Исторический факультет вопросы истории, международных отношений и документоведения
| Вид материала | Документы |
- Исторический факультет вопросы истории, международных отношений и документоведения, 3853.43kb.
- П. П. Румянцева Издательство Томского университета, 5582.87kb.
- Программа учебной дисциплины история международных отношений часть III, 280.04kb.
- И. Г. Петровского Факультет истории и международных отношений Кафедра международных, 296.66kb.
- Программа подготовки аспирантов кафедры по специальности 07. 00. 15 История международных, 185.3kb.
- Факультета международных отношений ену им., 121.8kb.
- Магистерская программа факультет гуманитарных и социальных наук Кафедра теории и истории, 128.4kb.
- А м. горького факультет международных отношений кафедра теории и истории международных, 977.97kb.
- Программа учебной дисциплины история международных отношений часть, 150.92kb.
- А. М. Горького Исторический факультет Отделение архивоведения, документоведения и информационно-правового, 143kb.
Примечания
1 Худяков Ю.С., Мякинников В.В. Колчаны древних тюрок Среднего Енисея // Проблемы средневековой археологии Южной Сибири и сопредельных территорий. Новосибирск, 1991.
2 Худяков Ю.С. Вооружение енисейских кыргызов. Новосибирск, 1980; Трифонов Ю.И. О берестяных колчанах Саяно-Алтая VI–X вв. в связи с их новыми находками в Туве // Военное дело древнего населения Северной Азии. Новосибирск, 1987. С 189–199; Малиновская Н.В. Колчаны XIII–XIV вв. с костяными орнаментированными накладками на территории евразийских степей // Города Поволжья в средние века. М., 1974. С. 142–143; Соловьев А.И. Военное дело коренного населения Западной Сибири. Эпоха средневековья. Новосибирск, 1987. С. 19–49.
3 Худяков Ю.С. Основные понятия оружиеведения. // Новое в археологии Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск, 1979.
4 Медведев А.Ф. Ручное метательное оружие. Лук и стрелы, самострел. VIII–XIV вв. // Свод археологических источников. М., 1966. С. 21.
5 Кубарев Г.В. К вопросу о саадачном иил стрелковом поясе у древних тюрок Алтая. // Древности Алтая (известия лаборатории археологии №3): межвузовский сборник научных трудов. Горно-Алтайск, 1998.
6 Кызласов И.Л. Новый вид погребальных памятников Южной Сибири // Материалы по археологии Горного Алтая. Горно-Алтайск, 1986. С. 100–129.
7 Кубарев Г.В. Указ. соч.
8 Адамов А.А. Новосибирское Приобье в X–XIV вв. Тобольск-Омск, 2000. Р. 35; Савинов, Д.Г. Верхнее Приобье на рубеже эпох (басандайская культура) / Д.Г. Савинов, А.В. Новиков, С.Г. Росляков. – Новосибирск, 2006. С. 143, 222. Рис. 109, 6,7. С. 271. Рис.187, 8.
9 Ермоленко Л.Н. Средневековые изваяния Казахских степей // типология, семантика в аспектах военной идеологии и традиционного мировоззрения. Новосибирск, 2004; Синицын И.В. Археологические исследования в западном Казахстане // ТрИИАЭ. Археология. Алма-Ата, 1956. Т.1.
10 Барсуков Е.В. Отчет о научно исследовательской работе Шайтанской археологической экспедиции Томского государственного университета на территории Кожевниковского района Томской области в 2007 г.: исследования городища Шайтан III. Томск, 2008.
11 Бараба в тюркское время / В.И. Молодин, Д.Г. Савинов, В.С. Елагин и др. Новосибирск, 1988.
12 Коников Б.А. Омское Прииртышье в раннем и развитом средневековье. Омск, 2007; Соловьёв А.И. Военное дело коренного населения Западной Сибири. Эпоха средневековья. Новосибирск, 1987.
13 Худяков Ю.С. Вооружение средневековых кочевников Южной Сибири и Центральной Азии. Новосибирск, 1986; Худяков Ю.С, Вооружение кочевников приалтайских степей в IX–X вв. // Военное дело древних племён Сибири и центральной Азии. Новосибирск, 1981.
14 Илюшин А.М. Курганы средневековых кочевников долины р. Бачат. Кемерово, 1993.
15 Худяков Ю.С. Вооружение средневековых кочевников…
16 Плетнёва С.А. Древности чёрных клобуков // Археология СССР. Свод археологических источников: Москва, 1973. № E1-19; Плетнёва С.А. Кочевники восточноевропейских степей в X–XIII вв. Печенеги, тюрки, половцы // Археология СССР. Степи Евразии в Эпоху Средневековья. Москва, 1981.
17 Фёдоров-Давыдов Г.А. Кочевники восточной Европы под властью золотоордынских ханов // Археологические памятники. Москва, 1966.
18 Ермоленко Л.Н. Средневековые изваяния Казахских степей // Типология, семантика в аспектах военной идеологии и традиционного мировоззрения. Новосибирск, 2004.
19 Кубарев Г.В. Указ. соч.
20 Худяков Ю.С. Вооружение енисейских кыргызов. Новосибирск, 1980.
А.А. Илкос
КОНФЛИКТ ИНДУСТРИАЛЬНОЙ И ТРАДИЦИОННОЙ КУЛЬТУРЫ В РОССИЙСКОЙ ДЕРЕВНЕ НАЧАЛА ХХ ВЕКА (НА ПРИМЕРЕ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА С.А. ЕСЕНИНА)
Целью моей работы будет анализ жизни и творчества Есенина в контексте модернизационных процессов в российском обществе начала ХХ в. В данной работе я старался подходить критически к различным трактовкам творчества и биографии поэта.
В автобиографии 1921 г. Сергей Есенин заявляет: «...Я крестьянин Рязанской губернии, Рязанского же уезда»1. Точнее будет сказать, что он был выходцем из крестьянской семьи, который жил и работал в городе. Для нас это важно отметить потому, что на самом деле он не был крестьянином в строгом смысле этого слова ни по внешним признакам – он не занимался земледелием и не жил большую часть своей сознательной жизни в деревне, ни по «внутренним» духовным своим взглядам, чему мы сейчас сможем найти подтверждения в описании его жизни и творчества.
Если вспомнить биографию поэта, то можно сказать, что он совершил за свою жизнь стремительный скачок, превратившись из сына вполне заурядных родителей-крестьян, пусть и зажиточных, в личность мирового масштаба. За счет чего это произошло? Бесспорно, за счет его природного таланта и, конечно, возможности получить образование.
Сергей Есенин родился 21 сентября (3 октября) 1895 г. С 1904 по 1912 г. учился сначала в Константиновском земском училище, затем в закрытой церковно-учительской школе.
С августа 1912 г. Есенин жил сначала в Москве, затем в Петрограде, где в начале 1916 г. вышла его первая книга «Радуница», в 1918 г. – вторая книга стихов, которые сделали его знаменитым2.
На мой взгляд, Есенин – как явление в российской культуре – есть самая «вершина айсберга» тех процессов, которые происходили в нашей стране в начале ХХ в. В это время стремительно происходит переход от традиционного сельского общества к индустриальному, городскому. В отечественной историографии этот процесс получил название модернизации3. Этот переход не был простым для российского общества. Модернизация не закончилась ни после коллективизации крестьянства, ни после форсированной индустриализации 30-х годов, ни после урбанизации 60 – 80-х годов ХХ в., по мнению ряда исследователей, она не завершена до сих пор, как это не парадоксально звучит сегодня.
Приобретение материальных признаков индустриальной культуры (развитая промышленность, в особенности тяжелая, жизнь большинства населения в городах) или же внешнее заимствование ее культурных ценностей (рыночные отношения, права и свободы граждан), как показывает практика, не дают качественного сдвига. Новая культура станет своей, когда она не просто существует в виде привычных для данного общества институтов, норм, правил и т.д., но и охотно принимается людьми, естественна для них, соответствует их внутренним потенциям4.
В начале ХХ в. Россия отставала по большинству социально-экономических показателей от ведущих индустриальных стран Европы, Азии и Америки. Современники этих событий осознавали, что это системный кризис российского общества. В конце ХХ в. отечественный социолог, демограф А.Г. Вишневский сделал вывод, что это был кризис российского аграрного общества. Главным событием истории России ХХ в. он видит не войны и революции, а гибель российской деревни5.
Отсюда становится понятна роль фигуры Есенина в подобного рода исследованиях. Всем известно, он называл себя «последним поэтом деревни». И по большому счету это так. Он в своей жизни сумел соединить и старое, и новое. Его творческий путь и биография отражают судьбы миллионов людей в России, сумевших за свою жизнь пройти «путь из деревни в город».
Вот отрывок из стихотворения, лейтмотив – которого скорбь по патриархальной деревне и ее противостояние городу: «…На тропу голубого поля // Скоро выйдет железный гость. // Злак овсяный, зарею пролитый, // Соберет его черная горсть…»6
1920 год. Похожие строчки мы можем найти во множестве стихотворений поэта того времени. Один из самых ярких примеров в «Сорокоусте», написанном также в 1920 г.: «…О, электрический восход, // Ремней и труб глухая хватка, // Се изб древенчатый живот // Трясет стальная лихорадка!»7
Таким образом, одной из главных тем в творчестве поэта в это время являются противопоставление города и деревни, страх перед его экспансией, обида. Подобные настроения мы можем найти и в крестьянских письмах, мемуарах, официальных документах, адресованных власти того времени.
В 1920-е годы в российской литературе появилось целое направление «новокрестьянских поэтов», к которому относились Клычков, Клюев, Ширяевец, Есенин и др. Все они были выходцами из крестьянства. Перебравшись в столицу, они воспевали патриархальную деревню в своих произведениях, таким образом, создавая свою индивидуальность в столичной литературной среде.
Однако уже в 1919 г. Сергей Есенин отходит от чисто крестьянской тематики и примыкает к литературному движению имажинистов, по чьим представлениям главная цель искусства состояла в создании образа. Это было авангардное, бомондное направление столичной культуры. Духовно чуждая поэту, во многом надуманная философия имажинизма вскоре тоже разочаровала Есенина. В 1921 – 1923 гг. поэт создает цикл стихов «Москва кабацкая».
«Творческие скитания» Есенина ярко показывают нам потерю им прежних духовных ориентиров и поиск новых. И здесь показателен новый виток событий в биографии поэта, и как следствие – в его творчестве. Встреча с Айседорой Дункан, путешествие по Европе и поездка в США породили настоящий конфликт в мировоззрении Есенина: его крестьянское прошлое столкнулось с осознанием новых западных тенденций развития цивилизации, которым уже через несколько лет было суждено стать реальностью российской жизни.
Больше года (с мая 1922 г. до августа 1923 г.) провел Есенин в зарубежной поездке. Он «объездил все государства Европы и почти все штаты Северной Америки»8. После встречи лицом к лицу с западной цивилизацией «зрение мое переломилось, – написал сам Есенин в своем очерке «Железный Миргород», – особенно после Америки». По прибытии из-за границы поэт опубликовал свой очерк в московской центральной газете «Известия» в 1923 г.9
Есенина в путешествии в Америку поражало буквально все, особенно «железная и гранитная мощь» Нью-Йорка, названная им «поэмой без слов»10. Будучи там, он постоянно сравнивал их жизнь с нашей и приходил к крайне не утешительным выводам: «…вспомнил про «дым отечества», про нашу деревню, где чуть ли не у каждого мужика в избе спит телок на соломе или свинья с поросятами, вспомнил после германских и бельгийских шоссе наши непролазные дороги и стал ругать всех цепляющихся за «Русь» как за грязь и вшивость. С этого момента я разлюбил нищую Россию»11.
После этой поездки Есенин окончательно убеждается, что стране необходима индустриализация, и полностью переходит на сторону советской власти.
Отражение этих настроений мы можем найти в его стихах и поэмах, написанных как во время зарубежной поездки, так и после возвращения на родину. Особенно показательной является поэма «Страна негодяев». Через монологи героя поэмы Рассветова Есенин выражает свою точку зрения на современное положение России и ее преобразование в будущем: «…И кому же из нас незнакомо, // Как на теле паршивый прыщ, // Тысчи лет из бревна да соломы // Строят здания наших жилищ. // 10 тысяч в длину государство, // В ширину около верст тысяч 3-х. // Здесь одно лишь нужно лекарство – // Сеть шоссе и железных дорог. // Вместо дерева нужен камень, // Черепица, бетон и жесть. // Города создаются руками, // Как поступками – слава и честь»12.
Все это так, но в других стихотворениях поэта, более поздних, приходит осознание, что сразу, быстро эти изменения в России произойти не смогут. Эти настроения ярко проявились в стихотворении «Русь уходящая»: «Мы многое еще не сознаем, // Питомцы ленинской победы, // И песни новые // По-старому поем, // Как нас учили бабушки и деды. // Друзья! Друзья! // Какой раскол в стране, // Какая грусть в кипении веселом!»13
Эти строчки абсолютно точно отражают обстановку тех дней в российском обществе. Исследователи проблем модернизации в России в начале ХХ в., все как один, говорят о феномене проявлений «старого в новом и нового в старом»14 быте, не противопоставляя их друг другу.
Тем не менее поэт, создавая необходимый лирический накал, сравнивает два типа людей в российском обществе тех лет. Условно это люди «новые», молодые и «старые», «забитые», чья кровь «заплесневела». Про вторых он пишет, что «они, как отрубь в решете, средь непонятных им событий»15, и то, что их трогать не надо, они «самих себе умрут»16.
Себя он относит к некому промежуточному типу, хотя объективно таких людей в России уже через 20 лет будет большинство: …Я человек не новый! // Что скрывать? // Остался в прошлом я одной ногою, // Стремясь догнать стальную рать, // Скольжу и падаю другою… // … А есть другие люди, // Те, что верят, // Что тянут в будущее робкий взгляд… // …Я слушаю. Я в памяти смотрю, // О чем крестьянская судачит оголь. // «С Советской властью жить нам по нутрю... // Теперь бы ситцу... Да гвоздей немного...»17.
Эти строчки в точности отражают отношение крестьян к советской власти. Перекликаются эти слова с сотнями крестьянских писем, жалоб на недостаток промышленных городских товаров в деревне.
В конце жизни Сергей Есенин, поняв всю сложность происходящих в стране процессов, выходит на иной уровень их восприятия. Он стал философски осознавать, что жизнь в России и в деревне стремительно меняется, что быстро избавиться от отсталости не удастся, что многое делается неправильно, по-старому.
Конечно, это всего лишь беглый анализ стихов Есенина, в которых, на мой взгляд, скрыто еще много полезной информации для историка и социолога. В силу недавнего выхода на данную тему, мной еще слабо изучены непосредственные документы российского крестьянства начала ХХ в., которые сейчас изданы в большом количестве.
В заключение можно сказать, что конфликт двух культур – традиционной, сельской, и индустриальной, городской, существовал в российском обществе с начала ХХ в. Личность С.А. Есенина, его жизненный путь и творчество созвучны миллионам судеб российских людей, что показывает сопоставление его стихов с мыслями и чаяниями крестьянства того времени, отраженными в реальных письмах и мемуарах. Именно поэтому память о нем и его творчество были так любимы в ХХ в. и так актуальны до сих пор для российских людей.
Главный рубеж процесса перехода от традиционного, сельского, к индустриальному, городскому, обществу в России уже произошел в ХХ в. Для всех народов, проживавших в Советском Союзе, он дался ценой значительных утрат, происходил через радикальные реформы и репрессии.
Модернизация в России продолжается, но движение направлено к новым целям, информационному, инновационному обществу. Однако вопрос отношения к крестьянству в прошлом и настоящем нашей страны остается открытым. В частности, пока крестьянство не перестанет быть в сознании российских граждан предметом, с одной стороны, жалости, а с другой – отвращения, движение вперед будет невозможным. Выходом из этой ситуации может быть рациональный подход к истории российского крестьянства и извлечение уроков из нее.
Примечания
1 Автобиография С.А. Есенина записанная И.Н. Розановым (1921 г.) [Электронный ресурс]. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный.
2 Русские писатели 20 века. Библиографический словарь. М., 1998. Т. 2. С. 480.
3 Зиновьев В.П. Индустриальные кадры старой Сибири. Томск, 2007. С. 13.
4 Вишневский А.Г. Русский или прусский? Размышления переходного времени. М., 2005. С. 7.
5 Вишневский А.Г. Серп и рубль: консервативная модернизация в СССР. М., 1998. С. 11.
6 Есенин С.А. «Я последний поэт деревни» [Электронный ресурс]. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный.
7 Есенин С.А. Сорокоуст // Там же.
8 Есенин С.А. Железный Миргород. 1923 г. [Электронный ресурс]. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный.
9 Там же. Примечания.
10 Там же.
11 Там же.
12 Есенин С.А. Страна негодяев. 1922–1923 г. [Электронный ресурс]. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный.
13 Есенин С.А. Русь уходящая. 1924 г. // Там же.
14 Крюкова С.С. Крестьянские истории: Российская деревня 20-х годов в письмах и документах. М., 2001. С. 4.
15 Есенин С.А. Русь уходящая. 1924 г. [Электронный ресурс]. Режим доступа: ссылка скрыта, свободный.
16 Там же.
17 Там же.
Н.Г. Комова
УКРАШЕНИЯ МОГИЛЬНИКА ШАЙТАН II
Могильник Шайтан II находится в Кожевниковском районе Томской области. Памятник был открыт археологическим отрядом Томского государственного университета под руководством О.В. Зайцевой и предварительно отнесен к басандайской культуре1. Однако вопрос о правомерности выделения данной археологической культуры на территории Томского Приобья остается дискуссионным2. Что касается датировки могильника Шайтан II, то вещественный материал, полученный в ходе раскопок, имеет широкую датировку в рамках первой половины II тыс. н.э.3.
Цель настоящей работы – охарактеризовать украшения могильника Шайтан II как археологический источник, который может свидетельствовать о культурных контактах населения его оставившего.
На сегодняшний момент исследовано 9 курганов, содержащих 14 погребений, 10 из которых сопровождались инвентарем. Украшения встречены в 6 захоронениях. 3 определены как женские, одно мужское, одно детское и одно не определено.
Бусины, подвески, бисер
Бусины, бисер и подвески употреблялись в качестве шейных одиночных украшений, украшений косы, элементов сложного украшения типа женского нагрудника, пуговиц, привесок на серьгах, нашивок на одежду, головные уборы, обувь и др.
В погребениях могильника Шайтан II найдено: бусин – 43 экз., бисера – 32 экз., подвесок – 1 экз. Бусины обнаружены в 3 погребениях в количестве от 6 до 25 экз. По материалу бусины делятся на три группы – стеклянные (28 экз. – 65%), каменные (13 экз. – 30%), бронзовые (3 экз. – 5% ).
– Стеклянные бусины, бисер. Стеклянные бусины в количестве 11 экз. были обнаружены в женском захоронении (курган 17, погребение 3). Преобладают пастовые непрозрачные бусины черного цвета (6 экз.). Данные бусины в поперечном сечении – круглые, в продольном – шестигранные, и поделены насечками на 5 зон – «лепестков». Имеются также полупрозрачные серые бусины: рубленная из трубки цилиндрической формы (1 экз.) и двухчастная шарообразной формы (2 экз.). Интерес вызвали 2 пастовые бусины синего цвета с выпуклым орнаментом в виде 5 «шишечек», аналогии, которым, на сегодняшний день не найдены. Погребение 2 кургана 7 содержало скопления белого бисера (32 экз.), диаметром 0,3–0,4 см., диаметр канала 1,5 см. и стеклянных пастовых бусин в продольном сечении круглых, диаметром 0,6–0,7 см.: бусины желтого цвета (3 экз.), бусины голубого (8 экз.) и 1 бусина темно-синего цветов. При разборке кургана 11 были найдены 3 глазчатые бочонковидные бусины. Темно-синие бусины декорированы концентрическими кругами из белого непрозрачного и синего прозрачного стекла. Аналогии таким бусинам имеются в древнейшем погребении могильника Нефедьево4 и датируются X-XI вв., хотя, по данным С.И. Валиулиной глазчатые концентрические бусины были в обиходе волжских булгар и в XII в.5
– Каменные бусины. В погребении 3 кургана 17 преобладают каменные бусины белого цвета (5 экз.) в поперечном сечении круглые (d=1,2–1,7 см.), в продольном овальные (l=2,4–3,2 см.), и сердоликовые полупрозрачные бусины красно-оранжевого цвета, шарообразной формы (4 экз. d=0,7см.). Также имеются 2 хрустальные прозрачные бусины (d=1,4см), одна из которых в продольном сечении прямоугольной формы (l=0,9см). В данном захоронении была найдена каменная каплевидная подвеска (h=2,1см.,с=0,5см.), которая имеет скругленное основание и усеченный острый конец со сквозным отверстием. Орнаментирована подвеска с двух сторон прочерченными линиями: двумя горизонтальными и двумя образующими фигуру в виде буквы "V". На боковых сторонах под отверстием – углубления на уровне второй горизонтальной линии на аверсе и реверсе. Подобные подвески, выполненные из лазурита, в большом количестве встречаются в памятниках степной полосы Восточной Европы от Прикаспия до Киева, а также на территории Прииртышья, Среднего Причулымья и юга Западной Сибири. Периодом широкого бытования данных изделий считают XI-XII вв.6
– Бронзовые полые бусины шарообразной формы в количестве 3 экз. были обнаружены в п.3 к. 17 и п.к.11 (d=0,7см, l=0,8см.).
Серьги, височные кольца. В женских захоронениях на территории могильника Шайтан II были найдены височные кольца (2 экз.) и серьги в виде знака «вопроса» (3 экз.). Серебряные пятибусинные височные кольца из погребения 3 кургана 17 имеют проволочно-каркасную конструкцию. Напускные бусины украшены двумя сканными поясками, дополненными зернью. Закреплены такие бусины проволочными обмотками для неподвижности. Центральная бусина более крупная и украшена треугольными пирамидками, выполненными в технике зерни7. Подобные бусинные височные кольца встречаются в могильниках Зауралья и Западной Сибири и традиционно считаются предметами булгарского импорта8. Однако, изделий полностью идентичных находкам из могильника Шайтан II на территории Волжской Булгарии вообще не известно, что существенно затрудняет определения времени бытования и происхождения подобных украшений. Наиболее близкие аналогии из Юганского Приобья и Вымских могильников датированы XIII-XIV вв.9 Предположительно именно с территории Сургутского Приобья подобные изделия попали на территорию Томского Приобья.
В погребении 2 кургана 3 и в погребении 2 кургана 7 были обнаружены серьги в виде знака «вопроса». Верхняя часть представляет собой кольцо с отходящим вниз вертикальным проволочным стержнем. Стержень простой без бусин и без обмотки, заострен книзу10. Аналогичные серьги известны на территории Томского Приобья в Басандайском курганном могильнике11, в среде кочевников Средней Азии и Сибири12. По типологии Г.А. Федорова-Давыдова подобные серьги относятся к VI типу варианту Д и широко распространены у кочевников Восточной Европы в золотоордынское время13.
Кроме того, к украшениям могут быть отнесены следующие предметы:
– При расчистке захоронения девушки в погребении 2 кургана 7 за черепом в районе затылочной кости был обнаружен фрагментированный предмет из тонкой бронзовой фольги. Судя по фрагментам, предмет представлял собой округлый диск, украшенный сложным, геометрическим и растительным орнаментом. По внешнему краю диск декорирован одним рядом обращенных друг к другу треугольников, затем следует ряд каплевидных сфер и еще один ряд из обращенных друг к другу треугольников, центральная часть разделена на зоны, украшенные растительным орнаментом14. Вероятно, обнаруженный диск являлся частью головного убора. Близкие украшения по аналогии найти пока не удалось, но сам орнамент, нанесенный на диск, представлен типично сросткинскими растительными мотивами.
– В мужском захоронении в кургане 9 с восточной стороны от черепа поверх фрагментов ножа находилась серебряная, яйцевидная, пустотелая, ажурная пуговица. На одном конце пуговицы располагается круглое пластинчатое ушко, на противоположном – круглое гнездо с утраченной вставкой. Пуговица украшена орнаментом в виде трехлепестковой розетки, который расположен в пяти зонах в нижней части изделия, и в шести зонах в верхней. Предположительно, пуговица могла быть частью головного убора. Наиболее близкие аналогии серебряная пустотелая ажурная пуговица находит среди пуговиц одного из самых богатых женских золотоордынских погребений, открытого Н.И. Веселовским у станицы Белореченской в 1896 г. (Веселовский, 1989, С. 32–35. Рис. 182). Датируются подобные пуговицы XIV в. (Сокровища Золотой Орды, 2000. С. 103. С. 240).
– При разборке погребального сооружения в кургане 10 обнаружено объемное полое бронзовое скульптурное изображение рыбы. Состоит из двух половинок: верхней и нижней, отлитых отдельно, и склепанных через четыре «плавника», расположенные по бокам изделия. Не смотря на, воздействие высокой температуры в ходе кремации погребенного, на поверхности изделия хорошо читается специфический растительный орнамент. Подобные изделия были достаточно широко распространены в сросткинской археологической культуре на территории Восточного Казахстана и Северного Алтая, где они датируются IX–X вв. н.э.15 Функциональное назначение данного изделия неопределенно. Некоторые исследователи относят подобные изделия к украшениям, некоторые к предметам культа или быта (игольница).
Благодаря пограничному положению, Томское Приобье в историко-культурном отношении являлось своеобразной буферной зоной между степными и таежными культурными мирами. Большая часть украшений, как было показано выше, восходит к сросткинским традициям. Что подтверждает версию о миграциях самих носителей этих традиций на территорию Томского Приобья16. Однако, не стоит исключать и немногочисленный комплекс украшений , которые указывают на связи с Нарымским и Сургутским Приобьем.