Учебное пособие по философии содержание

Вид материала

Учебное пособие

Содержание Концепция личностного знания М. Полани В чем же проявляется участие человека в процессе познания? Формализованное и личностное знание имеют, согласно Пола­ни, различные области локализации в сознании

Подобный материал:

• Учебное пособие для вузов, 9441.53kb.
• Г. П. Ковалева история русской философии учебное пособие, 1889.35kb.
• А. А. Радугина хрестоматия по философии под редакцией А. А. Радугина Хрестоматия, 6765.34kb.
• Мареев С. Н., Мареева Е. В. История философии (общий курс): Учебное пособие, 11041.72kb.
• Министерство Здравоохранения Украины Донецкий национальный медицинский университет, 938.13kb.
• Министерство Здравоохранения Украины Донецкий национальный медицинский университет, 1414.22kb.
• Учебное пособие Мудрое и глупое это как пища, полезная или вредная, а слова, изысканные, 7677.88kb.
• Учебное пособие Санкт-Петербург 2011 удк 1(075., 3433.28kb.
• Л. Е. Бляхер учебное пособие «История и философия науки» для подготовки к сдаче кандидатского, 2099.61kb.
• Учебное пособие подготовлено на кафедре философии Томского политехнического университета, 1526.78kb.

Принцип несовместимости, гласящий, что теории невозможно сравнивать, защищает любую концепцию от внешней критики со стороны других концепций. Если кто-то изобрел совершенно фантастическую концепцию и не желает с нею расставаться, то с этим ничего нельзя сделать: нет фактов, которые можно было бы противопоставить этой концепции, так как она формирует свои собственные факты; мы не можем указать на несовместимость этой фантазии с фундаментальными законами естествознания или с современными научными теориями, так как автору этой фантазии данные законы и теории могут казаться просто бессмысленными; мы не можем упрекнуть его даже в нарушении законов логики, ибо он может пользоваться своей особой логикой. Автор фантазии создает нечто похожее на куновскую парадигму: это особый, замкнутый в себе мир; и все, что не входит в данный мир, не имеет для него никакого смысла.

Фейерабенд считает, что развитие познания осуществляется благодаря взаимной критике несовместимых теорий перед лицом имеющихся фактов. Поэтому в своей научной работе ученые должны руководствоваться методо­логическим принципом «пролиферации» (размножения) теорий: «Основным положением моей концепции является принцип проли­ферации, который призывает создавать и разрабатывать теории, несовместимые с принятыми точками зрения, даже если послед­ние являются в, высокой степени подтвержденными и общепризнан­ными. Любая методология, принимающая этот принцип, будет на­зываться плюралистической методологией» (Фейерабенд П. Ответ на критику.- В кн.: Структура и развитие науки. Из Бостонских исследований по философии науки. М., 1978, с. 420). Согласно принципу пролиферации, нужно изобретать (размножать) и разрабатывать теории и концепции, несовместимые с существующими и признанными теориями. Это означает, что каждый ученый (вообще говоря, каждый человек) может и должен изобретать свою собственную концепцию и разрабатывать ее, сколь бы абсурдной и дикой она ни казалась окружающим.

Изобретение альтернатив, как полагает Фейерабенд, предо­храняет науку от догматизма и застоя, способствует созданию разнообразных измерительных приборов и инструментов, позво­ляет дать различные теоретические истолкования одним и тем же экспериментальным результатам: «В то время как единодушие во мнениях может годиться для церкви или для послушных при­верженцев тирании “выдающихся людей” разного рода, разнообра­зие мнений является методологической необходимостью для нау­ки и философии», – говорит Фейерабенд.

К принципу пролиферации Фейерабенд несколько позже при­соединил так называемый «принцип прочности»: можно и нужно разрабатывать теорию, не обращая внимания на трудности, кото­рые она встречает. В реальной науке, по его мнению, одновре­менно действуют две противоположные тенденции – стремление к устойчивости и стремление ввести новое (пролиферация), и про­тивоборство этих тенденций является источником развития нау­ки. При этом Фейерабенд прямо ссылается на учение диалектики о борьбе противоположностей как источнике развития.

Фейерабенд не согласен с Поппером в том, что наука и ее развитие целиком рациональны. Он пришел к выводу, что логика не должна ориентироваться на выработку неизменных, рациональных стандартов науки, ибо, как показывает история науки, нет норм и стандартов научной деятельности, которые сохраняли бы свое значение на все времена. Наука столь – сложная деятельность, что шаблоны, стандарты и нормы сущест­вуют в ней только для того, чтобы быть отвергнутыми. Кроме того, наука развивается в комплексе исторических, психологи­ческих, социальных и физических условий, и их необходимо учиты­вать, что не под силу сделать одной логике. На процедуре оцен­ки теории неизбежно лежит печать субъективного, ибо сама оценка – это человеческая деятельность.

Фейерабенд считает, что теорию науки нельзя создать путем выделения нескольких простых и рациональных правил. Для создания теории науки нужна совсем другая идеологическая ориентация – своего рода эпистемологический анархизм: «Бесчисленные отклонения от прямой и довольно скучной стези рациональности, наблюдаемые в действительной науке, необходимы, если мы жела­ем достигнуть прогресса с капризным и ненадежным материалом (инструменты, мозги, ассистенты и т. д.), находящимся в на­шем распоряжении», – говорит Фейерабенд.

Фейерабенд выступает против всяких универсальных методологи­ческих правил, норм, стандартов, против всех попыток сформу­лировать некое общее понятие научной рациональности. Он отме­чает, что история науки представляет собой хаотичное перепле­тение самых разнообразных идей, ошибок, заблуждений, интерпре­таций фактов, открытий, социальных влияний, эмоций ученых и т. п.: «Тому, кто посмотрит на богатый материал, доставляемый историей, и кто не стремится улучшать ее в угоду своим инс­тинктам и в силу своего стремления к интеллектуальной уверен­ности в форме ясности, точности, “объективности” или “истин­ности”, станет ясно, что существует лишь один принцип, кото­рый можно защищать при всех обстоятельствах и на всех этапах развития человечества. Это принцип – сгодится все».

Таким образом, соединение принципа пролиферации с принципом несоизмеримости образует методологическую основу анархизма: каждый волен изобретать себе собственную концепцию; ее невозможно сравнить с другими концепциями, ибо нет никакой основы для такого сравнения; следовательно, все годится и все может оказаться полезным.

Фейерабенд отмечает, что любая методологическая концепция, форму­лирующая некоторые жесткие, неизменные и абсолютно обязатель­ные принципы научной деятельности, рано или поздно становит­ся помехой для развития познания. История науки показывает, что всякое методологическое правило нарушалось и эти нару­шения были необходимы для прогресса науки. Он утверждает, что античный атомизм, гелиоцентризм, волновая теория света, кван­товая теория появились только потому, что отдельные мыслите­ли сознательно или непроизвольно разрывали путы господствую­щих методологических норм и правил. При определенных услови­ях, следовательно, целесообразно не только игнорировать то или иное методологическое правило, но и действовать вопреки ему.

Еще один аргумент против универсальных правил и в пользу анархистской методологии следующий. Фейерабенд считает, что создание определенной научной традиции, ее философское обоб­щение и закрепление, организация образования в соответствии с требованиями этой традиции – все это несовместимо с гуманиз­мом. Принуждение к тому, чтобы следовать определенным принци­пал и стандартам, калечит индивидуальность и стесняет свобод­ное развитие тех, кто все-таки оказался способным усвоить эти догмы и подчиниться им. А те люди, темперамент и способности которых не вмещаются в общепризнанные формы образования и по­знания, оказываются отлученными от науки. «Следовательно, – делает вывод Фейерабенд, – попытка увеличить свободу, жить полной и настоящей жизнью и соответствующая попытка раскрыть секреты природы и человеческого существования приводит к от­рицанию всяких универсальных стандартов и всяких косных тра­диций».

Вот как Фейерабенд описывает деятельность Галилея, который, по его мнению, был нарушителем многочислен­ных норм и запретов науки своего времени. Галилей, счита­ет Фейерабенд, нарушал все правила рациональной научной де­ятельности, рекомендуемые современной методологией. Он не со­бирал фактов с целью их последующего обобщения; не выдвигал гипотез, для того, чтобы фальсифицировать их и отбросить. Га­лилей принимает абсурдную для своего времени идею Коперника о вращении Земли вокруг своей оси и о движении ее вокруг Солнца и с помощью самых разнообразных средств стремится навязать ее своим современникам.

В результате своего анализа деятельности родоначальников современной науки Фейерабенд приходит к выводу о том, что наука вовсе не рациональна, как считает большинство философов и ученых. Но тогда встает вопрос: если это так, если наука оказывается существенно иррациональной и может развиваться лишь постоянно нарушая законы логики и разума, то чем же тогда она отличается от мифа, от религии? В сущности, ничем, отвечает Фейерабенд. Действительно, что отличает науку от мифа? К характерным особенностям мифа обычно относят то, что его основные идеи объявлены священными: всякая попытка посягнуть на эти идеи наталкивается на табу; факты и события, не согласующиеся с центральными идеями мифа, отбрасываются или приводятся с ними в соответствие посредством вспомогательных идей; никакие идеи, альтернативные по отношению к основным идеям мифа, не допускаются, и если все-таки они возникают, то безжалостно искореняются (порой вместе с носителями этих идей). Крайний догматизм, жесточайший монизм, фанатизм и нетерпимость к критике – вот отличительные черты мифа. В науке же, как обычно считается, напротив, распространены терпимость и критицизм. В ней существует плюрализм идей и объяснений, постоянная готовность к дискуссиям, внимание к фактам и стремление к пересмотру и улучшению принятых теорий и принципов.

Фейерабенд не согласен с таким «розовым» изображением науки. Всем ученым известно, и Кун выразил это с большой силой и ясностью, что в реальной, а не в выдуманной философами науке свирепствуют догматизм и нетерпимость. Фундаментальные идеи и законы ревниво охраняются. Отбрасывается все, что расходится с признанными теориями. Авторитет крупных ученых давит на их последователей с той же слепой и безжалостной силой, что и авторитет создателей и жрецов мифа на верующих. Абсолютное господство куновской парадигмы над душой и телом ученых рабов – вот правда о науке. Но в чем же тогда преимущество науки перед мифом, спрашивает Фейерабенд, почему мы должны уважать науку и презирать миф?

Многие народы и сейчас используют миф для организации сво­ей жизнедеятельности. В эпоху колониальных завоеваний европей­цы огнем и мечом насаждали сначала свою религию, а потом свою науку среди покоренных народов. В настоящее время нача­лось возрождение самобытной культуры народов Азии и Африки. Мифы возвращаются. «Однако наука, – говорит Фейерабенд, – все еще сохраняет свою власть. Она сохраняет свое превосходство вследствие того, что ее жрецы неспособны понять и не хотят простить иных идеологий, что у них есть сила, позволяющая осуществить их желания, и что они используют ее точно так же, как их предки использовали си­лу для того, чтобы навязать христианство всем народам, кото­рые встречались им на пути завоеваний».

Нужно отделить науку от государства, как это уже сделано в отношении религии, призывает Фейерабенд. Тогда научные идеи и теории уже не будут навязываться каждому члену общества мощным пропагандистским аппаратом современного государства, будет уничтожено господство науки в области народного образования. В школьном обучении науке следует предоставить такое же место, как религии и мифологии. Цель обучения должна состоять вовсе не в том, чтобы вложить в голову ребенка определенные догмы и схемы поведения, чтобы сделать его покорным рабом существующего строя, послушным винтиком громадной машины общественного производства. Основной целью воспитания и обучения должна быть всесторонняя подготовка человека к тому, чтобы достигнув зрелости, он мог сознательно – и потому свободно – сделать выбор между различными формами идеологии и деятельности. Пусть одни выберут науку и научную деятельность, другие – примкнут к одной из религиозных систем, третьи – будут руководствоваться мифом и т. п. Только такая свобода выбора, считает Фейерабенд, совместима с гуманизмом и только она может обеспечить полное раскрытие способностей каждого члена общества. Никаких ограничений в области духовной деятельности, никаких обязательных для всех правил, законов, полная свобода творчества – вот лозунг эпистемологического анархизма.

Анализируя концепцию Фейерабенда, неверно думать, что он проповедует просто всеобщий хаос и произвол, отмену всех и всяческих ограничений и принципов научной деятельности: «Я не возражаю, – говорит Фейерабенд, – вообще против правил, стан­дартов, аргументов; я возражаю против правил, стандартов, ар­гументов определенного рода. Я возражаю против правил, стан­дартов, аргументов, которые являются общими и независимыми от ситуации, в которой они используются. Идея методологии, содер­жащей такие правила, по моему мнению, столь же смехотворна, как идея измерительного инструмента, который измеряет любую величи­ну при всех обстоятельствах».

Фейерабенд выступает здесь как представитель ситуационной или исторической методологии, когда в каждом отдельном эпизоде развития научного знания стремятся найти специфические правила и стандарты научной деятельности. Отрицание общих правил, принципов и норм, провозглашение уни­кальности каждой конкретной ситуации и специфичности правил приводит к тому, что нарушается взаимопонимание, ибо каждый изобретает свою концепцию, свой язык, свои правила научной иг­ры. Верно, конечно, что каждая конкретная ситуация неповторима, однако конкретные ситуации не только различаются между собой, но и имеют нечто общее. Нельзя абсолютизировать общие принципы и нормы научной деятельности и жестко навязывать их настоящим и будущим поколениям ученых, но их явная формулировка поможет избежать тех неприятных сле­дствий, к которым приводит ситуационная методология.

Очень ваша в работе Фейерабенда критика им позитивистской методологии. Он, в частности, отвергает существование ав­тономного, независимого от теории эмпирического языка. Согла­сно позитивистской концепции, значения терминов наблюдения детерминируются наблюдаемой ситуацией их использования, имен­но поэтому, с их точки зрения, термины наблюдения образуют особый язык, лежащий в фундаменте любой теории. Позитивисты в конечном счете утверждают, что подлинное знание о мире дают только эмпирические термины и предложения, а теоретическое знание часто рассматривается ими лишь как вспомогательный ин­струмент для обработки эмпирического материала. Согласно Фейерабенду, каждая теория создает свой собственный язык для описания наблюдаемых ситуаций. Поэтому миф о существовании абсо­лютного языка наблюдения должен быть отброшен, а также должен быть отброшен обыденный язык как средство познания. Фейер­абенд отвергает обыденный язык в качестве особого внетеоретического языка наблюдения, ибо каждая теория создает свой соб­ственный язык наблюдения.

Критики Фейерабенда обращают внимание на то, что многие свои тезисы он сформулировал слишком резко. Таковыми являют­ся тезис несоизмеримости альтернативных теорий, утверждение о том, что старая теория полностью отбрасывается с появлени­ем новой, тезис об отбрасывании обыденного языка как средст­ва познания. Тезис Фейерабенда о не­соизмеримости альтернативных теорий вызвал оживленную дискус­сию. Основное возражение против этого тезиса следующее: если две теории несоизмеримы и, таким образом, не имеют между со­бой ничего общего, то их невозможно сравнивать и, следовате­льно, нет никаких оснований предпочитать одну из них другой. Нет также экспериментальных данных, которые помогли бы решить, какая из этих теорий лучше, ибо каждая теория будет создавать свои собственные экспериментальные данные, а для выбора нужен такой эксперимент, результат которого имел бы одно и то же значение в общих теориях.

Тем не менее, несмотря на все неясности и крайности, концепция Фейерабенда представляется весьма интересной. Она рассматривает знание в развитии, в постоянном изменений, в борьбе противоположных точек зрения, Фейерабенд широко использует историю науки для иллюстрации и подкрепления своих идей. Не формальный анализ подтверждения и проверки застывших тео­рий, а развитие, борьба, смена теорий – вот что интересует его прежде всего. Фейерабенд подчеркивает влияние теоретического знания на эмпирический материал. Он обращает внимание на все­проникающее влияние научных теорий, которые коренным образом изменяют наше восприятие внешнего мира, и указывает на то, что с развитием познания изменяется значение всех – даже обыденных – слов.

И, конечно, не может не вызвать одобрение выступление Фей­ерабенда против догматизма в науке и философии. Его концепция, несомненно, внесла вклад в дело освобождения от догм логичес­кого позитивизма, так долго господствовавшего на Западе.


 Концепция личностного знания М. Полани


М. Полани является одним из создателей современного напра­вления англо-американской философии науки. Уже его первые ра­боты содержали серьезную критику позитивизма, безраздельно го­сподствовавшего в философии тех лет. Пересмотру подверглись основные положения позитивистской программы: тезис о беспред-посылочности научного знания, установка на элиминацию «мета­физики», абсолютизация индуктивизма и эмпиризма. Позитивист­ски ориентированному образу науки Полани противопоставляет собственную оригинальную концепцию личностного, или неявного, знания. Эта концепция была изложена в монографии «Личностное знание», впервые вышедшей в 1958 г. в Англии.

Полани начинает построение нового идеала научного знания с критики понятия объективности. Традиционное понимание свя­зывает объективность со свободой от личностного произвола и основанностью знаний на опыте. В соответствии с этим понима­нием общепринятой целью точных наук является выработка мето­да постижения истины, дающего абсолютно достоверный результат при условии его правильного применения. При этом личность уче­ного перестает играть какую-либо значительную роль; ее участие в процессе познания сводится к минимуму. По мнению же Полани, «всякая попытка полностью исключить человеческую перспективу из нашей картины мира неминуемо ведет к бессмыслице» (Полани М. Личностное знание. М., 1985, с. 20. Дальше при ссылках на эту работу в данном разделе будет указываться только стра­ница). «Будучи человеческими существами, – пишет М. Полани, – мы неизбежно вынуждены смотреть на Вселенную из того центра, что находится внутри нас, и говорить о ней в терминах челове­ческого языка, сформированного насущными потребностями человеческого общения» (с. 20).

В чем же проявляется участие человека в процессе познания? В точных науках, которые определяются автором как опирающийся на опыт математический формализм, личностный момент неизбежен в процессе приложения формул к фактам опыта. «Получение данных и проверка данных – этот подлинный мостик между считыва­нием и вычислением – не может быть полностью автоматическим. Ибо корреляция цифр, подученных с помощью измерения и подстав­ленных в теоретическую формулу, и соответствующего считывания данных с прибора основывается на оценке ошибок наблюдения, оценке, которую нельзя задать с помощью правил... Даже предель­но механическая процедура предполагает наличие личных умений» (с. 41). Несомненно и активное участие ученого в такой облас­ти, как деятельность, связанная с верификацией или фальсифи­кацией научной теории. В научном исследовании всегда имеются какие-то детали, на которых ученый концентрирует свое внимание или, наоборот, которые он упускает из виду. Так, за 60 лет до открытия Нептуна ученые начали наблюдать отклонения в движении планет, которые нельзя было объяснить их взаимодействием. Од­нако, большинство астрономов не обращало внимание на этот фено­мен и не подвергало сомнению теорию гравитации Ньютона.

Еще больше доля личностного участия в вероятностных суж­дениях. Так, в процессе выдвижения и проверки гипотез огром­ную рать играет личная убежденность ученого, в значительной мере регулирующая ход исследования.

Все эти факты позволяют Полани переосмыслить роль опыта в процессе познания. «Опыт, конечно, может подсказать что-то, что укрепит или поставит под сомнение утверждения, касающиеся вероятности или упорядоченности, а это важный фактор, но не более важный, чем, скажем, тема романа для решения вопроса о его приемлемости. Тем не менее, личностное знание в науке яв­ляется результатом не выдумки, но открытия и как таковое при­звано установить контакт с действительностью... Оно застав­ляет нас отдаться видению реальности с той страстью, о кото­рой мы можем и не подозревать. Ответственность, которую мы при этом на себя принимаем, нельзя переложить ни на какие кри­терии верифицируемости или фальсифицируемости» (с. 101).

Таким образом, свойственное позитивизму понимание объек­тивности как чисто эмпирической фактуальности Полани заменя­ет представлением о познании как взаимодействии субъекта и объекта, как соотнесении реальности с человеческим миром.

Следующим этапом исследования Полани является вычленение структуры личностного акта познания и анализ участвующих в нем сил. Основу личностного знания он усматривает в проявле­ниях неязыкового интеллекта, т. е. в области умений, навыков и мастерства.

В исследовании этих феноменов Полани опирается на «хорошо известный факт, что цель искусного действия достигается путем следования ряду норм или правил, неизвестных как тако­вые человеку, совершающему это действие» (с. 82). Так, плов­цы в большинстве своем не знают закономерности, благодаря ко­торой они держатся на воде, велосипедисты – законов механики, объясняющих равновесие велосипеда при езде. Более того, знание всех этих закономерностей вовсе не обеспечивает умения. «Писаные правила умелого действования могут быть полезными, но в целом они не определяют успешность деятельности; это максимы, которые могут служить путеводной нитью только в том случае, если они вписываются в практическое умение или владе­ние искусством» (с. 83). Отсюда следует вывод, что искусство не может передаваться с помощью системы рациональных правил (говоря другими словами – в безличной, отчужденной форме). Научение мастерству возможно только посредством личного при­мера, посредством включенности в традицию. Ученик следует за учителем, потому что верит в то, что он делает, даже если он не может рационально проанализировать его действия. «Наблюдая учителя и стремясь превзойти его, ученик бессознательно осва­ивает нормы искусства, включая и те, которые неизвестны само­му учителю. Этими скрытыми нормами может овладеть только тот, кто в порыве самоотречения отказывается от критики и всецело отдается имитации действий другого» (с. 87). Отсюда следует вывод: общество должно сохранять традиции, если хочет сохра­нить запас личностного знания.

Все сказанное имеет, по мнению Полани, прямое отношение к научному знанию, поскольку и в науке существует практическое знание, которое невозможно передать через формулировки и ко­торое представляет собой некий неформализуемый «остаток».

Формализованное и личностное знание имеют, согласно Пола­ни, различные области локализации в сознании. Формально неспецифицируемое умение (или неформализуемое знание) локализу­ется в области