Серпантин

Вид материалаДокументы

Содержание


Учебная тревога, проблема котов и пятый президент
Подобный материал:
1   ...   45   46   47   48   49   50   51   52   ...   74

Кстати



Когда я был маленьким, то очень любил читать. Я читал всё подряд – "Тимура и его команду", "Приключения барона Мюнгхаузена", "Книгу о вкусной и здоровой пище", самиздатовские воспоминания Надежды Яковлевны Мандельштам, дедушкины газеты "Правда", "Известия" и "Труд", и даже "Пионерскую правду", на которую меня в принудительном порядке подписала классная руководительница по спецразнарядке для октябрят, готовившихся стать пионерами; я читал справочник "Лаос: экономико-политическое развитие в первой четверти ХIХ века" и сборник "Вооруженные силы Израиля – орудие империалистической агрессии". Книжку про "Человека, который смеется" я читал тоже. Мне посоветовал её прочесть Витя Цой, утверждавший, что это очень сильная вещь – в основном из-за сцены в спальне у герцогини. Когда в доме закончились книги, я обратился в школьную библиотеку. Помню, я брал и продлевал там безостановочно "Муми-Тролля и комету" – книгу, которой у нас дома не было. На весенних каникулах "Муми-Тролля" у меня взял почитать одноклассник Вова, учивший нас с Цоем курить и ругаться матом, и весьма в этом преуспевший, но в литературных вопросах бывший человеком в высшей степени необязательным – и книжка пропала. Я спросил у бабушки, что мне делать. Бабушка сказала, что нужно компенсировать пропажу другой книгой, которая примерно равна пропаже по стоимости. Я взял из папиной библиотеки иллюстрированную "Женскую сексопатологию" академика Свядоща и принес в школьную библиотеку. Я был несколько удивлен тем, что библиотекарша Марья Власьевна, почтенная незамужняя дама шестидесяти лет с огромным бюстом, не стала книжку каталогизировать, а, оглядевшись по сторонам (была большая перемена), каким-то профессионально-вороватым движением засунула Свядоща в свою сумку и щелкнула замками.

Папа был очень недоволен ситуацией и винил во всем бабушку, но разбираться с библиотекаршей в школу не пошел, потому что стеснялся. Бабушка, оправдываясь, резонно отвечала, что к случаю следующей пропажи она специально припасет экземпляр "Материалов XXIY съезда КПСС" с тем, чтобы я отнес эту полиграфическую продукцию в школьную библиотеку вместо "Маши и медведя", каковая Маша со всех точек зрения стоит даже дороже вышеупомянутых "Материалов", и которую, вероятно, я рано или поздно потеряю тоже.

А потом в нашем доме появились "Обитаемый остров" Стругацких и "Аргипелаг ГУЛАГ" Солженицына, и в школьную библиотеку я больше не ходил.


Учебная тревога, проблема котов и пятый президент




Два часа назад у нас в стране состоялись учения службы тыла. Если иметь в виду, что страна поделена на четыре округа в зависимости от времени подлета ракет с момента начала завывания сирены (30 секунд, минута, две и три минуты), то времени на поиски ближайшего бомбоубежища нам остается на диво мало. Раздалась сирена ПВО, и в соответствии с планом эвакуации все сотрудники и посетители нашего богоугодного учреждения устремились в убежище. В большинстве зданий нашей страны бомбоубежища автоматически предусматриваются еще на уровне архитектурного проекта. Спускаясь по лестницам, я все время ворчал. Меня раздражала необходимость бегать взад и вперед по тридцатиградусной жаре. Мне не нравилось также то, что в убежище нет кондиционеров.


Меня несла волна посетителей и сотрудников архива. Какой-то древний, но бодрый старик, щеголевато одетый в прекрасный европейский костюм, спускался следом и немилосердно колотил меня своей тростью по пяткам. Он приговаривал: вы живете в прекрасное, интересное время, молодой человек, не ворчите! Вам повезло значительно больше, чем многим жителям нашей страны – у них с момента, как прозвучала сирена, есть всего лишь минута или даже, страшно подумать, тридцать секунд, чтобы успеть добежать до укрытия; а вы ворчите, хотя у вас роскошные условия существования, у вас есть три – подумайте, целых три! – минуты. Вы успеете за это время добежать до канадской границы!

Стариков я уважаю и даже люблю. Я никогда не спорю со стариками. Нет, с одним стариком я спорю и даже иногда ругаюсь, но это потому, что он мой тесть, живущий со мной в одной квартире. Почтенный старик с тростью не был моим тестем, я был избавлен от необходимости жить с ним в одном доме, поэтому я вежливо улыбнулся ему. Я замолчал, но теперь ворчал уже он, поминая нетерпеливую, избалованную молодежь и собственную строгую, непритязательную киббуцную юность.


Убежище у нас хорошее, прочное. В нем нет кондиционеров и сидений, зато есть холодный душ. Оно рассчитано на пятьдесят человек; в этот день, в связи с наплывом посетителей, у входа толпилось не меньше ста пятидесяти. Они вели себя, как при настоящем налете: пропустив вперед женщин в возрасте за шестьдесят, оставшиеся принялись бодро распихивать друг друга локтями. Кто-то задавлено вякнул, и мне расхотелось заходить внутрь. Я увидел, как бодрый старик тростью прокладывает себе дорогу, резко выкрикивая команды по-французски. Те, кто понимал французский, образовали подобие коридора, по которому он прошествовал до самого душа. Я почесал за ухом и свернул во двор с намерением покурить. Во дворе царила паника. По двору бегали кошки, напуганные не то воем сирены, не то переполохом толпы эвакуируемых. Во дворе нашего исторического архива обитает не менее пяти кошачьих семейств. За кошками бегали люди, совершая акробатические прыжки. Я глубоко, с наслаждением, затянулся, спрятался в кусты – на всякий случай, подальше от проверяющих, и стал наблюдать, как малознакомые мне мужчины, издалека сами похожие на котов, настигают животных и, хватая их по нескольку штук зараз, тащат к убежищу. В одном из охотников я с некоторым удивлением узнал Махмуда, толерантного араба с правом ношения оружия, водителя автобусной компании, чей парк расположен сразу же за забором.


– Салам. Вы тоже приписаны к нашему бомбоубежищу? – спросил я его. – Шалом, – ответил он, откидывая со лба мокрые волосы и силясь засунуть мяукающую кошку под мышку. – И мы приписаны, и будь они прокляты, коты.

– Коты? – поразился я и вынул сигарету изо рта.

– Приказ номер четырнадцать, – ответил он, лупцуя царапающегося кота по заду, – всех домашних животных приписать к бомбоубежищам близлежащих домов. Указ утвержден этим шайтаном, как его... командующим тылом. На этом настояло общество этих... шайтан их забери... защиты животных. Шайтан знает, откуда у вас во дворе столько этих... домашних животных.

– Эти коты вовсе не домашние животные, – возразил я, – это дикие коты... С чего ты решил, что...

– А, так это муниципальная собственность?! – радостно заорал он и дал коту такого пенделя, что несчастное животное с мявом ушло свечкой в зенит. – А я знаю? У нас эту нечисть никто дома не держит, и собак тоже, и крыс, и этих... хомяков. Это евреи цацкаются с этой... нечистой силой, а у нас такое не принято. Откуда я знал, что они не домашние... Ну, хорошо, пошли спасаться. Шукран, Муса, храни тебя Аллах.


– Храни, – согласился я, и мы пошли спасаться.

В убежище народ успел несколько рассосаться, и бодрый старик в европейском костюме уже занимал почетное место у стульчака в душевой. Вокруг толпились дамы – архивные сотрудницы и ученые посетительницы. Старик, помахивая тросточкой и переходя с одного языка на другой, рассказывал дамам истории своей юности. Начинались они все одинаково: "и вот вызывает меня к себе Бен-Гурион..." Дамы конспектировали. За метровой толщины бетонной стеной убежища, не переставая, гнусаво выла сирена. Старик повышал голос в соответствии с подъемами и спадами ее отвратительного голоса. Взяв Махмуда за руку, я протолкался к стульчаку и сел на него. Некрасиво сидеть перед стоящими стариками, но я устал и взмок от жары.

– Мой дорогой и такой нервный человек, – сказал старик, прервав свою речь, – вы опоздали на пять минут. Вы будете смеяться, но вы уже умерли под ракетой, мой молодой человек, вас уже тридцать три раза успело завалить бомбами, а вы всё не спешите со двора, можно вообразить, что у вас там было романтическое свидание. Когда в сороковом мы работали в киббуце под Цфатом, то... А это кто?

Он бесцеремонно ткнул тростью в Махмуда, который почему-то стоял навытяжку и ел его глазами. Сидя на стульчаке, я удивленно смотрел на них. Я слышал, конечно, что в традиционных арабских семьях уважают стариков, но...

– Махмуд Аббас, водитель автобусной компании "Эгед", – восторженно крикнул Махмуд, – к вашим услугам!..

И щелкнул по грязному цементному полу подметками старых разношенных сандалий.


В этот момент кончила выть сирена. Еще несколько секунд она тоскливо выводила "ы-ы-ы-и-и-и-и-и...", потом умолкла совсем. Все задвигались и, жарко упираясь друг другу в спины, стали продвигаться к выходу из убежища. Где-то безнадежно мяукали кошки.

– Очень приятно, господин Махмуд, гхм, Аббас, – громко сказал бодрый старик, – а этот молодой человек кто? – и он ткнул пальцем в меня. – Это тоже водитель автобусной компании?

– Нет, это наш сотрудник, – поспешила сказать директриса. Она осуждающе смотрела на меня и, поджав губы, качала головой. Я пожал плечами. Мне было очень жарко. Я отвернулся и направился к выходу.

– Очень приятно, господин сотрудник, – сказал старик мне в спину. – Ицхак Навон, пятый президент государства Израиль.