Доклады Центра эмпирических политических исследований спбгу издаются с 2000 года Выпуск 6
| Вид материала | Доклад |
- Доклады Центра эмпирических политических исследований спбгу издаются с 2000 года Выпуск, 1901.41kb.
- Доклады Центра эмпирических политических исследований спбгу издаются с 2000 года Выпуск, 1749.95kb.
- Доклады Центра эмпирических политических исследований спбгу издаются с 2000 года Выпуск, 1840.02kb.
- Доклады Центра эмпирических политических исследований спбгу выпуск, 2069.2kb.
- Доклады Центра эмпирических политических исследований, 1729.69kb.
- А. И. Стребкова теория и история политических институтов учебное пособие, 6519.62kb.
- Российского Фонда Фундаментальных Исследований. Настоящий сборник тезисов доклад, 2188.41kb.
- Российского Фонда Фундаментальных Исследований. Настоящий сборник тезисов доклад, 1778.8kb.
- Выпуск 3, 4164.91kb.
- Глобализация и социальная безопасность, 222.4kb.
Литература
^ Бююль А., Цёфель П. SPSS: Искусство обработки информации, анализ статистических данных и восстановление скрытых закономерностей. М., СПб., Киев, 2002.
Василенко А. Российский нефтекомплекс и политика в переходный период. М., 1997.
Кендалл Л., Стюарт М.-Дж., Стюарт А. Статистические выводы и связи. М., 1973.
Лапшин М. Мы всегда объединялись вокруг земли. Нужна ли нам национальная идея? / Комсомольская правда. 2003. 21 октября.
Нуреев Р. Основы экономической теории // Вопросы экономики. 1999. № 7.
Паппэ Я. Отраслевые лобби в Правительстве России (1992–1996 гг.) // Pro et Kontra. 1996. Т. I. № 1.
Lehmbruch G., Schmitter Ph. Trends Towards Corporatist Intermediation. Beverly Hills, 1979.
Schmitter Ph. Still the Century of Corporatism // Review of Politics. 1974. N 36.
МЕТОДОЛОГИЯ И МЕТОДЫ
ПОЛИТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА
___________________________________________________
^
А.В. Данилов
ОСНОВНЫЕ ПОДХОДЫ К ИЗУЧЕНИЮ ЭЛЕКТОРАЛЬНОГО ПОВЕДЕНИЯ
Данный доклад посвящен основным методологическим подходам к феномену электорального поведения. Можно выделить два таких подхода: поведенческий и институциональный. В рамках поведенческого подхода были разработаны три основные модели анализа электорального поведения:
1. «Социологическая» модель основана на утверждении, что голосование выражает стремление людей солидаризироваться с мнением своей социальной группы. Она ориентирует исследователей на выявление зависимости индивидуального и группового политического выбора от объективного экономического, социального и демографического статуса людей.
2. «Социально-психологическая» модель исходит из того, что в своем выборе люди руководствуются укоренившимися политическими предпочтениями. В рамках этой модели голосование на выборах рассматривается как продукт всего предыдущего политического опыта человека.
3. Модель «рационального выбора» рассматривает голосование как выражение реакции людей на конкретную сложившуюся историческую ситуацию.
В некоторых случаях к данным моделям добавляют так называемую «политико-коммуникационную» модель или «манипулятивную» модель. В качестве примера можно привести работы Г.Г. Дилигенского и Е.Г. Морозовой (Дилигенский; Морозова). Основой данной модели служит утверждение о том, что на выборах люди голосуют под влиянием средств массовой коммуникации, иными словами, под прямым и сильным воздействием на их сознание. Данная модель является скорее искусственно сконструированной, поскольку для нее практически не существует единых принципов, на которых основывались бы исследователи, ее скорее можно рассматривать как совокупность весьма разнородных исследовательских стратегий, базирующихся на признании возможности манипулирования сознанием электората.
Рассмотрим подробнее первые три из вышеназванных моделей.
«Социологическая» модель. Эта модель появилась в США в 40-е годы, а точнее, в 1940 г., когда группа исследователей из Колумбийского университета в составе Пола Лазарсфельда, Бернарда Берельсона и Хейзел Годэ провела исследование в округе Эри, штат Огайо, позже отраженное в их книге «Народный выбор. Как избиратель принимает решение во время президентской кампании». Авторы сделали вывод, ставший классическим, о том, что высокий социально-экономический статус, а также принадлежность к протестантской религии и городскому населению предрасполагают избирателя к голосованию за Республиканскую партию. Противоположные же характеристики создают так называемую «демократическую предрасположенность». Отличительной особенностью «социологического подхода» Лазарсфельда и его коллег является то, что в книге говорится не о «статичности» выбора, а о том, что предпочтения могут воспроизводиться при воспроизводстве условий. Это, однако, не значит, что индивид, принадлежащий к какой-либо группе, будет всю жизнь голосовать определенным образом. Такое развитие событий предотвращается феноменом «cross-pressures», т.е. «перекрестных влияний» на индивида со стороны различных социальных структур. По этому поводу авторы пишут: «В нашем сложном обществе индивиды не принадлежат лишь к одной группе. У них есть разнообразные общественные привязанности: социальный класс, этническая группа, религиозная группа, неформальная ассоциация, в которой они участвуют. Различные привязанности будут создавать конфликтные ситуации для индивидов: католик, принадлежащий к верхнему классу, например, может обнаружить, что его религия «тянет» его в одну сторону, а классовая принадлежность – в другую. И когда определенная ситуация, например выборы, заставляет его принять решение, ему самому предстоит решить, какая из его групповых принадлежностей должна получить приоритет» (Lazarsfeld et all, xxxiii. Preface).
«Социально-психологическая» или «индивидуально-психоло-гичекая» модель. В 1960 г. исследователи из Мичиганского Университета США Энгус Кэмпбелл, Филипп Конверс, Уорен Миллер и Дональд Стоукс в книге «Американский избиратель» предложили новую теорию, которая могла бы помочь в изучении электорального поведения в существующих условиях. Такая теория должна обеспечивать понимание, часто в ущерб предсказанию, которое интересует авторов «только в той мере, в какой оно служит проверке правильности нашего понимания последовательных событий, ведущих к зависимому поведению» (Campbell et all, 19). Другой важнейшей функцией этой теории является решение проблемы причинности, которая неизбежно встает, когда речь заходит о мотивации каждого отдельного случая голосования, а каждый такой случай, по Кэмпбеллу, является сложной системой событий. Инструментом для решения данной проблемы стала так называемая «воронка причинности». Механизм действия данного методологического инструмента крайне прост: узкая часть воронки – это выход, выражающийся в голосовании за ту или иную партию или кандидата, широкая же часть воронки может по желанию исследователя отодвигаться на сколь угодно большое временное расстояние от момента голосования, вплоть до периода первичной социализации индивида.
Говоря о работе Кэмпбелла и его коллег, чаще всего упоминают исследованный ими феномен «партийной идентификации». Она передается «по наследству» в процессе социализации и служит для избирателя своеобразным «якорем», который помогает ему ориентироваться в мире политики. Однажды приобретя партийную идентификацию, человек, как правило, сохраняет ее на протяжении всей своей жизни. При этом, на приверженность человека той или иной партии мало влияют текущие события. «Во время наших исследований воздействие партийной идентификации на отношение к воспринимаемым элементам мира политики было куда более важным, чем влияние этого отношения на саму идентификацию... Нам известно, что люди, которые идентифицировали себя с одной из партий, обычно сохраняли свою партийную привязанность на протяжении всей, или почти всей своей взрослой жизни» (Campbell et all, 135).
Несмотря на то, что авторы «социально-психологической» модели в своем исследовании критикуют модель колумбийских социологов, синтез данных подходов вовсе не представляется чем-то невозможным. Приведем по этому вопросу мнение Уорена Миллера – соавтора «Американского избирателя»: «Психологическая природа партийной идентификации потребовала акцента на социально-психологических проблемах, что стало отличительной чертой Мичиганской школы. Однако надо отметить, что политические отношения между отдельными гражданами и социальной группой, как первичной, так и вторичной, которые стали основным содержанием мичиганских исследований 1952 и 1956 годов, имели мало общего с новаторскими исследованиями партийной идентификации. Кроме того, по крайней мере, семь глав “Американского избирателя” были посвящены “социологическим” вопросам» (Миллер, 300).
^ Модель «рационального выбора». Предыдущие модели, в целом, основывались на образе «неинформированного» избирателя. Возрастающая информированность американского населения о политике и способность рассуждать о политических событиях уже в середине 1950-х показались Энтони Даунсу достаточными для того, чтобы предложить свою модель электорального поведения, получившую название теории «рационального выбора» или «ситуационной» модели. Исходит она главным образом из того, что поведение индивидов является рациональным и эгоистическим: «Когда мы говорим о рациональном поведении, мы всегда имеем в виду рациональное поведение, направленное на достижение собственных эгоистических целей» (Downs, 27). Мотивация поведения рационального избирателя, по мнению Энтони Даунса, проста: «Когда рациональный человек имеет несколько взаимоисключающих альтернатив, он всегда выбирает ту, которая принесет ему максимальную пользу» (Downs,36). Конечно, речь идет не только об экономической выгоде, впрочем, об этом пишет и сам Даунс: «Сначала мы должны отказаться от предположения, что платформа каждой партии содержит только ее позицию о необходимой степени вмешательства правительства в экономику. Давайте вместо этого предположим, что каждая партия занимает определенную позицию по большому количеству вопросов, и каждая из этих позиций может быть обозначена по шкале “левые–правые”. Тогда общая позиция партии по этой шкале будет средней величиной от всех позиций по конкретным политическим вопросам, которые она занимает. Более того, каждый гражданин может наделять позиции по различным политическим вопросам различным весом, поскольку каждая политическая мера может влиять на одних граждан больше, чем на других» (Downs, 132–133).
Модель Даунса прежде всего была ориентирована на американскую двухпартийную систему. Однако автор модели «рационального выбора» оговаривает те аспекты, которые следует учитывать при применении его подхода к многопартийным системам. В таких системах, по мнению Даунса, «сначала рациональный избиратель решает, какая партия, по его мнению, принесет ему максимальную выгоду; затем он старается оценить, имеет ли эта партия шансы на победу» (Downs, 48). Люди поступают так, потому что их голос – часть процесса выборов, а не простое выражение политических предпочтений. Главное в таком случае – чтобы голос не «пропал даром». Если избиратель все же проголосует за партию, которая ему нравится, независимо от того, что она не имеет шансов на успех, его голосование, по Даунсу, следует считать иррациональным. Исключением является случай, когда человеку ничего не известно относительно шансов партии на успех, т.е. он не представляет себе, как проголосуют другие избиратели. Так или иначе, при многопартийной системе важной частью электорального выбора в пользу одной из партий является оценка избирателем того, имеет ли партия, которая ему симпатична, шансы на победу, иными словами на голоса других избирателей.
Теория Энтони Даунса, конечно, не могла избежать критики и исправлений как со стороны приверженцев других «моделей», так и со стороны последователей самого автора «Экономической теории демократии». Так, до сих пор ведется полемика относительно существования «рационального избирателя». Наиболее интересная критическая позиция, следуя логике «рационального выбора», пришла к трем парадоксам Даунса, логическим следствиям теории, которые ставят ее саму под сомнение (Грофман, 673).
Затрагивая проблему применимости различных моделей к анализу российских электоральных процессов, необходимо отметить следующий момент. Поведенческий подход был разработан преимущественно для анализа электорального поведения в рамках устойчивой двухпартийной системы. Если в рамках последней поведение в ходе голосования является, чаще всего, элементарным выражением сформировавшихся до него партийных пристрастий, то в «европейских многопартийных системах партийная идентификация осложняется тем, что определенная степень идентификации с одной партией не означает обратного, т.е. отсутствия идентификации с другими партиями» (Паппи, 266). И здесь особую роль приобретают именно институциональные факторы, оказывая мощнейшее воздействие на индивидуальный выбор.
В первом приближении, сущность институционального подхода может быть сформулирована следующим образом: «Избирательные установления оказывают долгосрочное воздействие на электоральное поведение и на поведение партий. Вся политическая система оказывается окрашенной избирательной системой, поскольку избирательная система обусловливает количество партий и срок нахождения у власти правительств» (Butler, 22).
Институциональный подход представлен прежде всего именами М. Дюверже, Б. Грофмана, Д. Рае, Р. Таагеперы, М. Шугарта, Дж. Сартори, П. Фишборна, А Лейпхарта и рядом других авторов.
Представители институционального подхода к электоральному поведению главное внимание уделяют изучению влияния различных элементов электорального дизайна (различных правил и установлений избирательной системы) на перевод политических предпочтений избирателей в электоральные предпочтения. Общей теории, которая бы давала полный перечень институциональных факторов, ранжировала их по степени значимости, содержала их полное описание, не существует. Сложность состоит также в том, что воздействие данных факторов носит комплексный характер и выделить удельный вес влияния каждого весьма проблематично. Тем не менее к числу наиболее влиятельных элементов относят электоральную формулу, количество мандатов от округа, заградительный барьер, а также количество мест в законодательном органе (см.: Lijphart). Рассмотрим отдельные элементы институционального подхода.
^ Электоральная формула. Наиболее авторитетным исследователем эффектов влияния электоральной формулы является один из отцов-основателей институционального подхода Морис Дюверже, автор знаменитых «законов Дюверже». Выявленные данным исследователем взаимосвязи между электоральной формулой и типом партийной системы необходимы для анализа долгосрочных тенденций электорального поведения, ведь, в конце концов, выбирать можно лишь из того набора партий, который предложен. Крайне важно также замечание Дюверже относительно «психологического» фактора: «При трехпартийности, функционирующей при мажоритарном режиме в один тур, избиратели быстро понимают, что их голоса будут попросту потеряны, если они продолжат отдавать их третьей партии: отсюда естественная тенденция передать их не самому худшему из соперников, с тем чтобы предотвратить успех наиболее нежелательного» (Дюверже, 286).
Так или иначе, ряд моментов, впервые отмеченных Дюверже, предопределил логику развития изучения не только воздействия избирательных систем на количество партий, но и рассуждения в области того, как избиратель принимает решение, учитывая в том числе и институциональные нормы.
Проблематике «законов Дюверже», попыткам их переформулировки посвящено достаточное количество отечественных публикаций (см., например: Сморгунов, 21–22). Нам хотелось бы подробнее остановиться на влиянии других элементов электорального дизайна.
^ Количество мандатов от округа («величина округа») имеет столь серьезное значение для характеристики избирательной системы по целому ряду причин. Как специально подчеркивает Лейпхарт, это понятие нельзя смешивать с географическими размерами округа, или количеством избирателей, зарегистрированных в этом округе. «Количество мандатов от округа оказывает очень сильное влияние на степень пропорциональности, которой можно добиться в рамках системы пропорционального представительства. Например, партия, представляющая 10-процентное меньшинство жителей округа, едва ли получит мандат в ситуации с их количеством в пять, однако, будет иметь успех в округе с количеством мандатов, равным десяти» (Lijphart, 1984, 155).
Оценку, придающую большое значение «величине округа», можно найти и в книге Таагеперы и Шугарта: «Величина округа, т.е. количество мест, разыгрываемых во время выборов в округе, является наиболее важной характеристикой избирательных систем. С увеличением количества мандатов от округа, доля мест, полученных каждой партией, постепенно приближается к доле голосов, поданных за ту или иную партию» (Taagepera, Shugart, 19).
^ Заградительный барьер (буквально «электоральный порог») – третья важнейшая характеристика избирательных систем. «Для того чтобы для малых партий не было слишком просто получить представительство, во всех странах, в которых существуют общенациональные округа или дополнительные места в парламенте, установлены минимальные пороги, которые необходимо преодолеть, чтобы получить представительство. Последние устанавливаются как минимальное количество мест, полученное на выборах в отдельных округах, и (или) минимальный процент голосов на национальном уровне» (Lijphart, 1984, 155–156). Несмотря на кажущуюся простоту данного института, на самом деле, он является достаточно сложным и дискуссионным. Так, вполне правомерен вопрос: почему при электоральном пороге в 5% партия, получившая 5,01% голосов, получает представительство в законодательном органе, а партия, набравшая 4,99% – нет. В книге «Избирательные системы и партийные системы» Лейпхарт подробно останавливается именно на проблеме «электорального порога». Причиной тому служит любопытный факт: не все системы имеют законодательно установленный порог, но даже отсутствие такового не означает, что отсутствует «действительный порог». Этот порог «подразумевается наличием двух других измерений избирательной системы, в особенности, величины округа. Малая величина округа оказывает точно такое же воздействие, как и высокий электоральный порог: оба ограничивают пропорциональность и возможности для малых партий занять места; с ростом величины округа и понижением электорального порога улучшается пропорциональность и шансы малых партий. Другими словами, законодательно установленные электоральные пороги и величина округа могут рассматриваться как две стороны одной медали» (Lijphart, 1994, 12).
^ Размеры законодательного органа (т.е. количество мест в нем) – четвертое измерение избирательных систем. Ведь «если избирательная система определяется как способ перевода количества голосов в количество мест, то общее количество мест, доступное для данного перевода, оказывается существенной и законной частью системы перевода» (Lijphart, 1994, 12).
В научной литературе наряду с упомянутыми выше подходами выделяется также социокультурный подход. В рамках данного подхода принято считать, что «выбор избирателя осуществляется под воздействием ценностей и норм политической культуры сообщества, к которому он принадлежит» (Страхов, 91). Подобный подход позволяет создать следующую модель: базовые ценностные конвенции задаются на национальном уровне, далее следует региональный подуровень, ниже которого располагаются ценности различных социальных групп и сообществ, в которые включен индивид. В условиях социальных преобразований, неустойчивости и кризисных явлений ценности становятся своего рода аттракторами (Лапин, 4), их роль сложно переоценить. Анализ «глубинных ценностных идентификаций избирателей и связи ценностей с политическими предпочтениями позволит продвинуться в поисках адекватных моделей для понимания процесса формирования политических предпочтений и, как следствие этого, построения рабочих прогнозных моделей электорального выбора» (Чазов, 27).
В условиях продолжающейся «ситуации постмодерн» проблема синтеза подходов весьма актуальна. В качестве одного из вариантов синтеза можно рассматривать парадигму «структуры расколов» С.М. Липсета и С. Роккана, обладающую большими эвристическими возможностями. В предыдущих докладах1 я обращался к рассмотрению данной модели. С одной стороны, данная парадигма развивает логику «социологической» модели в рамках поведенческого подхода. Подобной точки зрения придерживается В.Я. Гельман (Гельман,13). С другой стороны, парадигму расколов можно рассматривать и в рамках институционализма. Оригинальную точку зрения высказал по данному вопросу исследователь из Калифорнийского университета Октавио Нето в статье «Электоральные институты, структуры раскола и количество партий». Он предлагает выделить два основных политологических подхода к изучению проблемы формирования определенного количества партий в партийной системе той или иной страны: «институционалистский» и «социологический». По мнению Нето, к первому относятся работы Дюверже, Сартори, Рае, Лейпхарта, Рикера, Таагеперы и Шугарта, Вебера и др., ко второму – в первую очередь, работы Липсета и Роккана. Первый подход подчеркивает роль электоральных законов в структурировании стремлений к коалиционности, второй – отмечает важность предшествовавших им социальных расколов (Neto, 149).
Автор статьи отмечает, что второй подход, равно как и первый, нельзя абсолютизировать, поскольку это может привести к неверным выводам. Допустим, что структура партий, например американская, не только базируется, но и полностью зависит от системы социальных расколов в этом обществе. Однако «верит ли хоть кто-нибудь в то, что Соединенные Штаты сохранят двухпартийную систему, в случае введения избирательной системы подобной той, что имеет место в Израиле?» (Neto, 150).
В то же самое время введение в политологический оборот такого понятия, как «структуры расколов», безусловно, обогатило представление исследователей о тех факторах, которые влияют на становление партийной системы. Согласно «социологическому» подходу, количество партий в существующей партийной системе зависит от количества «возможных партий», т.е. от того, какой уровень поляризации и какое количество программ способно воспринять общество с устоявшейся системой расколов. «Эффективное количество электоральных партий и парламентских партий можно представить в качестве результата принятия серии решений различными агентами, которые служат тому, чтобы свести большое количество социальных различий, или расколов, к меньшему количеству расколов, значимых для существования партий. Существует три основные стадии этого процесса сведения: перевод социальных расколов в партийные предпочтения; перевод партийных предпочтений в голоса; и перевод количества голосов в количество мест в парламенте» (Neto,151). Данное определение очень важно, поскольку в нем указаны практически все объекты интереса институционального подхода.
Одновременно парадигма Липсета/Роккана включает в себя элементы социокультурного подхода. Так, базовые конфликты в их понимании носят социокультурный характер, сопровождаются различиями в ценностях (сами авторы непосредственно используют термины «социокультурный конфликт» и «социокультурный раскол»).
В раскол «центр – периферия» включается не только территориальный, но и культурный фактор, своеобразие локальной культуры. «В ходе национальных революций возникли две линии размежеваний: конфликт между культурой центра (строительства нации-государства) и усиливающимися культурами провинций и периферий, имеющих свои этнические, лингвистические и религиозные особенности, а также
конфликт между централизующим, стандартизующим и мобилизующим государством-нацией и исторически укрепившимися привилегиями церкви» (Липсет, Роккан, 210). Поляризация сторон конфликта также осуществлялась на основе ценностей. «В ходе национальных революций растущее население территорий вынуждено было выбирать союзников в конфликтах, исходя из ценностных и культурных идентичностей» (Липсет, Роккан, 211).
Что касается раскола «город – село», то в Великобритании, к примеру, он отражал «расхождения в ценностных ориентациях по вопросу о том, что являлось основанием для признания статуса – предписания и родственные связи или личные достижения и предпринимательство» (Липсет, Роккан, 212).
Липсет и Роккан также вводят в свой анализ термин «идеологический раскол» (Липсет, Роккан, 215), т. е. они полагают, что базовые расколы могут транслироваться в идеологическую сферу.
Раскол «город – село» тесно связан с идеологическим измерением: либерализм – консерватизм. Классовый раскол (рабочие – предприниматели), в свою очередь, связан с идеологическим расколом: «левые – правые» (Липсет, Роккан, 212–216).
Безусловно, парадигма «структуры расколов» – лишь одна из возможных моделей синтеза подходов. Однако ее несомненным достоинством является комплексный характер, принимающий во внимание различные факторы, детерминирующие электоральное поведение.
Литература
Гельман В.Я. Изучение выборов в России: исследовательские направления и методы анализа // Выборы и партии в регионах России. М.; СПб., 2000.
Грофман Б. Теория Даунса и перспективы развития политэкономии // Политическая наука: новые направления / Под ред. Р. Гудина и Х.-Д. Клингеманна. М., 1999.
Дилигенский Г.Г. Социально-политическая психология. М., 1996.
Дюверже М. Политические партии. М., 2000.
Лапин Н.И. и др. Динамика ценностей населения реформируемой России. М., 1996.
Липсет С., Роккан С. Структуры размежеваний, партийные системы и предпочтения избирателей. Предварительные замечания / / Политическая наука. 2004. № 4.
Миллер У. Политическое поведение: вчера и сегодня // Политическая наука: новые направления / Под ред. Р. Гудина и Х.-Д. Клингеманна. М., 1999.
Морозова Е.Г. Политический рынок и политический маркетинг: концепции, модели, технологии. М., 1999.
Паппи Ф.У. Политическое поведение: мыслящие избиратели и многопартийные системы // Политическая наука: новые направления / Под ред. Р. Гудина и Х.-Д. Клингеманна. М., 1999.
Сморгунов Л.В. Электоральная сравнительная политология // Электоральная политология: теория и опыт России. СПб., 1998.
Страхов А.П. Изучение электорального поведения россиян: социокультурный подход // Полис. 2000. № 3.
Чазов А.В. Ценности как фактор формирования политических предпочтений / Политический анализ: Доклады Центра эмпирических политических исследований СПбГУ / Под ред. Г.П. Артёмова. СПб., 2000.
Butler D. Electoral Systems // A comparative study of competitive national elections / Edited by Butler D., Penniman H.R., Ranney A. Washington D.C. and London, 1981.
Campbell A., Converse P.E., Miller W.E., Stokes D.E. The American Voter. New York, 1960.
Downs A. An economic theory of democracy. New York, 1957.
Lazarsfeld P., Berelson B., Gaudet H. The People’s Choice. How the voter makes up his mind in a presidential campaign. New York and London. 1968.
Lijphart A. Democracies. Patterns of majoritarian and consensus government in twenty-one countries. New Haven and London, 1984.
Lijphart A. Electoral systems and party systems: a study of twenty-seven democracies. 1945–1990. New York, 1994.
Neto O. Electoral institutions, cleavage structures and the number of parties // American journal of political science. Vol. 41. Iss. 1. June 1997.
Taagepera R., Shugart M.S. Seats and votes. The effects and determinants of electoral systems. New Haven and London, 1989.
Г.В. Добромелов
опыт Прогнозирования динамики голосования за электоральные группы
на основе электоральной статистики
Прогнозирование динамики электоральных групп и результатов выборов в России пока не носит системного характера. Большинство исследований сводятся к двум типам. Либо к описанию уже прошедших выборов, с попытками понять, почему именно так проголосовали избиратели. Либо на основании опросов общественного мнения попытаться предсказать явку и процент, набираемый основными кандидатами.
Анализ российских избирательных кампаний показывает, что специалисты-практики в этой области при принятии решений значительно чаще опираются на собственный опыт и интуицию, чем на данные объективных научных исследований об устойчивых закономерностях электорального поведения граждан и соответствующие научные представления и концепции.
Часто любая попытка объяснить и спрогнозировать голосование на основе неких эмпирических индикаторов вызывает у наших исследователей скептическое отношение. Несмотря на очевидную актуальность данной темы, существующие работы российских социологов и политологов, посвященные прогнозированию результатов выборов, не позволяют говорить о наличии в научном мире России каких-либо моделей, основывающихся на точных данных и строгих статистико-математических методах анализа.
Политологией выработан широкий диапазон методических и технических приемов, позволяющих выявлять структуру и прогнозировать динамику электорального поведения. Базовым материалом для анализа в западных исследованиях выступает электоральная статистика, которая позволяет выявить закономерности политической социализации индивида, малых и больших групп, дает представление об основных тенденциях, предопределяющих модификацию политического поведения, помогает оценить степень политической напряженности в обществе, делает более вероятными общественно-политические прогнозы. Большое значение имеет при этом сравнительный анализ электорального поведения за длительный срок.
Краткосрочные прогнозы, основанные на данных одной или двух избирательных кампаний, могут оказаться полезными только при моделировании технологического сопровождения избирательной кампании. Используя группировку и сравнение данных как по всему массиву, так и по отдельным когортам, можно анализировать динамику электорального поведения. Сопоставление данных электоральной и социально-экономической статистики позволяет определить факторы, влияющие на поведение электората, установить связь между изменениями в социально-стратификационной структуре общества и электоральным поведением соответствующих групп, а также проследить влияние изменения факторов на политический и электоральный выбор.
Помимо этого для построения индикаторов существенное значение имеют материалы социологических опросов. Если они грамотно выполнены и репрезентативны, то дают много информации как о социально-экономической обусловленности конкретных электоральных действий, так и о причинах различных отклонений электорального выбора. Сложную методическую проблему составляет при этом совмещение данных избирательной статистики и социологических опросов.
В западной практике содержательное использование избирательной статистики для анализа электорального поведения граждан предполагает наличие детального представления об избирательном корпусе – о его социальной и демографической структуре, масштабах биологического и социального обновления, дифференциации по ценностным установкам и политическим ориентациям на протяжении как короткого, так и сравнительно длительного периода. В России же пока не сложилась культура создания и использования электоральных статистических баз данных. За исключением далеко не полных данных о результатах голосования на федеральных и региональных выборах, отсутствуют другие важные статистические характеристики избирателей, принимающих участие в выборах.
Для попытки прогнозирования динамики электоральных групп необходимо обладать достаточной эмпирической базой. В данной работе основой для создания эмпирической базы послужили данные электоральной статистики федеральных избирательных кампаний 1995 – 2004 гг., предоставленные Центральной избирательной комиссией РФ. В исследовании учтены все федеральные кампании, проведенные на территории современной России, за исключением первых президентских и парламентских выборов.
Отказ от использования данных по первым избирательным кампаниям объясняется тем, что первые выборы, проведенные после коллапса авторитарного режима, имеют слишком специфический характер и едва ли могут быть сопоставимы с выборами в устойчивых демократиях. Как считает Вернон Богданор, значимые обобщения по поводу электорального процесса могут быть сделаны только по прошествии как минимум двух свободных выборов, проведенных в нормальных условиях после кампании «учредительных выборов».
Данный анализ будет исходить из того, что электоральное поведение определяется рамками избирательного законодательства только в ограниченной степени. Поэтому изменения избирательной системы не будут учитываться при анализе данных. Это допущение позволяет соединить в одной эмпирической базе шесть федеральных кампаний – три по выборам в Государственную Думу РФ и три по выборам Президента РФ. Таким образом, исследуются три завершенных электоральных цикла: 1995 – 1996 гг., 1999 – 2000 гг., 2003 – 2004 гг.
В качестве единицы наблюдения принимались данные электоральной статистики по отдельным субъектам федерации (за исключением Чеченской Республики, в силу специфического характера выборов, проходивших там). Выбор именно такой единицы наблюдения, несмотря на наличие более мелких (данные в разрезе окружных и территориальных избирательных комиссий), был обусловлен несколькими факторами.
Во-первых, данные по окружным избирательным комиссиям представлены только по выборам в Государственную Думу РФ и отсутствуют по президентским.
Во-вторых, количество территориальных избирательных комиссий не являлось постоянным на исследуемом промежутке времени, некоторые объединялись, а другие наоборот делились на несколько комиссий.
Для получения большего объема базы, а, следовательно, и более устойчивых и статистически значимых результатов было необходимо сгруппировать участвовавших в шести избирательных кампаниях партии, блоки и кандидатов. Кроме того, анализ электоральных групп оказывается более адекватным для понимания природы партийного соревнования и электорального поведения, чем анализ отдельных партий.
В большинстве исследований, проводимых в России, предпочтение отдавалось группировке по идеологическим характеристикам, которая была весьма условной и проводилась на основании только экспертного оценивания.
Представляется, что данный способ не является адекватным задаче построения прогнозной модели результатов выборов. Поэтому была предпринята попытка эмпирической классификации данных с целью описания структуры российского электорального пространства и создания групп партий, блоков и кандидатов, структура которых повторялась бы на протяжении шести кампаний вне зависимости от названия входящих в них частей.
Для реализации поставленной цели была использована процедура кластерного анализа. Поскольку данные электоральной статистики, а именно проценты, набранные партиями, блоками и кандидатами по субъектам РФ, представлены в метрических шкалах, то использовалась стандартная процедура кластеризации.
Кластерный анализ шести кампаний в отдельности и попытки объединения в единую кластерную структуру данных по выборам президента и выборам в парламент показал, что часть данных является устойчивой к различным методам кластеризации, а часть – нет.
По большей части неустойчивыми являлись данные по партиям, кандидатам и блокам, которые набирали в целом небольшой процент голосов. При этом на протяжении всех шести избирательных кампаний воспроизводилась четырехгрупповая структура данных, которая затем объединялась в три крупных кластера (рис. 1).
Рис. 1. Кластерная структура распределения кандидатов
в президенты России в 1996 г.
Кластерный анализ проведен по методу Уорда (Ward’s method) с помощью пакета Statistica, версия 6.0.
В первую группу условно входят представители коммунистических взглядов, во вторую – кандидаты «от власти», в третью – сторонники либеральных взглядов, в четвертую – патриотически-ориентиро-ванные партии, блоки и кандидаты. Третья и четвертая группы затем объединялись в единый кластер, который получил рабочее название «протестный», поскольку в него входят проголосовавшие «против всех».
Считается, что воспроизводство сходной конфигурации переменных с помощью разных методов свидетельствует об устойчивости полученных результатов (Артёмов, 23–24). С этой целью была проведена процедура факторного анализа на том же массиве данных. Факторный анализ также показал наличие трех перечисленных выше групп (рис. 2). При этом подтвердилось предположение, что наименее устойчивыми являются данные голосований за партии, блоки и кандидатов аутсайдеров.
Рис. 2. Факторная структура распределения кандидатов
в президенты России в 1996 г.
Факторный анализ проведен по методу главных компонент с помощью пакета Statistica, версия 6.0.
Очевидно, что при дальнейшем построении прогнозной модели неустойчивые данные привносили в анализ дополнительные «шумы». Следовательно, необходимо было решить задачу отсеивания «лишних» партий, кандидатов и блоков.
С этой целью был проведен анализ средних показателей. Были рассчитаны средние проценты, которые должны были бы получить участники выборов, – общая сумма набранных ими процентов (без учета голосования против всех) делилась на количество участвующих в выборах партий. Затем такая же процедура была проделана для участников, набравших более 5, 4, 3, 2 и 1 процентов голосов (%>5, %>4, %>3, %>2, %>1).
Полученные «средние» сравнили со «средними» данными для всего массива. В расчет принималось максимальное соответствие пропорции отношений «средних» всего массива, рассчитанного из отношения их друг к другу по годам выборов (табл. 1 и 2).
^ Таблица 1. Анализ «средних» для «отсеивания лишних партий»
| Выборы в ГД | Общий % | Количество партий | «Среднее» для всего массива, % | %>5 | Количество партий | «Среднее» для %>5 | %>4 | Количество партий | «Среднее» для %>4 |
| 1995 | 95,32 | 43 | 2,22 | 50,50 | 4 | 12,63 | 63,95 | 7 | 9,14 |
| 1999 | 94,76 | 26 | 3,64 | 81,38 | 6 | 13,56 | 81,38 | 6 | 13,56 |
| 2003 | 93,73 | 23 | 4,08 | 70,66 | 4 | 17,67 | 74,96 | 5 | 14,99 |
| Выборы в ГД | %>3 | Количество партий | «Среднее» для %>3 | %>2 | Количество партий | «Среднее» для %>2 | %>1 | Количество партий | «Среднее» для %>1 |
| 1995 | 75,57 | 11 | 6,87 | 78,14 | 10 | 7,81 | 87,35 | 18 | 4,85 |
| 1999 | 81,38 | 6 | 13,56 | 85,64 | 7 | 12,23 | 88,78 | 10 | 8,88 |
| 2003 | 85,66 | 8 | 10,71 | 85,66 | 8 | 10,71 | 89,89 | 11 | 8,17 |
^ Таблица 2. Анализ «средних» для «отсеивания лишних кандидатов»
| Президентские выборы | Общий % | Количество кандидатов | «Среднее» для всего массива, % | %>5 | Количество кандидатов | «Среднее» для %>5 | %>4 | Количество кандидатов | «Среднее» для %>4 |
| 1996 | 97,04 | 10 | 9,70 | 94,88 | 5 | 18,98 | 94,88 | 5 | 18,98 |
| 2000 | 97,18 | 11 | 8,83 | 87,95 | 3 | 29,32 | 87,95 | 3 | 29,32 |
| 2004 | 95,72 | 6 | 15,95 | 85,00 | 2 | 42,50 | 89,10 | 3 | 29,70 |
| Президентские выборы | %>3 | Количество кандидатов | «Среднее» для %>3 | %>2 | Количество кандидатов | «Среднее» для %>2 | %>1 | Количество кандидатов | «Среднее» для %>1 |
| 1996 | 94,88 | 5 | 18,98 | 94,88 | 5 | 18,98 | 94,88 | 5 | 18,98 |
| 2000 | 87,95 | 3 | 29,32 | 93,60 | 5 | 18,72 | 96,08 | 7 | 13,73 |
| 2004 | 92,94 | 4 | 23,24 | 94,97 | 5 | 18,99 | 94,97 | 5 | 18,99 |
Оказалось, что в наибольшей степени «средней» для всего массива соответствует распределение «средней» партий и блоков, набравших более 4% голосов на выборах в Государственную Думу, а на выборах Президента РФ распределение «средней» кандидатов, набравших больше 1% голосов. Таким образом, стало понятно, что можно не учитывать партии, блоки и кандидатов, набравших меньше процентов голосов избирателей, чем граничные. Выбранная процедура редуцирования переменных была принята как наилучшая, поскольку при удалении «шумовых» участников терялось незначительное число голосов избирателей (табл. 3).
^ Таблица 3. Суммарный процент голосов, набранный
оставшимися участниками
| Выборы в Государственную Думу | % оставшихся участников | Выборы Президента России | % оставшихся участников |
| 1995 | 66,72 | 1996 | 84,68 |
| 1999 | 79,65 | 2000 | 96,44 |
| 2003 | 97,96 | 2004 | 98,41 |
Для оставшихся кандидатов, партий и блоков была проведена повторная процедура кластерного (рис. 3) и факторного (рис. 4) анализов. В первый крупный кластер (рис. 3) вошли кандидаты, партии и блоки коммунистической ориентации (КПРФ – 1995, 1999, 2003 гг.; Зюганов – 1996, 2000 гг.; Харитонов; «Коммунисты – Трудовая Россия – за Советский Союз»). В первый кластер также попали проценты явки избирателей в 1995, 1996 и 1999 гг. Это говорит о том, что высокая явка в эти годы помогала именно коммунистическим силам.
Во второй кластер вошли пять подкластеров. Первый подкластер включает силы национально-патриотической ориентации (ЛДПР – 1995, 2003 гг.; «Блок Жириновского»; Жириновский – 1996, 2000 гг.; Малышкин и Тулеев), а также, что явилось неожиданностью, проправительственный блок «Единство». Cкорее всего, у избирателей «Единство» ассоциировалось не столько с партией власти, сколько с патриотическими фигурами ее лидеров – главы МЧС Шойгу, милиционера Гурова и борца Карелина. Второй подкластер составили либеральные силы («Яблоко» – 1995, 1999, 2003 гг.; Явлинский – 1996, 2000 гг.; СПС – 1999 г. и Хакамада). Ко второму подкластеру также присоединяется голосование против всех в 2000 г. на президентских выборах, которое, на фоне сильного национально-патриотического лидера – Путина, носило либеральную окраску.
Р
ис. 3. Кластерная структура распределения участников выборов.Кластерный анализ проведен методом полной связи с помощью пакета Statistica, версия 6.0.
В небольшой четвертый подкластер вошли национально-патриотические силы с ярко выраженной протестной составляющей (КРО, Лебедь, «Родина» и Глазьев). Протестную составляющую подтверждает отнесение к этому подкластеру переменной «против всех» в 2003 и 2004 гг.
Пятый подкластер составили центристские кандидаты и переменная «против всех» в 1995, 1996, 1999 гг. Появление этой группы в данном подкластере объясняется наличием сильной протестной когорты участников во время трех перечисленных избирательных кампаний. Избиратель приходил на участок и, не найдя достойных кандидатур, ставил галочку напротив фамилий Титова, Памфиловой и партии «Женщины России», или ставил ее в квадратик «против всех».
Третий кластер образовали переменные, обозначающие кандидатов, партии и блоки, которые ассоциировались у избирателя с властью (Ельцин; Путин – 2000, 2004 гг.; НДР – 1995 г.; ОВР и «Единая Россия»). Также в этот кластер была включена переменная «явка избирателей» в 2000, 2003 и 2004 гг. Очевидно мобилизационный ресурс перешел действующей власти от коммунистов. Примечательно, что, в отличие от большинства предыдущих групп, в этой нет, кроме Путина, кандидатов и партий, участвовавших более чем в одних выборах. Несмотря на это, они стойко ассоциируются друг с другом в глазах избирателей.
Кластерный анализ подтверждает наличие устойчивых групп, но не дает эмпирического объяснения их распределения в электоральном пространстве. Эту задачу удалось решить при помощи факторного анализа.
На факторной структуре (рис. 4) видны четыре основные группы: «коммунисты», «власть», «либералы» и «национал-патриоты». Две последние составляют единое облако, которое можно назвать «протестным», поскольку все переменные голосования против всех относятся именно к нему. На факторной структуре национально-патриотические участники с протестным потенциалом (КРО, Лебедь, «Родина» и Глазьев) закономерно присоединились к остальной национально-пат-риотической группе, а «центристы» перешли к более близким им «либералам».
В центре находится еще одна небольшая группа («Единство», Титов, Тулеев), которая расположена на равном расстоянии и от «коммунистов» и от «протестантов». Очевидно, за них голосовали избиратели и тех и других. Но ранее проведенный кластерный анализ позволяет отнести их именно к протестной группе.
Коммунисты – Трудовая Россия – за Советский Союз
ОВР
Рис. 4. Факторная структура распределения участников выборов.
Использован метод наименьших квадратов с помощью пакета Statistica, версия 6.0. Дисперсия по четырем факторам равна 0,75%.
Нерешенным остается вопрос с определением осей, по которым распределяются в пространстве электоральных предпочтений участники выборов. Явка является проявлением «системного» и социально одобряемого поведения избирателей, и именно поэтому она занимает крайне правое положение на факторной структуре. При этом на противоположном краю находится голосование «против всех», что отражает противостояние государственной системе. Таким образом, первую ось можно назвать «одобрение государственной системы – противостояние государственной системе». Вторая ось имеет на своих полюсах голосование за КПРФ и первого президента РФ Ельцина. Проще всего было бы назвать ее «либералы – коммунисты». Но то, что Путин не является бóльшим либералом, чем Хакамада или Явлинский, – очевидно. Более правильным, вероятно, будет определить ее, как «советская – антисоветская». На это указывают и стремление вверх «явки» избирателей, как память о 100-процентном приходе на избирательные участки в советскую эпоху, и наиболее высокое место среди группы «власти» движение ОВР, которое в глазах избирателей было реинкарнацией советской номенклатуры.
Проведенное исследование показывает, что при разных методах анализа воспроизводится единая структура электоральных групп. С определением названия для групп, находящихся в правом верхнем и правом нижнем углах факторной структуры, проблем не возникает. Очевидно, что нижняя группа – это группа кандидатов от действующей власти, а верхняя – является группой, объединяющей участников коммунистической ориентации. Две другие группы целесообразно было бы объединить в одну и назвать ее «протестной», так как в эти группы входят все переменные «против всех», а также партии и кандидаты, декларировавшие оппозиционность действующим властям.
На основе подсчета суммарного процента голосов, который получали кандидаты и партии, входящие в каждую из трех групп, можно построить следующую таблицу (табл.4).
^ Таблица 4. Результаты голосования по трем электоральным группам
на выборах (в процентах)
| Выборы в Государственную Думу | Коммунисты | Власть | «Протестанты» |
| 1995 | 26,83 | 10,13 | 29,76 |
| 1999 | 24,29 | 13,33 | 47,06 |
| 2003 | 12,61 | 37,57 | 29,47 |
| Выборы Президента России | Коммунисты | Власть | «Протестанты» |
| 1996 | 32,03 | 35,28 | 29,13 |
| 2000 | 29,21 | 52,94 | 15,81 |
| 2004 | 13,69 | 71,31 | 13,41 |
Таким образом, проведенный анализ показывает, что в современном российском электоральном пространстве существует базовое деление на три электоральные группы: голосующих за коммунистов, поддерживающих власть в любом ее обличии и оппозиционно настроенных как либеральных, так и национально-патриотических.
Поддержка коммунистической группы снижается. Показательно, что если в 1995 –1996 и в 1999 – 2000 гг. процент голосов, полученный коммунистами на выборах в Государственную Думу, был на 5 – 6% ниже, чем процент, полученный на выборах президента, то в 2003 – 2004 гг. разница составила лишь чуть больше 1%. Можно сделать вывод, что на данный момент готовы поддержать коммунистов (учитывая тенденцию снижения поддержки последних) около 10 – 11% избирателей. Процент голосов, получаемый участниками выборов, представляющими действующую власть, напротив, стремительно растет. Если первые два цикла (1995 – 1996 и 1999 – 2000 гг.) давали трехкратную разницу между поддержкой на выборах в Госдуму и президентских, то в 2003 – 2004 гг. эта разница уже была лишь двукратной, что говорит об укреплении партийного ресурса власти. Протестная электоральная группа за три цикла демонстрирует снижение поддержки на президентских выборах более чем в два раза и, напротив, относительную стабильность на выборах в парламент. Всплеск поддержки оппозиционной группы на выборах в Государственную Думу связан с переходом в протестную группу блока «Единство» (голосование за «Единство» как протест против «ельцинской власти»).
Полученные данные позволяют сделать прогноз, что в случае сохранения выявленных тенденций на выборах 2007 г. в парламент при наличии 7-процентного барьера могут пройти: партия власти или несколько прорежимных партий (но не более 3), одна партия, представляющая левый спектр, и не более двух партий, ориентирующихся на протестный электорат. На президентских же выборах шансы у оппозиционного кандидата, даже в случае объединения «протестной» и «левой» электоральных групп, весьма незначительны.
Литература
Артёмов Г.П. Мотивация электорального выбора // Политический анализ: Доклады Центра эмпирических политических исследований СПбГУ/ Под ред. Г.П. Артёмова. СПб., 2000.
Голосов Г. В. Поведение избирателей в России: теоретические перспективы и результаты региональнных выборов // Полис. 1997. № 5.
Римский В.Л. Клиентелизм как фактор электорального поведения российских граждан // ссылка скрыта rimskiy2301htm
Мэлчоу Хал. Новое политическое целевое планирование. М., 2004.
Шевченко Ю.Д. Подводя итоги: результаты российских выборов 1993 – 1996 // Первый электоральный цикл. М., 1999.
Электоральная статистика ЦИК Российской Федерации. М., 2004.
CОДЕРЖАНИЕ
Предисловие……………………………………..….………………….. 3
^ ПОЛИТИЧЕСКОЕ СОЗНАНИЕ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ
Артёмов Г.П. Характер изменения политических установок и
ценностных ориентаций петербургских избирателей…………………….. 4
Попова О.В. Образ «идеального» губернатора в глазах петербурж-
цев……………………………………………………………………………. 27
^ ПОЛИТИЧЕСКИЙ ДИСКУРС
Гаврилова М.В. Композиция программной политической речи
(на примере послания Президента Федеральному Собранию России)….. 40
Негров Е.О. Природа современного официального политического
дискурса в России…………………………………………………………... 54
^ ПОЛИТИЧЕСКИЙ ПРОЦЕСС
Лагутин О.В. Корпоративный лоббизм в Государственной Думе
России………..………………………………………………………..…….. 66
МЕТОДОЛОГИЯ И МЕТОДЫ ПОЛИТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА
^ Данилов А.В. Основные подходы к изучению электорального
поведения…………. …………………………………………………… …. 76
Добромелов Г.В. Опыт прогнозирования динамики голосования
за электоральные группы на основе электоральной статистики………… 86
CONTENTS
Introduction… … … … … … … … … … … … … ………………….. 3
^ POLITICAL CONSCIOUSNESS AND POLITICAL BEHAVIOUR
Artyomov G. The character of the Petersburg’ voters political
attitudes and valuable orientations’ change.……..…………………………… 4
Popova Olga. The “ideal governor” image for St.-Petersburg’
inhabitants….………………………………………………………….……… 27
^ POLITICAL DISCOURSE
Gavrilova M. The discursive structure of the annual address
to the Federal Assembly…………………………………………….……….. 40
Negrov E. Nature of current official political discourse in Russia……….. 54
^ POLITICAL PROCESS
Lagutin O. The corporate lobbying in State Duma of the Russian
Federation…………………………………………………………………….. 66