Серпантин

Вид материала

Документы

Содержание Слоны — животные полезные

Подобный материал:

• Программа «орленок next» Специализированная зимняя смена «Новогодний серпантин» (02., 65kb.
• Колбёшин Анатолий Иванович Заслуженный артист России. Художественный руководитель Ярославского, 15.41kb.
• Методи І форми реалізації основних напрямків виховної роботи, 48.96kb.
• Конкурс детского творчества «Новогодний серпантин», 72.44kb.
• Программа 6 классы кл рук-ли 6-х классов   10. 00 Цдб "Новогодний серпантин". Конкурсно-игровая, 56.82kb.
• Новогоднние приключения в сказочном лесу или Злыднин Новый год, 187.69kb.

Рецепт

Когда моим близким плохо, то я чувствую расстройство, которое выбивает меня из накатанной колеи, и начинаю вращаться на крутящемся стуле, как гриммовский петушок-флюгер на крыше, или как китайский бумажный дракончик. Тут, как мы говорили сегодня с одной дамой, приятной во всех отношениях, появляются две опции: или ты продолжаешь щебетать, как пташка малая, что, как сказано в басне, не знает ни заботы, ни труда, – или же, наоборот, замыкаешься в молчании – в знак солидарности. Какое из двух зол выбирать – вопрос нравственного свойства, имеющий отношение к Канту, а ко многим виртуально далеким отношения не имеющий вовсе, так как само понятие нравственности является для многих из них понятием сугубо виртуальным, простите за каламбур.


Впрочем, кроме дегенеративного щебетания и идиотического молчания, существует ещё один вариант проявления сочувствия: выпить, закусить и почитать хорошую книжку.


Во времена моей юности, правда, существовала ещё одна опция – пойти по рукам для отвлечения от насущного, но это было так давно, что я уж и не помню по-настоящему, как оно, хождение по рукам, должно выглядеть.


Это – если человеку плохо, и если ты ему хоть немного сопереживаешь.


Если же человеку хорошо, а мне плохо оттого, что ему хорошо – бывают и такие ситуации, которые я иначе как неандертальскими назвать не могу, ибо это вопрос чувств и эмоций, но никак не разума, – то вариант остается тем же – выпить, закусить и почитать хорошую книжку.


Если – следуем далее, как говорил у Бабеля присяжный поверенный с трещавшей искусственной челюстью – человеку хорошо, и мне хорошо оттого, что ему хорошо, то и в этом случае нет ничего лучше, чем выпить, закусить и почитать.


Если же человеку плохо, и мне плохо оттого, что ему плохо – то вариант поведения становится незыблемым уже на века: выпить, закусить, почитать хорошую книжку и – в качестве небольшого дополнения – дать кому-нибудь по морде, как сказано у того же Бабеля. Притом что Бабель писал о биндюжниках, а не о любителях почитать, но мы порой так причудливо совмещаем обе эти ипостаси, что временами поистине теряешься: где доктор Моро, а где – творения рук его?


Я – гороскопическая Дева, и должен был родиться девой, и все в семье ждали деву, и даже моей бедной маме в те далекие времена, когда не существовало ультрасаунда для беременных, да и ни для кого вообще ультрасаунда не существовало, – все говорили, что должна родиться именно дева, и бабки и тетки накупили одежд и розовых ленточек для девочки, но тут родился я. Это предродовое балансирование на грани полов привело к появлению на свет глубокого в своей ментальной сущности меланхолика, который всегда вздыхал и вздыхает, чем приводил и приводит в исступление проживающих с ним постоянно. Эти перманентные вздохи и вселенская грусть в глазах не очень отмечены виртуальным окружением в связи с непостоянством использования микрофонов на расстоянии; зато хорошо отмечена и прочувствована реально близкими, а также былыми учителями ещё начальной школы; классная руководительница, входя в помещение, первым делом опускала взгляд в журнал и, слыша первые утренние вздохи, автоматически кричала – Миша, прекрати!


Почему я вздыхал? Я всегда пытаюсь реконструировать прошлое, хоть и не всегда успешно; мне кажется, по двум причинам: мне было грустно от генетически-инстинктивного осознания факта Vanitаs vanitatum всего сущего, а во-вторых – потому что я, как теперь понимаю, учился сопереживать.


Я научился. Могу сказать это со всей ответственностью.


И с тех пор, как научился – повторяю, не было и нет для меня лучшего средства сопереживания, чем вышеприведенный рецепт: выпить, закусить и почитать хорошую книжку.


Все обсуждения и обсасывания конкретных фактов вслух не принесут ни малейшей пользы для страдающего: в лучшем случае он временно отвлечется от своей боли, перекидывая её на плечи сопереживателя. Поэтому я использую сам и предлагаю использовать другим старый, проверенный временем, реальный, совсем не романтический вариант, который я повторяю снова и снова, вне зависимости от степени муки, разрывающей мои и чужие внутренности, и настаиваю на нем, и клянусь им в сотый раз:


Выпить, закусить и почитать хорошую книжку.

Слоны — животные полезные

Когда я, уходя в отпуск, сказал, что эти две недели проведу в расслабляющей семейной обстановке, стану, поправляя очки, читать потомкам сказки, буду разъезжать по стране, окруженный возлюбленными чадами своими, в целом походить на К.И.Чуковского в старости, – то можно было подумать, что так и будет, верно? Черта с два. Никуда я не поехал. Читал сказки, поправляя очки, это да. Но никуда не поехал. Я вообще домосед, и ездить никуда не люблю. Разве что на Север. На север не этой страны, добавлю в скобках, хотя и этой страны Север люблю тоже. Там чуточку прохладно, потому и люблю. А здесь у нас жара за тридцать, как, впрочем, и всегда в это время года, – а куда можно ездить в такую жару? В такую жару нужно сидеть дома голым, в трусах или в шортах, перед компьютером, с бутылкой ледяной водки и пачкой сигарет. Как вот я сейчас сижу. И шторы опустить. Читать чужие умные мысли. Вернее, так: мысли более или менее близких людей, которые не дураки. У меня есть близкие люди, которые дураки, но их мало. Еще можно надувать щеки, как предводитель уездного дворянства. Как вот я сейчас их надуваю. Вчера меня все же сдвинули с мертвой точки. С мертвой пятой точки. Мы решили поехать в зоопарк. То есть я там был уже много раз, я зверей люблю, и когда-то даже хотел стать зоологом, еще до того, как решил стать историком. Есть общее в истории и зоологии, я об этом недавно, кажется, уже говорил кому-то. Сдвинуть меня с пятой точки сложно. Для того, чтобы провернуть это с успехом, нужна веская причина, с которой я вынужден буду смириться. Причина была найдена: мы придем в зоопарк и будем мыкаться, и ничего не поймем, сказала Софа, – там все таблички на латыни, мы же не отличим макака зеленого от макака-резуса, кто нам поможет? Тогда я встал с дивана, надел брюки, и мы поехали в зоопарк.

Мы чинно ходили по зоопарку, и я вслух, с выражением, читал все таблички на латыни, а, чтобы материал лучше усваивался, тащил упирающихся детей к клеткам и читал им еще раз, по складам. В нашем педагогическом институте, который теперь университет, нас учили на лекциях по методике преподавания, что для совсем маленьких даты, имена, названия лучше всего читать по складам. Как бы вколачивая им в головы гвозди. Чтобы, машь ты, говорила преподаватель педагогики Женевьева Фабиановна, настоящая образованщина получилась.

И получалась.

Софу я тоже тащил к клеткам, и читал по складам и ей тоже, и она задолбалась делать вид, что ей это интересно. Но шимпанзе ей понравились, потому что вели себя совсем как люди. Я не буду рассказывать, что они делали, но это действительно было похоже. В конце концов я обратил внимание на то, что мое чтение по складам слушают исключительно обезьяны. Они толпились у входа в вольер, показывали на меня пальцами и делали неприличные жесты. Тогда я согнал в кучу своих детей, и погнал впереди себя это маленькое стадо, и мы пришли в неизвестный мне уголок парка. Иерусалимский зоопарк называется Библейским, он очень большой, много квадратных километров, устроен он очень красиво и доходчиво даже для самых тупых посетителей, которых много. Многие не очень кусачие звери свободно ходят по парку, по дорожкам для посетителей, а в некоторые вольеры есть специальные проходы для детей, чтобы те могли туда забираться и знакомиться с шиншиллами серебристыми и маленькими питонами амазонскими. Не с анакондами, конечно. Библейским зоопарк назван оттого, что там представлены все звери, птицы и рыбы, описанные в Ветхом завете. Те, которые из Нового завета, там не представлены, но это не дискриминация, а просто потому, что в Новом завете на такую чепуху, как звери, авторы внимания не обращали, и они там вообще не упоминаются. Вот только поэтому.


И вот пришли мы в замечательный зеленый уголок парка, где я никогда раньше не был, и расположились там прямо на траве. Рядом шумел искусственный водопадик, и было даже чуточку свежо. Мы стали закусывать, и колибри из дальнего тропического павильона прилетела и украла у нашего внука конфету, и унесла ее за серебристые гималайские сосны, в свой павильон, и там сразу началась за нее драка, я сам слышал. А может, это была не колибри, а попугай, или еще какой черт, я не разглядел, оно очень быстро спикировало. И я, чтобы утешить и отвлечь рыдающего ребенка, стал рассказывать, что вот зоопарк называется библейским, а среди его обитателей есть такие, что в Библии не описаны. Например, эти гималайские сосны с мягкими иголками – разве они описаны в Писании? Или вон слева прошел на задних лапах гималайский медведь – разве описан он в книге пророка Даниила? Смешно даже. В книге пророка Даниила описан медведь сирийский, небольшой такой, серый, а не гималайский, который черный, и большой, и с белым пятном на груди.

Мы все скушали, и выпили морсу, а еще я удачно сумел употребить бутылочку из-под минеральной воды, куда еще дома, надевая штаны, тайно влил совсем другой напиток. И я пришел в хорошее настроение, и порывался идти к директору библейского зоопарка, чтобы разъяснить ему, что зоопарк не соответствует своему названию, потому что в вольере справа живут белые медведи, это просто смешно – разве в книге пророка Иеремии белый медведь описан? Смешно. Я даже решительно встал с травы, и Софа назвала меня чудаком на букву эм. Тогда я понял, что мне очень жарко, прямо парит, и вдруг увидел, что прямо перед нами есть какой-то полуогороженный вольер, а перед ним широкая полоса воды, такой пруд длинный, с зеленой водой. И я снял штаны и полез в этот пруд купаться. Там нигде не было написано, что купаться запрещается, поэтому я в него полез. Вода была чудесная, прохладная, только пахла как-то чудно, и народу там не было, и я позвал детей, чтобы они освежились тоже, но Софа их не пустила. Она снова села на траву, и отвернулась, и достала еще пирожков с капустой, и стала препираться с каким-то гиббоном, который у нее этот пирожок клянчил, протягивая длинную трясущуюся руку, и корчил унылую морду – ни дать ни взять нищий в черной кипе в подземном переходе у центральной автобусной станции. Я люблю справедливость, поэтому я, лежа в воде на спине, громко распорядился, чтобы она отдала нищему пирожок, хотя я сам пирожки очень люблю, особенно с капустой; когда я приезжаю в Петербург, то всегда хожу в гости к моей первой теще, которая вместо того чтобы ненавидеть меня, всегда кормит меня пирогами с капустой, она специально их готовит к моему приезду, килограммов десять пирогов, и я потом уношу все, что осталось, даже руки отваливаются.


И вот я лежал в душистой зеленой воде и громко командовал и рассуждал о том, как следует поступить с пирогом, если у тебя его просит голодный человек, или голодная обезьяна, что, в принципе, почти одно и то же – в зависимости от ситуации, конечно, но мне в любом случае голодных животных жалко не меньше, чем голодных людей, и чем голодное животное отличается от голодного человека, – ничем... Я говорил громко, четко, даже по складам, для пущей педагогической усвояемости детьми и внуками, и вдруг почувствовал, что кто-то нежно дует мне в затылок песком. Я отмахнулся, но это не помогло, голова моя была уже вся в песке, я, не оглядываясь, размахнулся и как дам кулаком! И рядом со мной что-то пронзительно завизжало, у меня уши заложило, потом что-то затрубило, меня подняла волна, и я, перевернувшись на живот, почти выплеснулся на берег, и с берега раздался другой вопль – это кричала моя жена, и я был совершенно дезориентирован всеми этими звуками, но сумел повернуться в сторону набегавшей волны этого тихого непроточного водоема, и увидел слона, который тоже здесь купался, оказывается. Это, наверное, был совсем прирученный слон, потому что он хотел поиграть со мной, он дул на меня песком из хобота, а я его по хоботу саданул, и он выскочил из воды с грохотом разорвавшегося снаряда, и затрубил как скорый поезд, и отвернулся от меня, и с шумом стал ломиться на берег – к счастью, на другой. А на его обиженный призыв вдруг выбежали еще слоны, наверное его родственники, штук пять, и тоже стали трубить. Это были не очень большие слоны, индийские (я их по ушам от африканских отличаю). Они не пробовали поднять меня на бивни, и не затоптали в знак протеста, они просто стояли на берегу и трубили, как Хатхи с сыновьями, а я до того растерялся, что лежал перед ними в воде и колотил по воде руками, и от ужаса рычал, как Шер-хан, а с другого берега оглушительно визжала моя жена, и слонам все это скоро надоело, и они брезгливо отошли подальше от нас и занялись своими делами.

И тут рядом остановился маленький внутризоопарковский паровозик с вагончиками, в которых сидели туристы, и туристы высыпали на берег и стали фотографировать слонов и меня. Следом за паровозиком примчался джип с сотрудниками зоопарка, среди них – два профессиональных индуса, которых специально наняли в Бомбее для ухода за слонами, и мне сказали, что скоро приедет скорая помощь, потому что я не индус и не умею обращаться с этими животными, что слоны к себе никого не подпускают, кроме этих погонщиков, и вот поэтому скорая помощь сейчас приедет. А вообще все были страшно рады, что все так закончилось, и, убедившись, что все действительно в порядке, на меня стали орать, потому что это недостроенный вольер для слонов, и водоем этот – для них, а не для посетителей, и что неужели, раз есть слоны, обязательно должна быть табличка, что купаться здесь запрещено? Это само собой очевидно. Я не знал, что на это возразить, и только повторял, что слоны – животные полезные.


Искать директора зоопарка мне уже расхотелось, – наоборот, я боялся, что теперь он сам будет меня разыскивать, поэтому я быстро натянул штаны прямо на мокрые трусы, и мы попрощались, и, к счастью, меня никто не стал задерживать, все только смотрели на меня и постукивали пальцами себя по лбу, и мы очень быстро ушли. По дороге, в виде нервной реакции, я взял свою почти девятилетнюю дочь, одним махом посадил ее себе на шею – я уже года три так не делаю, а тут сделал – и почти бегом устремился к выходу из зоопарка, и уже у самого выхода, у вольера с выходцами из Сахары, верблюд по имени Фелиция прицельно плюнула в меня, но не попала.