Серпантин

Вид материала

Документы

Содержание Нива Иакова

Подобный материал:

• Программа «орленок next» Специализированная зимняя смена «Новогодний серпантин» (02., 65kb.
• Колбёшин Анатолий Иванович Заслуженный артист России. Художественный руководитель Ярославского, 15.41kb.
• Методи І форми реалізації основних напрямків виховної роботи, 48.96kb.
• Конкурс детского творчества «Новогодний серпантин», 72.44kb.
• Программа 6 классы кл рук-ли 6-х классов   10. 00 Цдб "Новогодний серпантин". Конкурсно-игровая, 56.82kb.
• Новогоднние приключения в сказочном лесу или Злыднин Новый год, 187.69kb.

Нива Иакова

Район, в котором я живу, обладает, видимо, некой особой энергетикой – здесь всегда обитало непропорционально много писателей, поэтов, публицистов, журналистов, издателей, составителей литературных и исторических антологий, в своё время приехавших из СССР. Фамилии некоторых из этих людей известны не только в местной или западной русскоязычной литературе и прессе, но теперь, как я понимаю, и в самой России. Только если во всём мире их знают по фамилиям, то здесь, среди своих – они больше известны просто по именам и уменьшительно-ласкательным кличкам. Употреблять отчества тут как-то не принято. Удивить кого-либо новой книгой стихов или прозы, научной монографией и презентацией её с участием известных литераторов – совершенно невозможно. Такие книги и монографии есть буквально у каждого пятого жителя района. Старожилами района были замечательные поэты и прославленные бухарики Борис Камянов и Михаил Генделев. Игорь Губерман до сих пор ежеутренне выходит с авоськой и деловито направляется в местный супермаркет, по ходу продвижения к кассе громогласно обсуждая политические новости с местными бабульками, сопровождаемыми кучей внучат. В районный магазин русской книги через день заходит тихая и безденежная Нелли Портнова, чьи сборники, изданные на деньги меценатов, украшают русские фонды крупнейших библиотек мира; стоит у полок с дорогущими новыми поступлениями из Москвы и Нью-Йорка – и вздыхает чему-то. Проходит, мечтательно щурясь в ослепительно синее небо, Нина, писатель и жена редактора журнала "22", известного в эмиграции и в канувшем в Лету антисоветском подполье бывшего Союза – Александра Воронеля. Запершись ото всех в своей гигантской квартире, ежедневно и еженощно правит рукописи очередной книги Майя Улановская, вдова философа, эссеиста-диссидента Александра Якобсона. К ней приезжают в гости Майя Каганская и Елена Аксельрод, и на кухне под китайским абажуром, подаренным семьдесят лет назад в Харбине родителям одной из них самим Рихардом Зорге, звучит обсуждение новой скандальной книги известнейшей романистки, фамилию которой произносят с придыханием читатели во всём мире, и которая здесь законно выступает исключительно в качестве какой-нибудь "Нинки" или "Зинки".


Даже одинокая соседка моя Лия Музыкант, гигантская старуха в старомодном платье, бранящаяся нецензурным басом с торговками на бухарском рынке из-за непомерной цены на картошку, – тоже, оказывается, поэт и автор вот уже второй книги прозы, изданной в Москве. Даже бывший алкоголик, своими дикими выходками известный всему району, узник Гулага в юности, одинокий философ дядя Коля, и тот – Личность Пишущая, знакомая со всеми вышеперечисленными персонами, и дающая хлесткие характеристики каждой из них – на пяти языках – на страницах литературной прессы.


Район наш, окружённый с трёх сторон арабскими деревнями, откуда безостановочно стреляют в белый свет, как в копеечку, а с четвёртой стороны – Иудейской пустыней с видом на Мёртвое море, – называется Неве-Яаков, что переводится как Нива Иакова.

Маргиналка

Профессор Бостонского университета Анька Золотая ручка всегда была существом маргинальным, что определялось радикализмом ее взглядов, а усугублялось – знаком ее гороскопа; она – классический Скорпион, а что такое Скорпион, я знаю не понаслышке, потому что и моя дочка, и моя мама, и первая моя жена несут на себе крест этого знака.

Анька Золотая ручка выпустила в свет дюжину книг на трех языках, на тему индивидуального террора; живя в Америке с четырнадцати лет, можно исследовать индивидуальный террор с прицелом на профессорское звание и получение кафедры, которую Анька, в конце концов, и получила, – но я всегда говорил, что, с моей точки зрения, ей, в соответствии с ее взглядами и темпераментом, скорее приличествовало бы террор не исследовать, а заниматься им непосредственно. А историк О.Б., профессионал, но человек скучный и занудливый, бледная немочь перед фейерверком Анькиного юмора и темперамента, утверждает, что Анька, в соответствии со своими взглядами, исследует революционеров, как бы выглядывая из окна Третьего отделения.


И вот вчера она звонит мне и говорит – привет анархистам от контриков! Привет, реакционерка, говорю я, – а ты где? Ты в Бостоне? – Нет, я уже здесь; я, знаешь, сдала все дела, уволилась с кафедры, продала бунгало и решила переехать в святую землю. Я решила поселиться на территориях и кушать только кошерное; у нас в Америке все такое скучное, благополучное, безыдейное; ну вот я и решила. – Так, говорю, я понимаю, что ты в значительной степени более маргинальное существо, чем я, но такого финта ушами не ожидал даже я; может, ты и от американского гражданства заодно отказалась? – Нет, говорит она с каким-то даже сожалением в голосе, мне гражданство пожизненно положено, – я же террором не занимаюсь, я его только исследую, я… – Бесишься ты с жиру, старуха, говорю я ей грубо. А еще чего ты решила? – А еще я решила выйти замуж, – сообщает она мне радостно. – Это в какой же раз, спрашиваю я. – В третий, по-моему, отвечает; вот я и звоню тебе – пригласить на свадьбу. Поздравляю, говорю; а когда будет свадьба? – Завтра, отвечает она. Да, говорю, ты – маргиналка… – Понимаешь, у меня дочка уже выросла, у нее свои проблемы, со мной она не общается, у нее своя жизнь; ну, я и решила, что неплохо бы мне родить еще маленького, а чтобы родить маленького, предпочтительнее быть замужем, ведь верно? – Верно, говорю, – предпочтительнее… Слушай, солнце, я забыл, честно говоря, сколько тебе лет, прости за вопрос, Бога ради. – Мне как тебе – осенью будет сорок пять, это ж не возраст, ведь верно? – Конечно, не возраст, говорю. – А я решила тебя порадовать – моему избраннику столько же лет, как нам с тобой, и он родился в один день с тобой, и зовут его, как тебя, и он тоже историк – я специально подобрала его по этим параметрам. – Так, говорю – а случайно, это ты не за меня решила замуж выйти? А то меня уже терзают смутные сомнения, как сказал бессмертный Ипполит. – Там увидишь, – отвечает она беспечно; ты, главное, приезжай завтра на свадьбу, вот и будет тебе сюрприз. – Приеду, говорю, а сам чешу затылок, как мастер Виноградинка в "Чиполлино". – Главное, ты не забудь автомат с собой захватить. – Что такое?!.. – спрашиваю. – Ну, свадьба-то будет в Хевроне, – отвечает. – А, в самом пекле… – Но ничего, говорит, – Ваня тоже там будет, он нас в случае чего прикроет из своего пулемета. – У Вани нет пулемета, – отвечаю, – у него только «Узи». Слушай, старуха… – Ты меня только не зови старухой, я же всего на три месяца старше тебя, вот гости удивятся, если ты во время церемонии меня старухой назовешь!.. – А с чего это они должны удивляться-то? – Ну, как же, мы с тобой, как бы – главные действующие лица, и вдруг ты меня старухой называешь… А знаешь, как классно будет – под палящим солнцем Иудейского нагорья, на выжженном плато устроить свадьбу с пулеметами, «Узи», Иваном и вином из древних виноградников! Как на Дальнем Западе в эпоху пионеров! Фургоны поставим кругом, выроем траншеи, заляжем в них и будем отстреливаться от индейцев. – Да, говорю, а посреди – стоишь ты, вся в белом. – Да! – радостно кричит она. – Здорово, правда?! А?.. Ты чего замолчал, а?.. Ты не рад? – Я одному только рад, – мрачно ответил я, – что Софа сейчас в десяти тысячах километров и не видит всего этого кошмара.


–...Так ты приедешь на нашу свадьбу? – не слушая, спросила она.

– Приеду, – покорно ответил я.