Содержание: Предисловие
Вид материала | Документы |
- Содержание предисловие 3 Введение, 2760.07kb.
- Содержание предисловие издателя содержание вступление, 1900.67kb.
- Содержание в гармонии с жизнью (предисловие), 5658.47kb.
- Абросимов Игорь Дмитриевич. Содержание: Предисловие Перечень программ Содержание тем, 1055.08kb.
- Структурированные кабельные системы содержание предисловие, 10105.96kb.
- Содержание: Предисловие, 5311.58kb.
- Аллан Кардек спиритизм в самом простом его выражении содержание, 4227.55kb.
- Содержание: 1 предисловие, 1023.19kb.
- Название: исо 9004: 2000 Системы менеджмента качества – Руководство по улучшению деятельности, 1362.94kb.
- Содержание: Предисловие, 6357.97kb.
телу, таким образом, представляется в соответствии с моде-
лью использования человеком инструмента или орудия. Ра-
зумеется, Августину не нужно объяснять, что между отно-
шением Тома к молотку, который он использует, и отноше-
нием между душой и телом Тома имеется разница. Он
утверждает, что человек есть единство, а не просто две рядо-
положные субстанции. В то же время его способность объяс-
нить, каким образом человек являет собой единство, огра-
ничивается моделью или аналогией, сообразно которой он
представляет отношение между душой и телом. Как мы уже
видели, он не допускает, что тело может воздействовать на
душу, материальное - на духовное, и заключает, что ощу-
щение есть действие души, которая как бы замечает изме-
нения в теле и является поэтому субъектом ощущения, тело
же выступает как условие ощущения, как инструмент, по-
средством которого душа соприкасается с другими матери-
альными вещами.
Можно подумать, что Августин был пленником плато-
новского языка. Однако он считал, очевидно, что манера из-
ложения, которую он иногда избирает, соответствует хри-
стианской вере и опыту. И едва ли можно отрицать, что эта
манера изложения часто встречается в христианской духов-
ной литературе. Более того, при означенном понимании от-
ношения между душой и телом гораздо легче защищать веру
в бессмертие души, нежели при аристотелевском толко-
вании души как "формы" тела, воспринятом впоследствии
Аквинатом. Аристотелевская теория, напротив, подчерки-
ваег единство человека и, пожалуй, лучше согласуется с верой
в воскресение тела, если исходить, так сказать, из сохранения
личности после смерти.
Каково бы ни было наше отношение к августиновской
манере говорить об отношении души к телу, мы должны
признать его заслуги как психолога. Он был мастером само-
анализа, и в "Исповеди" мы в изобилии находим примеры
его психологической проницательности. Далее, обсуждение
им в De Triratate вопроса о человеческой душе как образе
Бога подвигает его к интересным психологическим экскур-
сам, например, о памяти. Вообще Августин интересовался
внутренней жизнью души гораздо больше, чем природой;
он выказывает тонкое понимание как величия, так и ничто-
жества или слабости человека, рассматриваемого с религи-
озной точки зрения.
Учитывая жгучий интерес Августина к человеческим поис-
кам счастья, которое может быть найдено только в Бо-
ге, мы могли бы, пожалуй, ожидать, что вслед за Плотином
он станет придавать особое значение мистическому "бегст-
ву единственного к Единственному" и умалять историче-
ские события, которым люди склонны придавать слишком
большое значение. Ход того, что Гегель называл всемирной
историей, Плотин описывал как своего рода сценическое
представление или кукольный театр, как нечто малозначи-
тельное по сравнению с возвращением души к ее подлин-
ному центру. Единому. И если бы мы сосредоточили внима-
ние исключительно на неоплатонических элементах мысли
Августина, то могли бы ожидать от него подобной же уста-
новки.
Однако, как христианский епископ, Августин вряд ли мог
принять плотиновский взгляд на историю. Веруя в единст-
венное божественное воплощение, приготовлением к кото-
рому было изъявление Богом своей воли еврейскому наро-
ду, в искупительную божественную деятельность в истории
и в миссию Церкви в мире, он вряд ли смог бы считать
историю чем-то незначительным. Ибо сам Бог вступил, так
сказать, в историю и миссия Христа была увековечена в ис-
тории. Греческие философы были склонны мыслить челове-
ческую историю в виде повторяющихся циклов. Августин же
был убежден, что история имеет цель, что она является те-
леологическим процессом, который движется к концу, даже
если конец, или цель, не достигается полностью в рамках
самого исторического процесса. Это убеждение позволило
ему развить основанную на теологических посылках интер-
претацию истории в сочинении De civitate Dei ("О Граде
Божием"), которое он закончил всего лишь за три года до
смерти, в период распада Римской империи.
Августин усматривает фундаментальную диалектику
истории в борьбе между двумя видами любви. Так сказать, с
самого грехопадения люди разделились главным образом со-
ответственно тому, какого рода любовь действенно движет
жизнью каждого индивида. Жизнями одних людей правит
любовь к неизменному и бесконечному благу, Богу, тогда как
жизнями других правит любовь к конечным, изменчивым
благам, исключающая Бога. Представители первой группы
составляют Град Иерусалим, представители второй - Град
Вавилон.
Суть дела у Августина можно представить следующим
образом. За авансценой, на которой чередой проходят возвы-
шения и падения царств и империй, скрывается ход разви-
тия божественной любви, восстанавливающей падшего че-
ловека и возводящей Град Иерусалим. Те, кто взаимодейст-
вует с божественной благодатью (кто, сказал бы Августин,
предопределен к вечной жизни), являются гражданами
Иерусалима, тогда как те, кто отвергает благодать, являются
гражданами Вавилона.
Очевидно, что Иерусалим и Вавилон не могут быть про-
сто и без излишних хлопот отождествлены с церковью и
государством. Человек может быть крещеным христиани-
ном и все же духовно - гражданином Вавилона. Другой же
человек может быть высокопоставленным государственным
чиновником, даже императором, и при этом - граждани-
ном Иерусалима. Конечно, когда Августин оглядывается на
империи Египта и Ассирии, на Вавилон (в историческом
смысле), на языческий Рим как власть, подвергающую гоне-
ниям, он может высказываться и так, как если бы государст-
во было воплощением идеи Града Вавилона. Однако сама по
себе идея двух градов: Иерусалима и Вавилона должна по-
ниматься в духовном смысле. Каждый Град действительно
является примером августиновского определения общества
как "множества разумных созданий, соединившихся в об-
щем согласии относительно предметов любви'. Но эти об-
щества не имеют границ, четко обозначенных для взоров
публики, в том смысле, в каком церковь и государство явля-
ются зримыми объединениями. Существуют определенные
эмпирические критерии, позволяющие решить, является че-
ловек римским гражданином или нет. Однако один лишь
Бог действительно знает, кто гражданин Иерусалима, а кто
гражданин Вавилона.
Что касается государства, то Августин рассматривает его
как условно необходимое. Его необходимость, так сказать,
вызвана грехопадением. Языческая Римская империя, на-
пример, несомненно была государством, хотя и преследова-
ла христианскую церковь. В ее границах поддерживались
мир и порядок; она защищала своих граждан от внешней
агрессии; она карала за преступления, такие, как убийство,
кража и разбой. Стало быть, она исполняла функции госу-
дарства. Однако исполнения этих функций не потребова-
лось бы, если бы не произошло грехопадение. Человеческие
существа, конечно, жили бы в обществе. Но не было бы ни-
какой нужды в принудительной и карательной власти, кото-
рую мы называем государством.
Существует, таким образом, значительное различие меж-
ду теорией государства, разработанной Августином, и той,
что была принята в средние века, например, Аквинатом. В
то время как Августин подчеркивал принудительную и ка-
рательную функции государства и рассматривал потребность
людей в государстве как следствие грехопадения, Аквинат
считал государство "естественным" установлением, обуслов-
ленным, так сказать, природой человека как таковой. Конеч-
но, он соглашался с Августином, что, не будь грехопадения,
не было бы никакой нужды в армиях, тюрьмах и т. д. Одна-
ко он был далек от того, чтобы рассматривать государство
просто как необходимый инструмент для обуздания зла, про-
истекающего из грехопадения человека. Аквинат придавал
гораздо большее значение идее политического общества, со-
ответствующего социальным потребностям человека как та-
кового. Поэтому он мог утверждать, что, даже если бы ни-
какого грехопадения не было, государство все-таки стало бы
существовать.
Историк философии, вероятно, привлек бы внимание
к влиянию на Аквината аристотелевской идеи государст-
ва, идеи, которую он должен был согласовать с собствен-
ным пониманием роли Церкви в человеческой жизни. Одна-
ко, хотя Аквинат безусловно испытал влияние политической
теории Аристотеля, следует учесть и другие обстоятельства.
Августин, хотя и жил после победы христианства в Римской
империи, прекрасно сознавал тот факт, что в течение мно-
гих лет империя позволяла себе периодически преследовать
христиан и тем самым, с точки зрения христианина, делала
все возможное, чтобы помешать человеку достичь его сверх-
природной цели, вечного спасения. В то же время языческая
империя безусловно была государством. И она, несомненно,
выполняла некоторые полезные функции, вроде тех, о кото-
рых прямо говорил св. Павел. Отсюда понятно, почему Ав-
густин стремился ограничить функции государства лишь те-
ми, осуществления которых можно было ожидать от любо-
го государства, включая языческий Рим. Но Аквинат жил в
XIII в, когда христианское государство уже долгое время со-
существовало с Церковью. Это безусловно не означает ни то,
что все средневековые правители были знамениты своим
христианским рвением, ни то, что отношения между церко-
вью и государством были свободны от трений. Дело в том,
что средневековое государство, к которому привык Акви-
нат, было неотъемлемой частью христианского мира, хри-
стианского общества и что, какие бы битвы ни происходили
между гражданскими и церковными правителями, государ-
ство не стояло к Церкви в таком отношении, каким было
отношение Ассирии к еврейскому народу или языческого
Рима - к первым христианам. Другими словами, историче-
ская ситуация значительно способствовала тому, чтобы Ак-
винат использовал греческую политическую теорию и рас-
сматривал государство как установление, естественное для
человека безотносительно к грехопадению.
Учитывая взгляд Августина на государство, мы могли бы
ожидать от него утверждения о том, что не дело граждан-
ских властей - вмешиваться в вопросы религиозной веры и
культа, если только не возникнет такая ситуация, при кото-
рой граждане во имя религии совершают действия, столь
очевидно преступные или угрожающие общественному ми-
ру и порядку, что их нельзя допустить. Фактически, однако,
Августин одобрил ограничительные меры, принятые граж-
данской властью против донатистских раскольников в Се-
верной Африке. Он не считал, правда, что государство как
таковое должно заботиться о сверхприродном призвании
человека. Однако если государство официально стало хри-
стианским, то, по мнению Августина, христианские прави-
тели не могут позволить себе оставаться безразличными к
вечному благоденствию своих христианских подданных, И
хотя он не был, конечно, вдохновенным и яростным пресле-
дователем, он признавал и одобрял идею принудительных
мер против еретиков и раскольников (но не против тех
иудеев и язычников, которые никогда не принимали христи-
анства). Поэтому те, кто в последующие столетия поддер-
живал репрессивные действия государства против еретиков,
могли обращаться к авторитету человека, который на про-
тяжении средних веков считался величайшим христианским
теологом.
Если посмотреть на эту проблему с одной вполне кон-
кретной точки зрения, можно подумать, что политическая
теория Августина предвосхищает идею религиозно нейтраль-
ного светского государства. Ведь основные функции государ-
ства описываются так, как если бы понятие политического
общества не связывалось с принятием того, что Августин
считал истинной религией. Однако, как мы видели, Грады
Иерусалим и Вавилон нельзя просто отождествить соответ-
ственно с церковью и государством как отдельными зримы-
ми организациями. В идеале Град Иерусалим должен вклю-
чить в себя все человечество. Это означает, что церковь, со-
общающая божественную благодать, которая необходима
для вечного благоденствия человека, имеет своей миссией
христианизацию всего человеческого общества. И хотя язы-
ческое государство служит примером определения полити-
ческого общества, Августин приходит к выводу, что и пра-
вом, и обязанностью христианских правителей является по-
мощь церкви в выполнении ее миссии посредством подав-
ления неблагочестия и ереси. Таким образом, он закладыва-
ет основание для точки зрения, согласно которой, хотя цер-
ковь и государство представляют собой отдельные общест-
ва, цель, ради которой церковь существует, а именно вечное
спасение человека, превыше бренных целей государства как
такового, и долг христианского государства - помогать церк-
ви в осуществлении ее божественной миссии.
Конечно, эти замечания не предполагают, будто, с по-
зиций автора этих строк, преследование по религиозным
мотивам является оправданным. В конце концов, можно с
легкостью доказать, что вмешательство государства в дела
религиозной веры и культа, по сути, очень мало помогает
церкви выполнять ее миссию. Цель этих замечаний - про-
сто показать, как Августин мог начать с идеи двух обществ,
а затем прийти, хотя и поневоле, к выводу о том, что рели-
гиозным и гражданским властям следует взаимодействовать
в подавлении ереси и раскола. Хотя его определение обще-
ства не уточняет природу основных интересов, согласие в
которых объединяет совокупность человеческих существ в
сообщество, можно сказать, что имплицитно оно учитыва-
ет мирское, или светское, государство. В то же время мысль
Августина движется по направлению к теократическому го-
сударству - в такой степени, что в последующие столетия
оказалось возможным в поддержку этой идеи ссылаться на
Августина.
Что касается августиновского видения истории, то
оно является всеохватывающим, поскольку простирает-
ся от момента сотворения человека до окончательного за-
вершения в Граде Иерусалиме. Однако, давая выражение
общехристианским эсхатологическим верованиям, Авгу-
стин, конечно, не берется предсказывать будущие события.
Не ставит он своей целью и кратко изложить всю человече-
скую историю. Он избирателен, и его гораздо больше зани-
мает выяснение основных мотивов поведения падшего че-
ловека и возможностей высшей жизни, чем соревнование с
летописцами. Как римский гражданин, Августин сознает ве-
личие Рима, римские доблести и достижения; однако, оце-
нивая обретение этим городом могущества и господства, он
далек от идеализации его завоевательских мотивов. И он
отказывается признать, что бедствия, постигшие Империю
в его дни, знаменуют собой конец всех вещей или оконча-
тельное крушение христианской цивилизации. Длящаяся
диалектика двух видов любви имеет для него гораздо более
глубокое значение, нежели возвышение и падение царств и
империй.
10
1аким образом, Августин истолковывает историю в свете
христианской веры. Это относится, однако, не только к исто-
рии. Как мы видели, вера является посылкой всего его мыш-
ления как христианина. Его путь - это путь веры, ищущей
уразумения, уразумения самой себя, своего содержания и
своих смыслов. Однако во избежание превратного понима-
ния следует уточнить и разъяснить такого рода утвержде-
ния о приоритете веры в мышлении Августина.
Прежде всего, было бы абсурдно утверждать, что все уста-
новки Августина логически зависят т христианских веро-
ваний, в том смысле, что человек, который отвергает хри-
стианство, должен был бы, с логической точки зрения, счи-
тать его суждения и теории ложными или несостоятельны-
ми. Например, убеждение Августина, что власть, обретенная
государством в результате завоевания, является просто тро-
феем удачного разбоя, прекрасно согласуется с его взглядом
на пути падшего человека. И при желании мы можем ска-
зать, что он рассматривает историю империй в свете своей
веры в грехопадение. Это так. В то же время данное сужде-
ние Августина есть, безусловно, образец его реализма, кото-
рый вполне мог бы одобрить и неверуюций, если бы только
счел его правомерным обобщением имеюпихся данных. Сле-
довательно, если мы говорим, что Августин видит историю в
свете веры в грехопадение человека, отсюда отнюдь не сле-
дует, что эта перспектива искажает его видение. По край-
ней мере в данном конкретном случае можно было бы
утверждать, что его изначальная вера позволяет или помогает
ему занять беспристрастную и реалистическую позицию,
вместо того, например, чтобы идеализировать усиление мо-
гущества империи, гражданином которой он был. Излишне
говорить, что суждения Августина о человеческих действиях
в истории сформулированы в свете его религиозных и эти-
ческих убеждений. И общую оценку глубинного смысла ис-
торического процесса он выносит в контексте христианско-
го мировидения. Конечно, он видит историю с христиан-
ской точки зрения. Нехристианин, несомненно, отверг бы
эту перспективу, а многие люди отвергли бы любые телеоло-
гические посылки, будь то теологические или метафизические,
августинианские, гегельянские или марксистские. Однако
нет оснований думать, что христианский мыслитель не дол-
жен предлагать возможную интерпретацию истории в свете
христианской веры.
Далее, когда Августин размышляет о человеке, он, естест-
венно, думает о человеке в христианском понимании, - че-
ловеке падшем и спасенном, влекомом импульсами грехов-
ной человеческой природы, с одной стороны, и божествен-
ной благодатью, с другой, призванном к прочному счастью,
к которому он главным образом и стремится, но и способ-
ном к греху и отчуждению от Бога. Ибо такой человек, по
мнению Августина, и есть конкретный исторический чело-
век, - человек, как он существует в действительности. Од-
нако в рамках этого общего взгляда на человеческое сущест-
во, безусловно, остается место для обсуждения тем, которые
мы обозначили бы как психологические, эпистемологические
или феноменологические, а также для выдвижения теорий,
логически не зависящих от теологических допущений или
теологического контекста.
По разным причинам проведение четкого различения
между теологией и философией в конечном итоге было без-
условно неизбежно. И мы можем, следовательно, склониться
к мнению, что отсутствие такого различения в мысли Авгу-
стина говорит о сравнительно примитивном и устаревшем
подходе. Это понятно. Однако надо помнить, что, учитывая
собственное представление Августина о подлинной филосо-
фии, введение такого различения было бы спорной процеду-
рой. Если философия отождествляется, например, с поня-