Содержание: Предисловие

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 ... 48

навидеть Бога или не знать его?

Спор о сравнительном достоинстве разума и воли в наши

дни вряд ли вызовет большой энтузиазм, во всяком случае,

если выражать его в таких терминах. Но проблему, разуме-

ется, можно сформулировать иначе. Можно сказать, что

Скот придает особое значение волевой и эмоциональной сто-

роне жизни человека. Он рассматривает свободу как самую

поразительную характеристику человека, а любовь - как

унс Скот 160

его наивысшую деятельность. Аристотель, великий языческий

философ, превыше всего ставил умственную деятельность че-

ловека, а наилучшим представителем человеческого рода был

для него философ и ученый. С точки зрения Скота, человек,

который любит самым подлинным и глубоким образом, про-

являет человеческое совершенство в его наивысшей степени.

Под "любовью" он понимает любовь к благу ради него само-

го. Он согласен с Аристотелем, что человек имеет естествен-

ную склонность стремиться к счастью или самосовершенст-

вованию. Однако он не считает, что человек ограничивается

такой любовью и к другим людям, и к Богу, которая была бы

средством для его самосовершенствования. В соответствии с

христианской верой любовь Бога к другим существам - не

средство для достижения им собственной пользы. Он любит

их альтруистически. Любовь Бога есть мера любви. И чело-

век, который любит Бога свободно, поскольку Бог есть то, что

он есть, т. е. абсолютная благость, является, так сказать, хри-

стианским человеком. Разумеется, Скот не желает прини-

зить деятельность и достижения разума. Однако в его при-

знании превосходства воли над разумом можно усмотреть

лежащее в основе схоластического спора о силах или способ-

ностях противопоставление христианской любви и философ-

ского рационализма.

Подчеркивание Скотом значения любви находит вы-

ражение в его этике. Бог есть бесконечная благость и выс-

ший предмет любви. Поэтому фундаментальная этическая

норма предполагает, что Бога надлежит любить ради него

самого и превыше всех вещей. А основной запрет состоит в

том, что Бога нельзя ненавидеть или поносить. Эти предпи-

сания неизменны. Бог никогда не может ни приказать нена-

видеть себя, ни запретить любить себя, поскольку такие по-

веления несовместимы с божественной природой. Любовь к

Богу никогда не может быть неправедной, а ненависть к Бо-

гу никогда не может быть праведной.

Если любовь к Богу - фундаментальное и неизменное

моральное предписание, то отсюда, согласно Скоту, следует,

что человеческое деяние не может быть морально благим,

если оно не мотивировано - явно или скрыто - любовью к

Богу". Впрочем, отсюда не следует, что человеческое деяние,

мотивированное иначе, обязательно дурно. Оно дурно, если

несовместимо с любовью к Богу. Однако поступок может

быть совместим с любовью к Богу, не будучи соотнесен с Бо-

гом ни явно, ни скрыто. Например, человек, совершенно не

веряпий в Бога, может подать бедняку милостыню из жало-

сти. Его поступок, разумеется, не является дурным И хотя

этот поступок свидетельствует о некоторой естественной доб-

родетельности, с моральной точки зрения он "индифферен-

тен", т. е. не является ни морально благим, ни морально дур-

ным Он - вне морального порядка, который основыва-

ется на норме любви к Богу.

Итак, Скот утверждает, что "воля Бога есть причина

блага и нечто является благим благодаря тому, что он во-

лит нечто"*". Само по себе это утверждение означает

только, что все творение зависит от божественной воли*

и, поскольку Бог есть бесконечная благость, то все, что он

волит, есть действие бесконечно благой творческой воли

и, таким образом, само является благим. Но хорошо из-

вестно, что, согласно Скоту, определенные предписания мо-

рального закона зависят от божественной воли и должны

исполняться, поскольку так нам велит Бог. Если бы он про-

сто имел в виду, что моральных предписаний не было бы,

не будь мира, населенного человеческими существами, и

что творение зависит от божественной воли, тогда в его

утверждении не было бы ничего странного, учитывая

исходную для него теистическую веру. Далее, если бы он

просто имел в виду, что христианская совесть движима

желанием Исполнять волю Бога, а не мотивами, предпола-

гаемыми чисто утилитарной этикой или этикой человече-

ской самореализации или самосовершенствования, то эта

точка зрения не была бы неожиданной для такого челове-

ка, который считал, что основная моральная норма - лю-

бить Бога превыше всех вещей. Однако фактически Скот

ставит определенные предписания морального закона в

зависимость от божественной воли в том, что касается их

Думе Скот 271

содержания. Это не относится, конечно, к моральным

требованиям любить Бога превыше всех вещей и никогда

не ненавидеть и не поносить его. Ведь, как мы уже виде-

ли, даже сам Бог не мог бы изменить эти предписания.

Однако это касается наставлений, относящихся к ближ-

нему, или, как говорит Скот, предписаний второй запове-

ди Декалога. Поэтому утверждалось, что Скот находится в

начале первой стадии теологического авторитаризма в

этике, который стал гораздо более заметным в мысли

Уильяма Оккама.

То, что имеет в виду Скот, отчасти является вопросом

логики. По его мнению, Бог не мог бы, не впадая в противо-

речие, приказать ненавидеть себя. Ибо это повеление требо-

вало бы ненавидеть бесконечно любимое, высший предмет

человеческой воли. Но, коль скоро дело касается логики, Бог

не мог приказать человеческим существам иметь все вещи в

общем пользовании. В этом случае не было бы частной соб-

ственности, и заповедь "не укради" лишилась бы всякой

нравственной силы. Далее, принимая эту точку зрения, Скот

находится под влиянием тех повествований Ветхого Завета,

в которых Бог изображается либо как побуждающий к дей-

ствиям, какие обычно считаются запретными (примером

служит его приказ Аврааму принести в жертву своего сына

Исаака), либо же как освобождающий от какого-то предпи-

сания или поощряющий его нарушение (например, в случае

с многобрачием патриархов). Скот доказывает, что Бог не

мог бы приказать Аврааму принести в жертву сына, если бы

такой приказ был самопротиворечив в том же смысле, в

каком самопротиворечив приказ ненавидеть Бога. Что каса-

ется многобрачия, то божественное позволение практико-

вать его не заключало в себе противоречия, поскольку речь

шла о необходимости увеличить число евреев. Если бы Зем-

ля обезлюдела в результате войны или бедствия, то Бог мог

бы снова разрешить многобрачие.

Если бы Скот смотрел на этику просто и исключительно

с точки зрения логика, мы знали бы, в чем дело. Тогда были

бы уместны логические вопросы. Всю проблему осложняет,

однако, очевидное признание Скотом идеи естественного за-

кона. Он проводит различение между действиями, которые

плохи просто потому, что они запрещены, и действиями,

которые запрещены, потому что они дурны. Например, есть

мясо в пятницу само по себе не хуже, чем есть мясо в поне-

дельник. Это плохо для члена католической церкви, только

если и поскольку это запрещено Церковью и если не при-

сутствует ни одно из известных извиняющих обстоятельств.

Другие же поступки - например, супружеская измена -

запрещены потому, что они дурны. И Скот прямо утвержда-

ет, что "все грехи, упомянутые в десяти заповедях, формаль-

но дурны не просто потому, что запрещены, но потому, что

они действительно дурны". Они запрещены Богом, по-

скольку противоречат закону природы, и человеческий ра-

зум способен понять, что соответствующие предписания

должны выполняться. Мы вполне можем спросить, как эта

точка зрения согласуется с утверждением, что предписания

второй заповеди Декалога зависят от божественной воли?

Мы получили бы примерно такой ответ. Разум может

понять, что определенные виды действий обычно вредны для

человека, живущего в обществе. Поэтому он предписывает

не совершать таких действий. Если Бог запрещает их, пото-

му что они противоречат "правильному разумению", то не

совершать их становится моральной обязанностью в пол-

ном смысле слова. Ибо высшая моральная норма состоит в

любви к Богу, а любовь обнаруживается в послушании. Од-

нако если логически возможно (т. е. непротиворечиво) при-

казать нечто противоположное какому-то предписанию или

освободить от его выполнения, то во власти Бога (и никого

более) сделать это. Возьмем, например, многобрачие. Запо-

ведь любви к Богу логически не предполагает, что необходи-

мо иметь только одну жену. Поэтому в "абсолютной" власти

Бога предписать многобрачие. Иначе говоря, коль скоро де-

ло касается логики, Бог мог предписать многобрачие. Но

если мы оставим область чистой логики и обратимся к ми-

ру, где многобрачие обычно вредно для человека, живущего

в обществе, то ясно, что, какие бы возможности ни откры-

унс Скот 2.7

вала Богу его "абсолютная" мощь, на деле он допустит мно-

гобрачие, только когда оно скорее полезно, чем вредно, -

например, в случае угрозы вымирания человеческого рода.

Этическое мировоззрение Скота вряд ли приемлемо для

большинства нынешних философов морали. Но, возможно,

оно станет для нас понятнее, если связать его с точкой зре-

ния Скота, согласно которой воплощение имеет ключевое

значение для истории, а не просто является событием, кото-

рого не произошло бы, если бы не случилось грехопадения.

Человек в любом случае призван к единению с Христом. Хри-

стианская этика требует исполнять волю Бога, действовать в

послушании Отцу, как действовал Христос. Правда, факти-

чески приказы и запреты Бога не бывают совершенно про-

извольны. Возможна некая этика "правильного разуме-

ния" - светская, или философская этика. Но поступки, про-

диктованные благоразумием или утилитарными соображе-

ниями, в строгом смысле слова не являются моральными. В

нравственной жизни, как мыслит ее Скот, высшей нормой

является любовь к Богу - и тем самым послушание Богу.

С одной стороны, мысль Скота может рассматриваться

как часть христианской реакции против распространения

философского рационализма, которая привела к осуждени-

ям 1277 г. Очевидно, однако, что, с другой стороны, он на-

шел много более широкое применение философской реф-

лексии - особенно, пожалуй, философии Авиценны, - не-

жели твердолобые консерваторы вроде Джона Пекама. Скот

разработал сложную и оригинальную систему. И поистине

не удивительно, что францисканцы стали считать его своим

главным Учителем и интеллектуальным светилом, пусть да-

же Бонавентура и стоял ближе к св. Франциску Ассизскому

и по времени, и по духу. Конечно, жаль, что Скот умер отно-

сительно молодым. Но подобные сожаления бесполезны.

Четырнадцатый век:

УИЛЬЯМ Оккам.

средневековые мыслители, которые соединяли тео-

логическое умозрение с философским, жили главным обра-

зом в XIII в, хотя некоторые из них, например Дунс Скот,

умерли в начале XIV в. Системы некоторых из этих мысли-

телей остались на века существенно важными частями док-

трин, характерных для определенных школ. Поскольку эти

школы, как правило, были связаны с религиозными ордена-

ми, им было гарантировано долголетие. Аквинат стал офи-

циальным учителем доминиканского ордена еще до конца

XIII в. В более позднее время францисканцы стали считать

Дунса Скота своим главным интеллектуальным светилом.

А орден отшельников св. Августина признал своим учителем

Эгидия Римского. С течением времени школы смогли соз-

дать изобилующие учеными толкованиями образцовые ком-

ментарии к сочинениям и идеям своих патронов. Первым

выдающимся комментатором Аквината был Иоанн Капре-

ол (ок. 1380-1444), за которым последовал знаменитый Ка-

этан (Томмазо де Вио, 1468-1534). Однако в творческом

отношении XIV в. был для этих школ не очень плодотворен.

Все вместе они представляли "старый путь" (via antiqua) в

противоположность "новому пути" (па modema), который

связан в особенности с именем Оккама.

Новое движение обычно называют номиналистическим,

или терминистическим. Оно характеризуется, в частности,

развитием логики, начавшимся в XIII в. и в значительной

274

_________XIV век ill: Уильям Оккам______ 17

мере представляющим оригинальный вклад средневековья

в логические исследования; основное внимание уделялось

здесь анализу функций терминов в высказываниях. Дейст-

вительно, когда слово "терминизм" употребляется для обо-

значения определенных логических разработок, а не как си-

ноним номинализма вообще, то оно связывается главным

образом с теорией suppositio, а именно с учением о фунгаи

подразумевания предметов, присущей самостоятельному

термину в высказывании. Вскоре мы обратимся к этой теме.

Другой особенностью нового движения был интерес к

аналитической трактовке конкретных проблем, а не к осу-

ществлению всеохватывающих синтезов. Подход к философ-

ским проблемам был преимущественно аналитическим, кри-

тическим и иногда эмпирическим Кроме того, существова-

ла сильная тенденция рассматривать как вероятностные те

аргументы, которые прежде считались строгими доказатель-

ствами. У нас уже был повод указать на эту тенденцию в

связи с мыслями Скота о бессмертии. У мыслителей XIV в,

например у Оккама и в еще большей степени у Николая из

Огрекура, мы можем найти радикальную критику традици-

онных метафизических аргументов.

Одним из результатов этого подхода было усиливающее-

ся размежевание теологии и философии. Значительная часть

традиционной метафизики, которая служила как бы мос-

том между двумя этими дисциплинами, была отдана в веде-

ние веры; логика же и то, что можно назвать анализом, все

более становились предметом занятий философов. Отсюда,

конечно, не следует, что этими двумя дисциплинами зани-

мались два разных круга людей, разделенные непроницае-

мой перегородкой. УИЛЬЯМ Оккам, например, был теологом,

философом и логиком, не говоря уже о его активном уча-

стии в политической полемике. Однако это не меняет того

факта, что тесные связи между философией и теологией, ко-

торые большинству мыслителей XIII в." казались естествен-

ными, под напором критики стали разрушаться. Это оче-

видно как в метафизической области, где сомнению в обос-

нованности традиционных аргументов сопутствовала изряд-

ная доза теологического фидеизма**, так и в области этики,

где, во всяком случае у некоторых мыслителей, существует

сильная склонность ставить моральный закон в зависимость

от божественной воли, а значит, укреплять и развивать тен-

денцию, различимую уже у Дунса Скота. Попытка Аквина-

та синтезировать аристотелевскую и христианскую этику

обнаруживает явные признаки путаницы.

То, каким образом некто рассматривает мысль XIV в"

безусловно, в весьма значительной степени зависит от его

личных теологических и философских взглядов. Последова-

тели Аквината, естественно, были склонны смотреть на XIV в.

как на время, когда средневековый синтез (точнее было

бы сказать, синтезы) стал разрушаться под напором неспра-

ведливой критики. Конечно, они различались в своих оцен-

ках ситуации. Некоторые считали номиналистическое дви-

жение откровенно предосудительным. Другие, будучи готовы

отвергнуть номиналистическую критику традиционной ме-

тафизики, не обнаружили особой привязанности к закоснев-

шему обществу или неизменной культурной ситуации. В

целом, однако, томисты расценивали XIII в. как высочайший

пик философской мысли средних веков, а XIV в. - как кри-

зисную и даже деструктивную фазу мысли, которая, несо-

мненно, имела место в соответствии с общим правилом (спе-

кулятивную и созидательную мысль сменяет критика ее

предпосылок), но которой не удалось возвыситься до уровня

предшествующей фазы. На противоположном полюсе нахо-

дятся мыслители, которые по разным причинам с нескры-

ваемым одобрением рассматривают новое движение мысли

в XIV в. По мнению одних, оно представляет собой борьбу

за избавление христианской веры от порчи, вызванной гре-

ческой и мусульманской метафизикой. По мнению других,

оно выражает понятие философии, которое гораздо больше

схоже с их собственным, а именно понятие философии, за-

ключающейся главным образом в логических исследованиях,

анализе и критике предпосылок. Вполне понятно, что

многие современные философы, изучая сочинения великих

теологов XIII в., должны чувствовать себя как на чужбине,

XIV век 14: Уильям Оккам 177

обращаясь же к логическим исследованиям XIV в. - почти

как дома. Может сложиться впечатление, что, например,

УИЛЬЯМ Оккам, несмотря на свои твердые теологические убе-

ждения, чувствовал бы себя более или менее непринужден-

но в дискуссионном кружке нынешних философов-анали-

тиков.

Излишне говорить, что по отношению к распространив-

шейся в XIV в. критике традиционных метафизических ар-

гументов вполне уместен, с философской точки зрения, во-

прос о том, была ли эта критика обоснованна или необосно-

ванна. Бесполезно называть ее "деструктивной", если по су-

ществу она совершенно обоснованна. Далее, хотя некоторые

люди и склонны сожалеть о смещении интереса в универ-

ситетской или академической философии к логическим и

аналитическим исследованиям, уместен вопрос о том, было

ли в этих исследованиях что-либо достигнуто. Пылкому эн-

тузиазму в отношении спекулятивной метафизики вполне

могли сопутствовать ценные логические разработки. Уче-

ния об отделенных интеллигенциях, деятельных разумах, бо-

жественных идеях и проч. приходятся по вкусу далеко не

всем. Конечно, то же самое касается исследований логиче-

ских парадоксов, природы импликации или пропозицио-

нальных функций терминов. Однако не лишено смысла пред-

положение, что в исследованиях второго типа никогда не те-

ряется надежда достичь где-то результата, тогда как от изу-

чения движений небесных тел, проводимого до становле-

ния астрономии как науки, вряд ли можно ждать чего-то,

кроме впечатляющих спекуляций. Можно справедливо воз-

разить, что метафизика XIII в. далеко не сводилась к пустой

спекуляции, которой было суждено со временем уступить

дорогу научному исследованию. Это совершенно верно. Но

средневековая метафизика, конечно, включала в себя значи-

тельную долю концептуального анализа.

С течением времени новое движение оформилось в

так называемую номиналистическую школу. Но коль скоро

речь идет о XIV столетии, то предпочтительнее говорить о

движении мысли, нежели о школе. Это движение не огра-

ничивалось каким-то одним городом, отдельной корпораци-

ей или религиозным орденом. Оно имело сильное влияние в

некоторых новых университетах, основанных к концу XIV в.,

однако проникло и в старые университеты, например в

Blog

Содержание: Предисловие