческого организма объективизацию. Отмеченные срезы, охватывая всевозможные проявления культуры, в реальных процессах функционирования и развития характеризуются органической взаимосвязью и взаимопереходами и, безусловно, должны учитываться при построении модели правовой культуры и определении ее функций¹¹.

Исходя из сказанного, трудно переоценить значение правовой культуры.

Во-первых, правовая культура - своеобразная форма гармоничного развития человека, через которую достигается общесоциальный прогресс. Этот прогресс связан как с созданием собственно правовых ценностей (способы и средства разрешения социальных конфликтов, институты обеспечения прав человека и т. д.), обогащающих личность, так и предоставлением обществу необходимых юридических условий для спокойного и упорядоченного развития. Правовая культура выступает именно той сдерживающей формой, в которой купируется, ограничивается и вытесняется антиобщественное и потому антиправовое поведение.

Во-вторых, правовая культура является средоточием, «мемориалом» накопленных человечеством юридических ценностей. Она - их хранитель, селекционер, генератор и ретранслятор на иные сферы общественных отношений. Правовая культура - живой организм, все элементы которого обладают качествами продуктов человеческого духа, кропотливого труда, исторического отбора, жизненной апробации. Поэтому бережное отношение к правовой культуре есть условие социального прогресса, гарантия эффективности усилий по совершенствованию человеческой личности. Продукты правовой культуры нуждаются в охране и защите не менее, чем традиционные культурные ценности. Разрушение культурного слоя права чревато невосполнимыми потерями в государственно-политическом самосознании нации, способно породить хаос и произвол в общественных отношениях.

В-третьих, правовая культура - практически единственная глобальная форма, через которую воспроизводится ценность и своеобразие национальных правовых феноменов - государственности, правопорядка, правовой системы. Культура несет в себе «генетический код» отечественных юридических явлений, служит как средством их обогащения в процессе всемирного право-культурного обмена, так и особым бастионом от чуждого инокультурного влияния, разрушающего исходные предпосылки национальной правовой идентичности. Интернациональный и одновременно национальный характер правовой культуры позволяет сочетать и саморегулировать отечественные и иностранные источники правового прогресса¹².

С учётом вышеизложенного правовую культуру возможно определить как обусловленную социальным, духовным, политическим и экономическим уровнем развития общества разновидность общей культуры, представляющую собой меру освоения и использования накопленных человечеством правовых ценностей, передаваемых в порядке преемственности от поколения к поколению¹³, имеющая многоплановый, многофункциональный и многоуровневый характер.


Герасименко А.П.


^ ПЕРИОДИЗАЦИЯ ИСТОРИИ ПОЛИТИЧЕСКИХ И

ПРАВОВЫХ УЧЕНИЙ


Публикуемый материал представляет собой раздел из работы, задуманной как введение в историю политических и правовых учений. Вне других разделов, в которых рассматриваются вопросы методологии, историографии, источниковедения, предмета этой истории, текст выглядит фрагментарным и грешит недоговоренностью. Основные идеи, излагаемые здесь, были опубликованы нами несколько лет назад¹⁴ и хотя до сих пор носят характер исследовательского проекта, мы уточняем их и подкрепляем новыми аргументами.

^ Основания периодизации


В вопросах периодизации истории политических и правовых учений наибольшую сложность представляет проблема "европоцентричности" самого взгляда на всемирную историю. Эта проблема поставлена давно, но остается нерешенной¹⁵. Особенно тяжело она решается в истории науки. Сегодня вопрос о «европоцентричности» взгляда на развитие политико-правовой мысли будет правильнее ставить как вопрос об этноцентричности, потому что сама евроцентричность отнюдь не одинока в притязаниях на исключительность. М.Ферро писал: «За «всемирной историей», написана ли она во Франции, в Италии или где-то еще, скрывается этноцентризм в разных формах. Всемирной истории больше нет, нет потому, что она и была- то только миражом Европы, кроившей ее на свой лад в зависимости от собственного состояния. Других народов она касалась лишь мельком, постольку, поскольку их пути пересекались с путями Европы. Все находятся в центре своих собственных миров: арабы и армяне, евреи и индийцы, - в истории была даже Срединная Империя. Глядя сквозь времена и культуры, обнаруживаешь, что история зарождается в разных очагах и из каждого распространяет свое собственное толкование, отличное от других по существу, по форме и по своим целям»¹⁶.

Стремление рассматривать историю политико-правовой мысли в пределах определенной страны или региона вполне понятно и попросту непреодолимо. В действительности нас всегда больше интересует судьба политико-правовых концепций соотечественников. При этом становится неизбежной оценка влияния на них зарубежных идей. Однако дело в другом. Этноцентризм влечет такие схемы истории политических и правовых учений, которые изображают теории определенной регионально-этнической принадлежности как единственные достойные внимания, определяющие для всех остальных. За пределами такой истории остаются целые эпохи и народы. Но дело не ограничивается умолчанием. Обычно даются уничижительно-покровительственные оценки общественно-политической мысли этих эпох, как неполноценной и наивной.

Именно этноцентристский подход выливается в унификацию этапов развития политико-правовой мысли человечества. В своем европейском варианте он обнаруживает в истории политических и правовых учений периоды Древнего Востока, Античности, Средневековья, Возрождения, Просвещения, Нового времени, Современности. Замена терминов "просвещение" и "новое время" указанием на века - XVII-XVIII и XIX соответственно, ничего не меняет по существу дела. При таком взгляде на всемирную историю политических и правовых учений в политико-правовой мысли любого народа различаются периоды средневековья, возрождения, просвещения и нового времени. Появляются характеристики - "мыслитель китайского (арабского, индийского и т.п.) возрождения", "великий грузинский (русский, армянский и т.п.) просветитель", "представитель индийской (китайской, арабской и т.п.) мысли нового времени" и т.д. Но если приведенные характеристики понятны и знаково многое проясняют европейцу, то они ничего не значат для китайца, араба или индуса, привыкших к совсем иным определениям основных эпох своей собственной истории. О возможностях и пределах применения европейских понятий "средневековье", "возрождение", "новое время" при изучении истории народов стран Азии много размышлял Н.И.Конрад. В целом он считал эти категории общеприменимыми, хотя хорошо видел их хронологическое несовпадение в различных регионах¹⁷.

Европоцентристами совершенно игнорируется то обстоятельство, что собственно европейская политико-правовая мысль зарождается лишь в период Средневековья. Генетически с политико-правовой мыслью древнегреческой и древнеримской античности она не связана. У античной политико-правовой мысли своя история, она представляет собой особый мир, разрушенный варварами и совершенно неизвестный обитателям Европы в течение целого тысячелетия. Считать «отцом истории» Геродота могут как европейцы, так и арабы, однако подлинные основатели исторической науки у всех свои - у европейцев К. Келлер, у арабов Ибн Халдун, у индусов Вьяса и Вальмики, а у китайцев - Сыма Цянь и Бань ГУ. Древнегреческая политико-правовая мысль оказала непосредственное влияние на древнеримскую и вместе с ней уже в VII-IX веках повлияла на арабо-исламские представления о государстве и праве, но стала известна в Европе лишь с XIII века, благодаря первым переводам уцелевших древнегреческих текстов с арабского на латынь и новые европейские языки. С теми древнеиндийскими учениями о государстве и праве, которые рассматриваются в разделе о политико-правовых учениях Древнего Востока, ни древние греки, ни древние римляне основательно знакомы не были. Если не считать некоторых миссионеров и путешественников- первопроходцев, то в Европе отдельные интеллектуалы узнали о них лишь в XVIII-ХIX веках. Обращение к этой мысли изначально воспринималось в европейской просвещенной среде как явная экстравагантность, которую могли позволить себе разве что отдельные мудрствующие чудаки вроде А.Шопенгауэра. Сегодня положение не намного лучше. Нельзя не удивиться тому, что политические и правовые учения Китая и Индии рассматриваются опять же лишь в разделе о Древнем Востоке с редкими указаниями на то, что в дальнейшем они не менялись. В хронологических рамках, сопоставимых с европейским Средневековьем и Просвещением, их как бы

вовсе нет. В действительности политико-правовая мысль этих стран достигла своего расцвета еще тогда, когда самой европейской политико-правовой мысли просто не было.

У обсуждаемого вопроса есть еще одна сторона. История политических и правовых учений в России рассматривается в тех же хронологических рамках, что и европейская. Содержательно она раскрывается именно как европейская политико-правовая мысль. Это вполне соответствует действительности, поскольку зарождение политико-правовой мысли в России можно обнаружить лишь в XVIII веке и является эта мысль европейской по проблематике. Инородными, да и фактически не связанными с ней, являются пласты древнерусских политико-правовых представлений. Кстати говоря, к этим источникам русские ученые стали обращаться лишь в XVIII веке опять же под влиянием канонов европейской исторической и источниковедческой традиции. Все хоть сколько-нибудь заметные политические мыслители России Х1Х века находятся под определяющим влиянием либо европейской политико-правовой науки, либо ее же идеологии. И по образованию, и по стилю изложения своих. взглядов, и по постановке вопросов все они, несомненно, европейцы, а не индусы, конфуцианцы или мусульмане.

Можно ли преодолеть идеологизированность и этноцентризм и раскрыть действительно всеобщую историю политических и правовых учений? По-видимому это можно сделать, придерживаясь методологии плюрализма, включающей как представления о многообразии цивилизаций, так и о наличии общих стадий развития у явлений любого порядка. Последнее особенно важно, поскольку как и для любой другой истории, для истории политических и правовых учений ключевым вопросом является проблема периодизации, т.е. раскрытия стадий развития. В основу периодизации истории политических и правовых учений есть смысл положить общенаучные представления о стадиях /или фазах/ развития, которые неизбежны в эволюции любого явления действительности. Выделяют обычно четыре таких стадии: во-первых, период возникновения или зарождения; во-вторых, период становления; в-третьих, период зрелого функционирования; в-четвертых, период преобразования. Универсальная пригодность такого представления многократно демонстрировалась на самых разнообразных материалах¹⁸. Рассматривая политико-правовую мысль в развитии, мы различаем в ее истории периоды зарождения и становления /этап возникновения/, развития и распространения /этап функционирования классических учений/, основных направлений /этап преобразования классических учений в неклассические/. Стоит отметить, что названные стадии (возникновение, становление, зрелость, преобразование) проходит в своем бытии политико-правовая мысль как отдельного теоретика, так и страны или региона в целом в масштабах известной нам истории.

Кроме этого, в истории любой области общественной мысли обычно различаются классические и последующие неклассические учения. Так, различают классическую и неклассическую философию, классическую и неклассическую экономическую теорию, классическую и неклассическую социологию и т.п. Различая классические и неклассические политико- правовые учения, мы усматриваем разницу между ними в том, что классические учения разработаны, как правило, отдельными мыслителями и всеохватны по проблематике. В последующем развитии политико-правовой мысли обнаруживаются уже течения, представленные многими именами представителей разных стран.

Не имеет никакого смысла делать вид, что изучение таких древнейших цивилизаций, как египетская, месопотамская или месоамериканская гораздо важнее, чем изучение древнегреческой, древнеримской или древнерусской цивилизации, а также наоборот. "Идол истоков", который Марк Блок (1886-1944), следуя Ф. Бэкону, остроумно добавил к числу "идолов" особенно мешающих историческому познанию необыкновенно силен. "К какому бы роду человеческой деятельности ни обращалось исследование, искателей истоков подстерегает все то же заблуждение: смешение преемственной связи с объяснением",- писал он¹⁹. Может быть подмена преемственности обьяснением и безобидна, скажем, в археологии. В.Брентьес, обращаясь к находкам XX века, считал допустимым утверждать, что истоки цивилизации и европейской культуры находились в Передней Азии, чье "влияние и импульсы проникали во все части Старого Света". Хотя здесь же писал: "В Европе переход к классовому обществу произошел на тысячелетия позднее, чем в Передней Азии". К тому же имея в виду под Европой античную Грецию²⁰. Наверное в аналогичной подмене нет ничего страшного, когда изучается история естественнонаучного знания - математики, химии, медицины, астрономии и пр. Тем болee если не фальсифицируются приоритеты и убедительно показывается первооткрывательская роль китайцев, индийцев или арабов²¹.

В истории политико-правовой мысли такое смешение происходит чаще, чем это допустимо. Нет никаких оснований говорить о "взаимопроникновении древнегреческой и древнеиндийской идеологий в У в. до н.э." Ведь нужно это единственно для того, чтобы, отождествив древнегреческую цивилизацию с европейской, утверждать, что "возраст европейской и восточной цивилизации... представляется приблизительно одинаковым"²². Индийский поход Александра Македонского датируется 326- 327 гг до н.э. К этому времени древнегреческая политико-правовая мысль достигла классической завершенности во всех своих проявлениях. Поэтому заключения об индийском влиянии на греческую мысль и об индифферентности индийской мысли к греческой как результате непосредственного соприкосновения более чем сомнительны²³.

Сопоставить такого рода рассуждения с фактической основой помогает история письменности. Согласно Д.Дирингеру, древнейшей (и сохранившейся до наших дней) письменностью является иероглифическая китайская письменность, существующая со второго тысячелетия до н.э. Другие виды письменности относятся к алфавитным и возникают вне китайского влияния намного позже. Первым был финикийский алфавит (IХ в .до н.э.), на его основе появился греческий (VШ в до н.э), а из греческого вырос латинский (VП в. до н.э.). В VI в до н.э. вне зависимости от финикийского или греко-латинского письма появляется индийская письменность. Последняя из наиболее распространенных письменностей - арабская, возникшая только в начале V века и совершенно непохожая ни на одну из названных выше²⁴.

Первоначально содержание письменности было государственно-историческим, ритуально-культовым и учетно-хозяйственным. Такое назначение письма способствовало консервации его особенностей, а неукоснительно сохранявшие монополию на письменность жрецы, профессиональные писцы и ученая бюрократия всех народов всемерно этому способствовали. Государственная регламентация и органичная связь с религиозными течениями превращали письменность в культурно-консолидирующую силу, стремящуюся к самоизоляции. Стоит ли удивляться, что наиболее распространенными в современном мире являются четыре системы письма: во-первых, письмо, построенное на латинской основе, которым пользуется примерно 30% человечества; во-вторых, китайское письмо, которым пользуется около 25% человечества; в-третьих, индийское письмо, распространенное среди 20% людей; в-четвертых, арабская письменность, применяемая примерно 10% населяющих планету людей²⁵.Чрезвычайно характерно, что это почти совпадает с распространенностью главных мировых религий. Так, приверженцами христианства считают себя ЗЗ%, конфуцианства и буддизма –13%, индуизма – 13%, мусульманства – 19% населения Земли²⁶. Нет ничего удивительного, что и цивилизационные конфликты во всем многообразии их проявлений распространены в зонах массового соприкосновения названных выше религиозно-языковых миров, причём а начале XXI века эти конфликты достигли небывалой остроты.

К настоящему времени достаточно хорошо изучено несколько древних цивилизаций, но более или менее достоверно установлено наличие контактов лишь между индийской и китайской, а также - древнегреческой и древнеримской²⁷. Поэтомy нет ничего удивительного в том, что зародившись в Индии буддизм стал одной из влиятельных религий Китая, а в Древнем Риме считалось хорошим тоном учиться у греков. Ничего другого аналогичного этим контактам пока не установлено. Вместе с тем, совершенно очевидно, что только эпоха географических открытий европейцев на рубеже ХV-ХVI веков открыла возможность постоянных контактов между различными цивилизациями. Поэтому мы считаем единственным допустимым основанием для утверждения преемственности в политико-правовой мысли прямое указание на достоверные тексты. Все иное - лишь попытки доказать чье-либо первородство, неотделимые от гордыни этноцентризма, присущей человеку. Об этом весьма проницательно рассуждал еще Болингброк: «Едва ли найдется более распространенный среди сынов человеческих порок или безрассудство, чем тот смешной и вредный вид тщеславия, который заставляет представителей той или иной страны предпочитать соотечественников жителям других стран и делать собственные обычаи, нравы и мнения мерилом того, что справедливо или несправедливо, истинно или ложно. Между тем ничто не сможет лучше предохранить нас от влияния этого тщеславного чувства, чем рано приобретенная привычка изучать различные народы мира на том обширном полотне, которое развертывает перед нами история, наблюдать их возвышение и падение, знакомиться с ними в их варварском и цивилизованном состоянии, с тем, чем все они похожи и непохожи друг на друга и каждый из них - на нас»²⁸.