Серпантин
| Вид материала | Документы |
СодержаниеКоктейль "Слеза комсомолки" как путь Постижения Идеологический противник |
- Программа «орленок next» Специализированная зимняя смена «Новогодний серпантин» (02., 65kb.
- Колбёшин Анатолий Иванович Заслуженный артист России. Художественный руководитель Ярославского, 15.41kb.
- Методи І форми реалізації основних напрямків виховної роботи, 48.96kb.
- Конкурс детского творчества «Новогодний серпантин», 72.44kb.
- Программа 6 классы кл рук-ли 6-х классов 10. 00 Цдб "Новогодний серпантин". Конкурсно-игровая, 56.82kb.
- Новогоднние приключения в сказочном лесу или Злыднин Новый год, 187.69kb.
Коктейль "Слеза комсомолки" как путь Постижения
В меланхолические моменты моей недалёкой жизни потягивает меня на духовные сюжеты. Но, поскольку наши праведники – не христианские святые, то и сюжеты сии странновато читаются в сем христианнейшем из миров.
Сюжеты эти подлинны и в разъяснениях не нуждаются.
Взяты и переведены они с идиша 18-го века и ничуть не искажены, не говоря уже о том, что не преувеличены.
Мне влом писать подробно. Вам – влом домогаться смысла тайного, сакрального.
Однажды святой рабби Баал-Шем-Тов (в просторечье и каббалистике – рэб Исроэл бен-Элиэзер Бешт) сидел с учениками своими – хасидами – в синагоге и учил Тору. В промежутках между занятиями – бухал, как водится у хасидов, а вместо закуски – трубку покуривал. У крестьянина-украинца, проезжавшего мимо по улице, застряла телега в грязи. Он вбежал в синагогу: "Помогите толкать, еби вашу мать!.." Ученики, из которых одни не хотели прерывать урок Талмуда, а другие – просто пьяны были сильно – ответили вразнобой:
– Мы не можем.
Мужик плюнул в сердцах:
– Мочь-то вы, еби вашу мать, можете, – да только не хотите!
И ушёл.
Потом святой Бешт заметил:
– Этот необрезанный сообщил нам важную вещь в служении Творцу. Когда люди не хотят что-то делать, им кажется, что они не могут...
...Один хасид пришёл на аудиенцию к рабби Шмуэлю, четвёртому главе Любавичского движения Хабад. Рабби спросил его, что он делает утром, перед молитвой. Гость с гордостью ответил: "Учу Писание и думаю о Всевышнем". А днём, перед и после обеда – что ты делаешь, спросил рабби. – Типа того же – учу Писание и думаю о Нём.
– А что с молитвой "Шма", которую читают перед сном?
– Когда я произношу её слова, я тоже некоторым образом изучаю Писание и думаю о Нём!
У рабби лопнуло терпение и он закричал:
– Ты всё время учишь Писание и думаешь о Нём! Но когда же ты подумаешь о себе?!
Полминуты хватило гостю, чтобы понять смысл сказанного: когда же ты оторвёшься от учёбы и задумаешься, с какой целью твоя душа пришла в этот мир?..
...А великий рабби Нахман Бреславльский, внук знаменитого Бешта, впадая в мизантропию после литра выпитой, кричал своим гостям – великим святым и праведникам-законоучителям, потомкам священников Иерусалимского храма, следившим с постными мордами за его пьяным безумием:
– До из ништу мит вемен цу рэдн! – тут даже не с кем поговорить! Когда Сатана понял, что сам не в силах справиться с порядочностью и честностью простых смертных на этой земле, он изобрёл священников!..
...А в Талмуде сказано, что лишь трём Великим в поколении каббалистов как-то раз было дозволено постичь Истину. Двое из них были праведниками и трезвенниками, а один – пьянчуга. Так один от того, что ему открылось в высших духовных мирах, сошёл с ума, второй впал в ересь и вообще отошёл от веры, и лишь третий, предварительно выпив (возможно, даже не закусив) "вошёл в Пардэс – сад Тайны – с миром, и вышел с миром". То есть – не спятил, в ересь не впал, а остался нормальным человеком, лишь удостоился Просветления. И вы догадались, почему.
...А на весенний праздник Пурим, на вторую трапезу, после полудня, положено не только сытно покушать, но и сильно выпить – причём так, чтобы под конец трапезы не отличить слов "Будь благословен..." от "Будь проклят..." Не отличить же этих слов нормальному человеку можно лишь в одном состоянии – состоянии упадения под лавку. И это – заповедь, зафиксированная в религиозных источниках двух-с-половиной-тысячелетней древности и освящённая мудростью поколений.
Так вот – просто вспомнил почему-то. Внимания можно не обращать.
Веничка Ерофеев, царствие ему небесное, из рая кивает доброжелательно.
Идеологический противник
У меня был виртуальный идеологический противник года три назад на форуме одного анархистского сайта. И так он меня клепал, и эдак. И с тем спорил, и с этим. И то ему было не по вкусу, и это – от отношения к существующему общественному устройству до предложения писать грамотным языком. Свою критику в мой адрес он выдавал по девятибалльной системе, причём исключительно цунами. После каждого предложения, а иногда посреди них я получал пулемётные очереди восклицательных знаков. Всё, что я говорил, вызывало у него резкий негативный отклик. Я внутренне уже возненавидел его, но, стараясь подходить взвешенно к глобальным вопросам, которые мы на том форуме обсуждали, всё же, скрипя зубами, отвечал ему максимально спокойно – хотя внутренне почти пришёл к выводу, что имею дело с хулиганом, психопатом на идейной почве и вообще чуть ли не с агентом-провокатором. Я воображал себе злобного полутораметрового карлика из сказки братьев Гримм, которого сверстники били в школе за маленький рост и некрасивость, которому учителя ставили двойки за хроническую неуспеваемость; вдобавок – не избалованного женской лаской и оттого беснующегося.
В декабре 2002 года я поехал с докладом на Кропоткинскую конференцию в Питер и в кулуарах встретил его. У него оказался потрясающий интеллект, интеллигентнейшая аргументация при тихом голосе, великолепная логика и потрясающей доброты и красоты глаза. Нас представили друг другу... Я, внезапно охрипнув, пробормотал свой форумский ник. Он вспыхнул великолепной, совершенно искренней улыбкой и сказал – "Привет! Я ужасно рад тебя видеть". Он был ростом около двух метров, и я смотрел на него, задрав голову. Девки-анархистки и учёные дамы – организаторы конференции – клубились вокруг него облаком. Через пять минут я, млея, уже ходил следом за ним вместе со всеми, а он рассказывал о теории анархизма, о том, как добирался до Питера автостопом, какая у него замечательная годовалая дочка и прекрасная жена, как он рад побывать на этой конференции и, может быть, даже сходить, наконец, в Эрмитаж, где он не был уже лет пятнадцать; как он скучает по ребёнку, которого не видел три дня...
Я совершенно влюбился в него, как и устроители научного мероприятия, проходившего в Институте культуры, как маститые академики и профессора, как участники – рядовые анархисты, как все без исключения женщины, присутствовавшие на его великолепном докладе. Я пригласил его домой к моим родителям, и он пришёл, и вместе с ним явилась неотвязная толпа народа, в которой преобладали дамы, и я, накрывая стол и откупоривая провезённую через две таможни супер-водку, вдруг понял, что все они явились не столько выпить на халяву, сколько ещё раз послушать его. Никто из гостей не глядел на хозяев квартиры и не говорил с нами – все смотрели только на него. И я тоже.
Меня сразил рассказ о том, как печальным августом 91-го они с двумя товарищами вышли на площадь своего города с плакатом "Да здравствует Свобода!" и чёрным флагом, были немедленно арестованы взводом автоматчиков и препровождены в городскую тюрьму под улюлюканье толпы, втолкнуты в камеры с уголовниками – уже уверенные стопроцентно, что путч удался, что завтра их, вероятно, втихомолку прикончат. Так обещал им улыбчивый голубоглазый майор, принявший их по описи: "Времечко-то ваше кончилось, господа демократы... Нету больше этого затянувшегося недоразумения под названием пе-рес-трой-ка. Завтра расстреляем. Есть директива". Они были уверены, что – да, расстреляют.
...Через несколько дней мы разъехались по своим городам и странам. Он по-прежнему продолжал громыхать в сети, но я уже не реагировал на эту экспрессию.
Он стал моим другом.