Серпантин
Вид материала | Документы |
СодержаниеТроянской войны не будет |
- Программа «орленок next» Специализированная зимняя смена «Новогодний серпантин» (02., 65kb.
- Колбёшин Анатолий Иванович Заслуженный артист России. Художественный руководитель Ярославского, 15.41kb.
- Методи І форми реалізації основних напрямків виховної роботи, 48.96kb.
- Конкурс детского творчества «Новогодний серпантин», 72.44kb.
- Программа 6 классы кл рук-ли 6-х классов 10. 00 Цдб "Новогодний серпантин". Конкурсно-игровая, 56.82kb.
- Новогоднние приключения в сказочном лесу или Злыднин Новый год, 187.69kb.
Троянской войны не будет
Понимаете, появилась охота побродить по полям асфоделей, испить ледяной водицы из бурного Эврота, посидеть в мрачной тени Тайгета, постоять на развалинах городских стен Стениклара, пощупать каменный настил Пирея; высчитать, наконец, на собственных пальцах расстояние между афинским берегом и Саламином и поверить в то, что Кефей, любимый пес маленького Перикла, смог проплыть это расстояние вслед за лодкой своего хозяина – а, выбравшись на остров, упасть и умереть от инфаркта. Возможно, представится и возможность, склонив голову, постоять в ущелье Фермопил, у каменного льва; а на обратном пути – увидеть, как мелькают чайки над белой пеной у низких берегов песчаного Пилоса, где царствовал мудрый Нестор; вспомнить, как одной рукою он правил колесницей, неуклюже переваливавшейся через горы трупов, уносившей Агамемнона из кромешного боя на десятом году войны, начавшейся по нелепейшему из поводов. Когда бы не Елена – что Троя вам одна, ахейские мужи? Да. Увидеть Львиные ворота Микен мне, увы, не удастся. Зато, может, внутренним эхом отзовется блеяние стад на широком дворе Тиндареева дома, и маленький обиженный Аякс Локрийский, шмыгая носом, снова подбежит к своему огромному тезке, и тот опять швырнет бронзовый диск на полстадии дальше, чем Паламед и, гулко захохотав, вернется к царственным зрителям и сядет в толпе женихов, развлекающихся мужскими играми в ожидании вечернего пира. И если бы в этой толпе я смог зарезать хитроумного Лаэртида, то сделал бы это не задумываясь. О, если бы я только смог сделать это!.. С облегченной совестью вернулся бы я в Пергам и, отдуваясь, возлег за пиршественный стол Приамидов, где меня всегда принимали на правах бедного родственника. Жасминовые лепестки с моего венка падали в кубок с багряным хиосским, и я, потянувшись к Энею, сидевшему справа, прошептал ему на ухо: все в порядке, Троянской войны не будет; и он, движением римского патриция в Колизее показав мне большой палец, точно так же потянулся к своему соседу и что-то прошептал ему на ухо – и вот, не успели рабы подать первую перемену блюд, как новость обежала весь стол, и все заулыбались, заговорили вполголоса, и жуткое напряжение последнего времени спало с суровых бородатых лиц, и мудрый старец Антенор полез ко мне целоваться через стол и прошамкал на малоазийском диалекте протокойнэ – "а поворотись-ка сынку, давай я тебя почеломкаю!.." – и я потянулся к нему, расплескивая драгоценное вино из кубка, и он звучно расцеловал меня в обе щеки. А я, со сбившимся набекрень венком на рогатой, как у Пана, голове, тычась в козлиную бороду наставника царских сыновей, вспоминал аналогичные поцелуи, случиться которым предстоит через три тысячи двести лет совсем в другом мире – когда Генеральный секретарь оставлял влажные, пахнущие одеколоном "Красная Москва", звучные поцелуи на гладковыбритых, дряблых щеках генеральных секретарей сопредельных варварских держав. И вот уже сам Дарданид степенной походкой, стуча посохом по каменным плитам, ведомый старшими сыновьями, припадая на подагрическую ногу, обошел стол и, отшвырнув посох, обнял меня – я встал и увидел влажные бороздки на его щеках, а он бормотал одно только: "молодец, сынок, вот спасибо!" – и тут Эней потянулся и процитировал на древнедорическом: "…еще пробирались наощупь к местам за столом женихи, а страшную весть на площадь уже принесли пастухи…"
О Зевс и все боги, вскричал воспламененный Антенор, чьи это стихи?! Мои, сказал я и вышел.
Все это, и многое другое, я намеревался обсудить с доной Анной немедленно после моего прибытия в Пирей; но временами пьяненькие Парки ткут свою нить впотьмах не так, как было благословлено Ареем по блату, и – вот незадача! – бессмертные боги распорядились иначе, чем было положено по договору, и несостыковка в три дня не даст мне насладиться обществом резвой Нимфы хмельных виноградников, и на этот раз я не услышу певучего "Хайре!", произнесенного звучным контральто. И мы не будем обмениваться трехступенчатыми ямбами, прогуливаясь в садах Академии, под портиками, между лафитом и клико (да! именно так – между лафитом и клико).
И мне в сотый раз придется довольствоваться обществом бесплотных теней, что я, впрочем, и так делаю на протяжении всей жизни, усилием воображения вызывая их на солнечную вахту из сумрака печального Аида.
У меня, как сказано одной из нимф, вернее, морских дев, еще точнее – Левкотеей, не внутренний цензор, а какой-то монстр, помесь Цербера с Минотавром. И, замечу в ни к чему не обязывающих скобках, задача номер раз – этого цензора удалить максимально, усыпить, удушить, кастрировать, мумифицировать как Рамзеса Второго, ибо в его присутствии я не могу чувствовать себя на страницах так, как оно быть должно и как, дружески тыча меня в бок, рекомендует Джек Керуак, царствие ему небесное.
«Я не то что схожу с ума, но устал за лето».
Прикосновение
Бывает такое сиюминутное ощущение от какого-нибудь явления, когда дрожь вдруг пробивает насквозь, трясутся руки, окружающее уходит в небытие, – и впоследствии, оглядываясь на происшедшее, ты понимаешь, что перестал контролировать выражение собственного лица. Совершенно неважно, что является причиной – воспоминание, запах, строка, мелодия, картина. Как будто тебя прошил поток солнечного ветра, радиация рентген в восемьсот, но без губительных последствий. Ты забываешь, что в доме никого нет, ты ловишь себя на том, что разговариваешь вслух, на сто миль вокруг не имея собеседника, что для удержания ощущения взмахиваешь руками, никому ничего не пытаясь доказать, и что челюсть у тебя отвисла, на глазах выступили слезы, что ты гулко втягиваешь носом сопли, и никак этого не стыдишься. Таким бывает ощущение от мгновенного прикосновения к полной, нечеловеческой гармонии. А потом со стоном переводишь дух, и еще несколько секунд шаришь по воздуху руками, пытаясь удержать мгновение, потому что оно прекрасно. А потом на тебя снова хлынет поток жизни, и через минуту ты уже окончательно все забудешь, и остается только смутное сожаление о потерянном рае.
И раздался звонок, и я механически, как робот, встал и пошел открывать, и вошел сосед, и, с подозрением посмотрев на меня, спросил: отчего у тебя глаза красные и чавка отвисла? Ты выпил, что ли? И я ответил – если бы спирт обладал способностью возвращать меня к Бесконечности, я бы уже имел цирроз печени; но я видел Свет. Понятно, сказал он и, опасливо оглядываясь через плечо, быстро вышел из квартиры.