Конкурс наложниц Франк Зирен Россия и Китай: добрые соседи?

Вид материалаКонкурс

Содержание


Дракон твердо идет своим путем
Рекомендации для Европы
Конкурс наложниц
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   13

Дракон твердо идет своим путем


Подъем Китая многопланово влияет на международный статус страны и на политические решения ее руководства. Во-первых, ощущается изменение геоэкономического и геополитического баланса сил в Азии. Вне зависимости от того, в какой фазе находятся соседи Китая – в фазе спада (как Япония в 90-е годы или Юго-Восточная Азия после 1998 года) или подъема (как Юго-Восточная Азия в течение последних пяти лет и теперь вновь Япония), Китай твердо следует своим курсом. В неблагоприятные периоды он более эффективен по издержкам, выигрывая за счет возможного оживления конъюнктуры в других странах Азии. Но было бы неверно характеризовать Китай по аналогии с Японией 70-80-х годов или с Германией эры немецкой марки как «локомотив» Азии: разрушительные последствия его роста огромны, а награда в виде китайских инвестиций, китайской помощи или даже привлекательности его внутренних рынков – мала. Вопреки широко распространенному мнению, большая часть экспорта азиатских стран в Китай реэкспортируется – во всяком случае, до тех пор, пока Китай не сможет собрать у себя всю производственную цепочку. Не стоит беспокоиться только тем производителям, которые работают на высочайшем уровне, продолжая повышать его. Всех остальных китайские производители, очевидно, скоро обгонят. Именно к этому привели недавние споры вокруг текстильного импорта в Европу. Растущий экспорт китайского текстиля, которого следовало ожидать, причиняет ущерб в первую очередь другим странам-производителям, которые экспортируют свою продукцию в Европу. Производителям первоклассных, фирменных товаров в этом плане можно не беспокоиться – так же как и странам (вроде Великобритании), в которых текстильная промышленность теперь большой роли не играет. США, до сих пор сохраняющие позиции важного производителя текстиля, были, например, весьма сдержанны в этом плане в ходе переговоров о вступлении Китая в ВТО. Хотя аналогичный бум в сфере экспорта автомобилей еще не начался, в 2006 году4 Китай, обогнав Германию, станет третьим в мире производителем автомобилей и продолжит расширение своей производственной базы в этой отрасли.

Поэтому в торгово-экономических вопросах переговорные позиции Китая значительно укрепились. Значимость его внутренних рынков обеспечивает Китаю доминирующее влияние на соседей, что проявилось при заключении соглашения о свободной торговле между странами АСЕАН и Китаем (ACFTA) в 2002 году, когда китайцы без труда прижали к стене Японию. Даже при наличии огромного (2/3) положительного сальдо в торговле с США и ЕС оставшаяся треть еще достаточно привлекательна для транснациональных фирм. Этот фактор, а также посредники, стремящиеся заработать на дешевых китайских товарах, создали в странах-импортерах лобби, поддерживающее китайский экспорт. Растущая финансовая мощь Китая, который может выходить на рынки капитала и выгодно приобретать фирмы, порождает, например, такие события: весь финансовый мир был недоволен, когда правительство США запретило продажу нефтяной компании «Unocal» китайскому энергетическому гиганту «CNOOC». Дело в том, что «CNOOC» предлагал за нее гораздо более высокую цену, чем «Shevron», и прибыль финансовых структур была бы тогда выше.

Эта тенденция способствует развитию Китая в сфере высоких технологий, а это сегодня важнее, чем символический вопрос о том, отменит ЕС эмбарго на поставки вооружений Китаю или нет. Европа приняла решение – с оговорками – совместно с Китаем разрабатывать навигационную систему «Галилео». Япония договорилась с Китаем об общей норме для мобильной телефонной связи четвертого поколения. Начиная с 80-х годов США и Китай сотрудничают в области физики высоких энергий. Такие последние сделки, как «IBM-Lenovo», свидетельствуют о том, что Китай стал для зарубежных концернов серьезным партнером. К тому же у Китая теперь больше возможностей для разработки природных ресурсов. Нефть – это тот фактор, который заставляет Китай продвигаться в Африку, причем не только в Судан. Китай ввязался в схватку с Японией за разработку запасов газа в Восточно-Китайском море и за добычу российской нефти в Сибири; он поддерживает особые отношения с Ираном из-за его газовых месторождений, что торпедирует общую позицию по ядерному вопросу, которой требует Запад. Здесь просматривается тенденция будущего: нефтедобывающим странам придется согласиться на то, чтобы предоставить малоэффективным китайским энергетическим концернам концессии на разведку и разработку новых запасов энергоносителей, в чем Китаю должны помочь его огромные финансовые резервы. Речь идет не столько о «владении» или «распоряжении» источниками энергии, сколько об их использовании и распределении прибыли, возникающей в связи с удорожанием энергии и сырья. Китай будет реинвестировать часть своей прибыли в топливно-сырьевой бизнес.

Мы должны это приветствовать, поскольку альтернатива состояла бы либо в геополитическом соперничестве за источники энергии, которое сдерживают существующие картели, либо в бесконечном ценовом демпинге со стороны китайского экспорта, реагирующего на растущие топливно-сырьевые затраты. Мы никуда не денемся от того, что экономика Китая скоро начнет переориентацию в сторону финансового сектора и внутреннего рынка. Альтернативой этому процессу был бы либо глобальный возврат к протекционизму, либо стратегическая конфронтация с Китаем – с ужасными последствиями. Есть признаки того, что правительство Буша от взаимного игнорирования теперь переходит к стратегической кооперации. Это подводит нас к дальнейшим последствиям быстрого подъема Китая:

Тайваньский вопрос: он имеет центральное значение для легитимности китайского государства, в то же время именно в нем наиболее ярко проявляется проблема формы правления и пропасти между Китаем и демократическими государствами. Хотя правительство Буша обещало защищать Тайвань при всех обстоятельствах, оно теперь уже публично отвергает любое стремление Тайваня к независимости, намекая при этом на то, что поставки вооружений Тайваню служат исключительно целям «обороны». Китаю не удалось запугать Тайвань, но он успешно сохраняет статус-кво. Все долгосрочные прогнозы свидетельствуют о том, что дело дойдет до объединения Тайваня с Китаем: увеличивается обмен товарами и людьми, к тому же растущая военная мощь Китая превращает защиту Тайваня в очень дорогостоящее и рискованное предприятие.

Отношения с Японией: правительство Буша не комментирует китайско-японские отношения. Тем не менее, есть признаки того, что выходки лучшего союзника Америки все больше раздражают Вашингтон.5 Позиция правительства Коидзуми, в частности, в отношении храма Ясукуни помогает ему в предвыборной борьбе, поднимая дух японцев в споре с самонадеянными китайскими политиками. Однако эта позиция не способствует азиатской интеграции. Так же, как и стремление Тайваня к независимости, позиция Японии становится серьезным препятствием для международного сотрудничества в Северо-Восточной Азии. Разрешение проблемы ядерного оружия в Корее и тайваньского вопроса предполагает сотрудничество между Китаем и Японией. Эти проблемы должны быть непременно разрешены, поскольку послевоенный порядок, при котором влияние Китая простиралось лишь до его собственного побережья, теперь уже не актуален.

Статус-кво и подъем Китая: призывы к Китаю о соблюдении статус-кво стали привычными. Но Китай не был побежден во Второй мировой войне и не ощущает никакой исторической вины. Не существовало никакой «линии Одер-Нейссе», которую ему следовало бы признать, было только нестабильное послевоенное устройство, которое стабилизировалось в период «холодной войны». Чтобы сделать Китай «акционером» международного порядка, как предложил в конце сентября заместитель госсекретаря США Роберт Б. Зеллик,6 необходимо сбалансированное движение навстречу друг другу.

Энергетическая и сырьевая безопасность: наихудшим для Китая сценарием были бы международные санкции, которые последовали бы за малейшим военным конфликтом в Тайваньском проливе. Китаю нужно больше, чем он может произвести, без импорта ему не обойтись. В долгосрочной перспективе он, возможно, будет больше заинтересован в связях с Европой и даже Японией, чем с США, которые, будучи крупным производителем сырья, тоже выигрывают от управления рынками энергоносителей и сырья как «общим богатством». До сих пор Китай безучастно наблюдал за политикой США на Ближнем Востоке. Сейчас Китай впервые подключился к диалогу по проблеме Северной Кореи. Для США и Европы стало бы огромным прогрессом, если бы удалось привлечь Китай к сотрудничеству по иранскому вопросу, что вряд ли возможно без кооперации с китайскими энергетическими фирмами.

Военная модернизация: в Европе этот вопрос рассматривался в контексте прав человека и был связан с проблемой Тайваня только после того, как Китай принял закон, направленный против его отделения. Официальная политика Вашингтона в отношении Китая все еще проводится под девизом «сотрудничество во всех областях – кроме военной». Такое разграничение между экономикой и геополитикой, с одной стороны, и военными вопросами – с другой понятно в связи с Тайванем, но в долгосрочной перспективе его вряд ли удастся сохранить. Во-первых, поставками высоких технологий Китай скорее можно будет побудить к международному сотрудничеству; если их не будет, то Китай из националистических побуждений будет самостоятельно форсировать техническое развитие. Во-вторых, для позиций Запада в отношении Китая характерны обязательность и стремление к все более тесному сотрудничеству (хотя в моральном плане не совсем понятно, почему Запад почти не оказывает давления в плане политических перемен или улучшения ситуации с соблюдением прав человека). В третьих, и это самое важное, промышленная кооперация и передача технологий осуществляются на очень высоком уровне. Поэтому решающее значение имеют именно технологии, а не вооружения. Отмена эмбарго имела бы лишь символическое значение, но согласование позиций между западными союзниками Китая оказало бы существенное влияние на его экономическое развитие и его будущий военный потенциал.7

В конечном счете, подъем Китая имеет еще одно последствие: новой официальной доктриной недавно был объявлена концепция «мирного подъема». Это произошло лишь после долгих дебатов, в ходе которых не только выяснялись взаимоотношения между различными ведомствами, но и обсуждались ключевые вопросы: МИД Китая настаивал на традиционной формулировке Дэн Сяопина, согласно которой Китай должен спокойно ждать того момента, когда он станет лидером. Тем самым МИД хотел защитить свои полномочия во внешней политике от претензий влиятельного бывшего ректора Центральной партийной школы Чжэн Бицзяня.8 Китайские дипломаты считали, что новый лозунг «мирного подъема» внушает необходимость изменения баланса сил. Некоторые сторонники жесткой линии также опасались, что доверие к Китаю будет подорвано, если он однажды объявит о жестких мерах в отношении Тайваня. Сторонники нового лозунга подчеркивали, в свою очередь, что растущее влияние и успех накладывают на Китай также новую международную ответственность. В первой половине 2004 года лозунг «мирного подъема» был заменен в публичных речах на политически более мягкое выражение «мирное развитие». Но премьер и президент в последнее время все чаще используют старую формулировку. В ней по-прежнему ощущается двусмысленность: с одной стороны, она вроде бы отрицает стремление Китая к гегемонии, а с другой стороны еще одним лозунгом Ху Цзиньтао является «демократизация международных отношений». Тем самым подразумевается, что Китай намерен защищать права суверенных государств (по отношению к западным державам). В настоящий момент партийные лидеры и эксперты Китая, очевидно, понимают, что новый вес Китая требует переосмысления его международной роли.

Рекомендации для Европы


По крайней мере, с момента трагедии на площади Тяньаньмынь европейцы не в ладах с Китаем. Тогда они договорились о совместном осуждении, которое, правда, поначалу блокировало дальнейшие меры на уровне ЕС. В конце 2004 года после трех соответствующих заявлений ЕС была разработана концепция «стратегического партнерства» между ЕС и КНР, тогда казалось, что эмбарго скоро будет отменено. Но при этом Китай заявил, что из-за обусловленных эмбарго ограничений отношения с Европой не могут быть названы «стратегическим партнерством».

Формированию общеевропейской политики в отношении Китая мешают разногласия; отдельные государства соревнуются друг с другом, пытаясь завоевать расположения Китая. Британцы, к примеру, критиковали французов за то, что президент КНР Ху Цзиньтао в ходе официального визита во Францию в январе 2004 года выступал перед Национальным собранием и что Эйфелева башня была подсвечена красными прожекторами. Но во время визита Ху в Великобританию в ноябре 2005 года было иллюминировано сразу несколько памятников. А право передать Ху плохую новость об эмбарго было оставлено за Ангелой Меркель.

Этот фарс должен стать для нас уроком. У Европы нет оснований, чтобы принимать за чистую монету похвалы американских критиков Буша, которые превозносят успехи «мягкого сближения» Европы с Китаем. Нынешний Китай – это не кроткая страна, а растущая как на дрожжах экономическая держава с большими международными амбициями, страна, во главе которой стоят модернизированные ленинисты, общество, в котором привлекательность демократии для индивидуума уравновешивается коллективной памятью об исторических злодеяниях Запада и Японии. При этом бум переживает не только Китай, но и другие азиатские народные хозяйства, а это требует еще большей активности европейских правительств, чем в середине 90-х годов. Чтобы соразмерно ответить на подъем Китая, необходимы глубокие переоценки и далеко идущие решения ЕС и его государств-членов.

Европейцам следует вернуться к оценкам Китая, достаточно независимым от США, они не должны слепо доверять американским анализам и содержащимся в них сомнениям.

В совместной европейской внешней политике и политике безопасности Китаю должно быть уделено приоритетное значение. Это стало бы предпосылкой для любого «стратегического» партнерства с Китаем, которое отнюдь не означает, что Европа и Китай всегда будут иметь общее мнение по всем вопросам. Странно, что о «стратегическом партнерстве» в последнее время чаще всех говорил комиссар ЕС по торговле, сколь благими ни были бы его намерения. Если общеевропейская координация политики в отношении Китая невозможна, то свои подходы должны координировать, по крайней мере, Франция, Германия и Великобритания. Кроме того, было бы неплохо подключить к этой работе одного из членов «новой Европы», хорошо знакомого с Китаем, такого как Польша или Чехия, а также страны, наиболее активно торгующие с Китаем – например, Нидерланды, через порты которых поступает основная масса китайских товаров.

Дебаты 2005 года об эмбарго должны стать для Европы политическим уроком. Успех Европы будет заключаться не в том, чтобы уступить требованиям американцев, а в том, чтобы подготовить вместо эмбарго детально разработанные и тщательно согласованные условия. Этот пробел, во всяком случае, подрывает влияние Европы на международной арене.

Торгово-инвестиционная политика в отношении Китая должна быть предметом постоянного контроля и координации. «Текстильные» дебаты показали, что протекционизм и соревнование в либерализации торговли с Пекином искажают европейскую политику: характерен тот факт, что США сумели тихой сапой продолжить экономические переговоры с Китаем до ноября 2005 года, в то время как европейцы бросали в лицо друг другу тяжкие обвинения. Свободная торговля – это, несомненно, единственная реальная опция для долгосрочных китайско-европейских отношений. Тем не менее, существует масса возможностей, чтобы проникнуть на сегментированные и регулируемые рынки Китая.

Европа сможет помочь Китаю главным образом тем, что она будет стимулировать перемены в ключевых сферах китайского общества, идущего по пути модернизации. Это, конечно, похвально, но не должно определять политику во взаимоотношениях с одной из мировых держав XXI века. Лучше координировать политику в отношении Китая, балансировать фундаментальные экономические интересы – от энергетической безопасности до доступа на финансовые рынки, стремиться к равному диалогу с Китаем по стратегическим и военным вопросам – вот в чем состоят основные вызовы для Европы.


Франк Зирен,

руководитель китайского бюро журнала «Виртшафтсвохе»,

Пекин


Конкурс наложниц

Как влияет на Германию рост мощи Китая


Уже сейчас Китай использует в собственных целях законы, которым подчиняется глобальный капитализм западного образца. Прокладывая свой оригинальный маршрут общественного развития, он оказывает существенное влияние на глобальные правила игры, действующие не только в экономической, но также в политической и социальной сферах – правила, которым вынуждена во все большей мере подчиняться Германия, пока еще ведущая промышленная нация Европы.


У эпохальных перемен есть одно неприятное свойство: их не сразу замечают. Гигантские потрясения подобны грозе, заставшей беззаботную компанию на пикнике. В то время как немцы все еще пытаются отсидеться в кустах, как продемонстрировали результаты недавних выборов в Бундестаг, Китай открыто принимает вызовы глобализации. По меньшей мере, в этом смысле он прогрессивнее Германии.

Уже в течение нескольких лет Поднебесная – это не «только» мировая фабрика, снабжающая нас обувью, рубашками, мобильными телефонами, ноутбуками и даже кораблями-контейнеровозами. Даже такие выражения, как «крупнейший растущий рынок мировой экономики» не в полной мере характеризуют новую роль Китая. Ее влияние выходит далеко за рамки этой страны. Дело в том, что китайское руководство использует к собственной выгоде механизмы глобальной рыночной конкуренции, основу основ западных обществ. При этом Китаю даже удается добиваться большей справедливости в распределении мировых богатств – к сожалению, за наш счет.

В этом состоит самый большой сюрприз, который нам преподнес XXI век, и в то же время – большая дилемма - скорее для нас, чем для азиатов. Смещение центра тяжести мировой экономики в сторону Азии с эпицентром в Китае ведет к тому, что Китай начинает во все большей мере определять глобальные правила игры. Причем это относится не только к мировой экономике, но в растущей мере и к политике. С тех пор как европейцы в лице Колумба 500 лет назад отправились открывать Новый Свет, а затем американцы, в свою очередь, стали супердержавой, на этом поле хозяйничал Запад. Куда бы ни прибывали его посланцы, они либо полностью подчиняли себе завоеванные страны, либо, по крайней мере, диктовали условия торговли – как в случае с Китаем: прежде всего, англичане заставляли китайцев обменивать серебро на опиум. Наркотик выращивали в Индии, и торговля опиумом укрепляла колониальное господство британцев и в Индии, и в Китае. Но в ХХ веке все больше стран стали с успехом бороться за самоопределение. 1 января 1999 года португальцы ушли из анклава Макао, расположенного у ворот Гонконга, бывшей колонии британской короны, которую англичане двумя годами раньше вернули Пекину. Таким образом, колониальная эпоха (за несколькими незначительными исключениями) завершилась.

Китай стал первой бывшей колонией, которая стала самостоятельно определять свое будущее: как рынок, как производственная площадка, как крупный игрок в мировой валютной системе, как покупатель полезных ископаемых и как политический фактор в таких международных организациях, как ООН, ВТО или МВФ, где эта страна уже сейчас обладает значительным весом. Что касается цены, качества, скорости производства и количества товаров, производимых в Китае, то вряд ли кто-то может сейчас с ним соперничать. Ни один рынок в мире не создает такого количества платежеспособных потребителей, как китайский. Индия, например, где при такой же численности населения имеется в десять раз меньше мобильных телефонов, следует за Китаем с отрывом в десять лет. При объеме валютных резервов более чем в 710 миллиардов долларов Китай является одним из двух крупнейших кредиторов США. Таким образом, от того, куда он направит свои резервы, уже сейчас зависит стабильность доллара и евро. Поскольку Китай завершает каждый год с большим активным сальдо внешней торговли, он может себе позволить поднимать цены на минеральное сырье до небывалых высот. Китай незаметно опутал нас сетью зависимостей, из которой нам становится все труднее выпутаться. Чтобы как следует настроиться на последствия столь неожиданного взлета, одного поколения не хватит.

Последствия взлета Китая будут для мира более значимы, чем старение населения в промышленно развитых странах. Смещение экономической мощи в Азию вызовет более масштабные изменения, чем террор исламистов, который порожден традиционными обществами или религиозными группами, которые не желают ни обновляться, ни даже изменяться. Несмотря на жестокое насилие, террористам не удастся поставить Запад на колени. Обществам, породившим этот террор, в конечном счете, останется один выбор: либо приспособиться к процессам глобализации, либо сгинуть. «За последние четыреста лет арабы не изобрели ничего стоящего,- пишет Ханс Магнус Энценсбергер. - Поэтому все, что необходимо для повседневной жизни в Магрибе и на Ближнем Востоке, каждый холодильник, каждый телефон, каждая электророзетка, каждая отвертка, не говоря уж о продуктах высоких технологий, воспринимается любым думающим арабом как немой упрек».9

Наметки решений есть даже в отношении угрозы глобальной экологической катастрофы. Поэтому она окажет на нашу жизнь, наверное, не столь сильное влияние, как покупательная способность сотен миллионов потребителей в Азии. Разработчики экологичных технологий уже добились немалых успехов. Использование энергии Солнца и ветра для производства электричества продвинулось далеко вперед – не в последнюю очередь благодаря германским ученым и инженерам. До массового производства этих продуктов остался всего лишь шаг. При этом время играет им на руку. Рост цен на энергоносители ускорит внедрение этих продуктов, как бы ни сопротивлялись производители традиционных технологий. И очевидно, именно китайцам суждено довести до логического конца политику западных «зеленых», направленную на введение жестких экологических стандартов. В то же время они не остановятся перед тем, чтобы превратить Китай в страну с наибольшим количеством АЭС. Для идеологических дебатов на темы экологии не останется времени, не останется его и на самостоятельную разработку технологий. Эту технику китайцы возьмут у нас, и мы им ее с удовольствием предоставим, поскольку они пообещают нам за это доли на своем растущем рынке. Такие сделки заключаются уже давно, так что сейчас можно констатировать: еще никогда деньги в таких объемах не перекачивались из «первого мира» в «третий», как в рамках нынешнего инвестиционного бума в Китае. После открытия страны в конце 70-х годов туда поступило уже более 530 миллиардов долларов.

Итак, подводя итог, можно утверждать: главная проблема для нас – это не глобальный терроризм, не старение населения стран Запада, не угроза экологической катастрофы, а подъем Китая. Мировая экономика – это система сообщающихся сосудов. Подъем Китая неизбежно приведет к снижению роли Запада. Вопрос только в том, как быстро будет идти это снижение. Тенденции развития четко просматриваются. Поскольку предприятия, чтобы сэкономить на издержках, все более активно выводят свои производства в Азию, в государствах Запада все более сокращаются налоговые поступления и количество рабочих мест. Одновременно растет количество безработных, которым необходима социальная поддержка. Уже сейчас очевидно, что Китай переворачивает наш мир с ног на голову. Для нас уже нет той четкой грани между добром и злом, которая существовала в эпоху «холодной войны». Мы подчиняемся законам экономики: только в прошлом году в Китай поступило 60 миллиардов долларов инвестиций – несмотря на то, что эта огромная страна не имеет работающей правовой системы и что китайские компании нелегально копируют все больше продуктов. По данным ООН в прошлом году рост объема зарубежных инвестиций составил в Азии 46%. В 2004 году объем китайского экспорта составил почти 600 миллиардов долларов – на 35% больше, чем в предыдущем году. В текущем году согласно прогнозам он вырастет еще на 20%: Китай заработает 722 миллиарда долларов; его активное сальдо только в торговле с США впервые превысит 200 миллиардов долларов. В целом профицит внешнеторгового баланса вырос на 280%(!), достигнув 88 миллиардов долларов. Экономический рост Китая распределяется неравномерно, но «даже доходы самых бедных китайцев за последние 20 лет выросли вчетверо», отмечает главный экономист Всемирного банка Франсуа Бургиньон.10 Среднедушевой доход населения уже превысил 1000 долларов в год. Еще 25 лет назад голод был обычным явлением в этой стране; сегодня такие ситуации практически исключены. Бургиньон исходит из того, что ситуация будет и дальше улучшаться: «Будущее Китая безоблачно».