Исторический факультет вопросы истории, международных отношений и документоведения
Вид материала | Документы |
СодержаниеО.Е. Гулина Костяные колчанные петли сибири и некоторые особенности их крепления |
- Исторический факультет вопросы истории, международных отношений и документоведения, 3853.43kb.
- П. П. Румянцева Издательство Томского университета, 5582.87kb.
- Программа учебной дисциплины история международных отношений часть III, 280.04kb.
- И. Г. Петровского Факультет истории и международных отношений Кафедра международных, 296.66kb.
- Программа подготовки аспирантов кафедры по специальности 07. 00. 15 История международных, 185.3kb.
- Факультета международных отношений ену им., 121.8kb.
- Магистерская программа факультет гуманитарных и социальных наук Кафедра теории и истории, 128.4kb.
- А м. горького факультет международных отношений кафедра теории и истории международных, 977.97kb.
- Программа учебной дисциплины история международных отношений часть, 150.92kb.
- А. М. Горького Исторический факультет Отделение архивоведения, документоведения и информационно-правового, 143kb.
Примечания
1 Зайцева О.В., Капитонова М.А. Предварительные итоги исследования Шайтанского археологического микрорайона (к археологической карте Кожевниковского района Томской области) // Археолого-этнографические исследования в южнотаежной зоне Западной Сибири. Томск, 2003.
2 Беликова О.Б. Среднее Причулымье в X–XIII вв. Томск, 1996; Плетнева Л.М. Томское Приобье в позднем средневековье (по археологическим источникам). Томск, 1990.
3 Адамов А.А. Новосибирское Приобье в X–VIX вв. Тобольск-Омск, 2000. С. 29–37.
4 Ширин Ю.В. Орнаментация средневековой керамики Южного Кузбасса // Орнамент народов Западной Сибири. Томск, 1992.
5 Басандайка: сборник материалов и исследований по археологии Томской области. Томск, 1948. С. 58–63.
6 Адамов А.А. Указ. соч. С. 76–84.
7 Плетнева Л.М. Указ. соч.
8 Мец Ф.И. К вопросу о выделении этнопоказательных признаков (по материалам керамического комплекса II тыс. н.э. поселения Шеломок-1) // Проблемы этнической интерпретации археологических и этнографических источников Западной Сибири. Томск, 1990; Плетнева Л.М. Указ. соч.
9 Яковлев Я.А., Мец Ф.И. Селище Золотая Горка (к постановке вопроса об этнической ситуации в Томском Приобье II тыс. н.э. // Археологические исследования в Томском Приобье. Томск, 1993.
10 Мец Ф.И. О селькупских чертах позднесредневековой керамики Томского Приобья // Проблемы этнической истории самодийских народов. Омск, 1993; Плетнева Л.М. Указ. соч. С. 98–101.
11 Новиков А.В., Майничева А.Ю., Кравцов В.М., Грес М.В. Прошлое Болотнинской земли. Новосибирск, 2003. С. 56; Сяткин В.П., Дураков И.А., Мжельская Т.В. Исследование средневекового поселения Пятый Кордон-1 // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Новосибирск, 2005. Т. XI. Ч. I. С. 466–469.
12 Сяткин В.П., Дураков И.А., Мжельская Т.В. Указ. соч. С 466–469.
13 Мец Ф.И. К вопросу о выделении…; Плетнева Л.М. Указ. соч.; Яковлев Я.А., Мец Ф.И. Указ. соч.
14 Плетнева Л.М. Указ. соч.
15 Яковлев Я.А., Мец Ф.И. Указ. соч.
16 Зайцева О.В., Соловьева П.В. Посуда в системе погребального обряда населения Томского Приобья развитого средневековья // Материалы международной научной конференции II исторические чтения ТГПУ. Томск, 2008. С. 227–233.
О.Е. Гулина
Социально-политическая доктрина конфуцианства
Конфуцианство зародилось в Китае в VI – V веке до н.э. Основателем и главным идеологом этого учения стал Конфуций. Он родился и жил в эпоху больших социальных и политических потрясений. Возникшее вскоре после завоевания 1027 г. до н.э. военно-политическое объединение Чжоу, положившее начало консолидации различных племен в единую народность и тем самым способствовавшее созданию единой древнекитайской цивилизации, к этому времени уже распалось на части и фактически перестало существовать. На арену политической борьбы выступило несколько крупных независимых царств, ожесточенно боровшихся за гегемонию. Постоянные междоусобные воины отдельных государств сопровождались аннексиями более слабых и укреплением сильных.
Политические неурядицы и непрерывная междоусобная борьба протекали на фоне серьезных социально-экономических сдвигов. На место изжившей себя родовой общины пришла сельская, территориальная. Увеличивался налоговый гнет, росла сумма трудовых повинностей крестьян. Все более заметными становились базировавшиеся на социальном и имущественном неравенстве сословные различия.
Социальные, экономические и политические факторы действовали в одном направлении: они разрушали веками сложившиеся, патриархально-родовые нормы и пытались противопоставить им новые, соответствовавшие изменившимся условиям жизни. В ходе ломки веками устоявшихся традиций решительной переоценке подвергались и многие морально-этические критерии прошлого. В жестокой борьбе за богатство и власть отбрасывались идеалы взаимного уважения и братской солидарности. На смену им пришли убийства, подкуп, шантаж, предательство, злоба и жестокость по отношению к своим сородичам.
Все эти изменения в то время вызывали резкую критику ревнителей старины. Таковым был и Конфуций. Он был убежден, что идеальные правила, идеальное государство существовало лишь в древности, тогда же в Поднебесной царил мир и порядок. Именно на возврат в прошлое ориентировал мыслитель свою модель общественно-политического устройства.
По степени обладания определенными качествами Конфуций разделил всех людей на три основные категории:
1) Цзюнь-цзы – благородный муж – занимает центральное место во всем учении. Ему отведена роль идеального человека, примера для подражания.
2) Жэнь – обыкновенный человек, каких было большинство в Китае.
3) Сяо Жэнь – низкий человек, заботится лишь о материальной выгоде.
Высокоморальный цзюнь-цзы должен был, по мнению философа, отличаться двумя основными достоинствами – гуманностью и чувством долга.
Гуманность (жэнь), по Конфуцию, значила очень многое. Она предполагала сдержанность, скромность, ум, доброту, беспристрастие, чувство справедливости. Гуманный человек должен был выше всего ставить любовь к людям; он должен быть лишен эгоистических помыслов и все свои силы и способности отдавать на благо других. Иными словами, жэнь символизировал некую совокупность совершенств, которые были взяты Конфуцием в качестве образца, того, к чему каждый должен стремиться на протяжении всей жизни.
Гуманность для философа являлась высшим критерием оценки человека, высшей степенью добродетели, которой обладали, по его мнению, лишь великие правители древности. Характерно, что и про себя самого Конфуций говорил: «Что касается высшей мудрости и гуманности, то разве я осмелюсь претендовать на это?»
Еще одним качеством, которым обязательно должен был обладать цзюнь-цзы, как считал Конфуций, было наличие чувства долга (и). Долг в его учении – это, прежде всего моральное обязательство, которое человек в силу своих добродетелей и совершенств сам накладывает на себя. Долг должен быть продиктован внутренней убежденностью в том, что следует поступать именно так, а не иначе. Долг резко противопоставлен низменной материальной выгоде: «Благородный муж думает о долге, низкий человек заботится о выгоде» – повторял Конфуций.
Гуманность и долг в учении Конфуция были неотъемлемы друг от друга. Именно сочетание обоих этих достоинств давало человеку возможность стать цзюнь-цзы. О том, каким должен быть настоящий цзюнь-цзы, много говорится в «Луньюй»1. «Благородный человек должен быть честным и искренним, прямодушным и бесстрастным. Он должен все видеть, быть осмотрительным в речах, осторожным в делах. В сомнении – справляться, в гневе – обдумывать поступки, в выгодном предприятии – думать о честности. В юности он должен избегать вожделения, в зрелости – ссор, в старости – скряжничества. Высший человек безмятежен и свободен; он безразличен к еде, богатству, жизненным удобствам и материальной выгоде. Всего себя он посвящает высоким идеям, служению людям, поискам истины. Постигнув истину утром, он «может спокойно умереть» вечером».
Именно к такому идеалу, учил Конфуций, должен стремиться всякий. Иными словами, анализируя вышесказанное, можно определить следующее: Конфуций в своем учении создал особую модель, некий социальный идеал, который воплощал в себе все добродетели и который предназначался в качестве образца, эталона поведения, для современников философа. Чем больше людей будут стремиться стать такими, тем лучше это для всего общества.
Одной из основ разработанного Конфуцием социального порядка являлось также строгое повиновение старшим, или как называл его мудрец, «учение о сяо». Важнейшая заповедь конфуцианства, которую с рождения впитывал в себя каждый китаец на протяжении свыше двух тысячелетий, заключалась в том, чтобы быть почтительным, уважать родителей и беспрекословно повиноваться им, всю жизнь заботиться об отце и матери, почитать их вне зависимости от того, насколько они заслужили это почтение, — таковы священные обязанности сына.
Как считал сам философ, это учение было призвано поддерживать порядок в обществе – ведь чем глубже дух покорности и безволия в семье, тем с более покладистыми и послушными гражданами будет иметь дело государство. Не удивительно, что конфуцианское учение о сяо стало одной из основ государственной политики в Китае.
Таков был социальный идеал, каким представлял его себе Конфуций. Впоследствии он сыграл огромную роль в истории Китая. На протяжении многих веков он оказывал влияние на отношения в обществе и во многом определял манеру поведения чиновничьего бюрократического аппарата формировавшейся китайской государственности. Но в реальности же, будучи резко противопоставленным повседневной действительности, он со временем претерпел значительные изменения. Стремлением Конфуция было создать идеал гуманного, добродетельного и гармоничного развитого человека, однако с течением времени в учении конфуцианства на передний план вышла не суть, а лишь внешняя форма, проявлявшаяся преимущественно в виде демонстрации преданности к старшим, уважения к порядкам древности,… то есть, уже не столько выражение внутренней ценности свободно избравшего свою судьбу человека, сколько внешнее оформление благопристойности в обществе.
Социально-этические взгляды Конфуция тесно переплетались с его политическими идеями. Сконструированный им социальный идеал был одной из важных основ того социального порядка, который, по мнению Конфуция, следовало бы установить во всей Поднебесной. Важнейшим средством для обеспечения такого порядка была политика «выпрямления имен» (чжэн-мин), суть которой сводилась к тому, чтобы явления и вещи соответствовали смыслу, вложенному в их наименование. Эта политика нашла конкретное выражение в знаменитом изречении из «Луньюй»: «Пусть отец будет отцом, сын – сыном, государь – государем, подданный – подданным». Другими словами, пусть все в этом мире встанет на свои места, все будут знать свои права и обязанности и делать то, что им положено. Только такая реорганизация способна обеспечить порядок в государстве.
Но не получается ли так, что новое общество Конфуция – социальная утопия? Нет, совсем напротив. Сам философ и его последователи единодушно сходились на том, что в обществе всегда были и будут две основных категории людей – верхи и низы, т.е. те, кто управляет, и те, кто своим трудом содержит таких управителей.
Известен тот факт, что философ всегда противопоставлял благородных, высокообразованных цзюнь-цзы «мелким» и невежественным сяо-жэнь. В первую очередь такое противопоставление носило моральную окраску. Сам Конфуций как-то заметил, что можно встретить цзюнь-цзы, лишенного гуманности, но нельзя найти сяо-жэнь, который бы обладал ею. Это означало, что человек, обладавший добродетелями, неизменно должен был принадлежать к верхним слоям «управителей», а не к массе управляемых.
Такой социальный порядок Конфуций считал вечным и неизменным. Если же посмотреть на эпоху, в которую жил сам философ, то можно заметить, что такое подразделение всего общества на «народ» и « управителей» соответствовало социальной структуре времени Конфуция и его последователей. Более того, такое деление сохранило свою силу и во многом определило лицо китайского общества и в последующие века.
Такому представлению о структуре общества соответствовали и взгляды Конфуция на организацию управления государством. Революционным по своему значению было выдвижение в его учении на передний план сословия служилого чиновничества, которое в середине I тысячелетия до н. э. уже заняло видное место в административно-политическом устройстве ведущих и наиболее развитых чжоуских царств. Несмотря на то, что сам Конфуций и его крупнейший и наиболее известный последователь Мэн-цзы2 очень сочувственно относились к наследственной родовой знати, для них было совершенно очевидно, что эта прослойка исторически обречена. А для того, чтобы государство могло нормально функционировать, чтобы «государь был государем», а «отец – отцом», необходимо было укрепить в первую очередь центральную власть. Содействовать этому, по мнению конфуцианцев, мог только крепкий государственно-бюрократический аппарат, уже зарождавшийся и набиравший силы в середине I тысячелетия до н. э.
По мысли Конфуция, основным критерием, на базе которого общество делилось на верхи и низы, должно было быть не знатное происхождение или имущественное положение, а образовательный ценз. Места наверху заслуживал тот, кто был человеком моральным, совершенным, мудрым, гуманным, кто стремился познать истину и знал чувство долга. Высокие моральные качества, которые прививались человеку в результате соответствующего обучения и воспитания, служили своеобразным пропуском наверх. Интересно то, что этот путь наверх, как предполагал Конфуций, не был закрыт ни перед кем. Человек любого происхождения мог стать учеником философа, получить необходимые знания и тем самым оказаться подготовленным поступить на службу, занят официальный пост.
Итак, согласно мысли Конфуция, каждый мог и должен был стремиться стать высокоморальным цзюнь-цзы. Однако со временем социальный порядок конфуцианства свелся к тому, что все те, кто посвятил свою жизнь учению и постижению мудрости древних, тем самым, невзирая на социальное происхождение, уже как бы противопоставили себя простому народу. Попав в касту таких цзюнь-цзы, человек оказывался практически отделенным от народа едва ли не самой трудно преодолимой преградой – «стеной иероглифов». Именно эта стена и определяла социальное положение.
И лишь немногие, которых можно было назвать высокоморальными цзюнь-цзы, были, по мнению философа, достойны права управлять государством и обладать титулом императора. Но даже власть императора не была безгранична. Конфуций разработал тезис о переменности небесного мандата. Согласно ему, небесный мандат на право управления вручается Небом только добродетельному правителю и безжалостно отбирается у недобродетельного. Другими словами, делая ошибки, император тем самым терял право управлять. Эта доктрина, как мудро считал Конфуций, должна была служить предостережением в адрес алчных и жестоких правителей, со временем она дала право многочисленным чиновникам при дворе контролировать и трактовать действия императора, согласно своим интересам.
Характерной чертой выработанного Конфуцием и его последователями социального порядка было то, что конечной и наивысшей целью управления провозглашались интересы народа. При всем том эти интересы, по мысли Конфуция, не имели ничего общего с демократией, с участием народа в управлении страной. Руководить страной могли и должны были лишь соответствующим образом подготовленные «управители», а народ обязан был доверяться их опыту и знаниям. В «Луньюй» есть знаменательная в этом отношении фраза: «Народ необходимо заставлять идти должным путем, но не следует объяснять, почему». Эта фраза достаточно красноречиво свидетельствует о том, что и сам философ, и его последователи полагали, что истинные интересы народа доступны пониманию лишь образованных цзюнь-цзы, которые одни только могут знать, что именно нужно народу и в чем состоит его благо.
Еще одной важной особенностью конфуцианского социального порядка было превалирование традиций и обычного права над писаным законом. Конфуций резко отрицательно относился к кодифицированному законодательству. По его мнению, оно противоречит традициям и не приведет к добру, лишь больше отдалит народ от их корней. Осуждая подобные новшества, философ одновременно с огромным уважением отзывался о нормах обычного права и о традициях, которые в его глазах как раз и являлись единственно верным и нужным законом.
Таким образом, стоит отметить, что Конфуций отстаивал такой социальный порядок, который основывался бы на традициях предков и осуществлялся кастой специально подготовленных для этого управителей.
Социально-политическое учение Конфуция получило свое отражение в «Луньюй», который, таким образом, является важнейшим источником наших знаний о конфуцианстве. «Луньюй» сыграл огромную роль в жизни Китая, это была одна из первых книг, которую наизусть выучивал в школе каждый китаец и которой затем руководствовался в течение всей своей жизни.
Примечания
1 Письменный памятник конфуцианства, записан в 5 в. до н.э. учениками Конфуция в стиле кратких изречений – монологов, диалогов, дидактических максим и т.д. Наиболее близко передает взгляды Конфуция, канонизирован в 1 в., состоит из 20 глав. См.: Переломов Л.С. Конфуций. «ЛуньЮй». М., 1998.
2 Мэн-цзы (372–289 гг. до н. э.) считается крупнейшим конфуцианцем. Его деятельность и написанный после его смерти трактат «Мэн-цзы» сыграли огромную роль в деле дальнейшего развития и распространения конфуцианства в Китае. См.: Васильев Л. С. Культы, Религии, Традиции в Китае. М., 2001.
А.С. Зинченко
КОСТЯНЫЕ КОЛЧАННЫЕ ПЕТЛИ СИБИРИ И НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ИХ КРЕПЛЕНИЯ
«…Надел на себя
Он цельно серебряный пояс.
Затем
Он, покатою степью измерив,
Повесил на правом боку
Свой колчан из будай-серебра;»
(Гесериада)
Среди многочисленных средневековых древностей Сибири нередкой находкой являются наконечники стрел, фрагменты и детали сложносоставного лука и колчанов. Однако, колчаны хорошей сохранности, по которым можно достоверно реконструировать способы его крепления и ношения, встречены крайне редко, что объясняется тем, что они изготовлялись из органических материалов. При этом «колчаны-футляры для ношения и хранения стрел были необходимым видом воинского снаряжения средневекового всадника-лучника»1. Этому бесспорно важному элементу экипировки воина было уделено достаточно внимания со стороны исследователей занимающихся изучением военного дела древних культур Сибири и сопредельных территорий2.
Однако, на наш взгляд, подробных исследований относительно крепёжных элементов, относящихся непосредственно к колчану, предложено не было. В большинстве исследований данный вопрос затрагивается поверхностно и ограничивается кратким описанием принципа крепления портупейного ремня саадачного «стрелкового» пояса через «колчанную петлю», кроме того, автору не известна так же какая либо обобщающая работа по данной тематике в контексте изучения военного дела Сибири раннего и развитого средневековья.
Целью данной статьи является анализ материала Сибирских древностей, относящийся к колчанным петлям, выполненным из кости или рога. При этом автор ставит перед собой ряд задач, а именно: попытка обобщения накопленного материала по колчанным петлям, определение их функционального назначения, определение территориальных и хронологических рамок распространения колчанных петель в Сибири.
Согласно определению Ю.С. Худякова колчанная петля – «это деталь колчана для продевания ремня портупеи»3. Можно несколько расширить это определение и сказать, что функциональным назначением колчанной петли являлось крепление колчана к системе саадачного (стрелкового) пояса и фиксация его в наклонном положении для оптимального его использования стрелком. Петля крепилась к планке колчана или непосредственно к самому колчану, при помощи кожаных или каких либо других шнурков, которые соединяли колчан и его петлю через серию отверстий по её краю. Как замечает А.Ф. Медведев «Эти пластинки никогда не приклеивались и не приклепывались, подобно тонким орнаментальным накладкам, а всегда привязывались узкими ремешками»4.
Соединение с системой стрелкового пояса осуществлялось при помощи отверстия находящегося, как правило, в центре петли. Данное отверстие могло быть как параллельно спинке петли, так и находиться под некоторым «наклоном». Через это отверстие продевался портупейный ремень, который предположительно фиксировался при помощи специальных накладок на «саадачном» поясе5. На взгляд автора это различие имеет отношение к способу подвешивания колчана, так как во втором случае портупейный ремень, продетый через подобное «косое» отверстие наверняка придавал колчану определённый угол при его подвешивании к поясу. Однако этот тезис неплохо было бы подтвердить при помощи экспериментального метода.
Крайне наглядным для реконструкции системы крепления колчанной петли к колчану можно считать великолепно сохранившийся колчан, найденный в погребении грота 1 на памятнике Узун Хая в Хакасии6. Это, пожалуй, единственная находка в Сибири настолько показательно передающая местоположение и способ крепления колчанных петель. Вопрос о нюансах в системе крепления «колчан – стрелковый пояс» и о самой системе ремней и распределителей соединяющей всю конструкцию воедино, требует дополнительного исследования, и не в ходит в рамки данной работы. Этот вопрос был рассмотрен Кубаревым В.Г. на примере древнетюркского материала Алтая7.
На данный момент автору известно всего порядка 16 относительно сохранившихся экземпляром костяных колчанных петель найденных на территории Сибири. Их территориальное распространение включает в себя: Новосибирское Приобье (5экз.)8, Северный Казахстан (3 экз.)9, Томское Приобье (1 экз.)10, Барабинская лесостепь (1экз.)11, Таёжное Прииртышье (1 экз.)12, Алтай (3 экз.)13 и Кузнецкая котловина (2 экз.)14. Кроме того, к этому перечню можно гипотетически отнести серию фрагментов найденных в Среднем Причулымье, однако их фрагментарность не позволяет с уверенностью сказать о точном функциональном назначении данных артефактов. Хронологически подобные артефакты бытуют в комплексах кочевников Сибири IX–XIII вв. Наиболее ранняя петля, известная автору, происходит из памятника Ник-Хая и датируется VIII–IX вв. Ю.С. Худяков относит её к Уйгурскому комплексу вооружения15. Датировка остальных петель варьируется в пределах XI–начала XIII в. Таким образом, можно установить хронологические рамки существования костяных колчанных петель в Сибири (известных автору): от времён существования Уйгуского каганата VIII–IX до начала монгольского времени XII–XIIIвв.
Практически все вышеперечисленные артефакты имеют аналогии с кочевническими древностями Восточной Европы16. На их основе Г.А. Фёдоровым-Давыдовым была составлена типологическая таблица, где было выделено порядка 10 типов костяных петель17. Интересно отметить тот факт, что действительно многие из всех перечисленных петель попадают под типологию Г.А. Фёдорова-Давыдова, однако некоторые колчанные петли не соответствуют ряду устойчиво повторяющихся признаков выделенных Г.А. Фёдоровым-Давыдовым. (Например, петля из могильника ЯконурПоявление подобных изделий в Восточной Европе связанно с миграционными процессами азиатских кочевников, имея это в виду, мы можем говорить о возможной преемственности восточноевропейского материала некоторым ранним Сибирским артефактам.
Хотелось бы обратить внимание еще на ряд моментов. Некоторые исследователи усматривают в очертании и орнаментации ряда костяных колчанных петель орнитоморфные мотивы18. При этом подобное стилистическое оформление характерно как для Сибири так и для кочевнических древностей Восточной Европы. К том у же И.Л. Кызласов отмечает сходство стилистического оформления такого рода петель с пластинчатыми псалиями аскизкой культуры. И опять же определённое сходство мы можем увидеть с псалиями восточноевропейских кочевников и ряда Сибиских культур связанных с кочевым миром Евразийских степей.
На основе анализа археологического контекста, письменных и изобразительных источников нами выделено четыре варианта расположения петель на колчане:
Вариант 1. Крепление осуществляется при помощи двух костяных колчанных петель расположенных на одной плоскости колчана, одна из них расположена в центральной части колчана вторая ближе к горловине. Разница в длине портупейных ремней обеспечивала наклон колчана19. Примером может служить уже ранее упоминавшийся колчан из Узун Хая.
Вариант 2. Крепление осуществляется при помощи одной колчанной петли и ремня находящегося на днище колчана и снабженного колчанным крючком. В этом случае портупейный ремень, соединяясь с ремнём у днища колчана, удерживает колчан в наклонном положении. Реконструкцию этого варианта предложил Ю.С. Худяков20.
Вариант 3. Крепление при помощи одной колчанной петли находящейся у горловины колчана. В этом случае днище колчана выступает противовесом, что удерживает колчан в наклонном положении. Подтверждение этому способу крепления мы можем увидеть и на китайских фресках времён династии Юань, изображающих всадников «варваров» и гвардейцев императора.
Вариант 4. Возможен так же и комбинированный вариант крепления. Где костяная колчанная петля используется вместе с металлической. Пока этот вариант остается только гипотетическим и источниками не подтвержден.
Дальнейшие комплексные исследования с использованием широкого круга археологических, изобразительных и письменных источников позволят дополнить наши реконструкции. Кроме того, очень перспективным видится применение экспериментального метода – создание моделей колчанов и апробирование различных вариантов их крепления.