Анную с его собственными сочинениями, а также на творчество и мировоззрение многих современных и предшествующих ему композиторов, художников, поэтов и писателей
Вид материала | Документы |
Содержание«свете тихий» (1988) «колокола в тумане» (1988) «точки и линии» (1988) |
- Н. С. Хрущева на совещании писателей, композиторов и художников, созванном ЦК кп(б)У, 100.98kb.
- Внеклассное мероприятие: Учитель: Фурзикова Альбина Викторовна Цели, 69.83kb.
- Урок во 2 Аклассе по чтению. Тема урока: Сравнительная характеристика образа ветра, 74.81kb.
- 1. Полилог писателей и поэтов, 596.92kb.
- Чернигова, 4207.77kb.
- Имби Кулль История Западной классической музыки учебник, 119.44kb.
- На Парнасе «Серебряного века»», 45.13kb.
- Президента Республики Марий Эл инвесторам Уважаемые друзья! В ваших руках новое издание, 485.13kb.
- Материнства часто звучит в творчестве поэтов, писателей, художников, 17.94kb.
- Литература Класс Тема зачёта, 21.93kb.
«СВЕТЕ ТИХИЙ» (1988)
Как видите, к этому материалу я возвращался уже три раза: вначале, вот музыка к «Преступлению и наказанию» для театра на Таганке – женский хор в сопровождении колоколов, где это была в основном краска, связанная с Сонечкой Мармеладовой; затем я ввел его же в финале, в последнем эпизоде Гобойного концерта, как цитату из православного песнопения (естественно, без слов) в оркестре, у струнных; и вот, последний раз – это сочинение «Свете тихий». Однако здесь у меня, наоборот, использован только канонический текст, и нет ни одного такта, где была бы цитата из этого русского православного пения.
А история этого сочинения такая: когда ко мне обратились из Таллинна (у них там намечался какой-то очень большой хоровой праздник), то они попросили написать меня что-нибудь для хора Эрне Сакса (предполагалось, в частности что это должен быть детский большой хор); я сказал, что мне очень хотелось бы написать сочинение на текст «Свете тихий», но я не знаю, поскольку вы – католики, согласитесь ли вы исполнить православное песнопение, – а они ответили, что это их совершенно не смущает и я написал вот такой смешанный хор – «Свете тихий».
– Вы были на премьере?
– Нет. И они, кстати, на меня сильно обиделись за это: им очень хотелось, чтобы я приехал и поработал с хором – всё-таки, мировая премьера204.
– А почему вы не поехали?
– Ну, понимаете, Дима, январь для меня святой месяц – я всегда удираю в Рузу и много работаю, – так вот, чтобы не прерывать путевку, я и не поехал в Таллинн... И теперь у меня нет даже записи этой премьеры, хотя я абсолютно уверен, что они пели хорошо.
Сочинение долго не исполнялось. И вот только сейчас наш очень хороший камерный хор, которым руководит Елена Растворова, выучил его и спел впервые в Москве на фестивале «Московская осень» в ноябре 93 года.
Это большое сочинение... на семнадцать минут. Конечно, «Свете тихий» ни в одной церкви не длится так долго, так что получилось просто самостоятельное концертное сочинение, написанное для большого смешанного хора.
«КОЛОКОЛА В ТУМАНЕ» (1988)
«Колокола в тумане» – это не оркестровка, это версия, оркестровая версия, моей фортепианной пьесы «Знаки на белом». Написана она по просьбе тогдашнего ректора Московской консерватории Бориса Ивановича Куликова, который мне позвонил и попросил сочинить пьесу для гастролей студенческого советско-американского оркестра – они должны были дать цикл концертов в Америке и потом цикл концертов у нас, в России.
Я не знаю, как они играли в США, но думаю, что играли, наверное, плохо, потому что дирижер Леонид Николаев сказал мне, что он сделал купюры, а в этой пьесе купюры ведь делать абсолютно невозможно; я тут был просто удивлен и поражен даже: как можно было здесь хотя бы одну ноту вырезать – весь смысл теряется! И в Москве я, всё-таки, настоял, чтобы сочинение было сыграно полностью... в Концертном зале Чайковского. И это было хорошее исполнение у Николаева. Оркестр играл очень хорошо...
После этого пьеса довольно много игралась в разных странах Европы. И вот, недавно Нееме Ярви очень хорошо продирижировал его с оркестром Радио на «Champ Elysees» в Париже...
Это сочинение всё построено на драматургии красок. И вот эта идея расщепления звука, и идея гетерофонии, которая была намечена в фортепианной пьесе, они здесь реализованы гораздо более полно, потому что уже я оперировал большим количеством оркестровых красок. Тут появляется даже своего рода протагонист – вот эта тема, которая сама рождается из ноты ля. Ее играет здесь гобой. Так что линия гобоя – это немножко линия как бы солирующего инструмента в этой пьесе.
– А почему вы изменили название?
– Потому что я чувствовал, что название, которое было в фортепианном варианте, оно абсолютно не соответствует тому, что получилось в оркестровом, оно просто не подходит, оно дезориентирует слушателя. Здесь намного важнее оказалась идея колокольности, которая там была только намечена (там колоколов фактически почти не было), а здесь колокольные краски – это всё. Но само название – «Колокола в тумане» – как всегда у меня, появилось позднее, уже после того, как я кончил писать этот оркестровый вариант...
– Название очень красивое, как, впрочем, и все другие в ваших сочинениях.
– У меня, если вы помните, в «Осенней песне» есть эти и в самом деле красивые слова Бодлера “Les carillons clans la brume...” – “Колокола в тумане...”. Иногда, правда, это название пьесы переводят как “Cloches clans la brume” или “Cloches clans la brouillard”, поскольку там играют реальные cloches – реальные колокола. Но в пьесе много и quasi-колоколов, то есть эта колокольная краска очень расширена и проецируется и на другие инструментальные сферы оркестра...
Пьеса вся тихая, вся построена только на прикасании к звуку: все колокольные краски всё время тушатся, всё время приглушаются вот этой вот беспрерывной оркестровой гетерофонией, то есть постоянным и очень даже вязким плетением голосов; всё как бы поглощается вот таким, если хотите, звуковым туманом.
Я был, кстати, очень удивлен, что, хотя эта пьеса игралась в Зале Чайковского в абсолютно традиционной программе, публика удивительно хорошо слушала, просто идеально слушала, её на премьере в Москве205.
«ТОЧКИ И ЛИНИИ» (1988)
«Точки и линии» – это пьеса для двух фортепиано в восемь рук. Я её написал для голландского фортепианного квартета «Orgella-Kwartet», которым руководит хороший композитор и прекрасный пианист Роберт Насфелд – замечательный музыкант и большой энтузиаст современной музыки. В Голландии он как раз где-то осенью 88 года, организовал небольшой такой фестиваль, точнее сказать, микрофестиваль моей музыки. Вначале это был очень большой, пятичасовой, концерт в Амстердаме, где было исполнено просто огромное количество моих сочинений, и затем еще три нормальных, обычных концерта в Роттердаме и еще в каком-то городе... И эта пьеса «Точки и линии» была написана специально для вот такого фестиваля.
Пьеса отняла у меня очень много времени. Я когда её писал, даже думал, что как же вот: Реквием, который длится почти сорок минут, я смог написать за семнадцать-восемнадцать дней, а здесь прошло уже тридцать пять дней и никак не могу кончить одну пьесу, хотя целые дни над ней и сижу, и работаю. Пьеса писалась очень медленно...
Концепция её заложена в самом названии – «Точки и линии»: здесь всё время происходит взаимодействие точечных элементов и того, что образует линии... мелодические линии, то есть это всё время материал, стремящийся сложиться из маленьких, почти точечных ячеек в большие пуантилистические образования и в развитые довольно мелодические линии. И вот эта идея уколов – этих звуковых точек, частых пауз между ними, идея вот таких нервных всплесков, она является контрастной материей, непрерывно взаимодействующей с идеей мелодической материи; они непрерывно сопоставляются в одновременности или в последовательности, они постоянно конфликтуют и в результате этого конфликта происходит общее разрушение – музыка просто исчезает, потому что паузы постепенно вытесняют все эти изолированные ячейки, изолированные ноты, и, в конце концов, пьеса кончается одними паузами.
– По манере письма «Точки и линии» мне напоминают ваши «Три пьесы для фортепиано в четыре руки» 67 года?
– Может быть и так... Но, по-моему, они, всё-таки, не близкие друг другу, хотя в идеях здесь, пожалуй, есть всё же некоторое сходство...
Пьеса трудная для ансамбля, потому что ритмы здесь очень “рваные” и сложные. И как ни странно, самое трудное место для ансамблевой игры – это кульминационный эпизод, где все четыре пианиста ритмически полностью играют в унисон, каждый играет свои двенадцатитоновые аккорды, и при этом одни аккорды спускаются, уходят вниз, а другие одновременно подымаются, то есть происходит пересечение двух роялей. И вот это место как раз, поскольку ритм там довольно сложный, и оказалось наиболее трудным для синхронизации. Правда, это я предвидел заранее.
– Вы были на премьере?
– Конечно был206. Правда, потом с самого последнего концерта я уехал.
– А почему уехали?
– А потому, что он уже был не так важен для меня...
– Вам понравилось исполнение?
– Да, «Orgella-Kwartet» вообще очень хороший ансамбль207. Это очень профессиональные музыканты, которые и чувствуют хорошо, и понимают современную музыку.
– А были потом другие исполнения «Точек и линий»?
– Как ни странно, были.
– А почему “как ни странно”?
– А потому, что мне казалось, что это сочинение трудное, что его мало кто будет поэтому играть. Но его играли, и не один раз. Я слышал его и в исполнении педагогов музыкального училища в Екатеринбурге, и потом его, к моему удивлению, несколько раз играли студенты на “мастер-класса”. Например, когда я приехал в Мюнстер на “мастер-класс”, то там было два концерта из моих сочинений, организованных студентами и педагогами, и вот в одном из концертов, в конце, были исполнены как раз «Точки и линии», и исполнены просто замечательно, совершенно замечательно. И то же повторилось потом в Женеве, где четверо студентов Женевской консерватории опять замечательно его сыграли... Так что раз студенты это делают, то, значит, оно не такое уж сверхсложное, как мне казалось, для ансамбля.