Амурского государственного университета политика и право

Вид материала

Ученые записки

Содержание Период основных течений Становление новых органов государственной Гнитюк И.Г.

Подобный материал:

• Амурского государственного университета политика и право, 3540.07kb.
• Юридический факультет амурского государственного университета, 4030.27kb.
• Государственного призрения нищих в XIX начале XX века, 461.77kb.
• Исторические трансформации и современное состояние религиозных традиций маньчжуров, 902.43kb.
• Программа российской научно-практической конференции, посвященной 10-летию научно-теоретического, 113.17kb.
• Юриспруденция Вадим Полянский. Он принял участие в работе подсекции «Интеллектуальная, 65.75kb.
• Субъекты аудиторской деятельности 12. 00. 03 гражданское право; предпринимательское, 407.02kb.
• Субъекты аудиторской деятельности 12. 00. 03 гражданское право; предпринимательское, 394.25kb.
• Экзаменационные вопросы по курсу «политология», 36.79kb.
• Открытй конкурс на право заключения государственного контракта Предмет государственного, 1024.57kb.

^ Период основных течений


Как ни называй последний период истории (Новейшая история, Эпоха перехода от капитализма к социализму, Эпоха постмодерна) он всегда будет оставаться Современностью. Что предшествует Современности? Предпоследний период, т.е. Новая история, Эпоха капитализма, Эпоха модерна. В любом случае мы не найдем единственного ответа, их всегда будет несколько. В таких условиях развитие политико-правовой мысли не может 'быть ничем иным как периодом разложения классических учений и образования на их основе нескольких основных неклассических течений. Этот третий период всеобщей истории политических и правовых учений начинается в конце XIX века и представляет собой эпоху сосуществования сложившихся на разной классической основе течений теологического, метафизического, нормативистского, социологического, психологического понимания государства и права, развиваемых мыслителями различных стран до сих пор.

Отсутствие авторитетов, сравнимых с классиками минувших времен, с одной стороны, а также попытка преодолеть библейское yтверждение об отсутствии пророка в собственном отечестве и обнаружить собственных классиков, с другой, - таковы главные особенности современного политико-правового мышления и в науке, и в философии, и в религии, и в искусстве. Одинакова ситуация в любой сфере человеческого творчества. Некоторые называют эту ситуацию постмодернизмом. И в науке, и в философии, и в религии, и в искусстве, если их брать в целом, сегодня сосуществуют классики и современники, претендующие на классичность. Тот, кто еще вчера был авангардистом, сегодня объявляется его последователями классиком. Обычно такая ситуация гораздо отчетливее осознается в искусстве и религии, но в последние годы ее нельзя не увидеть как в науке¹⁵⁸, так и в философии¹⁵⁹. Нет ничего удивительного в том, что наиболее перспективным сегодня признается в общенаучном плане метод сравнительного (компаративного) исследования различных феноменов общественного сознания¹⁶⁰, который дает гораздо больше, чем традиционный подход к истории политических и правовых учений ¹⁶¹.

Фактически уже к началу XX в. все возможные способы философствования были исчерпаны. Достаточно авторитетно в гносеологии были представлены эмпиризм, рационализм, супранатурализм, теизм, атеизм, деизм; в онтологии - реализм, идеализм, синтетизм, детерминизм, индетерминизм; в этике - фатализм, финализм, материализм, формализм¹⁶². Согласно В.Вунду (1832-1920) уже в это время отчетливо различались три основных способа философствовать - эмпирико-материалистически-гетерономный; критицистски-реалистически-имманентный; рационалистически-идеалистически-трансцендентный¹⁶³. В применении к познанию политико-правовых явлений это означает исчерпанность теоретико-философского понимания государства и права пятью основными течениями.

Конечно, попыткам доказать обратное нет числа. Вспомним хотя бы М.Шеллера (1874-1928), который в стремлении обосновать оригинальность философской антропологии, утверждал, что к концу XIX века все самые влиятельные философские направления были "целиком и без остатка опровергнуты". Он писал: «Приблизительно за последние десять тысяч лет истории мы первая эпоха, когда человек стал совершенно «проблематичен»; когда он больше не знает, что он такое, но в то же время знает, что он этого не знает». Стоит прислушаться к большому философу хотя бы за его признание: "Быть человеком трудно" ¹⁶⁴. Впрочем, совсем не трудно найти аналогичные утверждения в самые древние времена даже не в Китае, Индии или Древней Греции, а еще в Месопотамии или Древнем Египте.

Теологические теории государства и права, которые базируются на рационалистически-идеалистически-трансцендентном способе философствования, несмотря на широкое распространение секулярного образа мысли продемонстрировали необыкновенную живучесть. Остаются влиятельными политико-правовые концепции католического неотомизма Ж.Маритена (1882-1973), В.Катрайна, И.Месснера. В русле теологических сложились учения Б.H. Чичерина (1829-1904), а также представления В.С.Соловьева (1833-1900), Е Н.Трубецкого (186З-1920), С.Н.Булгакова (1871-1944), И. А. Ильина (1883-1954).

К теориям теологического направления принадлежат коммунистические политико-правовые представления В.И.Ленина (1870-1924), Л.Д.Троцкого (1879-1940), а также Мао Цзэдуна (1893-1976), Ким Ирсена (1912-1994), Ф. Кастро. В русле теологических теорий сложились политико-правовые идеи фашизма Б. Кроче (1866-1952), Д.Джентилле (1875-1944), Б.Муссолини (1883-1945), а также национал-социализма А. Гитлера (1889- 1945).

Международная распространенность теологических политико-правовых представлений подтверждается "японизмом" Иноуэ Тэцудзиро (1855-1944), концепциями возрождения ислама М.Р.Риды (1865-1935), С.М.Ургуна, А.К.Уды, К. ад-Дури, а также "мусульманского социализма" М.Икбала (1873-1938), Г.А.Насера (1918-1970),.М.Каддафи.

На иной философской основе, а именно - критицистски-рационалистически-имманентной - базируются метафизические теории государства и права, начало которых можно обнаружить у А.Шопенгауэра (1788- 1860) и Ф.Ницше (1844-1900). К теориям этого направления следует отнести естественно-правовые концепции Р.Штаммлера (1856-1938), П.И.Новгородцева (1866-1924), Л. Фуллера, Р.Дворкина, Дж.Роулса, а также Като Хироюки (1836-1916).

Особое место среди метафизических теорий государства и права принадлежит феноменологическим представлениям Э.Гуссерля (1889-1939), а также Н.Н.Алексеева (1879-1964). Заметную и все более влиятельную роль играют в политико- правовой мысли представления экзистенциалистов - Н.А.Бердяева (1874-1948), М.Хайдеггера (1889-1976), К.Ясперса (1883-1969),А.Камю (1913-1960).

Значительно больше привлекли к себе внимания те течения в теории государства и права, которые построены на основе эмпирико-материалистически-гетерономных философских основаниях. Следует сказать, что в последнее время все настойчивее высказывается мысль о том, что сама теория права одновременно с теорией политики возникает лишь в конце XIX века именно в связи с ростом авторитета названных методологических подходов. Поэтому часто и реальное многообразие теорий права сводится к трем направлениям - позитивно-нормативному, естественно-правовому, социологическому¹⁶⁵. Соглашаясь с 0.Э.Лейстом в том, что все возможные представления о сущности права уже высказаны, кроме двух охарактеризованных нами выше течений политико-правовой мысли, мы выделяем еще три. Все они строятся на одном и том же типе философии, но достаточно заметно различаются тем, что в основу при анализе политико-правовой действительности кладется либо совокупность писаных норм, либо социально-политические отношения, либо психика человека.

Одно из самых распространенных политико-правовых течений образуют нормативистские теории государства и права, часто называемые теориями юридического позитивизма. Одним из основоположников нормативистского правопонимания считается Дж.Остин (1790-1859). К нему относятся представители аналитической юриспруденции К.Бергбом (1849- 1927) и Г.Харт. Существенный интерес вызвала "чистая теория права" Г.Кельзена (1881-1973). К этому направлению принадлежат политико-правовые концепции А.Эсмена (1848-1913) и Г.Еллинека (1851-1911), а также реалистическая теория права 0.У.Холмса (1841-1935), Д.Фрэнка (1889-l937) и К.Ллевелина (1893-1962). Нормативистскими являются политико-правовые концепции Г.Ф.Шершеневича (1863-1912), В..Д.Каткова (1867-1918), С.И.Гессена (1883-1950). Нормативистской стала советская теория государства и права, одним из основателей которой был А.Я.Вышинский (1883-1954).

Наиболее распространенным и влиятельным течением в теории государства и права является социологическое. Даже если не обращать внимания на достаточно категоричные утверждения Э.Дюркгейма (1855-1917), считавшего основателем подлинной науки (конечно же основанной на социологии) о праве Р.Иеринга (1818-1892)¹⁶⁶, нельзя не увидеть широты распространения социологических теорий, начиная с исторической школы права Г.Гуго (1764-1844), Ф.К.Савиньи (1779-1861), Г.Ф.Пухты (1798-1846), у которых, кстати говоря, непосредственно учились некоторые из корифеев русской юриспруденции. Cущественную роль в социологическом политико-правовом понимании сыграло учение Г. Спенсера (1820-1903). К названному течению относятся "солидаризм" Л. Дюги (1859-1928), "институционализм" М.Ориу (1856-1929), "свободное право" Е.Эрлиха (1862-1922). Среди основателей социологического правопонимания - Н.М.Kopкунов (1853-1904), С.А.Муромцев (1850-1910) и М.И.Ковалевский (1851-1916), а также теоретики "интегративной юриспруденции" П.Г.Виноградов (1854-1925) и Г.У.Канторович (1877-1940). Серьезное значение для развития социологических политико-правовых теорий имели "теория насилия" Л.Гумпловича (1838-1925), "классовая" теория К.Каутского (1854-1938) и М. Адлера (1873-1937), "теория элит" Г.Моска (1858-1941), В.Парето (1848-1923), P.Михельса (1876-1936). Все большее внимание привлекают политико-правовые концепции М.Вебера (1864-1920). Многие считают основателями "социологии права" П.А.Сорокина (1889-1968), Н.С.Тимашева (1886-1970), Г.Д.Гурвича (1894-1965).

Оригинальное развитие социологические представления о государстве и праве получили в индусском национализме Б.Тилака (1856-1920), теориях «пассивного сопротивления» А.Гхоша (1872-1950), и "ненасильственного сопротивления" М. Ганди (1869-1948), а также учении Д.Неру (1889-1964). К социологическим относятся политико-правовые учения К.Ататюрка (1881-1938), концепции латиноамериканской самобытности С. Боливара (1783-1830) и Х.Марти (1853-1895), а также политико- правовые идеи сторонников Гоминьдана - Дай Цзитао (1890-1949), Сюй Чунцина (1888-1969), Чжан Бинлиня (1896-1936), Чан Кайши (1887-1975). Стоит отметить, что несомненно большой вклад русских юристов в социологическое правопонимание какое-то время разделялся в условиях коммунистического единомыслия Д.И.Курским (1874-1932), П.И.Стучкой (1865- 1932), Е.Б.Пашуканисом (1891-1937), но не получил развития в нашей стране.

Эта горькая констатация важна и потому, что аналогична судьба психоло-гических теорий государства и права, основу которым заложил наш соотечественник Л.И.Петражицкий (1867-1931), которые развивал уже находясь в эмиграции, Г.К.Гинс (1887-1971), а в Советской России - очень недолго М.А.Рейснер (1868-1928). В последующие годы существенный интерес вызвали психоаналитиче ские концепции политики и права З. Фрейда (1856-1936) и В.Райха (1897-1957). Все больше внимания привлекают политико-правовые возможности концепций социальной психологии Д.Г.Мида (1863-1931) и Т.Парсонса (1902-1979).

Такова в общих чертах картина развития политических и правовых учений в конце XIX - XX веке. Какими путями пойдет политико-правовая мысль в XXI в. сказать никто не может. Совсем недавно казалось, что названные нами течения будут приобретать все более интернациональный характер. Однако сегодня мало кто сомневается, что в будущем следует ожидать существенного усиления почвеннических по сути идей в русле мусульманства или индуизма, конфуцианско-буддийского, латиноамериканского или африканского национализма.


Буянов Е.В.


^ СТАНОВЛЕНИЕ НОВЫХ ОРГАНОВ ГОСУДАРСТВЕННОЙ

ВЛАСТИ В ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫХ СУЪЕКТАХ РОССИЙСКОЙ

ФЕДЕРАЦИИ ПОСЛЕ СОБЫТИЙ 19 - 21 АВГУСТА 1991 г.


В 90-е гг. ХХ века произошло глубокое реформирование системы органов государственной власти в дальневосточных субъектах Российской Федерации. Проблемы начального этапа становления новых институтов власти на востоке России на основе принципа разделения властей нашли отражение в работах Е.В. Буянова, В.Э. Войшниса, Р.В. Голощапова, З.Ф. Софриной, С.В. Нарутто, Б.Г. Хачатуряна, С.В.Чердакова¹⁶⁷.

Несмотря на актуальность темы, ее изучение сдерживается известной узостью источников. В основном это публикации периодической печати. Кроме того, автору удалось привлечь к исследованию темы документы текущих архивов ряда учреждений государственной власти краев, областей, округов дальневосточного региона. В данной статье автор делает попытку проанализировать содержание самых важных институциональных изменений, произошедших в организации государственной исполнительной и представительной власти в дальневосточных субъектах Российской Федерации после августа 1991 г.

В дни путча ГКЧП, как по всей стране, на Дальнем Востоке начался неконтролируемый распад городских, районных и низовых организаций КП РСФСР и наступил вполне понятный паралич в деятельности советов. Чтобы не допустить потери управляемости страной руководство России пошло на ряд срочных мер. 21 августа 1991 г. было принято Постановление Верховного Совета РСФСР «О дополнительных полномочиях Президента РСФСР по обеспечению законности деятельности Советов народных депутатов в условиях ликвидации последствий попытки государственного переворота в СССР»¹⁶⁸. В соответствии с ним вводилась должность главы администрации в крае, области, автономной области, автономном округе как руководителя соответствующего исполнительного органа. При этом глава администрации являлся правопреемником исполнительного комитета соответствующего совета народных депутатов. Президенту РСФСР предоставлялось право назначать на должность глав указанных администраций, и освобождать от этих должностей. В развитие данного Постановления Президент РСФСР 22 августа 1991 г. издал Указ № 75 «О некоторых вопросах деятельности органов исполнительной власти в РСФСР», согласно которому исполнительно-распорядительные функции государственного управления в регионах страны передавались вновь создаваемым администрациям. Главы администраций назначались по согласованию с соответствующим советом народных депутатов Президентом России и были подотчетны ему. С момента назначения главы администрации данной территории полномочия исполнительного комитета совета народных депутатов прекращались¹⁶⁹. Кроме того, для координации деятельности органов исполнительной власти в субъектах Федерации намечалось назначение там Президентом РСФСР своих представителей. 31 августа 1991 г. было подписано распоряжение Президента РСФСР «Об утверждении Временного положения о представителях Президента РСФСР в краях, областях, автономной области, автономных округах, городах Москве и Ленинграде»¹⁷⁰. Таким образом, предусматривалось создание новой вертикали исполнительной власти путем назначения на должности глав администраций и представителей Президента.

Создаваемые осенью 1991 г. администрации совмещали функции исполнительно-распорядительных органов КПСС, исполкомов советов, профсоюзов, комсомола, некоторых других организаций и учреждений советского периода. В течение трех месяцев 1991 г. указами Президента России главами администраций были утверждены в Приморском крае – В.С. Кузнецов, Хабаровском крае – В.И. Ишаев, Амурской области – А.А. Кривченко, Камчатской области – В.А. Бирюков, Магаданской области – В.Г. Михайлов, Сахалинской области – В.П. Федоров, Еврейской автономной области – Н.М. Волков, Корякском автономном округе – С.Г. Леушкин, Чукотском автономном округе – А.В. Назаров¹⁷¹.

В большинстве случаев руководители исполнительной власти дальневосточного региона были назначены без согласования с соответствующими советами народных депутатов. Исключение составили главы администраций Еврейской автономной области, Корякского и Чукотского автономных округов. В ЕАО кандидатура Н.М.Волкова предварительно обсуждалась на 9-й сессии областного Совета 6 декабря 1991 г. и набрала в ходе тайного альтернативного голосования наибольшее число голосов (50 из 77)¹⁷². Причиной этого, видимо, стало то, что накануне (25 ноября 1991 г.) был издан Указ Президента РСФСР № 239 «О порядке назначения глав администраций», где в отличие от Указа Президента РСФСР от 22 августа 1991 г. № 75 устанавливался подробный порядок согласования назначения глав администраций с соответствующими советами народных депутатов¹⁷³. Присутствовавший на сессии представитель Президента РСФСР в ЕАО И.Д.Нехин пояснил ситуацию и предложил соблюсти процедуру согласования¹⁷⁴. На Чукотке на 5-й сессии окружного Совета, проходившей 17-19 октября 1991 г. была выдвинута кандидатура А.В.Назарова для назначения на пост главы администрации округа¹⁷⁵. На состоявшейся в Палане 6-й сессии Корякского окружного Совета народных депутатов была рекомендована кандидатура С.Г.Леушкина для назначения на пост главы администрации округа¹⁷⁶.

Одновременно производились назначения представителей Президента РСФСР в субъектах Российской Федерации. Представителями Президента России стали: в Приморском крае – В.П. Бутов, Хабаровском крае – В.М. Десятов, Амурской области – А.А. Захаров, Камчатской области – И.А. Сидорчук, Магаданской области – С.С. Петрищев, Сахалинской области – В.В. Гулий, Еврейской автономной области – И.Д. Нехин, Корякском автономном округе – Г.М. Ойнвид, Чукотском автономном округе – Ю.А. Ерегин¹⁷⁷.

Анализ назначений глав администраций краев, областей и округов и представителей Президента в них показывает отсутствие какой-либо системы. Должности получали лица разных возрастов и профессий, как с техническим, так и с гуманитарным образованием, с опытом управленческой работы и без него. Во внимание принимались прежде всего поведение кандидата в августовские дни 1991 г., степень его лояльности Президенту России, близость к местным и столичным демократам, особенно из окружения Б.Н. Ельцина. В результате часть назначений носила случайный характер и подверглась впоследствии корректировке как со стороны самого Президента, так и вследствие выборных процедур. Здесь уместно привести мнение человека, хорошо знающего кремлевскую «кадровую кухню». А.В. Коржаков, в то время начальник службы безопасности Президента России, писал: «...никаких теорий в современной российской кадровой политике не было и нет. В 91-м и позднее люди с легкостью попадали во власть и еще легче из нее выпадали... Все определял случай. А в кадровой лотерее тех лет было много выигрышных билетов»¹⁷⁸.

Возникает вопрос: какими принципами руководствовалась верховная власть при назначениях первых лиц на местах? В предшествующий период в рамках партийной номенклатуры существовал резерв кадров на замещение всех сколько-нибудь значимых должностей. Но в августе 1991 г. эта система была опрокинута, а кроме того в обществе и у попавших в структуры власти демократов существовало недоверие к представителям старой управленческой школы. Тем не менее можно утверждать, что формирование новой политической элиты протекало на основе некой преемственности как на персональном уровне (адаптация и перетекание значительной части старой элиты в новую), так и на организационном и процессуальном уровне (использование части прежних механизмов рекрутирования и функционирования элиты). Российская политическая практика последнего десятилетия ХХ в. не дает примеров, когда прежняя местная элита была бы полностью отстранена от управления и новая власть была бы сформирована на основе резкого и кардинального обновления правящих группировок. Сценарий прихода к власти контрэлиты был лишь отчасти реализован в крупных городах, в первую очередь в Москве и Санкт-Петербурге, где существовали реальные политические и социально-экономические предпосылки для такого развития событий. Здесь президентская власть могла опереться на инженерно-техническую и творческую интеллигенцию, экономически активные группы населения, квалифицированных рабочих. Другая модель формирования новой политической элиты была во многом искусственной. Она реализовывалась, как правило, в регионах, находившихся под достаточно жестким контролем центра, власти которых поначалу особенно заметно дистанцировались от российского руководства. Это выразилось в попытках преобразования местной элиты сверху, через механизм назначения глав администраций¹⁷⁹. В литературе отмечалось, что процесс реструктурирования региональных элит в этот период имел общим знаменателем замещение первого эшелона старой номенклатуры вторым, происходившее повсеместно¹⁸⁰.

В России институциализация органов исполнительной власти в регионах происходила в виде назначения, а не выборов глав администраций. Впрочем, последний вариант не исключался и в начале 90-х гг. В Постановлении Совета Республики Верховного Совета РСФСР от 25 сентября 1991 г. «О работе над проектом Закона РСФСР «Об управлении краем, областью РСФСР» намечалось провести выборы глав местных администраций и глав администраций краев и областей в один день – 24 ноября 1991 г.¹⁸¹. 24 октября 1991 г. был подписан Закон РСФСР «О выборах главы администрации»¹⁸². Из Постановления Верховного Совета РСФСР «О порядке введения в действие Закона РСФСР «О выборах главы администрации», датированного 25 октября 1991 г., вытекало, что прямые выборы глав администраций должны пройти в ближайшее время. Так, график выборов должен быть представлен Президентом РСФСР и утвержден Верховным Советом РСФСР не позднее 1 декабря 1991 г.¹⁸³. Однако спустя неделю V Съезд народных депутатов РСФСР согласился с предложением Б.Н. Ельцина ввести мораторий на проведение выборов представительных и исполнительных государственных органов¹⁸⁴. Через год, 10 декабря 1992 г., VII Съезд народных депутатов РФ принял постановление «О главах администраций», в котором было признано нецелесообразным проведение повсеместных выборов глав администраций на период до выборов народных депутатов Советов народных депутатов нового созыва¹⁸⁵.

Все эти моменты достаточно отчетливо прослеживаются на Дальнем Востоке России. Обратимся к ситуации в Хабаровском крае осенью 1991 г. Источники позволяют восстановить в целом ход событий предшествующий назначению главой администрации Хабаровского края В.И. Ишаева¹⁸⁶. Активистка демократического движения в Хабаровском крае М.А. Кузьмина приводит такие слова В.М. Десятова: «Когда сняли Литвинова, председателя крайисполкома, нужно было кого-то назначить. Я обратился к краевой демократической общественности, к демократической фракции краевого Совета, руководил которой М.Колбаско. Они предложили Ишаева, бывшего начальника Главного планово-экономического управления Хабаровского края. Демократом он не был. Экономистом-рыночником тоже. Просто он не был ни в чем замечен в то время, как другие». Поэтому В.М. Десятов рекомендовал Б.Н. Ельцину В.И. Ишаева, но только как временно исполняющего обязанности руководителя края, до проведения выборов¹⁸⁷. В протоколе заседания Координационного совета Хабаровской краевой организации «Демократическая Россия» от 4 декабря 1991 г. записана такая реплика В.М. Десятова по поводу уже состоявшегося назначения В.И. Ишаева: «Стал губернатором с моей помощью. Демократические силы предлагали ... временно назначить Ишаева. Нужен спец ПЭУ. Было предложение Десятова. Ельцин назначил»¹⁸⁸. Однако, по сведениям одного из сопредседателей организации «Демократическая Россия» Хабаровского края А.Л. Врабия, вырисовывается несколько иная картина. Оказывается «...демократы не предлагали на пост губернатора В.И. Ишаева. Они вели речь о Ю.Стругове и В.Десятове. Но Десятов не мог совмещать должности. Была предложена кандидатура Ишаева. Ее поддержал Десятов. ...Это назначение демократы восприняли без особого энтузиазма». Позже уже упоминавшаяся М.А. Кузьмина, спросила А.Л. Врабия: «Так демократы или не демократы предложили Ишаева на пост губернатора?» Тот ответил, что они с фракцией М.Колбаско не контактировали¹⁸⁹. Складывается впечатление, что собственные властные амбиции лидеров хабаровских демократов не позволили им договориться о компромиссной фигуре «из своих». И они, как это часто бывает в подобных случаях, согласились с «временным» назначением «слабого», по их мнению, руководителя со стороны. При этом, очевидно, каждый резервировал для себя пост хабаровского губернатора.

В итоге, в России к началу 1992 г. все главы региональных администраций оказались на своих местах по указам Президента. Такие действия центра привели к конфликту между Президентом и его назначенцами, с одной стороны, и представительными органами субъектов Федерации, которые стремились помешать утвержденным Б.Н. Ельциным главам администраций взять в свои руки все бразды правления на местах¹⁹⁰.

Другая линия общественного противостояния в регионах Дальнего Востока в конце 1991 г. связана с кадровой политикой назначенных Президентом России глав администраций. После разгрома ГКЧП номенклатура дальневосточных регионов, частью непосредственно отстраненная от власти (кадры парткомов всех уровней), частью сохранившая позиции в советах, была на некоторое время деморализована и выжидала дальнейшего развития событий. Особенностью Дальнего Востока было то, что из-за малочисленности населения здесь так и не сложился мощный бюрократический аппарат и практически отсутствовала кадровая подпитка из центра, а партийные организации, олицетворявшие старый режим, были в 1989-1991 гг. существенно ослаблены. Вместе с тем и местные демократы не имели достаточно сил, организаторских навыков и влияния в массах, чтобы полностью заполнить вакуум власти, образовавшийся после ухода КПСС с политического горизонта.

Многие представители демократических организаций Дальнего Востока принимали непосредственное участие в ликвидации партийных комитетов в августе 1991 г. Вскоре лидеры демократов потребовали от назначенных глав администраций учесть их вклад в победу нового режима и попросили предоставить должности во вновь формирующемся аппарате власти. Это обстоятельство лежало в основе повсеместно вспыхнувших в конце 1991 г. – начале 1992 г. конфликтов между руководителями исполнительных органов и демократами.

Глава администрации Хабаровского края позже вспоминал: «В 1991 г. мы охотно брали на работу в администрацию края, города, районов бывших партийных работников, но только тех, кто раньше работал на производстве и действительно понимал проблемы и задачи, которые стояли перед нами тогда... Местные демократические лидеры сразу же начали обвинять меня в приверженности старым идеалам и пристрастии к коммунистическим традициям. Я отвечал: «Мне нужны специалисты, а главный критерий подбора людей в аппарат администрации – это компетентность. Если мне придется выбирать из некомпетентного «демократа» и компетентного «не демократа», то я выберу последнего». Со мной не соглашались... Я взял на работу в администрацию несколько из предложенных ими кандидатур, и спустя какие-то месяцы стало понятно, что несмотря на свои демократические воззрения, они просто непригодны для административной работы»¹⁹¹. Со своей стороны демократы заявили, что они не могут мириться с ролью наблюдателей, стоящих на обочине главной магистрали. По словам А.Л.Врабия, складывается впечатление, что при назначениях В.И.Ишаев в упор не видит демократов¹⁹². В январе 1992 г. на второй краевой конференции движения «Демократическая Россия» было принято обращение к Президенту России. В этом документе осуждалась «кадровая политика В.И.Ишаева, который сохранил у власти прежних скомпроментировавших себя руководителей, которые желают и способны погубить реформы»¹⁹³.

В конце 1991 г. Сахалинская областная организация «Демократической России» опубликовала заявление, в котором осуждались действия главы администрации области, который отверг кандидатуры на посты мэров по восьми районам и г.Южно-Сахалинску из числа наиболее профессионально подготовленных и активных членов «Демократической России»¹⁹⁴.

В это время оппозиционный Президенту РФ источник отмечал, что часть демократов была весьма недовольна тем, что их «не оценили по заслугам» при формировании нового аппарата законодательной и исполнительной власти¹⁹⁵.

Как исключение можно рассматривать назначение главой администрации Амурской области А.А.Кривченко. В свое время он работал редактором органа Амурского обкома КПСС «Блокнот агитатора». В марте 1990 г. был избран народным депутатом РСФСР и входил в руководство областной организации «Демократической России». Начало его административной карьеры было связано с яркой митинговой и публицистической деятельностью. Он, несомненно, был прост в общении, бескорыстен и пользовался определенным авторитетом у населения, а также обладал значительным политическим опытом. Однако, «Ему, журналисту, далекому от экономических проблем области, было чрезвычайно сложно адаптироваться к своему новому предназначению. К тому же против него работало объективно происходящее усложнение экономической ситуации, которое вольно или невольно связывалось в общественном мнении с новым губернатором», – писал четвертый глава администрации Амурской области В.Н.Дьяченко¹⁹⁶.

Пример Амурской области показал неготовность демократов перейти от митинговой фазы к повседневной административной деятельности, к рутинной аппаратной работе. А.А.Кривченко вспоминал, как после своего назначения столкнулся с проблемой формирования аппарата областной администрации. Он надеялся, что местная организация «Демроссии» поможет подобрать людей в команду губернатора. «Но друзья-демократы предложили для работы в администрации всего... пять человек, в то время как требовалось порядка ста»¹⁹⁷. А.А.Кривченко был вынужден позвать себе на помощь специалистов не только из ликвидированного облисполкома, но и даже из бывшего обкома партии. Это вызвало весьма болезненную и негативную реакцию у коллег из «Демроссии». В резолюции пленума координационного совета Амурской областной организации «Демократическая Россия» от 7 марта 1992 г. отмечалось: «В ...областной администрации нет четкой системы принятия решений, в том числе и по кадровым вопросам. В результате в администрации работают люди, компроментирующие областную администрацию и дело реформ»¹⁹⁸.

Внутренние противоречия ослабляли демократическое движение. Против демократов играло и резкое падение жизненного уровня населения вследствие начавшейся 2 января 1992 г. либерализации цен. Все это привело к отходу от демократического движения на Дальнем Востоке неустойчивых сторонников и тех, кто примкнул к нему из конъюнктурных соображений. В Амурской области в конце 1992 г. сложил с себя обязанности представителя Президента и покинул демократическое движение народный депутат России А.А.Захаров¹⁹⁹.

Как писала исследователь из Владивостока А.С.Ващук, в конце концов оказалось, что большую часть послеавгустовского призыва в ряды правящей группировки на Дальнем Востоке составили все те же представители бывшей номенклатуры. Для них реформы оказались не столько сознательным выбором, сколько жесткой реальностью и «стихийным бедствием». Эти кадры владели политическими методами управления, характерными для партийного руководства, и использовали их. Приобретенный ранее опыт и менталитет удерживали их в рамках старой модели поведения²⁰⁰.

В описываемый период произошло и реформирование советов, в целом сохранивших свои штаты и прерогативы. Оставалась в неизменном виде и восходящая еще к доавгустовским временам иерархия в построении советских органов. Некоторые изменения произошли в структуре советов. В связи с созданием администраций, к которым переходили функции исполнительных комитетов советов, последние упразднялись. На Дальнем Востоке этот момент получил разное правовое оформление. В Приморье глава администрации 15 октября 1991 г. подписал распоряжение № 1, которым прекращались полномочия исполнительного комитета краевого Совета народных депутатов, а его правопреемником объявлялся глава администрации²⁰¹. В Хабаровском крае 11 ноября 1991 г. глава администрации издал постановление № 3 «О прекращении полномочий исполнительного комитета Хабаровского краевого Совета народных депутатов, его отделов и управлений»²⁰². В Амурской области специальное постановление областной администрации по вопросу о преемственности исполнительной власти не издавалось. Решение о ликвидации исполнительного комитета областного Совета народных депутатов было принято на 9-й сессии облсовета 22 ноября 1991 г.²⁰³. На Камчатке 30 ноября 1991 г. главой администрации области было издано постановление № 4 «О прекращении полномочий исполнительного комитета Камчатского областного Совета народных депутатов, его отделов и управлений»²⁰⁴. В Еврейской автономной области, как сообщала «Биробиджанская звезда», 20 декабря 1991 г. председатель облисполкома М.М.Кауфман представил своим сотрудникам главу администрации Н.М.Волкова, который объявил исполком областного Совета прекратившим существование²⁰⁵. Однако постановление «О прекращении полномочий исполнительного комитета Еврейской автономной области и его аппарата» было подписано главой администрации только 28 декабря 1991 г.²⁰⁶.

Ликвидация исполнительных комитетов советов народных депутатов значительно осложнила работу последних. Именно исполкомы, небольшие по численности и достаточно мобильные органы управления, были центром сосредоточения властных полномочий советов. Сами краевые и областные советы были чрезвычайно громоздки, многолюдны и неэффективны. К тому же в ходе событий 1991 г. часть депутатов отошла от активной политической деятельности и собирать сессии советов становилось с каждым разом все труднее и труднее. А вызов на сессию одной-двух сотен депутатов требовал больших расходов, что было неприемлемо в условиях все усиливающихся финансовых трудностей в стране. Поэтому 5 декабря 1991 г. был издан Закон РСФСР «О некоторых вопросах правового регулирования деятельности краевых, областных Советов народных депутатов»²⁰⁷. Согласно ему для улучшения условий организации работы региональных советов из состава депутатского корпуса соответствующего совета избирался Малый Совет в количестве не более одной пятой народных депутатов данного совета. В законе указывалось, что председатель краевого, областного совета и его заместители входят в состав Малого Совета по должности и организуют его работу. Предусматривалось, что Малый Совет осуществляет все полномочия краевого, областного совета в период между его сессиями. Однако ряд важных вопросов не был включен в компетенцию Малого Совета. Среди них – согласие на привлечение народного депутата к ответственности, избрание и освобождение от должности председателя совета и его заместителей, заслушивание отчетов об их деятельности, выражение недоверия главе соответствующей администрации и некоторые другие. Краевые и областные советы были обязаны провести выборы Малых Советов не позднее одного месяца со дня вступления в силу вышеназванного закона. В силу логики вещей с момента вступления в силу Закона РСФСР «О некоторых вопросах правового регулирования деятельности краевых, областных Советов народных депутатов» расформировывались президиумы исполкомов советов²⁰⁸.

Хотя законная основа для деятельности Малых Советов появилась только 5 декабря 1991 г., практическая работа по их формированию началась раньше. В Приморье на сессии крайсовета 1-2 октября 1991 г. уже обсуждался вопрос о Малом Совете, в котором депутаты будут работать на постоянной основе²⁰⁹. Малый Совет Приморского краевого Совета народных депутатов был избран в количестве 44 чел. на 8-й сессии крайсовета 18 декабря 1991 г.²¹⁰. В Хабаровском крае 1 ноября 1991 г. состоялось заседание организационного комитета Хабаровского краевого Совета народных депутатов по формированию новой структуры краевого представительного органа. 11 ноября 1991 г. оргкомитет подготовил проект Временного положения о Малом Совете Хабаровского краевого Совета народных депутатов, которое было утверждено 28 ноября 1991 г. на 7-й сессии крайсовета. В тот же день был избран Малый Совет Хабаровского краевого Совета народных депутатов в составе 38 чел.²¹¹. В Амурской области Малый Совет областного Совета народных депутатов из 19 чел. был избран на 10-й (внеочередной) сессии областного Совета 17 января 1992 г.²¹². На Камчатке создание Малого Совета проходило на фоне острого политического противостояния между фракциями коммунистов и демократов. 18 февраля 1992 г. на 8-й сессии областного Совета народных депутатов возникли споры из-за двух пунктов: избирать ли Малый Совет или формировать по должности, а также по числу членов малого совета, работающих на постоянной основе. По последнему вопросу депутаты сумели договориться, что их будет не более 12, но удалось избрать только 10 чел. Поэтому было решено, что пока будет действовать президиум облсовета, а довыборы Малого Совета провести на следующей сессии совета²¹³. Однако на 9-й сессии Камчатского областного Совета 28 мая 1992 г. депутаты поступили иначе. Большинством голосов президиум облсовета был преобразован в Малый Совет с включением в последний трех депутатов, избранных в президиум на 8-й сессии Совета²¹⁴. В Магаданской области Малый Совет был образован на 5-й сессии областного Совета народных депутатов 21 января 1992 г. из 8 выборных депутатов, председателя Совета, его заместителя и аппарата (24 чел.)²¹⁵. На Сахалине Малый Совет из 9 чел. был сформирован на 6-й сессии областного Совета народных депутатов 26 декабря 1991 г.²¹⁶. В Еврейской автономной области проблема создания Малого Совета впервые обсуждался президиумом облсовета 11 декабря 1991 г.²¹⁷. Вопрос об избрании Малого Совета облсовета ЕАО был внесен в повестку дня первого этапа 10-й сессии областного Совета 20 февраля 1992 г., но рассмотрен не был²¹⁸. Малый Совет областного Совета ЕАО был избран в составе 20 чел. на втором этапе 10-й сессии областного Совета 23 апреля 1992 г.²¹⁹. В Корякском автономном округе Малый Совет окружного Совета был сформирован 23 марта 1992 г. на 7-й сессии окружного Совета в составе 11 чел.²²⁰. На Чукотке Малый Совет окружного Совета был создан 28 января 1992 г. на 6-й сессии Совета в количестве 12 чел.²²¹.

Таким образом, реформирование системы государственных органов исполнительной и представительной (законодательной) власти в дальневосточных субъектах Российской Федерации проходило непросто, в острой политической борьбе и столкновении интересов разных социальных групп.


^ Гнитюк И.Г.