Geum.ru

Владимир Н. Еременко

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   45   46   47   48   49   50   51   52   53
Глава 5


На удивление быстро Ивановы добрались от Москвы

до Большой Ивановки. Почти шестьсот километров проехали за семь часов. Выехали в шесть утра, а уже к обеду подъезжали к «месту назначения», как определил конец маршрут-штурман Никита, всю дорогу следивший за поездкой с дорожным атласом в руках.

Как не упрашивал Никита дядю Сашу разрешить сесть ему за руль «хоть на десяток километров», тот неизменно говорил одно:

- Ты штурман! Твоя обязанность следить по карте за маршрутом пробега Москва – Большая Ивановка.

И только раз за весь «перегон», когда они свернули к небольшому водоему для «перекуса» и краткого отдыха, Саша позволил Никите вывести его гоночный буллит «Ford TAURUS» на трассу.

Почти всю дорогу шла эта веселая игра. Ее накал прорывался и к пассажирам и тогда в нее вступали дед и его внук Мишутка. Они попеременно брали то одну, то другую сторону в споре-игре штурмана и пилота.

Особый восторг игра вызвала у Мишуты. Ему же уделялось и главное внимание экипажа. Когда стрелка спидометра переваливала за цифру 150, Никита кричал:

- Нашему буллиту нужны крылья! И мы взлетим!

Взвизгнув, Мишутка вопил:

- А давайте купим! И по-ле-ти-м-м-м.

- В первом же магазине! – Восторженно кричал дед.

И взрыв хохота потрясал салон.

- Нет, не крылья! – Отозвался пилот. – Надо купить парашют! Я видел по телеку, как один англичанин с помощью отстреливающегося из багажника парашюта – параплана перелетел речку. Правда, сзади у машины стоял пропеллер, как на аэросанях. Скорость в полете свыше ста километров. А перелететь он может сразу тысячу метров.

- Ну вот! – Взвизгивал Мишутка. – И мы купим.

- Купим, купим, – утирая слезы, вторил дед, – только пусть твой отец больше денег зарабатывает.

Под эти шутливые разговоры экипаж Ивановых и коротал время в пути. Однако многочасовая поездка несколько раз укачивала деда и внука, и тогда пилот и штурман затихали, давая старому и малому сладко подремать, а иногда и крепко уснуть.

Перед Большой Ивановкой, на развилке дорог, Ивановых встретил Антон. Он подкатил на стареньком, видавшем виды, газике.

- Прямо с полей, где заготавливаем сено для наших буренок! – Извиняясь, приветствовал Антон дорогих гостей. – Спешил, думал не успею…

Начав с Бориса Ивановича, он шумно обнимал родственников, продолжал все в том же извинительном тоне говорить о своих делах и заботах.

Расцеловав Мишутку, Антон поднял его на плечи и, не сбавляя напора, говорил:

- Сейчас мы едем ко мне. Там Лара и мои дочки ждут всех к обеду. Потом вы отдыхаете. А после, те, кто пожелают, поедут на Безымянку порыбачить. Там Тимофей Семенович уже хлопочет. Вот такая программа на сегодня. – И повернувшись к Иванову – старшему:

- Как, Борис Иванович, принимается?

- Я поднимаю обе руки! Только скажи, кто такой Тимофей Семенович?

- Ну, как же? Это внук Харламова, друга детства моего дедушки. Вы его должны помнить.

- Да как же не помнить! – Радостно отозвался Борис Иванович. – Я провожал его в армию. Это было перед войной. Он уходил на флот… И вернулся с войны?

- Вернулся. И последние годы руководил здесь Агропромом. А в прошлом году мы похоронили его… – Вздохнул Антон. – Года не дожил до восьмидесяти. Они ведь с дедушкой одногодки. За одной партой в школе сидели.

- Но дед твой на два года моложе Харламова.

- Я знаю. – Отозвался Антон. – Дедушка пошел в школу с шести, а все – с восьми. Но они все равно считали себя одногодками. – И вдруг спохватившись:

- Да что я вас кормлю разговорами? Там обед стынет. Да и Лариса нас заждалась. – И, опустив Мишутку, выхватил из кармана мобильник, уже на ходу стал говорить с домом.

Подойдя к «Газику» он предложил Никите сесть за руль.

- А мы с Мишуткой на твое место к дяде Саше.

- Нет! – Запротестовал малыш. – Я с Никитой в этой машине.

- Тогда и я с Никитой. – Отозвался Борис Иванович. – Нам с внуком надоел гоночный буллит! Поедем на нормальной. А если остановит гашник, будем выручать Никиту.

- Эту машину никто не остановит! – Хитро улыбнулся Антон. – У нее проезд по всему району, без досмотра.

Ехали через разросшуюся Большую Ивановку, и Борис Иванович не узнавал селения, хотя и прожил здесь последние два военных года, а потом еще десяток лет наезжал к родителям в каникулы во время учебы в институте и в первые годы работы, пока были живы родители.

Обычный поселок городского типа. Лишь кое-где, меж каменных многоэтажек, застряли ветхие почерневшие деревянные дома-избы. В такой жил и он с матерью во время войны, а потом, когда отец вернулся, и с ним…

С тех пор прошло шестьдесят лет, целая человеческая жизнь. Ушли родители и братья, доживает свои годы и он… И только сама жизнь бессмертна. Звенит она обновляющимися голосами выросших детей и прибавляющихся внуков. С ними он приехал в этот родной, милый край…

И опять глаза опалило жаром подступивших слез… «Что-то неладное творится с тобою, старче. – Уговаривал себя Борис Иванович. – Часто стал раскисать. Это старость подает сигналы… Как же не хочется ее признавать! Как не хочется…»

Окончательно оторваться от растрогавших его мыслей Борис Иванович смог, когда увидел в доме Антона его дочерей: трех и семи лет. Милейшие создания! Младшая Аня смело подбежала и обвила ручонками шею подхватившего ее деда.

Мишутка сначала растерянно смотрел на сцену «братания», а потом стал сердито дергать за ножку Анечку.

- Ты цево, цево! Это мой дедушка. Мой!

- Миша, я и ее дедушка. – Присел перед ним с Анечкой Борис Иванович. – Только я ей двоюродный дедушка.

- До-ю-лод-ный. – Растерянно пролепетал Мишутка. – Я не хочу доюлодный. Не хочу!

Сцена детской ревности развеселила всех так, что о ней продолжали шутливо говорить и за обедом.

- Как же теперь быть? – Спрашивал у жены Антон. – Я ведь хотел взять на Безымянку и Анечку, да Мишутка против.

- Я их сейчас уложу спать. – Смеялась Лариса. – А после решим.

- А я не буду спать. – Запротестовал Мишута. – Мы с дедушкой уже много поспали.

Обед был по-настоящему деревенским и гости не переставали нахваливать хозяйку. А та счастливо поглядывая на дочерей, говорила:

- Готовили втроем. Они настоящие помощницы. Оля все сама готовила для борща, а Аня помогала делать салаты. – И, повернувшись к Мишутке, спросила:

- А ты помогаешь маме?

- Нет. Я дедушкин помощник… Мы с ним лаботаем.

- А что ж вы работаете? – Спросил Антон.

Мишутка растерянно посмотрел на деда.

- Да всю мужскую работу в саду и огороде. – Выручил внука дед.

- Музкую лаботу. – Согласился под общий смех Мишута.


Объявив выезд на рыбалку на семнадцать часов, Антон помчался на своем «Газике» «закруглить свои служебные дела».

Лариса увела детей в спальню. Гостям выделили комнаты на втором этаже, а Борис Иванович согласился отдохнуть тут же, рядом со столовой, в диванной.

Дом у Антона и Ларисы Ивановых был просторный, с удачной планировкой и хорошей современной мебелью. Об этом сразу сказали гости, после его осмотра, еще до обеда. Сейчас же, провожая Мишутку и его отца наверх, Борис Иванович еще раз заговорил об удобствах этого дома.

- Все строго, функционально, без лишних барских наворотов. – Похвалил Антона Саша.

- И главное с хорошей перспективой на расширение семьи. Как минимум – до многодетной! – Добавил Борис Иванович и пожелал сыну и внуку «спокойного дня» на сон грядущий.

Говорить эти слова перед дневным сном придумал недавно Мишутка. Когда его днем укладывали спать и говорили: «Спокойной ночи!» – Он поправил взрослых: «Сейчас же день! Надо гавалить: «Спокойный день!»

Это новшество было с восторгом принято в семье Ивановых и теперь им пользовались все!

Борис Иванович спустился в диванную. Но спать ему не хотелось. Прав был внук. Он уже сегодня «много поспал» в дороге. К тому же привычный послеобеденный сон рушил воспоминания юности. Столько лет прошло, а будто вчера все было …

Борис Иванович вышел за ворота и стал определять в какую сторону та улица, где семья прожила долгую вторую половину войны и тяжелые послевоенные годы.

Он заканчивал в пятидесятом году институт и тогда же проложили главную асфальтовую дорогу через поселок. По ней они въехали в Большую Ивановку. В эту дорогу и упиралась их Катальповая. Ориентир хороший и он пошел искать то место, где стоял их домик-хатка.

Шел через поселок, и его окатывала неожиданная радость. На новых домах висели трафареты старых названий улиц: «Рябиновая», «Алчевая», «Вишневая», «Лесная» …

Однако исчезло несколько проулков, соединяющих улицы. Там теперь высились кирпичные дома. Они преграждали дорогу к Катальповой улице, и скоро Борис Иванович заблудился в новостройках. Пришлось выходить на шум автомашин к автостраде и уже оттуда искать родную Катальповую.

«Откуда эти садово-лесные названия улиц? – Думал Борис Иванович. – Видно давал их районный чиновник, сидя в своем саду … А откуда Катальповая? Катальпы сроду не росли в наших краях! Об этих деревьях он узнал, когда впервые попал на юг. Деревья, напоминают каштаны, с такими же бело-розовыми цветами похожими на свечи. Но дерево мельче, чем каштаны».

С этими рассуждениями он и вышел к родной Катальповой. И был поражен, что часть улицы сохранилась такой же, какой она была и пол века назад, еще в двадцатом веке!

Два десятка рубленых домов, с перекошенными фундаментами, будто старому знакомому, подмигивали ему подслеповатыми окнами. Среди них были и два торцовых окошка родного дома. Как и все уцелевшие избы, он врос в землю и был удивительно похож на немощных старых людей.

Сходство изб с доживающими свой век стариками, вызвало какую-то оторопь, и он замер посреди улицы, силясь понять, как же может случиться такое сходство! Скособоченные и перекосившиеся бревенчатые дома напоминали ему тех ветхих деревенских старцев, которые еще до войны жили в Малой Ивановке.

И сейчас, попав на островок своей юности, он мог назвать их фамилии. Это дед Булавин! А это, старик Новожилов! А это, согбенная старуха Бусыгина, она в ходьбе припадала на ногу, а рядом с ней согбенная бабка его друга Сережки Мальгина. Он погиб вместе с их Алешкой от разрыва снаряда … Все они здесь, перебрались из его юности на этот осколок старой улицы …!

Борис Иванович стоял завороженный перед своим домом, смотрел на цифру «15», выведенную выцветшей краской на дощечке, прибитой к срубу, и решал … На кого же из стариков похож их дом? Уж, не на него ли сегодняшнего?

Так и не определив, он подошел к калитке и подергал за сыромятный узелок, торчавший через щель со двора. За калиткой глухо забрякала щеколда. Никто не отозвался. И Борис Иванович еще настойчивее задергал ремешок.

В доме скрипнула дверь, и через щель в заборе Иванов разглядел на крыльце молодую женщину, видно, со сна, потеравшую ладонью лицо.

- Входите! У нас не заперто. – Проговорила она.

Борис Иванович толкнул калитку и, оказавшись перед хозяйкой, смущенно спросил:

- Можно я посмотрю…? Дело в том, что мы когда-то жили здесь… И я хотел…

- А когда вы жили?

- Да, давно… Еще в войну…

- Ого! – Удивленно охнула женщина.

И тут же за ее спиной показался парень в шортах и по пояс голый.

- А в чем дело? – Строго спросил парень.

- Да вот. – Отозвалась женщина. – Пришел посмотреть двор и наши хоромы. Говорит, что жил здесь при царе горохе.

- И что? – С той же недоброй интонацией спрашивал парень.

- Да я только гляну отсюда и уйду…! – Как то заискивающе пролепетал Борис Иванович и, смутившись от этого еще больше, стал говорить, что двор все тот же. Да и дом такой же, только сильно постарел.

- Во дворе нет колодца и сараев… Сад тоже, наверное, засох…

Молодые хозяева в недоумении слушали и, улыбаясь, переглядывались, видно, приняв неожиданного пришельца за выжившего из ума старика.

Борис Иванович оборвал разговор и, извинившись, вышел со двора.

Сначала пожалел, что молодым нахалам не сказал пару ласковых, которых они заслуживали. Но тут же, улыбнувшись, похвалил себя за сдержанность. «Ну, разве ж можно обижаться на погоду? Такое время. Люди не виноваты!»

Умиротворенность и философский настрой не покидали Иванова и на обратном пути. Островок старых домов отнес его в прожитую юность, и ему не хотелось возвращаться в сегодня, где многоэтажки набитые простым людом и просторные безлюдные высокомерные коттеджи и дворцы. Здесь за высокими заборами поселились скоробогатцы в обнимку с воровским чиновничеством. У нас две России. Одна подзаборная, другая зазаборная! Да что Россия? Весь мир разделен на две неравные и несправедливые половины. И нет выхода из этого тупика…

Борис Иванович шел мимо этих высоченных заборов и ему вспомнился анекдот, недавно рассказанный сыном.

В одном из таких дворцов проходит собрание жильцов зазаборного микрорайона.

- Господа! – Говорит председательствующий. – Мы достигли много. И теперь настало время подумать о народе.

Голос из зала:

- Думаю, для начала по триста душ хватит…

Пока русский народ отбивается от напастей злыми анекдотами. И тем выпускает пар. Так было и при советской власти. Но это пока…

От благостного настроения, в котором он бродил по своей юности, не осталось и следа. Где же выход, где просвет? Рвались из советского тоталитаризма и попали в дикий капитализм. Хрен оказался горше редьки! Куда податься? На кого надеяться? Только на молодых! Моих внуков и племянников – новую, растущую элиту России.

С этими мыслями Борис Иванович вернулся в дом Антона, где уже заканчивались сборы к поездке на Безымянку.

- Вы где, Борис Иванович, забурилися? – Встретил его тревожный голос Антона. – Тут все испереживались …

- Ох! Какие вкусные слова ты говоришь, Антон! Не забыл еще деревенскую грамоту?

- Да где ж мне забыть! Живу в деревне. – Отозвался Антон. – Проходите к столу. Выпейте чайку с домашними шаниками и маторжаниками. И на Безымянку. У нас все готово.

- Выпью, выпью с маторжаниками, – подыграл Антону дядя, – а хелемендиков у вас нет?

- Хелемендиков пока не завезли. Оля с Ларисой еще не освоили...

Семейные прибаутки развеселили Иванова старшего, и он уже был готов ехать с родственниками хоть на край света. Попив чаю с вкусным домашним печеньем, он весело подал команду:

- По машинам! – И тут же спросил. – А знаете, откуда эта фраза? С войны! Она два года полыхала здесь. Есть этот крик войны и у Твардовского в «Теркине». – И повернувшись к Никите, спросил:

- Ты читал эту поэму?

- Не-а! – Ухарски щелкнул языком Никита.

- А о Твардовском что знаешь?

- Слышал... – Раздражаясь, ответил тот.

- Ну вот, так вас и учат сейчас в школах ... А это лучший русский поэт, вровень с Некрасовым.

- Да, хватит тебе, дед! – Повысил голос Никита. – Сейчас начнете говорить: мы пахали, мы воевали ...

Вспыхивающую размолвку поколений пришлось тушить Антону.

- Вслед за Твардовским и Борисом Ивановичем я тоже кричу: «По машинам! Все!»


Ехать решили на трех машинах: двух ивановских, а третья, харламовская, присоединиться по дороге.

- Тут недалеко. – Объяснил Антон. – Чуть больше десяти километров и наше рыбное хозяйство.

- Так мы же на Безымянку собирались? – Спросил Никита.

- А мы туда и едем. Хозяйство на Безымянке. – Объяснил Антон, а потом начал рассказывать:

- Той речки, Борис Иванович, на которой вы жили, теперь нет. Благо, что сохранилось еще несколько колхозных запруд. На той, что ближе к Большой Ивановке, мы поправили плотину, почистили водоем, запустили карпов и открыли это рыбное хозяйство. Хлопот с ним много ... Пока оно в убыток. Но мы обязательно сделаем и его прибыльным.

- А кто это мы? – Спросил Иванов-старший.

-Наше объединение: открытое акционерное общество «Сельскохозяйственных услуг». Большая Ивановка. Дубль, дубль, вэ...

- Ну, эти подробности ты Саше и Никите рассказывай. – Прервал Антона Борис Иванович. – А мне попроще. Кто у вас командует этим – А-а-о-о?

- Председатель Совета директоров – Тимофей Семенович Харламов.

- А сколько у вас директоров? И, кто ваши акционеры?

Этот разговор уже шел в машине, за рулем которой опять сидел Никита, а Антон отвечал на вопросы Бориса Ивановича.

- Притормози у этого шикарного Ландровера, – придержал за руку Никиту Антон. – Дальше на вопросы Бориса Ивановича будет отвечать сам председатель.

У запыленной иномарки стоял крепкий коренастый мужчина лет тридцати пяти, одетый в спортивный костюм и легкую светлую шапочку, на тулии которой красовалась яркая шелковая вышивка «Doйtchland».

Антон подвел Бориса Ивановича к иномарке и, познакомившись с ее хозяином, сказал:

- Это внук Петра Васильевича Харламова, которого вы хорошо знали.

- Да, знал хорошо! Еще до войны. – Отозвался тот. – А после, только один раз встречались. И то, по печальному поводу, на похоронах Ивана...

Постояли молча. А потом Харламов предложил:

- Может вы, Борис Иванович, пересядете к нам? Не так трясет, да пыли меньше...

-Да нет уж! Я на своей отечественной, по родной земле ...

- Да, бросьте вы, Борис Иванович, – весело отозвался Антон, – сейчас интеграция. Что удобно для человека, то и хорошо! А чье оно, не важно!

- А это тоже, – кивнул на шапочку Харламова и пропел, – «Дойчленд, Дойчленд убералис». Эту песню немцы горланили здесь в войну. Германия! Германия превыше всего! Они что, и до сих пор так считают?

- Да нет! – Постарался свести в шутку неожиданный поворот разговора Харламов. – Теперь уже не считают... Но, машины по- прежнему делают лучшие в Европе! И не только авто. Ездим к ним закупать сельхозтехнику. Она у них на порядок выше нашей. А эту шапочку, как бесплатное приложение. Тоже удобная. – Он снял с головы бейсболку и, повертев ею, добавил:

- Сейчас мы свои, с эмблемой нашей фирмы заказали, на этот манер. Пока шапочки нам и под силу. А дальше и другому научимся.

- Ну вот, уже и разговор добрый завязался. – Засмеялся Антон. – Пересаживайтесь во вражеский Ландровер, Борис Иванович, и бейте врага на его территории.

- Раз так! – С той же веселостью согласился Иванов-старший. – Сдаюсь! – И он театрально вскинул руки.


Запруда на Безымянке оказалась не маленькой. Ее ширина во многих местах превышала сотню метров, а длина – не менее километра. Машины выскочили на открытый взгорок крутого правого берега, бывшей речки.

- Здесь и разобьем наш бивуак! – Призывно выкрикнул Харламов и стал выбрасывать из багажника: палатку, корзины, пакеты и другой скарб.

- Никита с ребятами ставят палатку! – Продолжал подавать команды он. – А мы разматываем удочки, и вон с этого бережка, где заводь, быстро, быстро ловим рыбу на уху. Все за работу!

Первого карпика, граммов на четыреста, вытащил сам Харламов и тут же передал свою удочку Борису Ивановичу.

- Бросайте под эту осоку! – Он указал на зеленую кулигу, торчащую из воды. – Тут у меня прикормленное место.

И действительно, только Иванов забросил леску с поплавком под кулигу, как его потянуло ко дну. Он выхватил такого же карпа.

- Родной брат вашему, Тимофей! – Снимая с крючка рыбу, возбужденно выкрикнул Иванов. – И бросил карпа в ведро с водой, где уже шумно плескался первый.

- Да, тут они все, как калиброванные. – Отозвался Харламов. – По первым заморозкам, когда будем спускать воду и брать первые уловы, нагуляют еще грамм по триста. И это уже будет товарный карп.

Рассказывая о перспективах хозяйства, Харламов, ухитрился и на удочку Иванова выхватить еще два карпа, и теперь в ведре уже началась рыбья пляска.

- Вы ловите, а я позову Сашу. – Уже на ходу сказал Харламов. – Пусть и он отведет душу. Его Антон, кажется, повел в не то место...

Прихода сына, Иванов ждал не менее получаса. Но, скучать не пришлось. Клев был таков, что он еле успевал бегать от удочки к удочке. А когда одна из них окончательно запуталась с рыбой на крючке в осоке, он стал ловить на одну леску и дело пошло еще успешнее.

К тому времени, когда Саша с Антоном появились здесь, у него уже было пол ведра рыбы.

- Ну, ты, батя, даешь! – Ахнув, присел перед громыхающим ведром сын.

- Да, тут Тимофеевых половина. – Заскромничал Иванов-старший. – Бери мою удочку, а я эту попытаюсь выпростать... Там тоже какой-то кашалот сидит.

Но распутывать леску пришлось Антону. А у Бориса Ивановича как-то сразу пропал интерес к рыбалке. Она почему-то напомнила ему ту охоту на прикормленных кабанов и косуль, с которой его знакомили в охотхозяйстве Минобороны, где с вышки стрелял сам Брежнев.

- Какой-то паллиатив, а не рыбалка! – Шутливо пожаловался он Антону. – Только на крючок не насаживают рыбу. А так, та же охота в Завидово! Там – на зверей, а у вас – на карпов...

Так для этого мы их и выращиваем! – Отшучивался Антон. – Тимофей на этом бизнес собирался строить. Но пока мы нашей рыбалкой откупаемся от районного и областного начальства

А между тем Сашка, выудив первого карпа, пришел в телячий восторг и стал ругать Антона за то, что тот увел его от настоящей рыбалки.

Появился Никита в сопровождении Мишуты и дочерей Антона. Дети бросились к ведру с плескавшейся в ней рыбой, а Никита подхватив лежавшую удочку метнулся к тому месту, где одного за другим выхватывал из воды карпов Саша.

Борис Иванович подошел к Антону и, отведя его в сторону, спросил:

- А что если нам с тобой проскочить к Ивановке? Пока они здесь...

- Давайте! – Согласился Антон. – Только предупрежу Тимофея. Пусть командует здесь дальше, а мы за час-полтора смотаемся на газике.

Туда только на нем и можно проехать ... Эти, – и он кивнул на иномарки, – не пройдут!

Как только отъехали от лагеря, Борис Иванович спросил:

- Ну, как тебе, Антон, живется здесь?

- Да так ... Как говорил маленький Никита. Т-л-у-у-д-но. И спасибо вам, Борис Иванович, за то, что вы привезли его. Я знаю. Это вы ...

- Теперь тебе надо удержать его здесь. Уж слишком своенравный парень.
  • Постараюсь. Он, кажется, зацепился за машину. Но этой приманки мало. Надо еще что-то? – Будто спрашивая совета, рассуждал Антон. – Рыбалка тоже увлекла его. Но это все только для начала ... Нужно искать серьезный зацеп ...

Заговорили о сложности характера Никиты, и каждый высказал свою версию, откуда у него эта напасть.

- Все дело в том, что он единственный в семье ребенок. – Утверждал Антон. – К тому же еще и поздний. Баловали!

- А ты не единственный был? – Возразил Борис Иванович. – А тебя не баловали? Особенно мама ...

- У меня был дедушка. Он и спас меня от синдрома Никиты.

- Если ты намекаешь на меня? – Доброй улыбкой отозвался Борис Иванович. – То я только двоюродный дедушка. И потом, родители Никиты подпустили меня к нему только сейчас, когда отбили об него все руки. А парня надо спасать ... Это и родители уже поняли ...

Антон напряженно молчал. Видя, как труден для него разговор о брате, Борис Иванович спросил:

- Ты с Сашей говорил, что нам ждать от жизни этой?

- Немного говорили. – Обрадовавшись перемене разговора, отозвался Антон. – Когда вы бродили по своей юности на Катальповой. Но он еще больший пессимист, чем я. Саша уверен, что ничего хорошего пока ждать не приходится.

- Да как же? Вроде бы теперь, когда умер первый президент, у второго на троне руки развязаны. Можно ведь и хвосты прижимать ворюгам ...

- Я тоже об этом говорил Саше.

- И что?

- Говорит, руки коротки. Он одного Ходорковского смог прижать. И только тогда, когда тот на его власть покушался... – Антон умолк, будто натолкнулся на непреодолимое препятствие. – Я тоже думаю... тут какая-то общая порука... И он не может из-под нее выбраться...

После долгого молчания, Антон, в каком-то тяжелом раздумье, продолжал:

- Тут еще и другая, как любят говорить сейчас, составляющая. Коррупция это то, что все осуждают и в ней участвуют все!

- Я тоже об этом думал. – Отозвался Борис Иванович. – И пришел к выводу, что сейчас наше общество поголовно заражено этой бациллой. Эта зараза в нас чуть ли не на генном уровне. Нам удобнее задобрить начальника не только потому, что это освобождает нас от хождения по мукам, но и потому, что мы получаем свою выгоду-мзду, которая нам не положена по закону. Вот простой пример.

Мне как ветерану войны и инвалиду второй группы положена ежегодная путевка для лечения. Но, я ее получаю, и то с боем, только через год. А некоторые пенсионеры, у которых нет этих льгот, ездят в санатории каждый год! За чей счет? За мой и таких как я. Они же учат меня: «Не упрямься! Положи в конверт со справкой из поликлиники денежку (а сколько, они сами скажут) и будешь ездить каждый год.

Я не смог. Поехала Каля, отвезла справку а, главное, денежку и справедливость восстановилась. Видно до новой взятки.

Другой пример. На нашей платформе не продают билеты на электричку. Его надо покупать в Москве перед выходом с перрона. Там всегда очередь. Я стою. Мне выдают его по карточке москвича бесплатно. А Каля сует контролеру десятку и проходит. И еще экономит на билете пятнадцать рублей.

- Дорогой, Борис Иванович! У вас мелкие примеры. Но это подлая система и в крупных делах.

Когда мы платим откат за чиновничью услугу в десятках тысяч, то тоже рассчитываем на свою выгоду. А она ведь тоже не из воздуха! А из кармана государства. А, вернее, налогоплательщика. И тут круг замыкается. Не зря же, Россия по коррупции находится на 121 месте, после Руанды...

- И что теперь? – Растерянно спросил Борис Иванович. – Чего ждать нам, сердешным?

- Саша, говорит, третьего президента.

- Так он же может появиться на морковкины заговены, как говорили в нашей Ивановке. Его сейчас уже просят остаться на третий срок.

- Нет! Саша уверен, он не согласится. Да и я так думаю.

- Но ведь от власти все равно не уйдет. Выдвинет своего человека и будет при нем серым кардиналом. А придет срок – опять в верховные...

- Может и так. – Согласился Антон. – А может и по-другому. За четыре года воды утечет много. Да у нас в России и власть всегда была царская! Царь ты или генсек, или президент. На одного человека все вешается ... От него же всего и ждут...

- Ну, мы, Антон, с тобою слишком высоко забрались. Давай спустимся на нашу грешную землю. – Ты-то как себя на ней чувствуешь? Это в Москве страсти кипят, а здесь и трубы пониже, и дым пожиже.

- Оно, конечно, так... Но у нас те же хвори, что и в столице. Шагу не ступишь без подношений и взяток. Самый маленький чиновник и тот норовит отщипнуть. Беда...

- Да, беда вселенская. – Горестно вздохнул Иванов-старший.- Коррупция поразила не только весь чиновный механизм, она проникла в кровь каждого. Лихоимцы приучили всех! Не подмажешь – не поедешь! Вот и несут люди тем, кто на верху, а от тех, кто внизу – сами ждут. Таксы взяток и откатов установили. Осталось только таблички к каждой двери прикрепить...

- В Москве и без табличек все знают, сколько, кому надо дать, чтобы дело твое сдвинулось. Откаты строго в процентах. От десяти – до двадцати, в зависимости от ранга. – Сокрушенно заметил Борис Иванович. – Куда ж мы идем? И я не вижу выхода...

- Да. – Грустно отозвался Антон. – Как говорил Сенека: «Избежать всего этого нельзя, но можно презреть все это». Остается презрение...

Машина потеряла дорогу и сейчас пробиралась через частокол высокой травы и кустарника. По очертанию берегов Безымянки Борис Иванович понял, что они подъезжают к исчезнувшей родной Ивановке.

И все же он не угадал место, где было его село. Глаза искали его за стеной буйно разросшегося кустарника, а Ивановка оказалась перед ним.

- Все, приехали. – Тяжело выдохнул Антон и остановил машину. – Думал, и не доберемся...

Борис Иванович вышел из «Газика» и с недоверием огляделся. Ему не верилось, что на этих чуть приметных всхолмлениях, густо заросших высокой травой, когда-то стояли избы.

- А где же был наш дом?

- Да, вот же! Я у него и остановился.

- Вот под этим бурьяном и был наш дом? – Недоуменно развел руками Борис Иванович и шагнул в густую, выше пояса траву. – А ты не ошибся?

- Нет. Я по плану сверил, который мне нарисовал дедушка. – Он говорил: «Все забудут, где была наша Ивановка, а ты должен помнить и рассказывать своим детям». – Помолчав, он хрипло добавил:

- А с дедушкой мне так и не довелось здесь побывать. Собирались, а не получилось... Через год я уже приехал сам. И все по его плану определил. Тогда еще кое-какие приметы села были. И то, главным ориентиром было кладбище. У дедушки в плане все подробно, как на карте, даже примерный масштаб указан.

- Он у тебя сохранился? Ты покажи мне его.

- Покажу. Я думал, мы завтра все сюда поедем, и не захватил...

Борис Иванович прошел через бурьян и мелкий кустарник до самого склона к высохшему руслу Безымянки. Здесь кончалось их подводье.

Стал искать межу с канавой, которые отделяли их двор от соседнего, но не нашел. Все сгладило время и «все поросло быльем», как говорили раньше старики в Ивановке.

Все они за той березовой рощицей... Там упокоилась и его семья. Нет, не вся. Одно ее звено, да и он – осколок от него, в здравии.

В родовой цепи от их звена пошла завязь. И звон других звеньев от сыновей: Михаила, Саши – через их сыновей, а твоих внуков – к правнукам, к детям Антона...

И так не будет конца этой вечной, живой цепи рода Ивановых, пока не погаснет солнце или неразумные люди не закроют от него Землю.

Борис Иванович вышел к машине весь облепленный репьями и мелкой колючкой, намертво впившейся в его старые бостоновые брюки, которые он предусмотрительно одел в дорогу.

Хохоча, они с Антоном долго обирали и стряхивали этот степной наряд и оба жалели, что не прихватили фотоаппарат, чтобы показать всей Ивановской семье, как выглядит ее патриарх после путешествия по своему детству и юности.

Не узнал Борис Иванович и кладбища. Он был на нем, когда хоронили Ивана. А с тех пор прошло почти четверть века. Боже! Как же летит время?! Наверное, оно только для стариков столь неуловимо? Кажется, совсем недавно он стоял у разверзнутой могилы, где проступало, взявшиеся тленом, дерево гробов Алеши и родителей и куда опускали последнюю «домовину» (опять слово стариков) Ивана. И он бросал горсти земли на ее крышку... И крышка отозвалась ледяным стоном.

Совсем недавно... А от Ивановского кладбища ничего не осталось. Только сглаженные дождями и ветрами чуть приметные холмики могил, да в траве и буйно поросшем кустарнике съеденное ржавчиной железо оград. Деревянные кресты истлели и превратились в прах.

И не мудрено, кладбище закрыто почти с самой войны. А Ивана разрешили хоронить только потому, что, «надавили» на районное начальство из конторы Бориса Ивановича, да была «зацепка» – там лежали родители и брат...

Как же одиноко здесь семейной могиле Ивановых оставшейся одной на этом березовом взгорье... Да и сохранилась она только потому, что рядом в Большой Ивановке поселился внук и правнук ее обитателей Антон Иванов.

Могила огорожена новой кованной оградой, с такой же железной лавочкой. В рост человека надгробье, из серого гранита с именами и датами рождения, и смерти вечных жильцов последней земной обители...

Вокруг все чисто и ухожено...

Борис Иванович повернулся к Антону и благодарно обнял внука Ивана...

Обратной дорогой долго ехали молча, а потом Иванов-старший, будто очнувшись, стал расспрашивать Антона о его делах и заботах в бизнесе.

- Завтра все сами увидите, и я расскажу все подробно, как мы живем и чем дышим. – Мягко отбивался Антон.

- Я посмотрю и увижу, – настаивал тот, – ты мне скажи, как ты живешь со своим компаньоном Тимофеем? Откровенно скажу, он мне показался человеком скрытным и с большой хитринкой. А второй вопрос – какие у тебя взаимоотношения с районным начальством? И не нужна ли тебе помощь из области? Тут Саша бы мог подсобить 0н через своих друзей-военных и через их банк. У них здесь отделение, он говорил... Может я своих сослуживцев поищу. Если еще кто живой, да при бизнесе...

- Спасибо, Борис Иванович, помощь всегда лучше, чем ее нет. Тем более, если она от своих людей. Но вы не беспокойтесь. Я пока сам выкручиваюсь. А дальше – Бог не выдаст – свинья не съест. Теперь на ваш первый вопрос, – Антон помедлил, и было видно, он обдумывает, что и как сказать, – компаньон мой, действительно, не простой мужик. Но он больше хочет быть таким, чем есть. Через него у нас идет вся связь с местным начальством. Он всех знает и его все. Это удобно. В своем аграрном деле он тоже мастак, а в мою зоотехнику не вмешивается. Живем мирно.

- А чего он без семьи?

- Да у него их две. Первую с двумя детьми оставил в Курске. Там квартира. А другую завел здесь. Детей пока нет. Живет в дедовом доме, который на ладан дышит.

- Ну ладно, с Тимофеем для начала разобрались. А теперь скажи – сам то ты веришь в благополучный исход своего дела? Ведь наше сельское хозяйство до сих пор многие в стране считают черной дырой. Все годы советской власти подтвердили это. Да и сейчас та же песня...

- Да, недругов у села во все времена хватало. А Россия при царе всю Европу хлебом кормила. Мы и сейчас можем прокормить втрое больше людей, чем теперь живет в нашей обрубленной стране. Но при одном условии. Если внедрим западные технологии. У нас ведь лучшие в мире черноземы. Недаром немцы в войну вывозили их эшелонами. И не надо бояться вкладывать капитал. Окупится, если с умом и передовыми технологиями все делать.

Завтра увидите! Мы построили животноводческий комплекс, где у каждой элитной коровы свой компьютерный щит. Все буренки живут по индивидуальной программе, какую им выдает компьютер. По ней они и пьют, и едят, и молоко выдают. Каждая корова – минимолочная фабрика производительностью восемь-девять тысяч литров в год.

Шесть лет назад я привез из Голландии восемь коров, а сейчас их перевалило за сотню. И всех вырастили сами. У нас в стране еще от советских времен одна из лучших школ искусственного осеменения животных. К нам районное и городское начальство привозит делегации на выучку... А больше для собственной похвальбы. Не лаптем щи хлебаем! Вот так и живем...

А, что касается перспективы, то мы переживем всех своих недругов и завистников! Они помрут, а мы будем жить дальше...

- Но почему ваша продукция на рынке такая дорогая?

- А потому, что посредники... Молокозавод и торгаши накручивают цену от нашей вдвое, а то и втрое. настоящий разбой и грабеж! А свою переработку и продажу пока наладить не можем. Нет средств. Хорошо, что свою кормовую базу создали, а то бы совсем разорились... Посредники кровопийцы!

Газик, наконец, вырвался с проселков на автостраду и через четверть часа, все в тех же разговорах, Ивановы поехали к лагерю, где отдыхали их родные.

Горел костер, на углях, в большом казане дозревала уха. На расстеленном на траве брезенте и, поверх постеленной скатерти, девочки с Мишуткой раскладывали овощи, домашние закуски и хлеб.

На запруде стрекотала моторка. В ней сидели Никита и моторист. Никита на обе стороны разбрасывал корм и за катером тянулся шлейф выпрыгивающих из воды рыб.

Борис Иванович подошел к самой воде и залюбовался завораживающей красотой, которая просилась на холст. Багряный закат, от падающего за горизонт солнца, скользил по зеркальной глади водоема. Зачарованную гладь, с расплавленным золотом последних лучей, надвое резал бурлящий шлейф от погромыхивающей в вечерней тиши моторки. Картину оживили движущиеся тени двух человек в лодке.

- Отец. – Мягко дотронулся до плеча Саша. – У нас все готово. Пойдем...

Бориса Ивановича будто расколдовало это легкое сыновье прикосновение, и он широко улыбнулся Саше.

- Не могу оторваться от этой красоты! Как же уходить от всего этого? А придется и скоро на все года. – И видя, как недовольно поморщился сын, Борис Иванович весело спросил:

- Никиту ждать не будем? Не обидится?

- Да нет. Его оттуда, – и он кивнул в сторону моторки, – краном сейчас не вытащишь...

- Слава Богу. Может и, вправду, здесь парень выправится... Антон тоже переживает за брата.


Уже за ухой Тимофей Харламов стал рассказывать о своих планах, как он думает дальше развивать рыбное хозяйство.

- Раньше говорили: «Купи бедному удочку, и ты спасешь его от голода». А мы с Антоном, – и он хитро подмигнул компаньону, – придумали другой лозунг: «Не везите голодающему рыбу, а помогите сделать запруду!» В наших краях, где зимой много снега, а весной и осенью заливают дожди – запруды можно городить в любом овраге и балке.

- Ты меня, Тимоха, – отозвался Антон, – в свою авантюру не втравливай! Рыбу твою я ем и буду есть. – И он взял из фаянсовой миски самую большую голову карпа. – Тут я твой первый помощник. А серьезное рыбное хозяйство нашей фирме заводить рано. У нас еще по животноводству дел выше головы. – И повернувшись к Борису Ивановичу и Саше, Антон стал нарочито жаловаться на Тимофея.

- Я ему говорю. А он свое. Все делает тихой сапой. Скрывает от меня даже свои прикормленные места на этой запруди. И водит туда только тех, от кого думает получить выгоду. Так, что вы, Борис Иванович, уже попали в его плутовские сети.

- Ну, с меня он, как и с паршивой овцы, получит только клок волос. – И Борис Иванович под общий хохот погладил свою лысину во всю голову.

Дальше разговор за ухой шел все в том же шутливом тоне с подачками и обоюдными уколами Антона и Тимофея.

Завершив кормешку рыб, появился Никита. Его встретили аплодисментами, а он, как прославленный актер, сдержанно раскланялся перед беснующимся залом, не забыв и галерку, вскинув обе руки с воздушными поцелуями к угасающему от вечерней зари небу.

Ему налили ухи, а Антон подвинул полукилограммового бестера.

- Это тебе, Никита, за три подвига, которые ты совершил сегодня.

- Всего одна рыбка за три? – Продолжал все туже игру Никита.

- Но ты посмотри какая!

- И правда! А что это за зверь? Бестером обозвали? А кто же его выловил? – Жадно хлебая уху, сыпал вопросы Никита.

- Тимофей Степанович из своей заначки выудил. – Вел диалог с братом Антон.

- Всего одного?

- Нет, было два. Одного съели Борис Иванович и Саша. Они совершили только по одному подвигу.

- Постой, Антон? – Вмешался в разговор Саша. – Мы по одному, а как же у Никиты-Геракла – три?

- Считай! Привез нас сюда на «Газике» кто? Никита. Раз! Рыбу лови – два! Кормил карпов – три!

- Тогда мне полагается не один, – расправившись с ухой и принимаясь за бестера, протестовал Никита. – А хотя бы полтора...

- Ну, это ты требуй с Тимофея Семеновича. – Указал взглядом на Харламова Антон.

- Зря смеетесь господа-товарищи хорошие. Следующий раз приедете, буду угощать вас угрями. Кроме бестеров я собираюсь разводить здесь и их. Они ведь тут не далеко от нас. На Селигере водятся. Я тут уже связался с друзьями из Тверской области и попросил у них мальков. А они мне: «Надо ехать в Сарагосское море. Угри только там плодятся». Никита, ты не знаешь, где это Сарагосское море?

- Так это ж рядом! – Сразу отозвался тот. – В Западном полушарии, где-то около Кубы! Махнем!

За ухой сидели долго. Уже давно догорел закат, и на траву, вместе с темью, упала первая ночная роса. Никита вызвался отвезти детей с Ларисой домой, а мужчины все с теми же шутливыми, с подначками и серьезными разговорами сидели у тлеющего, а то и вспыхивающего костра, когда в него бросали сушняк, и никому не хотелось обрывать это затянувшееся родство душ и понимание друг друга с полуслова и легкого намека.

Такое бывает нечасто. И только на природе. Только она, породившая тебя, может всколыхнуть в нас те уснувшие чувства единения с матерью всего живого на земле.

И, что удивительно, все это может случиться с нами и без обычного в этих случаях стимула-выпивки. Когда был помоложе, то уверовал, что без погонялы-спиртного не бывает кайфа, а теперь нутром ощущал его в еще большей чистоте и свежести, будто он утолял жажду из чистейшего родника...

Вслушиваясь в ночной звон цикад и ленивые всплески воды на запруде, Борис Иванович несколько раз шепотом повторил: «Боже! Как же прекрасен мир природы, и как его надо беречь людям». А сам не мог отбиться от мысли: «Оказывается можно на природе, да еще за ухой обойтись без традиционной рюмки». Такое с ним, да, видно, и с его сыном случилось впервые и то только из-за уважения к хозяину застолья, Антону, который и на дух не переносит спиртного.

Можно и так! И вечер, и сиденье у костра за ухой, из выловленной тобою рыбы, нисколько не хуже тех, какие он перестовал раньше...