Книга третья
| Вид материала | Книга |
- В г. Вашингтон (сша). Ему принадлежит авторство таких романов, как "Ятъёл" (1997), 299.63kb.
- План: Гелиоцентрическая система Мира Николая Коперника. Галелео Галилей и рождение, 234.93kb.
- Общенационального Движения «З а Веру, Семью и Отечество», 1898.32kb.
- Книга третья, 796.01kb.
- * книга третья *, 10812.64kb.
- Книга третья, 6769.79kb.
- Книга третья, 6794.91kb.
- Проект Россия третья книга, 1169.43kb.
- Книга третья: Философия XIX, 10471.2kb.
- Книга известного австрийского психиатра и психотерапевта В. Франкла является изложением, 2450.87kb.
КНИГА ТРЕТЬЯ
(часть первая)
На плоту медузы.
«Проторенессанс – это не короткий период итальянской истории (Джотто, Данте, Арнольдо ди Камбио, Николо Пизано и др.). Это – состояние духа, не знающего ни времени, ни пространства. Это – умонастроение. Это, в конце концов, люди-титаны: титаны мысли, титаны страсти, титаны воображения… Проекты, которые они породили, могли бы реализовать не одно Возрождение
Но по разным причинам эти титаны так и остались по ту сторону реальности, у самой её черты.
Однако в инобытии Лето их не поглотила. Они не канули в водах Стикса.
Всех их собрала на одном плоту Медуза»
Хорхе Луис Борхес
Содержание
Эхнатон-реформатор,
или монотеизм Древнего Египта……………………………………..
Авиценна — Великий врач и Великий Человек……………………..
Парацельс: его путь направлял свет природы……………………….
Рене Декарт: «Я мыслю, следовательно...»…………………………
Рихард фон Краффт-Эбинг и его революционная «Половая психопатия»..
Эрнст Кречмер: «Строение тела и характер»……………………………
Отец евгеники Френсис Гальтон………………………………………..
Томас Юнг………………………………………………………………
Захарьин Григорий Антонович…………………………………………….
Плетнёв Дмитрий Дмитриевич……………………………………………
Карл Юнг и Зигмунд Фрейд: концепции сознательного и бессознательного…………………………………………………………………
Альфред Адлер
Благодарение судьбе
Роза Баварии
Лу Саломэ
Русский Дом в Париже
Последний секретарь Рильке
Мы и петрашевцы (по кругу)……………………………………………….
Отец Андрей Уфимский – последний романтик православия…
……………………………………………………………..
Джотто ди Бондоне………………………………………………………..
Альбрехт Дюрер…………………………………………………………..
Донато Браманте………………………………………………………….
Джоржо Вазари………………………………………………………….
Питер Брейгель Старший (мужицкий)………………………………
«Триумф воли» и «Олимпия» Лени Рифеншталь……………………………………
Феномен функциональной асимметрии в творчестве Марины Цветаевой..
"Сураз", или "Хорошо ловитсЯ рыбка-бананка" Размышления о философии творчества Шукшина и Сэлинджера…………
Смерть поэта
Анабиоз
Отто Вейнингер
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Эхнатон-реформатор,
или монотеизм Древнего Египта
...Аменхотеп IV вступил на трон в 1419 году до н. э., в последних лучах заходящей славы великих городов-государств Ханаана, Шумера, Аккада, цивилизации минойцев-критян и микенцев. Он был десятым фараоном XVIII династии, сыном Аменхотепа III и царицы Тии.
В результате завоеваний XVIII династии Египет стал мировой державой, в состав которой входили на юге — Нубия, на севере — Ханаан, Сирия и часть шумеро-аккадской территории. Великая египетская империя умерла вместе с Эхнатоном. После него установилась военная диктатура полководца Хоремхеба XVIII, наступила смута, династия выродилась. Сын Эхнатона Тутанхамон взошел на трон в 8 лет, правил при регентстве военачальника Хоремхеба и умер загадочной смертью в 17 лет.
Эхнатон — первый правитель в мировой истории, о котором с уверенностью можно сказать, что он поклонялся единому Богу. Больше того, своей религиозной реформой он сделал монотеизм государственной религией, что должно было содействовать укреплению могущества Египта. Таким способом он, возможно, старался удержать завоеванные его предшественниками земли под единым началом.
Власть жрецов в Древнем Египте была очень велика, они являлись серьезной политической силой, способной влиять на фараонов. Вероятно, причиной перехода к единобожию было желание фараона ограничить их полномочия. Существует еще одна интересная гипотеза, согласно которой реформа Эхнатона выражает настроение широких масс, почувствовавших бессилие своих богов перед каким-то неожиданно возникшим бедствием. Однако современная наука не обладает достаточными доказательствами какой-либо из этих версий.
Письменность в Древнем Египте начиналась с изображений предметов и животных, окружавших человека. Существовала еще и тайнопись — толкование рисунков, появляющихся на поверхности верблюжьих лопаток, черепаховых панцирей или просто на глиняных дощечках, трескавшихся при нагревании (прототип «невидимых чернил»). Те, кто владел искусством толковать тайнопись, считались посвященными. Таковыми были жрецы. Фараоны не умели читать тайнопись, хотя и были грамотными. В их ближайшем окружении нередко можно было встретить людей, вовсе не умеющих читать.
Основными источниками сведений о египетских богах служат так называемые «Тексты пирамид», и «Тексты саркофагов» - записанные на стенах внутренних помещений пирамид, на саркофагах, магические формулы, - гимны богам заклинания и отрывки из мифов, а также «Книга мертвых», - сборник заклинаний, которые должны были помочь умершему в потустороннем мире.
Древние египтяне поклонялись более чем двум тысячам богам и богиням. Половина из них — боги универсальные: они почитались во всем Египте, а не только в одной или нескольких областях-номах. Все боги, так или иначе, были порождением или ипостасью главного бога Солнца — Ра. Атон был Солнцем заходящим (солнцем Запада), восходящее Солнце олицетворял навозный жук скарабей. В особом положении находился бог мертвых Осирис; он имел собственную “вотчину” — подземное царство. До того, как Аменхотеп IV провозгласил Атона единственным “богом для всех”, верховным божеством считался Осирис. До Аменхотепа IV отношение к богам, собственно, было культовым. Для того чтобы отношение к Атону стало религиозным, то есть духовным, Аменхотеп IV сам написал два гимна в честь Атона, в которых ратовал за единобожие. Надо сказать, что само имя – Атон – могло употребляться лишь в единственном числе, тогда как распространенное ранее понятие «бог» – нут - предполагало использование его во множественном числе. Недаром при Эхнатоне оно находилось под запретом.
Эхнатон ушел из Фив — столицы Египта, где властвовал Амон, и основал новую столицу Ахетатон — Горизонт Атона. Преследуя Амона, фараон приказал разрушать храмы, посвященные этому божеству, и уничтожать его изображения. Объявив войну Амону, он отказался даже от собственного имени, став вместо Аменхотепа Эхнатоном. Вместе с тем, фараон никак не изображал Бога, которого он почитал: «подлинного Бога нельзя видеть, он не имеет форм» — это убеждение он пронес через всю жизнь. До Эхнатона же все боги древних египтян были зримы и осязаемы.
С Осирисом, богом мертвых Аменхотеп IV не воевал, он просто «забыл» о нем и приказал забыть о нем своим подданным. Упоминаний Осириса нет в памятниках Телль-эль-Амарны (так называются ныне развалины Ахетатона). Фараон решил навсегда лишить власти это божество и провозгласил, что загробной жизни не существует. В Древнем Египте каждый ясно представлял себе, что происходит с человеком после окончания земной жизни. Древнего египтянина готовили (да и сам он готовился) к смерти почти с рождения. Фараон начинал строить пирамиду, как только объявлялся царем. Судя по росписям стен гробниц в Долине царей (фараонов Рамсеса IX, Рамсеса VI, Аменофиса II, Рамсеса II, Тутмоса III, Сети I, Тутанхамона и других), им было хорошо известно о феномене жизни после смерти, вновь открытом реаниматологами и психопатологами во второй половине XX века. Черный длинный туннель, движение по нему в ладье в сопровождении охраняющей тени — огромного черного жука-скарабея, наконец, свет в конце туннеля, сияющий как ослепительно яркое солнце, - все это хорошо известно по древнеегипетским текстам. Египтяне имели представление и о состоянии умирающего, переживающего эти видения, которое чем-то сродни предэкзаменационному волнению. Экзамен нужно было держать на страшном суде, на котором перед лицом самого Осириса происходила психостазия — взвешивание сердца умершего на весах Истины Маат. Грешника пожирало и медленно переваривало страшное чудовище Амт, - лев с головой крокодила, праведника ожидало воскресение для счастливой жизни на полях Иару.
Фараон же ничего не хотел знать о преисподней и запретил жрецам Амона производить свои магические ритуалы. Нужно сказать, что колдуны, маги и прорицатели Древнего Египта обслуживали одного бога — Осириса, хотя назывались служителями Амона или других богов. Они помогали умирающему преодолеть все пороги на реке смерти. Египетские маги и колдуны не занимались целительством. Душевные и телесные человеческие недуги лечили жрецы храмов Тота, Сохмета, Исиды и Имхотепа, доктора по образованию. Доктором во времена Эхнатона считался лишь тот, кто мог оперировать, принимать тяжелые роды или лечить лекарствами. Эхнатон позволял докторам врачевать, но запретил им упоминать своих богов.
При Эхнатоне все божества древнего Египта во главе с властвовавшим в Фивах Амоном подверглись жесточайшим гонениям. Их имена стирались со стен храмов и гробниц, при этом Аменхотеп IV не пощадил даже собственного отца: его имя, включавшее в себя упоминание бога Амона, исчезло с каменных плит возведенной им усыпальницы, что по представлениям египтян закрывало умершему дорогу к блаженству в стране мертвых. По всей стране уничтожались статуи богов, их жрецы лишались своих владений и влияния в стране. Молодой фараон взял все обязанности верховного жреца солнечного бога на себя. Он сам стал идеологом новой религии. Он принял новое имя Эхнатон (Полезный Атону) и построил для своего бога новую столицу — Ахетатон (Горизонт Атона). Город просуществовал недолго, и после смерти его создателя быстро обезлюдел.
Жизнь египтян как бы упростилась — вместе с таинствами из неё исчезало все таинственное. Такой период, судя по записям, длился недолго — около пяти лет. Так как загадочные явления в жизни оставались — не все можно было объяснить, и не всем можно было управлять — Эхнатон вынужден был обставить поклонение единому Богу магическими ритуалами. В это время Эхнатону пришлось выступить адвокатом Верховного Божества: Бога ведь никто не видел, в него предписывалось верить, а такая вера давалась с трудом.
В этот момент человеческой истории произошло знаменательное событие: изгнание целого пантеона богов послужило толчком к возникновению нового типа письма — словесного, появлению первого алфавита. Запрет, наложенный Эхнатоном на всякое письменное упоминание богов, означал искоренение на письме традиционных рисунков животных и птиц.
Финикийцы — самый практичный народ — быстро подхватили новую идею и, торгуя на севере материка и пограничных землях, вскоре распространили в этих землях новое письмо, получившее название финикийского. Вслед за ним появились первые летописцы. Финикийское письмо — предок арамейского, квадратного, и греческого письма — вытеснило не только иероглифику Древнего Египта, но и линейное письмо минойцев-критян, письмо геометрических фигур и знаков, возникшее в 1600 году до н.э., а также письмо Ханаан.
Религиозная реформа Эхнатона обернулась глобальной перестройкой здания человеческой культуры: в слове знак отделился от значения. Тайнопись также радикально изменилась — знание о духовных предметах начало облекаться в слово, благодаря чему стало возможным впоследствии написать: «Вначале было Слово, И Слово было у Бога, и Слово был Бог».
После смерти Эхнатона на земле произошли важнейшие события, предопределившие ход человеческой истории: Исход евреев из Египта, их объединение в Мребат-Кадеше, обретение Закона, по которому они начали жить. Начался библейский период истории. На землях минойцев-микенцев стал господствовать ЭРОС.
В Каирском национальном музее находится каменный колосс – статуя Эхнатона с женскими бедрами и животом. В Египте в наши дни на каждом углу можно купить «голову» Эхнатона, представляющую собой огромный череп с непомерно большими теменными костями. Сохранились изображения Эхнатона, на которых выделяются его крупные губы, нос и уши. Скульпторы и художники Древнего Египта были крайне щепетильны при изображении тела своих фараонов: там же, в Каирском музее, есть скульптура фараона Рамсеса II, глядя на которую специалист легко угадает болезнь вен левой голени фараона, что и подтверждается при изучении его мумии. Можно с уверенностью заключить, что Эхнатон страдал двумя серьезными врожденными болезнями: болезнью черепа, получившей название «череп штеттинского ткача», и болезнью желез внутренней секреции, в результате которой у него были недоразвиты яички (отсюда женоподобность его облика). Огромный череп Эхнатона нельзя объяснить только искусственной деформацией (фараонам-новорожденным, как и вожакам инков, целенаправленно деформировали череп за счет сдавливания височных костей деревянными дощечками). Психология и психопатология «штеттинского ткача» хорошо изучена: из-за своего уродства он вынужден смотреть постоянно себе под ноги, не имея возможности поднять глаза вверх и даже взглянуть в глаза собеседнику. Такие больные обладают мрачным, замкнутым характером, постоянно испытывают различные страхи, особенно их тревожит страх смерти. Они неспособны к умственному напряженному труду, бывают слабоумными и слабодушными, им неведомо волевое усилие. Как же фараон, страдающий болезнью черепа, мог стать инициатором и исполнителем грандиозной реформы? Все это кажется загадкой, если не принимать во внимание особую роль, которая отводилась жене фараона — Нефертити, а также его «серому кардиналу» Семнехкару.
Некоторые исследователи полагают, что Нефертити — родная сестра Эхнатона. В подтверждение этой гипотезы они ссылаются на изображения, на которых супруги похожи почти как близнецы. Царица принимала активное участие в общественной и политической деятельности мужа. Достаточно сказать, что именно благодаря Нефертити фараон изменил «царскую» форму общения с подданными на «демократическую» — он нередко выходил к народу и гулял под руку с царицей по улицам Ахетатона как простой смертный. Он повелел изображать себя в «демократических» позах — в объятиях жены, с ребенком на руках, за обеденным столом, целующимся, играющим и т.п. Возможно, страной правил не безвольный, больной и пугливый фараон, а его блистательная красавица Нефертити. Не случайно он даровал ей свой титул фараона — Нефернефруатон! Доселе в отношении женщины это было недопустимо. Палеоантропологи и палеопсихологи полагают, что Нефертити обладала особыми чертами, не характерными для древних египтян и народов, тесно общающихся с египтянами - отсюда ее божественная красота. Компьютерный сравнительный анализ облика Нефертити дает основания заключить, что она является как бы архетипом идеала красоты европейцев во все последующие тысячелетия, вплоть до современности. Другими словами, женщина для европейца прекрасна и желанна настолько, насколько она похожа на Нефертити. Только Леонардо да Винчи в своей «Джоконде» отступил от этого канона, используя мужской прототип. Эталон женской красоты и впредь будет развиваться в сторону подобия Нефертити.
А теперь расскажем о Семнехкаре — любимце фараона и его зяте, воцарившемся после Аменхотепа. На политической арене он появляется в разгар реформ Эхнатона. Его изображения никому не известны. Некоторые исследователи полагают, что Семнехкар — сама Нефертити, правящая страной и мужем. Семнехкар также получает титул Нефернефруатон, однако лишь спустя почти десять лет после того, как этот титул получила царица. Спрашивается: зачем фараону дважды одним и тем же титулом награждать одного человека? К концу царствования фараона Семнекхар стал его соправителем. Скорее всего, именно он, а не больной и безвольный фараон, был архитектором реформ. Возможно, Семнехкар действовал вместе с Нефертити. Не он ли был и отцом детей Эхнатона? Из-за болезни фараон не мог иметь детей, однако известно, что у него было восемь дочерей и, возможно, сын.
Возможно, с фигурой Семнехкара связана и еще одна тайна. Некоторые исследователи видят в Семнехкаре Моисея, бежавшего из Египта после смерти фараона. Например, Зигмунд Фрейд предполагал, что Моисей — египтянин и в окружении Эхнатона имел титул: «...возможно, принца, жреца, высокопоставленного сановника...» (Зигмунд Фрейд «Человек по имени Моисей и монотеистическая религия». — М.: Наука, 1993. С.16). Ученый ничего не знал о Семнехкаре (в источниках по египтологии, которые Фрейд цитирует, имя Семнехкара отсутствует). Поэтому возникает проблема идентификации Семнехкара и фрейдовского Моисея. Но это уже другая история.
В наше время, как и в эпоху, предшествовавшую воцарению Аменхотепа, широкое распространение получило лечение с помощью различных заклинаний и прочих «нетрадиционных» средств. Такими способами излечение вряд ли возможно, а следовательно, разграничение медицины и магии было одним из самых передовых и мудрых шагов, предпринятых в рамках реформы Эхнатона.
Эхнатон правил 17 лет. Ровно столько господствовал в Древнем Египте монотеизм. Поначалу воцарившийся Семнехкар поддерживал традиции единобожия и стремился подчеркнуть свою связь с умершим фараоном, который был отождествлен с Осирисом. Однако вскоре все вернулось на круги своя. Новая религия была запрещена, ее последователи подверглись преследованию. Маленький Тутанхатон вынужден стать Тутанхамоном: Амон победил Атона. В Египте началась смута. Самого Эхнатона впоследствии объявили еретиком, а его имя постарались стереть из памяти.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Авиценна — Великий врач и Великий Человек
В ком воля есть и сильный дух,
тот победит любой недуг.
Болезнь отступит перед гордым,
перед бесстрашным, непокорным…
Самое счастливое время для деятельности врачей и развития медицины было на Востоке в период правления халифов. Именно тогда врачи надели белый халат и белую шапочку - одежду халифа. Ни один правитель за всю историю человечества не уступал власть своему лечащему врачу. Так поступал, заболев, только халиф. Врач становился халифом-на-час. Только в правление халифов здоровье человека и общества действительно стало высшей ценностью и высшим благом. Никогда в истории человечества, даже в Спарте времен Ликурга, нормы жизни, диктуемые медициной, не были высшими в иерархии норм, правил, законов и ценностей. Не халифы, муллы, менялы, бакалейщики и галантерейщики правили обществом, оберегая его от физических и моральных недугов, а врачи. Именно это время дало человечеству мудрейшего из мудрых, искуснейшего из искусных лекарей и государственных мужей всех времен и народов – Авиценну, гиганта Проторенессанса. Все, что сделал Ибн Сина для человека и государства, в современном мире оказалось за «бортом» плота Медузы.
Более тысячи лет назад, в сентябре 980 года, накануне самого большого праздника — Михраджана, в Бухаре родился удивительный человек. Его имя — Абу Али Хусайн ибн-Абдаллах ибн-Хасан ибн-Али ибн-Сина. В Средней Азии рассказывают о нем легенды. Мусульманские библиотеки бережно сохраняют его рукописи, и лишь немногим людям разрешено прикасаться к ним. О других его книгах известно только из истории, ибо через сто лет после смерти Ибн Сины фанатики из Багдада на главной площади сожгли многие его труды. А еще через столетие он стал широко известен на Западе. Его труды, переведенные с арабского на другие языки, расходились по всему свету во множестве рукописей. После изобретения книгопечатания в XV веке в числе первых изданий, сразу же после Библии, были напечатаны пять томов «Канона врачебной науки» Авиценны, так в Европе называют этого поистине Мудрого Человека. С рождения маленький Хусайн отличался от других детей. Он рос любознательным и непоседливым ребенком. Однажды он держал в руке глиняную игрушку и неожиданно ее уронил. Игрушка, конечно, разбилась. И тогда маленький Хусайн сказал первое слово: «Почему»? С тех пор это слово он повторял много раз в день. Каково же было удивление гостей, когда этот ребенок вдруг заговорил стихами. Самыми настоящими стихами. Дядя, рассказывая о каком-то своем знакомом, решил процитировать строки из Рудаки. «Тех, кто жизнь прожив, от жизни не научится уму», — сказал он и вдруг забыл следующую строку. Всегда знал, а тут забыл. Он даже пальцами щелкнул от нетерпения. И вдруг маленький Хусайн продолжил: «Никакой учитель в мире не научит ничему». «Да-да, именно так у великого Рудаки», — сказал дядя, а потом вдруг уставился на мальчика в немом изумлении. Ночью дядя не мог заснуть, он ворочался, поражался и охал, возвращаясь в мыслях к удивительному ребенку, которого родила племянница Ситора.
С раннего детства Хусайн учил Коран, ведь каждый мусульманин должен знать эту главную книгу. Учитель мальчика был очень строг и на все вопросы Хусайна: «Откуда на небе звезды?», «Почему умирают люди?», отвечал: «Учи Коран, там на все есть ответы». И Абу Али изучал его с огромным старанием. Все удивлялись его способностям. Про Хусайна рассказывают такую легенду. Еще в раннем детстве благодаря своему обостренному восприятию он мог «разделить волосок на сорок частей». Однажды его сверстники решили испытать его: они пришли в школу раньше Хусайна и подложили под коврик, на котором всегда он сидел, листок бумаги. Начались занятия. Все ученики следили за поведением мальчика. Хусайн вел себя странно. Он то поднимал голову к потолку, то опускал ее вниз. Потом удивленно сказал: «Не знаю, или потолок в нашей школе немного опустился, или чуть-чуть поднялся пол, но только высота стены изменилась». Через несколько месяцев обучения Хусайн сказал учителю: «Я выучил весь Коран, теперь я могу задавать вопросы?». «Зачем ты так нехорошо обманываешь меня, — обиделся учитель. — Коран учат долгие годы, и то редкие мусульмане знают его наизусть. Им дают почетное звание — хафиз». «Значит, я хафиз, — сказал Хусайн — потому что я выучил все до последней главы». И рассказал все. Так не знал Коран даже сам учитель — важный хатиб Убайд. «А теперь, — спросил Хусайн, — я могу задать тебе свои вопросы?». «Я не знаю, — ответил учитель растерянно. — Вот что, я скажу твоему отцу, чтобы он больше не приводил тебя. Ты, в самом деле, хафиз. Когда-то в своем детстве я задал учителю такие же вопросы. Он больно выпорол меня. С тех пор я понял, что все ответы лежат в Коране, и перестал спрашивать других и себя. Если же ты не найдешь в Коране ответы, тебе будет плохо жить. Трудно и плохо», - так сказал старый Убайд. С тех пор Хусайн не ходил в мактаб изучать Коран.
Одновременно Ибн Сина ходил к другому учителю, который обучал его адабу (грамматике, стилистике и поэтике). Кроме того, мальчик изучал арифметику и алгебру, а потом под руководством своего домашнего учителя Абу Абдаллаха ан-Натили начал изучать логику, Евклидову геометрию и «Альмагест» Птолемея. Однако скоро Натили вынужден был признать, что исчерпал свой учебный материал и уже не в состоянии удовлетворить познавательный интерес мальчика.
Далее Ибн Сина самостоятельно продолжал свое учение. Он с увлечением занялся изучением естественных наук, и, прежде всего, медицины.
«Зачем живет человек? — думал ночами Хусайн. Для чего живу я сам? Главная жизнь моя будет в загробном мире — так учат богословы. Значит, сейчас я живу не главной жизнью?» В это он не хотел и не мог поверить. «Сейчас я живу не главной жизнью», - от этой мысли болело сердце. «А если бы человек жил на земле столько, сколько хотел… Я хочу жить долго». И вдруг Хусайн поразился простой мысли: «Для этого же и существует медицина! Как я раньше не догадался об этом! — думал он. — Медицина нужна для того, чтобы продлить жизнь человеку на земле. А может быть, кто-то захочет жить вечно. Может быть, уже есть такие лекарства, которые делают людей вечными? Надо больше читать книг». С этими мыслями он ложился спать, просыпался, вставал, ходил по улицам. «Я развяжу узел смерти! — думал Хусайн. — Для этого стоит жить. Главным моим делом станет медицина. Я сделаю людей долгожителями. Вот для чего я буду жить». Теперь Хусайн постоянно читал медицинские книги и одновременно занимался врачебной практикой — бесплатно лечил больных.
В возрасте 17 лет Ибн Сина, как врач, пользовался в Бухаре такой славой, что был приглашен ко двору Нуха ибн Мансура. Этот правитель долгое время болел, и лечившие его придворные врачи ничем не могли ему помочь. Ибн Сине удалось в короткий срок вылечить его, и в благодарность за это молодому ученому, ставшему придворным врачом, было разрешено пользоваться дворцовой библиотекой, которая была одной из лучших и богатейших библиотек на всем Ближнем Востоке. В результате работы в библиотеке Ибн Сина существенно расширил свои научные познания. Основательно усвоив логику, естествознание, медицину и другие науки, он перешел к метафизике, считавшейся тогда одним из основных разделов философии. И еще он начал писать стихи. Первые стихи Хусайн сочинял для забавы. Это было интересно — будничные слова вдруг становились то торжественно-величественными, то печальными. Их уже знали многие в Бухаре, передавали друг другу.
«Возвысить душу знаньями стремись, она вместит их словно
звезды высь.
Душа светильник, чей огонь познанье, Аллаха мудрость —
масло для него.
Погас светильник — это знак того, что кончилось твое
существованье.
Ты к дружбе с каждым встречным не стремись и тайн
не доверяй кому попало,
Гони лжеца, пройдохи сторонись, иначе повредишь себе
немало.
И воле подлеца не покорись, не превышай дозволенного
меры,
А запятнаешь честь, как не винись, как слез не лей —
слезам не будет веры».
В Бухаре наступали смутные времена. Разбойники сожгли библиотеку эмира. Однажды в дом Ибн Сины пришел знатный гость и попросил составить для него книгу, в которой уместились бы все человеческие знания. После долгих уговоров Хусайн согласился. Все-таки это был заработок. Он писал днем и ночью и довольно быстро написал толстую книгу. В ней было рассказано обо всех науках, кроме математических. Книга так и называлась - «Собранное».
Хусайн еще не успел окончить первую книгу, как пришел другой заказ - написать книгу по этике. Позже она была названа «Книгой благодеяния и греха». Ибн Сина работал с большой самоотдачей и интересом. Но обстановка в Бухаре и смерть отца побудили его покинуть родной город и отправиться в длительное странствие. Отныне вся его жизнь проходила в скитаниях по чужим странам и городам. Но и в таких условиях Ибн Сина не оставлял научную работу и врачебную практику.
…На одном из вечеров у хорезмшаха ученый-врач Масихи прочитал отрывок из только что оконченной им медицинской книги. Все выступающие книгу хвалили. А сам Масихи был недоволен. «Ар-Рази написал медицинскую книгу, но в ней двадцать томов. Ее надо возить на верблюде, — говорил Масихи Хусайну. - К тому же в этой книге многое упущено, многое бездумно переписано из Галена и Гиппократа. Нужна иная книга, но никто еще не смог написать ее. И я не сумел. Надо, чтобы она охватила все медицинские знания, но была небольшой. Такую книгу может написать лишь мудрый человек с глубокой памятью, острым умом и огненным сердцем. Мне уже не написать такую книгу». Хусайн хотел рассказать Масихи о набросках своей книги по медицине, но удержался.
Часто вместе с Масихи они принимали больных. Масихи удивлялся умению Ибн Сины ставить точный диагноз, по еле заметным признакам узнавать причины болезни. У Масихи Ибн Сина учился проводить хирургические операции, хотя Масихи уверял, что Хусайн превосходит его во врачевательстве. Вместе они работали и в химической лаборатории у Арака, где ставили всевозможные опыты. А вместе с Бируни Абу Али занимался еще астрономией…
Но вновь обстоятельства вынуждают Ибн Сину покинуть обжитое место и отправиться в странствия. «Может быть, я достиг всего, для чего был рожден, — думал он иногда. — Лечу людей. Люди радуются и благодарят. Ни от кого не зависим, никому не обязан. Могу продолжать труды в науке… Нет, я еще много должен отдать людям, я должен передать им все, что знаю и умею сам».
И появляются книги «Среднее сокращение по логике» и «Совокупные наблюдения», книга по философии «Появление и возвращение». Наконец, он начал писать свою самую главную книгу, книгу всей жизни, книгу, которая необходима каждому врачу. «Канон врачебной науки», - называлась она.
Ибн Сину любили все. О нем говорили, что он очень добрый человек, лечит всех, особенно охотно берется лечить сложные болезни. О мудрости его ходили легенды. Однажды пригласили Ибн Сину к правителю, у которого долго болел сын, и лучшие доктора были бессильны помочь. Абу Али взялся поставить мальчика на ноги. Предписания врача были забавны: рано вставать, делать гимнастику, много гулять. Он сам стал водить больного по парку, сидеть с ним в тени деревьев и подолгу беседовать. Абу Али рассказывал истории, мальчик слушал, придворные подслушивали... Потом врач попросил слуг убрать мусор со дна бассейна, который был вырыт посреди сада и долгие годы не заполнялся водой. Абу Али принялся учить мальчика плаванию. Через несколько месяцев ничто не угрожало здоровью ребенка. Он стал здоров, бодр и весел.
«Канон врачебной науки» продвигался медленно. «Хорошо бы иметь лет пять-шесть спокойной жизни», — думал Абу Али. Но спокойной жизни не получалось. И вновь Ибн Сина вынужден был покинуть город. «Мне уже тридцать четыре года. Это возраст, когда подводят первые итоги. Это возраст, когда построен фундамент и стены построены. А где мой фундамент? Я еще многого не успел и почти ничего не сделал из того, что задумывал. Зачем я тогда живу?»
Джузджани, его ученик, помогал учителю.
– Я не перестаю удивляться, учитель, твоему умению, — говорил он. — Сейчас был мужчина, он даже не мог толком объяснить свою болезнь, а ты обнаружил у него зарождающуюся опухоль в желудке. Ты ведь не заглянул ему внутрь?
И Абу Али вновь объяснял ученику свой метод лечения. Он рассказывал Джузджани о пульсе. «Пульс — это движение сосудов, слагающееся из сжатия и расширения»,– говорил Абу Али. «Некоторое время период сжатия мне был не знаком. Я повторял исследования до тех пор, пока не изучил все его признаки. После этого передо мной открылись врата познания пульса. Я различаю особенности пульса ровного и неровного. (Джузджани напрягал память, стараясь все запомнить.) Пульс может быть волнообразный и веретенообразный, двухударный, долгий, дрожащий, короткий, малый, медленный, муравьиный. И все это надо уметь отличать. Пульс бывает также мягкий, напряженный, нервный, низкий, пилообразный, полный, пустой».
«В книгах этого нет, — соглашался Абу Али, - о пульсе я напишу особый трактат, возможно, он войдет в «Канон». Жаль, что редкие врачи пока могут различать движения сосудов. Некоторые болезни, особенно скрытые от глаз, я определяю только по изменению пульса. Природа пульса сходна с природой музыки. По нарушению гармонии пульса можно отыскать тайную болезнь».
Есть такая легенда об Ибн Сине: это было в то время, когда слава о нем разошлась по многим странам. Его призывали в города, умоляли посетить деревни. Страждущих было так много, что он не успевал осматривать всех. И тогда, зайдя в одну из деревень, он предложил: «Пусть каждый больной житель деревни возьмет в руки по веревке, а другие концы этих веревок возьму в свои руки я. И по натяжению веревки, по теплу ее и дрожанию я буду определять болезни того, кто держит свой конец». В деревне была хитрая, насмешливая женщина. Она ничем не болела и решила испытать Ибн Сину. Она взяла свою кошку, которая недавно окотилась, спрятала ее за пазухой, привязала к ее лапе веревку, а другой конец подала Ибн Сине. «Сейчас мы проверим, вправду ли он такой хороший врач»,– шептала она соседям, хихикая. Ибн Сина называл болезни разных людей и, наконец, дошел до женщины с кошкой. Он на секунду сделал удивленное лицо, еще раз потрогал веревку и сказал: «Эта больная пять дней назад принесла семерых котят. Она очень истощена, и ее требуется срочно напоить молоком. Никаких других лекарств ей не надо».
Абу Али проводил и различные операции: вправлял вывихи, исправлял искривленные позвоночники, удалял камни из мочевого пузыря, вырезал полипы в носу. Как-то пятилетнему мальчику он вправил глазную фистулу. Операциями на глазах он особенно гордился: «Я обязательно должен описать их в «Каноне», — говорил он своему ученику, — чтобы каждый врач научился делать эти операции».
А вечерами Абу Али продолжал писать «Канон», который Джузджани переписывал набело. Ибн Сина одновременно мог писать несколько книг. Однажды Джузджани попросил его написать или хотя бы продиктовать собственное толкование к книгам Аристотеля. «Ты видишь, — ответил Абу Али, — я очень занят. Но я задумал книгу, которая будет полезна всем. Все свои знания, научные и философские, я постараюсь вложить в нее. Там будет и мое понимание Аристотеля». Эта книга называлась «Китаб-уш-шифа» — «Книга исцеления души».
Ибн Сина решил, что «Книга исцеления» будет состоять из семнадцати томов. Все достижения научной мысли того времени в области геологии, геофизики, метеорологии, физики и оптики, химии, ботаники и зоологии хотел внести в книгу Абу Али. Отдельно он решил рассмотреть математические дисциплины и теорию музыки. Но дела отнимали много времени.
Он вставал до зари и старался написать не менее двух листов для «Книги исцеления». Начиналось утро, и он принимал учеников. Маленькую площадь перед домом Абу Али всегда заполняли люди, ждущие от него исцеления. Среди них бывали именитые, знатные горожане, но больше было бедных крестьян, ремесленников и торговцев. На их лечение уходило много времени, ибо каждое лекарство из трав, семян и смол он готовил сам. Случаи исцеления им от болезней, превосходили чудеса, творимые святыми.
За четыре месяца, проведенных в тюрьме, Абу Али заново переделал «Книгу о коликах», написал «Книгу о правильном пути». Там же, в тюрьме, он написал философскую повесть «Живой, сын Бодрствующего». Так переводится имя начальника тюрьмы, Хайи ибн-Якзан.
Это была первая повесть Абу Али. Герой повести встречается с простым и добрым, вечно бодрствующим стариком. И старик рассказывает герою о своих странствиях, о том, как он сумел познать окружающий мир. Добрая душа старика, казалось, побывала повсюду: и опускалась в ад, и поднималась до высших сфер мира…
Книгой этой будут зачитываться потом многие люди, и говорить, что каждая страница книги полна мудрых философских раздумий. Через двести лет писатель Ибн-Туфайл создаст роман с тем же названием, который будет во многом повторять повесть Ибн Сины. Литераторы считают, что и бессмертный Данте творил свою «Божественную комедию» под влиянием Абу Али Ибн Сины.
Пришедший к власти новый правитель отпустил Ибн Сину. Уехав в другой город, он продолжал принимать больных и заканчивал третью книгу «Канона».
…И вот, наконец-то, «Канон врачебной науки» был окончен. Пять тяжелых томов лежали в комнате Ибн Сины. Все медицинские знания, которые накопили люди к тому времени, вмещали эти книги. Они были написаны в дни тяжелой, голодной жизни в караван-сараях, в домах друзей, когда приходилось прислушиваться к каждому шуму на улице, — не за ним ли пришли…
Первая из них посвящена теории медицинской науки. В ней дается определение медицины, раскрываются задачи этой науки, приводится учение о натуре (темпераменте), дается сжатый анатомический очерк о так называемых «простых» органах человеческого тела, рассматриваются причины, проявления и классификации болезней и общие правила их лечения. Подробно излагаются учения о питании, образе жизни и сохранении здоровья во все периоды жизни (общая и частная гигиена).
Во второй книге описаны простые лекарства. Оказывается, любой корень, кора любого дерева могут помочь человеку бороться с болезнями. Растения живут рядом, но люди не знают об их полезных свойствах.
«Если прикладывать лекарственные повязки с редькой и медом — это исцеляет злокачественные язвы, а семена её с уксусом окончательно исцеляют гангренозные язвы», — так говорит Ибн Сина во второй книге «Канона» об обыкновенной редьке. «Если скорпион ужалит человека, который поел редьки, то человеку вреда не будет». Или еще: «Настой мяты способен отразить действие смертоносных ядов при отравлении».
Почти восемьсот простых лекарств растительного, животного и минерального происхождения с указанием их лечебных свойств и способов применения описал Ибн Сина во второй книге «Канона». Эта книга дает возможность ознакомиться не только с научной, но и с бытовой, народной медициной того времени. Лечебники и травники Древней Руси также постоянно упоминают его имя «Ависен», дают его рецепты. А многие лекарства, предложенные Ибн Синой, прочно вошли в фармакопею и применяются по сегодняшний день.
Третья и четвертая книги подробно разбирают болезни всех человеческих органов, иными словами она посвящена частной патологии и терапии. Голова, мозг и нервы, глаз, ухо, горло и нос, зубы, легкие и сердце, пищевод и желудок, кишечник, печень и желчный пузырь, почки и мочевой пузырь — обо всем подробно рассказал Ибн Сина, назвал способы их лечения, методы операций. Как лечить переломы черепа, носа, челюсти, ключицы, ребер — об этом тоже рассказал он в «Каноне». Каждый раздел начинается с подробного анатомического описания соответствующего органа. Первым в мире Ибн Сина описал строение мышц глаза. До него многие, даже великие ученые считали, что глаз, словно фонарик испускает лучи. Эти особые лучи, отражаясь от предмета, возвращаются назад и воспроизводят его изображение.
Пятая Книга «Канона» представляет собой фармакопею. В ней излагаются способы изготовления и применения различных лекарств сложного состава, в которые входило порой до 37 веществ. «Это лекарство применял Гален», — часто пишет Ибн Сина, - «а это - известное индийское лекарство, а вот это — открыто мной».
В «Каноне» Ибн Сина уделяет внимание и проблемам психологии. Психические расстройства интересовали его не только с чисто врачебных позиций, но и как объект психологического исследования. Ученые и врачи, читая книги «Канона», переписанные Джузджани, а потом размноженные переписчиками, поражались новым, неведомым раньше науке знаниям, изложенным в этом капитальном труде. Ибн Сина первым проанализировал причины, симптомы и способы лечения таких страшных болезней, как менингит и люэс, плеврит и язва желудка. Он показал различия между чумой и холерой, описал проказу, желтуху и сибирскую язву. Ибн Сина не знал, что лишь через восьмисот с лишним лет Пастер подтвердит его гипотезу о вирусах — невидимых возбудителях болезней, которые живут в воде и в воздухе. В «Каноне» Ибн Сины содержится много тонких наблюдений за поведением детей и разумных советов по всестороннему их воспитанию. Он заботился о том, чтобы из ребенка вырос добрый, умный, умелый и здоровый человек. Большое внимание Авиценна уделял и физическим упражнениям, называя их «самым главным условием» сохранения здоровья. Другим непременным условием он считал соблюдение распорядка дня и режима питания.
В «Каноне врачебной науки» поражают точностью описания клинической картины болезней и их диагностика. Описание ряда клинических явлений, объяснение их говорят о необычайной наблюдательности Ибн Сины, таланте и опыте врача. Диагностируя болезнь, Ибн Сина определял степень влажности или сухости кожи, проводил осмотр мочи и испражнений, ощупывал человека и наблюдал за его пульсом. Ибн Сина создал учение о пульсе, к которому с тех пор трудно что-нибудь добавить. Ибн Сина не знал, что его «Канон» скоро станет медицинской энциклопедией для всех врачей мира.
Одновременно с «Урджузой» Ибн Сина написал книгу по языкознанию - «Язык арабов». Современники говорили, что подобной книги в области языка еще не было. Он так долго работал над ней, что не успел переписать её начисто. Она так и осталась в черновике. После смерти Ибн Сины книга эта, видимо, погибла, или, возможно, хранится до сих пор в какой-нибудь мусульманской библиотеке среди других неизученных рукописей.
Печальная участь ожидала и «Книгу справедливости» — грабители увезли все её двадцать томов. Она была очень дорога Авиценне, он вынашивал ее в своем сердце многие годы. «Книга справедливости» могла прозвучать как приговор всей западной философии, всем законам безнравственной, бездуховной жизни. И вот, как будто иронизируя над ним, жизнь еще раз доказала Ибн Сине свою несправедливость: навсегда пропала именно эта книга.
Почти непрерывные скитания по городам Ирана и Мавераннахра, постоянный напряженный труд, бессонные ночи, неоднократные тюремные заключения надломили организм ученого. Когда-то Ибн Сина написал книгу о желудочных коликах, теперь он сам страдал от них.
«От праха черного и до небесных тел
я тайны разглядел мудрейших слов и дел.
Коварства я избег, распутал все узлы,
лишь узел смерти я распутать не сумел».
Это были последние слова Великого Учителя. 18 июня 1037 года Ибн Сина умер.
О последних часах его жизни сохранилась следующая легенда: великий врач, почувствовав приближение смерти, решил победить её. Не зря же он в течение многих лет изучал свойства разных растений, тайны лекарств. Ослабевшими руками он приготовил сорок разных лекарств, разлил их в сорок сосудов и на каждом написал номер. Потом вызвал своего самого верного ученика.
«Слушай меня внимательно, — сказал он ему. — Силы мои ослабли, завтра я могу умереть. Но я не умру, если ты дашь мне сорок лекарств в том порядке, в каком я тебе продиктую». И стал диктовать. Первое лекарство полагалось влить в рот, вторым - натереть грудь, третьим — спину, четвертым — ноги, пятое лекарство снова влить в рот. И так до сорокового…
На следующий день великий врач потерял сознание. Перед пришедшим к нему учеником лежало безжизненное тело изможденного старца. Сухие, ослабевшие руки, ввалившиеся щеки и… только высокий лоб говорил о глубокой работе ума Ибн Сины... Ученик, волнуясь, взял первый сосуд с лекарством. Затем - второй, третий… Он делал все, как диктовал учитель. Десятый сосуд оказался в его руках… двадцатый, тридцатый…
Постепенно немощное старческое тело обретало жизнь. Оно на глазах превращалось в цветущее тело юноши. Появилось дыхание, зарозовели щеки. Перед учеником лежал сильный красивый юноша с полным благородства, мудрым лицом. Оставалось сороковое лекарство. Последнее лекарство должно было укрепить ту жизнь, которую вдохнули в Ибн Сину все тридцать девять предыдущих лекарств. Испив сороковое, учитель должен был открыть глаза, глубоко вздохнуть, улыбнуться и встать. И так поражен был ученик происшедшим чудом, так взволнован ожиданием пробуждения учителя, что внезапно у него из трясущихся от волнения рук выпал сороковой сосуд на землю и разбился. Лекарство разлилось по песку и ушло в землю... Через несколько минут перед учеником вновь лежало безжизненное тело учителя.
Ибн Сину похоронили в Хамадане, у южной стены города.
Шли годы, проходили столетия...
На краю Хамадана, на левом берегу горной реки, на территории давно заброшенного кладбища высокий кирпичный забор огораживал небольшой дворик с несколькими кипарисами. Среди кипарисов виднелось здание мавзолея, построенное из кирпича. Возле него каждое утро собирались люди. Среди них можно было видеть умудренных жизнью старцев и молодых людей, только вступающих в жизнь. Приходили сюда и больные, верившие в чудесное исцеление от одного только прикосновения к древней могиле. Внутри мавзолея, во мраке, на полу, устланном циновками, у надгробной плиты постоянно сидели старцы.
Проходило двести лет, четыреста и семьсот... И ничто не менялось в этом распорядке. И когда какой-нибудь путешественник, проезжающий из Тегерана в Багдад, спрашивал: «Кто похоронен здесь?», ему негромко отвечали: «Это могила Абу Али Ибн Сины, великого врача и великого человека».
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~