В. М. Шукшина 2009 Федеральное агентство по образованию Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Бийский педагогический государственный университет имени В. М. Шукшина» «Русская литература

Вид материалаЛитература
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15
§ 6.6. Начало книгопечатания. С обобщающими книжными предприятиями митрополита Макария связано, судя по всему, и возникновение русского книгопечатания. Во всяком случае его появление в Москве было вызвано потребностями богослужения и явилось государственным начинанием, поддержанным Иваном Грозным. Печатный станок давал возможность распространять большими тиражами исправные и унифицированные богослужебные тексты, свободные от ошибок книгописцев. В Москве в первой половине 1550-х – середине 1560-х гг. работала анонимная типография, выпускавшая профессионально подготовленные издания без выходных данных. По документам 1556 г. известен « мастер печатных книг » Маруша Нефедьев. В 1564 г. дьякон церкви Николы Гостунского в Московском Кремле Иван Федоров и Петр Мстиславец выпустили в свет Апостол – первую русскую печатную книгу с выходными данными. При ее подготовке издатели критически использовали многочисленные церковнославянские и западноевропейские источники, проделали большую и тщательную текстологическую и редакторскую работу. Возможно, именно на этой почве у них возникли серьезные разногласия с традиционно мыслившими церковными иерархами, обинившими их в ереси (как и ранее Максима Грека, см. § 6.4). После двух изданий Часовника в Москве в 1565 г. и не позднее начала 1568 г. Федоров и Мстиславец были вынуждены перебраться в Великое княжество Литовское.

С их переездом за рубеж книгопечатание стало постоянным в землях современной Белоруссии и Украины. Пользуясь поддержкой православных меценатов, Иван Федоров работал в Заблудове, где вместе с Петром Мстиславцем издал Учительное Евангелие в 1569 г., предназначавшееся вытеснить из обихода переводные католические и протестантские сборники проповедей, во Львове, где основал первую на Украине типографию, выпустил в свет новое издание Апостола в 1574 г. и тогда же первую из дошедших до нас печатную книгу для начального обучения – Азбуку, и в Остроге, где опубликовал еще одну Азбуку в 1578 г., а также первую полную печатную церковнославянскую Библию в 1580–81 гг. Красноречива эпитафия Федорову на надгробной плите во Львове: « Друкар [печатник. – В. К.] книг пред тым невиданных » . Предисловия и послесловия Федорова к его изданиям – интереснейшие памятники этого литературного жанра, содержащие ценные сведения культурно-исторического и мемуарного характера.

§ 6.7. Литература московской эмиграции. Ко времени переезда Федорова и Мстиславца в Великое княжество Литовское там уже существовал круг московских эмигрантов, вынужденных по разным причинам, религиозным и политическим, оставить Россию. Самыми яркими представителями среди них были старец Артемий и князь Андрей Курбский, оба близкие Максиму Греку и продолжавшие его гуманистические традиции в литературе и языке. Московские эмигранты занимались творчеством, переводили и редактировали книги, участвовали в создании типографий и книжных центров. Они способствовали возрождению церковнославянской литературы и укреплению православного сознания в религиозно-культурной борьбе с католиками и религиозными реформаторами накануне Брестской унии 1596 г.Противовесом официальной московской литературе XVI в., обожествлявшей царскую власть и утверждавшей исконность самодержавия на Руси, стало творчество Курбского, представителя княжеско-боярской оппозиции. Сразу после бегства в Литву он отправил первое послание Ивану Грозному (1564) с обвинениями в тирании и вероотступничестве. Грозный ответил политическим трактатом в эпистолярной форме, прославляющим «вольное царское самодержство» (1564). После перерыва переписка возобновилась в 1570-е гг. Спор велся о пределах царской власти: самодержавие или ограниченная сословно-представительная монархия. Обличению Ивана IV и его тирании Курбский посвятил « Историю о великом князе Московском » (по И. Ауэрбах – весна и лето 1581, по В. В. Калугину – 1579–81). Если памятники официальной историографии 50-х–60-х гг. XVI в. («Степенная книга», «Летописец начала царства», составленный в связи завоеванием Казани в 1552 г., посвященная этому событию в контексте трехсотлетних русско-ордынских отношений «Казанская история » ) являются апологией Ивана IV и неограниченного самодержавия, то Курбский создал прямо противоположную им трагическую историю нравственного падения «прежде доброго и нарочитого царя», закончив ее впечатляющим по художественной силе мартирологом жертв опричного террора.

В эмиграции Курбский поддерживал тесные отношения со старцем Артемием ( † 1-я пол. 1570-х гг. ), одним из последних адептов нестяжательства. Последователь Нила Сорского, Артемий о тличался терпимостью к религиозным исканиям других. Среди близких ему книжников были такие вольнодумцы, как Феодосий Косой и Матвей Башкин. По оговору последнего 24 января 1554 г. Артемий был осужден церковным собором как еретик и сослан в заточение в Соловецкий монастырь, откуда вскоре бежал в Великое княжество Литовское (ок. 1554–55). Обосновавшись в Слуцке, он проявил себя стойким борцом за православие, обличителем реформационных движений и ересей. Из его литературного наследия сохранилось 14 посланий.

§ 6.8. В преддверии Смуты. Традиции воинских повестей продолжает « Повесть о прихожении Стефана Батория на град Псков » иконописца Василия (1580-е гг.), рассказывающая о героической обороне города от польско-литовской армии в 1581 г. В 1589 г. в России было учреждено патриаршество, способствовавшее оживлению литературной деятельности и книгопечатания. « Повесть о житии царя Федора Ивановича » (до 1604), написанная первым русским патриархом Иовом в традиционном стиле идеализирующего биографизма, стоит у истоков литературы Смутного времени.


§ 7. От древнерусской литературы к литературе Нового времени

(XVII век)

§ 7.1. Литература Смутного времени. XVII в. – переходная эпоха от древней к новой литературе, от Московского царства к Российской империи. Это было столетие, подготовившее почву для всеобъемлющих реформ Петра Великого. « Бунташное » столетие началось Смутой: страшным голодом, гражданской войной, польской и шведской интервенцией. События, потрясшие страну, породили острую необходимость осмыслить их. За перо взялись люди самых разных взглядов и происхождения: келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын, дьяк Иван Тимофеев, витиеватым языком изложивший события от Ивана Грозного до Михаила Романова во « Временнике » (работа велась до смерти автора в 1631), князь И. А. Хворостинин – писатель-западник, фаворит Лжедмитрия I , сочинивший в свое оправдание « Словеса дней, и царей, и святителей московских » (возможно, 1619), князь С. И. Шаховской – автор « Повести на память великомученика царевича Димитрия » , « Повести о некоем мнисе… » (о Лжедимитрии I ) и, возможно, « Повести книги сея от прежних лет » , или « Летописной книги » (1-я тр. XVII в.), которую приписывают также князям И. М. Катыреву-Ростовскому, И. А. Хворостинину и др.Трагедия Смуты вызвала к жизни яркую публицистику, служившую целям освободительного движения. Агитационным сочинением в форме грамоты-воззвания против польско-литовских интервентов, захвативших Москву, является « Новая повесть о преславном Российском царстве » (1611). В « Плаче о пленении и конечном разорении Московского государства » (1612), изображающем в риторически украшенной форме « падение превысокой России » , широко использованы агитационно-патриотические грамоты патриархов Иова, Гермогена (1607), вождей народного ополчения князя Дмитрия Пожарского и Прокопия Ляпунова (1611–12). Внезапная смерть в двадцатитрехлетнем возрасте князя М. В. Скопина-Шуйского, талантливого полководца и народного любимца, породила упорную молву о его отравлении боярами из зависти, по причине династического соперничества. Слухи легли в основу народной исторической песни, использованной в « Писании о преставлении и погреблении князя М. В. Скопина-Шуйского » (нач. 1610-х гг.). К числу самых замечательных памятников древнерусской литературы относится сочинение Авраамия Палицына « История в память предьидущим родом » . Авраамий начал писать ее после воцарения Михаила Федоровича Романова в 1613 г. и работал над ней до конца жизни в 1626 г. С большой художественной силой и с достоверностью очевидца он нарисовал широкую картину драматических событий 1584–1618 гг. Б o льшая часть книги посвящена героической защите Троице-Сергиева монастыря от польско-литовских войск в 1608–10 гг. В 1611–12 гг. Авраамий вместе с архимандритом Троице-Сергиева монастыря Дионисием (Зобниновским) писал и рассылал патриотические послания, призывающие к борьбе с иноземными захватчиками. Энергичная деятельность Авраамия способствовала победе народного ополчения, освобождению Москвы от поляков в 1612 г. и избранию Михаила Федоровича на царство на Земском соборе 1613 г. События Смутного времени послужили толчком к созданию многочисленных региональных литературных памятников (обычно в форме повестей и сказаний о чудесах от местночтимых икон), посвященных эпизодам борьбы с иностранной интервенцией в разных областях страны: в Курске, Ярославле, Великом Устюге, Устюжне, Тихвинском, рязанском Михайлове монастыре и других местах.§ 7.2. Историческая правда и вымысел. Развитие беллетристики. Особенностью литературы XVII в. является использование в исторических повестях и сказаниях вымышленных сюжетов, легенд и народных преданий. Центральный памятник легендарной историографии XVII в. – новгородское « Сказание о Словене и Русе » (не позднее 1638). Произведение посвящено происхождению славян и Русского государства (от потомков патриарха Ноя до призвания варягов в Новгород) и включает в себя мифическую грамоту Александра Македонского славянским князьям, популярную в древнеславянских литературах. Сказание было включено в Летописный патриарший свод 1652 г. и стало официальной версией начальной русской истории. Оно оказало значительное влияние на последующую русскую историографию. Историческая канва полностью подчинена вымышленной интриге с элементами авантюрного сюжета в « Сказании об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы » (между 1652–81).


В недрах традиционных агиографических жанров (сказания об основании монастыря, о явлении креста, о раскаявшемся грешнике и т. п.) зрели ростки новых повествовательных форм и литературных приемов. Вымышленный народо-поэтический сюжет использован в « Повести о Тверском Отроче монастыре » (2-я пол. XVII в.). Произведение, посвященное традиционной теме – основанию монастыря, превращено в лирический рассказ о человеке, его любви и судьбе. Основу коллизии составляет неразделенная любовь княжеского слуги Георгия к красавице Ксении, дочери сельского пономаря, отвергшей его в день свадьбы и « Божиим изволением » вышедшей замуж за своего суженого – князя. Убитый горем, Григорий становится отшельником и основывает Тверской Отрочь монастырь. Муромская литература первой половины XVII в. дала замечательные изображения идеальных женских типов. Как и в «Повести о Петре и Февронии Муромских», запечатлевшей возвышенный образ мудрой княгини-крестьянки (см. § 6.5), события разворачиваются в этих рассказах не в монастыре, а в миру. Особенности жития и биографии соединяет « Повесть об Ульянии Осорьиной » , или « Житие Юлиании Лазаревской » . Автор, сын Ульянии Каллистрат (Дружина) Осорьин, создал произведение, необычное для агиографической литературы, во многом расходящееся с общепринятыми взглядами на деяния святых. Муромская помещица всем своим поведением утверждает святость добродетельной жизни в миру. Она воплощает собой идеальный характер русской женщины, сострадательной и трудолюбивой, ежедневно пребывающей в делах и заботах о ближних. Взятые из жизни яркие картины рисует « Повесть о Марфе и Марии » , или « Сказание об Унжеском кресте » . Чудесное происхождение местной святыни, животворящего креста, связано здесь с судьбой любящих сестер, надолго разлученных ссорой их мужей из-за почетного места на пиру. В XVII в. создаются сочинения с откровенно вымышленными сюжетами, предвосхищающие собой появление беллетристики в собственном смысле слова. Исключительно важна для понимания перемен в культурном сознании « Повесть о Савве Грудцыне » (возможно, 1660-е гг.). Произведение находится в тесной связи с демонологическими сказаниями и мотивами, широко распространенными в русской литературе того времени. Достаточно назвать, например, «Повесть о бесноватой жене Соломонии» священника Иакова из Великого Устюга (вероятно, между 1671 и 1676), земляка действительно существовавших купцов Грудцыных-Усовых. Вместе с тем в основе « Повести о Савве Грудцыне » лежит обстоятельно разработанная в западноевропейском Средневековье тема договора человека с дьяволом и продажи души за мирские блага, почести и любовные наслаждения. Благополучная развязка демонологических сюжетов призвана свидетельствовать о силе Церкви, побеждающей козни дьявола, о спасительном заступничестве небесных сил, и в особенности Богородицы (как, например, в знаменитом цикле средневековых произведений о Феофиле, одно из которых было переведено А. Блоком, или в случае с Саввой Грудцыным). Однако в повести религиозная дидактика, свойственная рассказам о раскаявшихся грешниках, заслоняется красочным изображением быта и нравов, народно-поэтическими образами, восходящими к русской волшебной сказке. Писатели XVII в. впервые осознали самодовлеющую ценность художественного постижения мира и художественного обобщения. Этот переломный момент в истории русской литературы ярко отражает « Повесть о Горе-Злочастии » – необыкновенно лирическое и глубокое произведение, написанное прекрасными народными стихами. « Повесть о Горе-Злочастии » была задумана как морально-философская притча о блудном сыне, злосчастном бродяге-бражнике, гонимом злым роком. В собирательном образе вымышленного героя (безымянного молодца – купца) с поразительной силой раскрыты вечный конфликт отцов и детей, тема роковой несчастной судьбы, желанное избавление от которой лишь смерть или уход в монастырь. Зловеще-фантастический образ Горя-Злочастия олицетворяет темные побуждения человеческой души, нечистую совесть самого молодца. Новым явлением в литературе петровского времени стала « Повесть о Фроле Скобееве » . Ее герой – худородный дворянин, соблазнивший богатую невесту и удачной женитьбой обеспечивший себе безбедную жизнь. Это тип ловкого хитреца, шутника и даже мошенника. Причем автор нисколько не осуждает своего героя, но даже как бы любуется его находчивостью. Все это сближает повесть с произведениями плутовского жанра, модного в Западной Европе в XVI–XVII вв. Занимательным сюжетом отличается и « Повесть о Карпе Сутулове » (кон. XVII – нач. XVIII вв.), прославляющая находчивый женский ум и высмеивающая незадачливые любовные похождения купца, попа и архиерея. Ее сатирическая направленность вырастает из народной смеховой культуры, расцвет которой пришелся на XVII в.§ 7.3. Народная смеховая культура. Одна из ярких примет переходной эпохи – расцвет сатиры, тесно связанной с народной смеховой культурой и фольклором. Сатирическая литература XVII в. отразила решительный отход от старых книжно-славянских традиций и « душеполезного чтения » , меткую народную речь и образность. В своем большинстве памятники народной смеховой культуры самостоятельны и оригинальны. Но даже если русские писатели заимствовали порой сюжеты и мотивы, они придавали им яркий национальный отпечаток.Против социальной несправедливости и бедности направлена « Азбука о голом и небогатом человеке » . Судебную волокиту и судопроизводство осмеивает « Повесть о Ерше Ершовиче » (возможно, и кон. XVI в.), продажность и взяточничество судей – « Повесть о Шемякином суде » , развивающая на основе «бродячего» сюжета плутовскую линию в русской литературе. Мишенью сатиры становятся быт и нравы духовенства и монашества ( « Калязинская челобитная » , « Сказание о попе Саве » ). Злополучные неудачники, которым в прямом смысле слова везет как утопленникам, представлены в шутовском виде в « Повести о Фоме и Ереме » .Памятники народной смеховой культуры с большим сочувствием рисуют ум, ловкость и находчивость простого человека ( « Повесть о Шемякином суде » , «Сказание о крестьянском сыне»). За внешней комической стороной «Повести о бражнике», переспорившем праведников и занявшим в раю лучшее место, скрывается полемика с церковным обрядовым формализмом и стоит доказательство того, что человеческие слабости не могут помешать спасению, если в душе есть вера в Бога и христианская любовь к ближним.Народная смеховая культура XVII в. ( « Повесть о Ерше Ершовиче » , изображающая земельную тяжбу, и « Калязинская челобитная » , рисующая пьянство монахов) широко использует в комических целях жанры деловой письменности: форму судного дела и челобитных – официальных прошений и жалоб. Язык и структуру медицинских книг, рецептов и документов Аптекарского приказа пародирует шутовской «Лечебник на иноземцев», очевидно созданный кем-то из москвичей. В XVII в. впервые в истории древнерусской литературы появляются пародии на церковнославянский язык и богослужебные тексты. Хотя число памятников такого рода невелико, несомненно, до нашего времени сохранились лишь немногие пародии, созданные в кругу книжников, начитанных в церковных книгах и хорошо знавших их язык. Писатели XVII в. умели не только молиться, но и веселиться по-церковнославянски. Священные сюжеты обыгрываются в большей или меньшей степени в «Сказании о крестьянском сыне» и «Повести о бражнике». В жанре parodia sacra написана «Служба кабаку» – шутовская кабацкая литургия, древнейший список которой датирован 1666 г. «Служба кабаку» находится в русле традиций, восходящих к таким латинским службам пьяницам, как, например, « Всепьянейшая литургия » ( XIII в.) – величайший памятник средневекового ученого шутовства в литературе вагантов. Западноевропейский « бродячий » сюжет, « выворачивающий наизнанку » церковную исповедь, использован в « Повести о Куре и Лисице » . Из Западной Европы пришел на Русь и жанр антиутопии. Сатирическое « Сказание о роскошном житии и веселии » , русская переделка польского источника, изображает в раблезианской манере сказочный рай обжор и пьяниц. Произведение противостоит народным утопическим легендам вроде тех, которые питали предания о Беловодье, чудесной счастливой стране, где цветут истинная вера и благочестие, где нет неправды и преступлений. Вера в Беловодье долго жила в народе, заставляя смелых мечтателей отправляться на поиски блаженного края в далекие заморские земли еще во второй половине XIX в. (см. очерки В. Г. Короленко « У казаков » , 1901).

§ 7 .4. Активизация местной литературной жизни. Начиная со Смутного времени развиваются местные литературы, сохраняющие связь с центром и, как правило, традиционные формы повествования. XVII в. в изобилии представляет образцы прославления местных святынь, не получивших общерусского почитания (жития, сказания о чудотворных иконах, повести о монастырях) и примеры создания новых редакций уже известных произведений. Из литературных памятников русского Севера можно выделить жизнеописания святых, живших в XVI в.: « Повесть о житии Варлаама Керетского » ( XVII в.) – кольского священника, убившего жену и в великом горе скитавшегося в ладье с ее трупом по Белому морю, вымаливая у Бога прощение, и « Житие Трифона Печенгского » (кон. XVII – нач. XVIII в.) – основателя самого северного монастыря на реке Печенге, просветителя саамов в западной части Кольского полуострова. Первой историей Сибири является летопись тобольского дьяка Саввы Есипова (1636). Ее традиции были продолжены в « Истории Сибирской » (кон. XVII в. или до 1703) тобольского дворянина Семена Ремезова. Цикл повестей посвящен взятию Азова донскими казаками в 1637 г. и их героической обороне крепости от турок в 1641 г. « Поэтическая » «Повесть об Азовском осадном сидении донских казаков» (рубеж 1641–42) сочетает документальную точность с казачьим фольклором. В использовавшей ее « сказочной » повести об Азове (70-е–80-е гг. XVII в.) историческая правда уступает место художественному вымыслу, основанному на большом количестве устных преданий и песен.

§ 7.5. Западноевропейское влияние. В XVII в. Московская Русь бурно завершает средневековую эпоху, словно спеша наверстать упущенное за предшествующие столетия. Это время отмечено постепенной, но неуклонно возрастающей тягой России к Западной Европе. В целом западное влияние проникало к нам не непосредственно, а через Польшу и Литовскую Русь (Украину и Белоруссию), в значительной степени усвоившей латинско-польскую культуру. Западноевропейское влияние увеличило состав и содержание нашей литературы, способствовало появлению новых литературных жанров и тем, удовлетворило новым читательским вкусам и потребностям, дало обильный материал русским авторам и изменило репертуар переводных сочинений.Крупнейшим переводческим центром был Посольский приказ в Москве, ведавший отношениями с иностранными государствами. В разное время его возглавляли выдающиеся дипломаты, политические и культурные деятели – такие, как, например, меценаты и библиофилы боярин А. С. Матвеев ( § 7.8) или князь В. В. Голицын. В 70-е–80-е гг. XVII в. они направляли литературно-переводческую и книжную деятельность Посольского приказа. В 1607 г. служивший там выходец из Литовской Руси Ф. К. Гозвинский перевел с древнегреческого басни Эзопа и его легендарное жизнеописание. Другой посольский переводчик, Иван Гуданский, участвовал в коллективном переводе « Великого зерцала » (1674–77) и самостоятельно перевел с польского известный рыцарский роман « История о Мелюзине » (1677) со сказочным сюжетом о женщине-оборотне. Переводной рыцарский роман стал одним из наиболее значительных событий переходной эпохи. Он принес с собой много новых захватывающих сюжетов и впечатлений: увлекательные приключения и фантастику, мир самоотверженной любви и дружбы, культ дам и женской красоты, описание рыцарских турниров и поединков, рыцарский кодекс чести и благородство чувств. Зарубежная беллетристика пришла в Россию не только через Польшу и Литовскую Русь, но также через южных славян, Чехию и другими путями. Особенно полюбилась на Руси « Повесть о Бове-королевиче » (по мнению В. Д. Кузьминой, не позднее сер. XVI в.). Она восходит через сербский перевод к средневековому французскому роману о подвигах Бово д ’ Антона, в разных стихотворных и прозаических переработках обошедшему всю Европу. Устное бытование предшествовало литературной обработке знаменитой « Повести о Еруслане Лазаревиче » , отразившей древнее восточное сказание о богатыре Рустеме, известное в поэме « Шах-наме » Фирдоуси ( X в.). К числу ранних переводов (не позднее сер. XVII в.) относится «Повесть о Штильфриде» – чешская переработка немецкой поэмы конца XIII или начала XIV в. о Рейнфриде Брауншвейгском. С польского была переведена « Повесть о Петре Златых Ключей » (2-я пол. XVII в.), восходящая к популярному французскому роману о Петре и прекрасной Магелоне, созданному в XV в. при дворе бургундских герцогов. В XVIII – XIX вв. повести о Бове-королевиче, Петре Златых Ключей, Еруслане Лазаревиче были любимыми народными сказками и лубочными книгами. Иностранная беллетристика пришлась по вкусу русскому читателю, вызвала подражания и переделки, придавшие ей ярко выраженный местный колорит. Переводная с польского « Повесть о цесаре Оттоне и Олунде » (1670-е гг.), рассказывающая о приключениях оклеветанной и изгнанной царице и ее сыновей, была переработана в церковно-дидактическом духе в «Повесть о царице и львице» (кон. XVII в.). До сих пор ведутся споры о том, переводной или русской (написанной под влиянием зарубежной развлекательной литературы) является «Повесть о Василии Златовласом», близкая сказочному сюжету о гордой царевне (вероятно, 2-я пол. XVII в.). В последней трети XVII в. получают широкое распространение переводные с польского популярные сборники повестей и псевдоисторических легенд с преобладающим церковно-моралистическим духом: «Великое Зерцало» в двух переводах (1674–77 и 1690-х гг.) и « Римские деяния » (посл. тр. XVII в.), в которых использованы сюжеты позднеримских писателей, чем и объясняется название книги. Тем же путем, через Польшу, приходят в Россию светские сочинения: « Фацеции » (1679) – собрание рассказов и анекдотов, знакомящее читателя с новеллистикой эпохи Возрождения, и апофегматы – сборники, содержащие апофегмы – остроумные изречения, анекдоты, занимательные и нравоучительные рассказы. Не позднее последней четверти XVII в. было дважды переведено польское собрание апофегм А. Б. Будного ( † после 1624), деятеля эпохи Реформации. § 7.6. Первопроходцы русского стихосложения. Рифма в древнерусской литературе зародилась не в стихах, а в риторически организованной прозе с ее любовью к равенству структурных частей текста (изоколия) и параллелизму, которые нередко сопровождались созвучием окончаний (гомеотелевтоны – грамматические рифмы). Многие писатели (например, Епифаний Премудрый, Андрей Курбский, Авраамий Палицын) сознательно использовали рифму и ритм в прозе.Начиная со Смутного времени в русскую литературу прочно входит виршевая поэзия с ее говорным стихом, неравносложным и рифмованным. Досиллабическая поэзия опиралась на древнерусские книжные и устные традиции, но вместе с тем испытала влияния, шедшие из Польши и Литовской Руси. Старшие поэты были хорошо знакомы с западноевропейской культурой. Среди них выделяется аристократическая литературная группа: князья С. И. Шаховской и И. А. Хворостинин, окольничий и дипломат Алексей Зюзин, но были также приказные служащие: выходец из Литовской Руси Федор Гозвинский и Антоний Подольский, один из писателей Смутного времени Евстратий – автор « серпантинного » , или « змеинного » , стиха, распространенного в литературе барокко. На 30-е–40-е гг. XVII в. приходится образование и расцвет « приказной школы » стихотворства, объединившей служащих московских приказов. Центром литературной жизни стал Печатный двор, крупнейший очаг культуры и место службы многих писателей и поэтов. Виднейшим представителем « школы приказной поэзии » был монах Савватий, справщик (редактор) Печатного двора. Заметный след в истории виршевой поэзии оставили его сослуживцы Иван Шевелев Наседка, Стефан Горчак, Михаил Рогов. Все они писали в основном дидактические послания, духовные наставления, стихотворные предисловия, нередко придавая им форму развернутых акростихов, содержащих имя автора, адресата или заказчика.Отголоском Смуты является творчество подьячего Тимофея Акундинова (Акиндинов, Анкидинов, Анкудинов). Запутавшись в долгах и попав под следствие, в 1644 г. он бежал в Польшу и в течение девяти лет, переезжая из одной страны в другую, выдавал себя за наследника царя Василия Шуйского. В 1653 г. он был выдан Голштинией русскому правительству и четвертован в Москве. Акундинов – автор стихотворной декларации московскому посольству в Константинополе в 1646 г., метрика и стилистика которой типичны для « приказной школы » стихотворства [4] В последней трети XVII в. говорной стих был вытеснен из высокой поэзии более строго организованным силлабическим стихом и перешел в низовую литературу. § 7.7. Литература барокко и силлабическая поэзия. Силлабическое стихосложение было занесено в Россию (во многом через белорусско-украинское посредничество) из Польши, где в литературе барокко основные силлабические размеры сложились в XVI в. по образцам латинской поэзии. Русский стих получал качественно новую ритмическую организацию. В основе силлабики лежит принцип равносложности: в рифмующихся строчках должно быть одинаковое количество слогов (чаще всего 13 или 11), а кроме того, употребляются исключительно женские рифмы (как в польском языке, где слова обладают фиксированным ударением на предпоследнем слоге). Решающее значение в распространении новой словесной культуры и силлабической поэзии с развитой системой стихотворных размеров и жанров имело творчество белоруса Симеона Полоцкого.Переехав в Москву в 1664 г. и став первым придворным поэтом в России, Симеон Полоцкий явился создателем не только собственной поэтической школы, но целого литературного направления барокко – первого западноевропейского стиля, проникшего в русскую литературу. До конца жизни ( † 1680) писатель работал над двумя огромными поэтическими сборниками: « Вертоградом многоцветным » и « Рифмологионом, или Стихословом » . Его главный поэтический труд, « Вертоград многоцветный » , – типичная для барочной культуры « стихотворная энциклопедия » с расположенными в алфавитном порядке тематическими рубриками (всего 1155 названий), нередко включающими в себя целые циклы стихотворений и содержащими сведения по истории, натурфилософии, космологии, богословию, античной мифологии и др. Характерен для элитарной литературы барокко и « Рифмологион » – собрание панегирических стихов на разные случаи из жизни царской семьи и вельмож. В 1680 г. вышла из печати « Псалтирь рифмотворная » Симеона Полоцкого – первое в России стихотворное переложение псалмов, созданное в подражание « Псалтири Давида » (1579) польского поэта Яна Кохановского. Чрезвычайно плодовитый автор, Симеон Полоцкий писал пьесы в стихах на библейские сюжеты: « О Навходоносоре царе… » (1673 – нач. 1674), « Комедия притчи о блудном сыне » (1673–78), содержащая типичный для русской жизни того времени конфликт отцов и детей, полемические сочинения: антистарообрядческий « Жезл правления » (изд. 1667), проповеди: « Обед душевный » (1675, изд. 1682) и « Вечеря душевная » (1676, изд. 1683) и т. д.. После смерти Симеона Полоцкого место придворного писателя занял его ученик Сильвестр Медведев, посвятивший памяти своего наставника эпитафию – « Епитафион » (1680). Возглавив московских западников – « латинствующих » , Медведев повел решительную борьбу с партией писателей-грекофилов (патриарх Иоаким, Евфимий Чудовский, братья Иоанникий и Софроний Лихуды, иеродиакон Дамаскин), и пал в этой борьбе, казненный в 1691 г. В соавторстве с Карионом Истоминым Медведев написал историческое сочинение о реформах царя Федора Алексеевича, стрелецком бунте 1682 г. и первых годах регенства царевны Софьи – « Созерцание краткое лет 7190, 91 и 92, в них же что содеяся во гражданстве » . Конец XVII в. был временем наибольших творческих успехов придворного автора Кариона Истомина, написавшего огромное количество стихотворений и поэм, эпитафий и эпиграмм, ораций и панегириков. Его новаторский педагогический труд, иллюстрированный стихотворный « Букварь » (цельногравированный 1694 и наборный 1696), переиздавался и использовался в качестве учебной книги еще в начале XIX в.Стихотворная школа существовала также в основанном патриархом Никоном Воскресенском Новоиерусалимском монастыре, виднейшими представителями которой были архимандриты Герман ( † 1681) и Никанор (2-я пол. XVII в.), пользовавшиеся изосиллабической версификацией.. Выдающимся представителем барочных авторов был украинец Димитрий Ростовский (в миру Даниил Саввич Туптало), переехавший в Россию в 1701 г. Писатель разносторонних дарований, он прославился как замечательный проповедник, поэт и драматург, автор сочинений против старообрядчества ( « Розыск о раскольнической брынской вере » , 1709). Творчество Димитрия Ростовского, восточнославянского «метафраста», подвело итог древнерусской агиографии. Почти четверть века он трудился над обобщающим сводом житий святых. Собрав и переработав многочисленные древнерусские (Великие Минеи Четии и др.), латинские и польские источники, Димитрий создал «агиографическую библиотеку» – « Жития святых » в четырех томах. Его труд был издан впервые в типографии Киево-Печерской лавры в 1684–1705 гг. и сразу же завоевал прочную читательскую любовь.§ 7.8. Начало русского театра. Развитие барочной культуры с ее любимым постулатом жизнь – сцена, люди – актеры способствовало рождению русского театра. Замысел его создания принадлежал знаменитому государственному деятелю боярину-западнику А. С. Матвееву, главе Посольского приказа. Первой пьесой русского театра стало « Артаксерксово действо » . Она была написана в 1672 г. по указу царя Алексея Михайловича на сюжет библейской книги Есфирь лютеранским пастором Иоганном Готфридом Грегори из Немецкой слободы в Москве (возможно, при участии лейпцигского студента-медика Лаврентия Рингубера). « Артаксерксово действо » создано в подражание западноевропейской драматургии XVI – XVII вв. на библейские сюжеты. На русский язык пьесу, написанную немецкими стихами, перевели сотрудники Посольского приказа. Впервые поставленная в день открытия придворного театра Алексея Михайловича 17 октября 1672 г., она шла без антрактов 10 часов. Русский театр не ограничивался религиозными сюжетами. В 1673 г. в нем обратились к античной мифологии и поставили музыкальный балет « Орфей » на основе немецкого балета « Орфей и Эвридика » . Преемник Грегори саксонец Георг Хюфнер (в русском произношении того времени – Юрий Михайлович Гибнер или Гивнер), руководивший театром в 1675–76 гг., составил на основе разных источников и перевел « Темир-Аксаково действо » . Пьеса, посвященная борьбе среднеазиатского завоевателя Тимура с турецким султаном Баязидом I , была злободневна в Москве как в исторической перспективе (см. § 5.2), так и в связи с назревавшей войной с Турцией за Украину в 1676–81 гг. Несмотря на то, что придворный театр просуществовал менее четырех лет (до смерти « главного театрала » , Алексея Михайловича 29 января 1676 г.) [5] , именно с него началась история русского театра и драматургии. К началу XVIII в. в Россию проникает школьный театр, использовавшийся с воспитательными и религиозно-политическими целями в западноевропейских учебных заведениях. В Москве театральные представления шли в Славяно-греко-латинской академии (см. § 7.9), например, « Комедия ужасная измена сластолюбивого жития » (1701), написанная на тему евангельской притчи о богаче и о нищем Лазаре. Новым этапом в развитии школьного театра стала драматургия митрополита Димитрия Ростовского, автора « комедий » на Рождество Христово (1702) и на Успение Богородицы (вероятно, 1703–05). В ростовской школе, открытой Димитрием в 1702 г., ставились не только его пьесы, но и сочинения преподавателей: драма « Венец Димитрию » (1704) в честь небесного покровителя митрополита великомученика Димитрия Солунского, сочиненная, как полагают, учителем Евфимием Морогиным. В начале XVIII в. по мотивам житий в редакции Димитрия Ростовского шли пьесы в придворном театре царевны Натальи Алексеевны, любимой сестры Петра I : « комедии » Варлаама и Иоасафа, мучениц Евдокии, Екатерины и др.§ 7.9. Славяно-греко-латинская академия. Замысел создания первого высшего учебного заведения в Московской Руси принадлежал барочным авторам – Симеону Полоцкому и Сильвестру Медведеву, написавшему от имени царя Федора Алексеевича « Привилей Московской академии » (утвержден в 1682). В этом документе были определены основы государственного высшего учебного заведения с обширной программой, правами и прерогативами для подготовки светских и духовных профессиональных кадров. Однако первыми руководителями и преподавателями Славяно-греко-латинской академии, открытой в Москве в 1687 г., стали противники Симеона Полоцкого и Сильвестра Медведева – ученые греки братья Иоанникий и Софроний Лихуды. Академия, где преподавались церковнославянский, греческий, латинский языки, грамматика, поэтика, риторика, физика, богословие и другие предметы, сыграла важную роль в распространении просвещения. В первой половине XVIII в. из ее стен вышли такие знаменитые писатели и ученые, как А. Д. Кантемир, В. К. Тредиаковский, М. В. Ломоносов, В. Е. Адодуров, А. А. Барсов, В. П. Петров и др.§ 7.10. Церковный раскол и старообрядческая литература. Быстро расширявшаяся работа Московского Печатного двора требовала все большего числа знатоков богословия, грамматики и греческого языка. Для перевода и редактирования книг в Россию были приглашены « киевские старцы » Епифаний Славинецкий, Арсений Сатановский и Дамаскин Птицкий, приехавшие в Москву в 1649–50 гг. Боярин Ф. М. Ртищев построил для « киевских старцев » Андреевский монастырь в своем имении на Воробьевых горах. Там они начали ученую работу и открыли школу, в которой молодые московские подьячие учились греческому языку и латыни. Югозападнорусская книжность стала одним из источников никоновской церковной реформы. Ее другой составной частью явился современный греческий церковный обряд, отличия которого от старорусского заботили еще патриарха Иосифа. В 1649–50 гг. ученый монах Арсений (в миру Антон Суханов) выполнял ответственные дипломатические поручения на Украине, в Молдавии и Валахии, где участвовал в богословском диспуте с греческими иерархами. Диспут описан в « Прениях с греками о вере » , где доказывается чистота русского православия и его обрядов (двуперстия, сугубой аллилуии и др.). В 1651–53 гг. по благословению патриарха Иосифа Арсений ездил на православный Восток (в Константинополь, Иерусалим, Египет) с целью сравнительного изучения греческой и русской церковной практики. Увиденное во время путешествия и критические отзывы о греках Суханов изложил в сочинении « Проскинитарий » ‘ Поклонник (святых мест) ’ (от греч. рспукхнЭщ ‘ поклоняться ’ ) (1653).В 1653 г. патриарх Никон начал проводить унификацию русской церковно-обрядовой традиции с современной греческой и с православной в целом. Самыми значительными новшествами были: замена двухперстного крестного знамения на трехперстие (на которое сами византийцы перешли под латинским влиянием после захвата Константинополя крестоносцами в 1204 г.); печатание на просфорах четырехконечного креста (латинского « крыжа » , как считали старообрядцы) вместо древнерусского восьмиконечного; переход от сугубой аллилуйи к трегубой (от ее двухкратного повторения при богослужении к трехкратному); исключение из восьмого члена Символа веры ( « Господь истинный » ) определения истинный; написание имени Христа с двумя и (Iисусъ), а не с одним (Iсусъ) (в переводных с греческого Остромировом Евангелии 1056–57 гг., Изборнике 1073 г. еще представлены оба варианта, но впоследствии на Руси устанавливается традиция писать имя с одним i) и многое другое. В результате « книжной справы » во второй половине XVII в. был создан новый извод церковнославянского языка.Никоновская реформа, ломавшая освященный столетиями русский уклад, была отвергнута старообрядцами и положила начало церковному расколу. Старообрядцы выступали против ориентации на иноземные церковные порядки, защищали веру отцов и дедов, древние славяно-византийские обряды, отстаивали национальную самобытность и были против европеизации русской жизни. Старообрядческая среда оказалась необычайно богата талантами и яркими личностями, из нее вышла блестящая плеяда писателей. Среди них были основоположник «боголюбческого» движения Иван Неронов, архимандрит Спиридон Потемкин, протопопоп Аввакум Петров, соловецкие монахи Герасим Фирсов, Епифаний и Геронтий, проповедник самосожжения как последнего средства спасения от Антихриста иеродиакон Игнатий Соловецкий, его противник и обличитель « самоубийственных смертей » Ефросин, священник Лазарь, дьякон Федор Иванов, инок Авраамий, суздальский священник Никита Константинов Добрынин и др.Вдохновенные выступления протопопа Аввакума привлекли к нему многочисленных последователей не только из народных низов, но и из среды аристократии (боярыня Ф. П. Морозова, княгиня Е. П. Урусова и др.). Это послужило причиной его ссылки в Тобольск в 1653 г., затем в Даурию в 1656 г. и позднее на Мезень в 1664 г. В 1666 г. Аввакума вызвали в Москву на церковный собор, где расстригли и предали анафеме, а в следующем году сослали в Пустозерский острог вместе с другими защитниками « старой веры » . Во время почти 15-летнего заточения в земляной тюрьме Аввакум и его соратники (старец Епифаний, священник Лазарь, дьякон Федор Иванов) не прекращали борьбы. Нравственный авторитет узников был столь велик, что в распространении их сочинений участвовала даже тюремная стража. В 1682 г. Аввакум и его товарищи были сожжены в Пустозерске « за великие на царский дом хулы » . В пустозерской тюрьме Аввакум создал свои главные произведения: « Книгу бесед » (1669–75), « Книгу толкований и нравоучений » (ок. 1673–76), « Книгу обличений, или Евангелие вечное » (ок. 1676) и шедевр русской литературы – « Житие » в трех авторских редакциях 1672, 1673 и 1674–75. Произведение Аввакума далеко не единственное автобиографическое житие в XVI – XVII вв. Среди его предшественников были повесть Мартирия Зеленецкого (1580-е гг.), « Сказание об Анзерском ските » (кон. 1630-х гг.) Елеазара и замечательное « Житие » (в двух частях 1667–71 и ок. 1676) Епифания, духовного отца Аввакума. Однако « Житие » Аввакума, написанное неповторимым по богатству и выразительности « русским природным языком » , – это не только автобиография, но также искренняя исповедь правдоискателя и пламенная проповедь бойца, готового умереть за свои идеалы. У Аввакума, автора более 80 богословских, эпистолярных, полемических и других сочинений (некоторые из них утрачены), крайняя традиционность взглядов сочетается со смелым новаторством в творчестве, и особенно в языке. Слово Аввакума вырастает из глубочайших корней подлинно народной речи. Живому и образному языку Аввакума близка литературная манера старообрядца Иоанна Лукьянова, автора паломнических записок о « хождении » в Иерусалим в 1701–03 гг.Духовной дочери Аввакума боярыне Ф. П. Морозовой, умерщвленной голодной смертью вместе с сестрой княгиней Е. П. Урусовой и женой стрелецкого полковника М. Г. Даниловой в земляной тюрьме в Боровске в 1675 г. за отказ принять церковную реформу, посвящена « Повесть о боярыне Морозовой » , произведение высоких художественных достоинств. Вскоре после смерти опальной боярыни близкий к ней автор (очевидно, ее брат боярин Федор Соковнин) создал в форме жития яркую и правдивую летопись одного из наиболее драматических событий в истории раннего старообрядчества.В 1694 г. на северо-востоке от Онежского озера Даниил Викулин и Андрей Денисов основали Выговское общежительство, ставшее крупнейшим книжным и литературным центром старообрядчества в XVIII – середине XIX в. Старообрядческая книжная культура, развивавшаяся также в Стародубье (с 1669), на Ветке (с 1685) и в других центрах, продолжила древнерусские духовные традиции в новых исторических условиях.