Содержание: Предисловие

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   48

их общей посылкой был реализм. Субъективному идеалисту

или человеку, который сомневается в возможности по-

знать реальность, внешнюю для ума, это допущение мо-

жет показаться наивным. Однако у современных британ-

ских философов оно бы вряд ли вызвало возражение. Во вся-

ком случае, средневековый мыслитель был точно так же спо-

собен либо неспособен критиковать посылки или допущения

других философов, как и любой другой. Ясно осознать собст-

венные основные посылки и подвергнуть их критическому

исследованию - задача не из легких. Критика идей, аргумен-

тов и допущений других мыслителей является, однако же, для

философов достаточно обычным занятием. И средневековые

мыслители предавались ему с такой же готовностью, как и

философы более позднего времени. Вообще говоря, очевидно,

что, поскольку их общим основанием была религиозная вера,

мы не найдем в эпоху средневековья таких ясно очерченных

и резко противоположных друг другу мировоззрений, как в

более поздние времена. Но это не отменяет факта, что в XIV в.

некоторые посылки и аргументы, развитые ведущими мета-

физиками предшествующего столетия, были подвергнуты

радикальной критике. Представление, будто средневековые

философы были некритичны (отличное от представления о

них как о докритических, т. е. докантовских, мыслителях),

обязано своим существованием главным образом отождеств-

лению средневековой философии с мыслью одного-двух по-

чтенных философов, чьи аргументы считаются - сейчас не-

важно, справедливо или несправедливо, - основанными на

непродуманных допущениях.


Что же касается мнения, будто средневековые филосо-

фы посвятили себя обсуждению тривиальных и утоми-

тельных вопросов, мы с легкостью можем отвергнуть

представление о том, что они предавались жарким спо-

рам о количестве ангелов, которые могли бы плясать на

кончике, иглы. Это представление не соответствует действи-

тельности. Ведь ангелы мыслились ими как духовные суще-


ства, тогда как пляска предполагает тело. Поэтому вопрос о

том, сколько ангелов могло бы плясать на кончике иглы, был

бы для средневекового теолога или философа хорошим при-

мером псевдовопроса. В то же время впечатление, что вни-

мание философов средних веков было поглощено утоми-

тельными и устаревшими проблемами, не во всем основы-

вается на карикатурном изображении средневековой фило-

софии. Оно имеет и другие основания.


Положим, человек убежден, что Бога, о котором можно

было бы говорить, не существует, и даже считает такой раз-

говор бессмысленным. Он, безусловно, найдет средневеко-

вое обсуждение аргументов в пользу существования Бога и

обсуждение Аквинатом смысла предикатов, приписываемых

Богу, утомительным и никчемным. Но позитивистское от-

рицание метафизики распространяется на много более ши-

рокую область, нежели средневековая метафизика. И здесь

нет нужды обсуждать этот вопрос, хотя стоит заметить, что

позитивист, вероятно, должен испытывать большее уваже-

ние к средневековым метафизикам, которые прилагали все

усилия, пытаясь дать точную и ясную формулировку тому,

что хотели сказать, - нежели к иным метафизикам гораздо

более позднего времени, печально известным темной и ту-

манной манерой выражать собственные мысли.


Одной из причин, по которой у современного читателя

могло бы сложиться неблагоприятное впечатление о фи-

лософских спорах средневековья, является ощущение, будто

они носили преимущественно академический характер,

увлекали преподавателей университетов как своего рода иг-

ра в бисер и в них подозрительно отсутствует горячий инте-

рес к фундаментальным проблемам человеческого существо-

вания. Разумеется, учитывая более или менее общее для всех

них основание - религиозную веру, - такое положение дел

можно считать вполне объяснимым Однако впечатление су-

хого интеллектуализма и удаленности от "жизненных про-

блем" все же может остаться.


Современную британскую философию тоже обвиняли

в сосредоточенности на тривиальных и утомительных вопро-

сах и в пренебрежении жизненно важными проблемами.

Действительно, хотя современная аналитическая философия

отмечена явным сходством со средневековой мыслью (на оп-

ределенных ее стадиях), первая дает более серьезные основа-

ния для обвинений, нежели последняя. Ибо средневековые

мыслители все же, несомненно, обсуждали жизненно важные

для человека проблемы - пусть даже на взгляд современного

читателя слишком сухо и рассудочно - главным образом по-

тому, что люди тогда искали руководства к жизни скорее в

христианской вере, нежели в философии в узком смысле слова.

Однако в обоих случаях - и относительно средневековой

мысли, и относительно современной британской филосо-

фии - уместно спросить, обращаются ли они к темам, кото-

рые можно с полным правом назвать философскими, - к те-

мам, которые имеют тенденцию в той или иной форме возни-

кать снова и снова на протяжении всего существования фило-

софии. По мнению пишущего эти строки, в обоих случаях сле-

дует ответить утвердительно. Если кто-то предпочитает фило-

софствование, скажем, Мигеля де Унамуно или Льва Шестова,

это его личное дело. Но утверждать, что средневековая мысль

либо современная британская философия не есть "настоящая"

философия, - значит употреблять слово "философия" в смысле

более узком, нежели область его общепринятого и законного

значения.

Очевидно, что философские проблемы возникают в том


Введение


или ином контексте. В средние века этот контекст зачастую

был теологическим. Например, вопрос о том, является или не

является понятие бесконечного ряда внутренне противо-

речивым, был сформулирован в контексте идеи божествен-

ного творения. Возможно или невозможно творение "от ве-

ка"? Часто вопросы ставились, скажем, в контексте теории

Аристотеля. Например, должны ли мы - исходя из Аристо-

телева учения о субстанциальных формах и различии между

биологическим ("растительным"), чувственным и разумным

уровнями души - сказать, что в человеке присутствует не-

сколько субстанциальных форм или же только одна?


Подобные вопросы могут показаться исследователю до


такой степени исторически обусловленными, что некоторые

из них кажутся сегодня совершенно неуместными, а дру-

гие - уместными лишь тем, кто разделяет религиозные ве-

рования средневековья. Однако, поразмыслив, мы убедимся,

что эта точка зрения чревата крайними выводами. Например,

Аквинат, утверждая, что невозможность бесконечного ряда

(т. е. ряда событий, который не имеет определимого первого

члена или начала) никогда не была доказана, говорил как фи-

лософ, а не как теолог. Ибо в качестве теолога он был, так ска-

зать, уверен, что мир имеет начало, что был мысленно опреде-

лимый первый момент времени. Однако он не рассматривал

то, в чем был уверен, как истину веры, из которой следует, что

положение вещей не может быть иным Поэтому он был во-

лен обсуждать возможность бесконечного ряда как откры-

тый вопрос. Далее, говоря о субстанциальных формах, средне-

вековые мыслители обсуждали подлинно философскую те-

му - природу человека. Сегодня для нас привычнее обсуж-

дать значения терминов "сознание" и "тело" и отношения ме-

жду сознанием и телом. Однако это один из способов, каким

выражается возникающая снова и снова проблема, которую в

средние века формулировали по-другому.


Надо признать, что такие выражения, как "вечные

проблемы философии", уязвимы для критики. Возьмем,

например, проблему человеческой свободы - в психологиче-

ском, а не политическом смысле. В разное время эта пробле-

ма. поднималась и обсуждалась в разных контекстах - то в

теологическом, то в свете картины мира, понимаемого как

механическая система, то в свете современной тлубинной

психологии. Если мы захотим сформулировать эту проблему

совсем кратко, то, скорее всего, будем говорить об одной и

той же проблеме, снова и снова возникающей в разных

контекстах. Однако если мы изложим ее в той форме, в ка-

кой она представлялась, скажем, Канту, то, скорее всего, бу-

дем рассматривать ее как отличную от проблемы, как она

представляется в свете современной психологии. Каждый

способ ее выражения имеет свои достоинства и недостатки.

И если мы выберем второй, нам придется применить его и

к проблемам, обсуждавшимся средневековыми философами.

В то же время ясно, что существуют определенные постоян-

ные предпосылки, порождающие, по сути, одну и ту же про-

блему или узнаваемо сходные проблемы. Например, в обы-

денном языке мы употребляем универсальные термины. То

же, разумеется, делали и люди средневековья. Поэтому не

так уж трудно понять затянувшиеся средневековые дискус-

сии о значении и референции универсальных терминов, а

также и то обстоятельство, что средневековые философы об-

суждали подлинную, возникающую снова и снова философ-

скую проблему.


Очевидно, тот факт, что средневековые мыслители обсуж-

дали подлинные и действительно важные философские про-

блемы, еще не доказывает, что они нашли их решение. Так

что говорить о средневековом решении проблемы на самом

деле имеет не больше смысла, чем говорить о решении про-

блемы греками или мыслителями нового времени. Подобно

терминам "греческая философия" и "философия нового вре-

мени", термин "средневековая философия" охватывает мысль

многих людей. Однако некоторые из средневековых мысли-

телей отличались бесспорно выдающимися умственными

способностями; и мы, конечно, не можем заранее исклю-

чить возможность, что они сказали нечто достойное внима-

ния или пролили некоторый свет на обсуждавшиеся пробле-

мы. Что касается решений, то нельзя стать философом, про-

сто соглашаясь с решениями проблем, предложенными дру-

гими людьми. Если же мы в целом одобряем решение, дан-

ное тем или иным философом - будь то философ античный,

средневековый или современный, - это одобрение должно

быть результатом нашего личного размышления. Мы можем,

однако, прийти к философии, следуя мысли философа про-

шлого, если только не считаем ее божественным откровени-

ем или совокупностью неоспоримых догм. Многие люди обре-


ли стимул к философскому размышлению в диалогах Платона.

И по меньшей мере некоторые нашли его в мысли того или

иного средневекового философа.


Некоторые замечания об употреблении термина "средневе-

ковая философия" уже высказаны. Однако в этой вводной

главе, возможно, будут уместны кое-какие дополнительные

пояснения.


Прежде всего, слово "философия" в средние века, как и в

античности, имело значительно более широкий смысл, неже-

ли сегодня. Было бы неточно утверждать, что оно подразуме-

вало все человеческое знание, полученное независимо от бо-

жественного откровения или от того, что считалось божест-

венным откровением. Медицина, например, рассматривалась

как практическое искусство и не включалась в состав филосо-

фии. Астрономия же относилась к естественной философии.

После средних веков развитие отдельных наук постепенно

привело к сужению области применения термина "филосо-

фия". Однако у такого мыслителя XIII в., как Аквинат, этот

термин охватывал то же, что и у Аристотеля. Была проведена

четкая граница между философией и христианской теологи-

ей, или "священным учением", поскольку считалось, что тео-

логия опирается на посылки, сообщенные в божественном

откровении. В то же время зачаточные или примитивные

формы естественных наук считались философскими дисцип-

линами, и в психологии не проводилось различения между

проблемами, которые сегодня посчитали бы научными, и

проблемами, которые и теперь еще рассматриваются как

философские. В этой книге основное внимание будет уделено

темам, которые могут считаться философскими исходя из

норм современного словоупотребления. Однако мы будем

рассматривать исторический период, когда возникшего в но-

вое время различия между философией, с одной стороны, и

отдельными науками с другой, еще не существовало.


Термином "средневековый" мы будем обозначать пери-

од приблизительно от коронации Карла Великого в 800 г. до

конца XIV в. Но эти даты, разумеется, нельзя считать реаль-

ными границами: они взяты по соображеням удобства. Бо-

лее того, мы не можем хорошо изложить средневековую

философию, ничего не сказав о св. Августине и о промежут-

ке времени от падения Римской империи до оживления ли-

тературы и учености в эпоху Каролингского возрождения.


Уже был упомянут тот весьма очевидный факт, что тер-

мин "средневековая философия" охватывает мысль большого

числа людей. Другими словами, средневековая философия не

была некоей монолитной системой. Ее также нельзя отожде-

ствить с мыслью св. Фомы Аквинского, которая в средние ве-

ка не занимала того исключительного положения, какое в не-

давнем прошлом было даровано ей католической церковью.

Разумеется, мы едва ли найдем в средневековой философии

столь различные мировоззрения, как, скажем, мировоззре-

ния Юма и Гегеля или ДжЛ Остина и Карла Ясперса. Этому

есть одна очевидная причина. Как бы серьезно средневековые

мыслители ни отличались друг от друга в своих оценках спо-

собности философа доказать истины о Боге, о цели или задаче

человеческой жизни и т. д., их объединяла общность религи-

озной веры. В то же время средневековая философия как це-

лое заключала в себе большое многообразие, которое стано-

вится тем очевиднее, чем внимательнее мы присматриваем-

ся. Например, философии Аквината (XIII в.) и Николая из

Огрекура (XIV в.) характеризуются принципиально важны-

ми различиями.


В ранний период, когда философия почти не отлича-

лась от логики или диалектики, теологи - что было есте-

ственно - склонялись к тому, чтобы видеть в философии слу-

жанку или орудие теологии. Ибо до тех пор, пока логика не

развилась в формальную науку, которая уже могла считаться

самостоятельной, естественно было думать, что она обеспечи-

вает инструменты для повсеместного использования. А тео-

логия считалась тогда высшей из наук. С течением времени,

как мы увидим, понятие философии чрезвычайно расшири-

лось и была признана ее автономия. В XIV в. тесный союз ме-

жду философией и теологией, который можно было видеть,

скажем, в творчестве Аквината, начал распадаться. Метафи-

зические аргументы мыслителей XIII в., касавшиеся, напри-

мер, существования Бога или бессмертия души, были подверг


нуты критике. Сфера философски доказуемого значительно

сузилась. И можно думать, что некоторые философы позднего


средневековья, с их сосредоточенностью на логических иссле-

дованиях и аналитическим складом ума, чувствовали бы себя

почти как дома на философском факультете современного

британского университета. Они были, правда, верующими

людьми, однако были склонны относить свои религиозные

убеждения к сфере веры, лежащей за пределами области фи-

лософского доказательства.


4


По крайней мере в одном смысле средневековые философы

писали чрезвычайно ясно: они пытались точно выразить то,

что именно имели в виду. Может показаться, правда, что их

сочинениям недостает глубины, особенно если рассматри-

вать глубину и туманность как синонимы. Однако их вряд

ли можно обвинить в неуместной велеречивости, смутности

мысли, неумении проводить различения или в замене точ-

ной формулировки броскими метафорами и привлекатель-

ными образами. По сравнению с иными позднейшими фи-

лософами их мысль ясна и часто выражена без всяких при-

крас, с характерной тщательной экономией слов.


В то же время современный исследователь средневеко-

вой философии сталкивается порой со значительной труд-

ностью понимания их языка. Я не имею в виду использова-

ние латыни. Эта трудность, обусловленная незнакомыми тер-

минологией и категориями, встречается и при переводах. В

этой книге сделана попытка упростить терминологию, на-

сколько это возможно. Однако уместно сделать некоторые

предварительные замечания.


Во-первых, в высшей степени желательно определен-

ное знание греческой философии, в особенности аристо-

телизма, хотя, конечно, его могут возместить даваемые ad

hoc объяснения значений терминов. Например, изучающий

средневековую философию должен быть способен понять,

когда термин "материя" используется в смысле Аристотеле-

вой "первоматерии". Иначе он неправильно истолкует, ска-

жем, утверждение о том, что материя не существует сама

по себе, и вообразит, что здесь развивается некая форма

идеализма


Во-вторых, мы, очевидно, не вправе безоговорочно пред-

полагать, что некое конкретное слово используется средне-

вековым писателем в том значении, какое естественно для


английского читателя. Например, латинское слово species в

одном контексте действительно может обозначать вид в том

смысле, в каком мы говорим о видах и родах (genera). Одна-

ко в другом контексте оно может означать видоизменение

ума, или идею. Далее, в одном контексте - этическом -

слово "благое" может использоваться в том смысле, в каком

благие поступки противоположны дурным, тогда как в дру-

гом контексте оно может употребляться в онтологическом

смысле, будучи предикатом чего угодно, кагда это последнее

рассматривается как предмет желания, влечения или воли.

Еще одним примером, о котором yate упоминалось, является

слово "наука" (sdentia). Сегодня оно используется главным

образом в отношении естественных наук, хотя мы говорим

также о науках социальных. Однако средневековый фило-

соф, говоря о "науке", имеет в виду совокупность высказыва-

ний, истинность которых известна, поскольку они следуют

из первоначал, или посылок, истинность которых либо са-

моочевидна, либо удостоверяется какой-то более высокой


Введение





наукой. Так, согласно Аквинату, метафизика есть наука, по-

скольку ее первоначала самоочевидно истинны'", тогда как

теология является наукой по той причине, что ее первонача-

ла, или предельные посылки, были сообщены Богом в откро-

вении, а их истинность удостоверяется самим божественным

знанием". -


Другими словами, чтобы понять средневековых фило-

софов, мы должны изучить их язык, овладеть их специаль-

ным словарем - особыми значениями, какие они прида-

ют словам обыденного языка. Эта ситуация, конечно, не ис-

ключительна. Читая Канта, например, мы должны изучить

значения специальных терминов, таких, как "трансценден-

тальная аналитика", которые, конечно же, не входят в нашу

обиходную речь. Такие мыслители, как Локк и Беркли, прав-

да, не ставят нас перед необходимостью изучать подразуме-

ваемые новые значения множества намеренно придуман-

ных специальных терминов. Однако здесь мы вынуждены

разгадывать особые употребления обычных слов, таких, как