Geum.ru

Учебное пособие по философии содержание

Вид материалаУчебное пособие

Содержание


Второй класс
Третий класс
Эпистемологический анархизм П. Фейерабенда
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   13
парадигмой.

Кун отмечает, что в состав общепринятых представлений (парадигм) обычно входят: 1) символические обобщения – те выражения, которые ис­пользуются членами научной группы без сомнений и разногласий, которые имеют, например, такой вид F=ma или выражаются словами (на­пример, «действие равно противодействию»); 2) метафизические картины, или модели типа «теплота представляет собой кине­тическую энергию частей, составляющих тело» или «все воспри­нимаемые нами явления существуют благодаря взаимодействию в пустоте качественно однородных атомов» и т. п. (эти модели сна­бжают научное сообщество предпочтительными и допустимыми ана­логиями и метафорами), 3) ценности, например ценности, касающие­ся предсказаний: количественные предсказания пред­почтительнее качественных; в любом случае следует постоянно заботиться в пределах данной области науки о соблюдении допустимого предела ошибки и т. п. Ученым часто прихо­дится выбирать, что предпочесть в теории: точность или после­довательность, «эстетичность» или «логичность» и т. д. Такой выбор очень сильно зависит от конкретных особенностей истори­ческой эпохи или биографии каждого члена сообщества (Кун Т. Структура научных революций. М., 1977, с. 236-243. Дальше при ссылках на эту работу в данном разделе будет указываться только страница).

Кун считает, что исследование природы в рамках парадигмы – это «нормальная наука»: «В данном очерке термин “нормальная наука” означает исследование, прочно опирающееся на одно или несколько прошлых научных достижений – достижений, которые в течение некоторого времени признаются сообществом как основа его дальнейшей практической деятельности. В наши дни такие достижения излагаются... учебниками – элементарными или по­вышенного типа. ...До того, как подобные учебники стали об­щераспространенными, что произошло в начале XIX столетия (а для вновь формирующихся наук даже позднее), аналогичную функ­цию выполняли знаменитые классические труды ученых: “Физика” Аристотеля, “Альмагест” Птолемея, “Начала” и “Оптика” Ньютона, “Электричество” Франклина, “Химия” Лавуазье, “Геология” Лайе-ля и многие другие. Долгое время они неявно определяли право­мерность проблем и методов исследования каждой области науки для последующих поколений ученых» (с. 28). Парадигма, таким, образом, принимается научным сообществом как основа для даль­нейшей работы. Кроме того, она достаточно открыта, чтобы новые поколения ученых могли в ее рамках найти для себя нерешенные проблемы, т. е. парадигма открывает простор для исследований. «Ученые, научная деятельность которых строится на основе оди­наковых парадигм, опираются на одни и те же правила и стандар­ты научной практики. Эта общность установок и видимая согласо­ванность, которую они обеспечивают, представляют собой предпо­сылки для нормальной науки, то есть для генезиса и преемствен­ности в традиции того или иного направления исследования» (с. 29).

Именно «нормальная наука» не представлена в концепции Поп­пера. Тем не менее, признание учеными некоторых «догм», тра­диций, стандартов работы позволяет им эффективно познавать природу. Кун называет работу в рамках парадигмы будничной и полагает, что многие люди, не принадлежащие к числу исследова­телей в русле зрелой науки, не осознают, что «именно наведе­нием порядка занято большинство ученых в ходе их научной дея­тельности» (с. 45).

Обсуждая вопрос о том, что представляет собой нормальное, или основанное на парадигме, исследование, Кун начинает изложе­ний со стадии накопления фактов. Он описывает три класса экс­периментов и наблюдений. Во-первых, имеется класс фактов, которые особенно показательны для вскрытия сути вещей. Иссле­дование состоит в уточнении фактов и в их распознании во все более широком кругу ситуаций. Например, в астрономии эти уто­чнения заключались в определении положения звезд и планет; в физике – в вычислении удельных весов и сжимаемостей материа­лов, длин волн и спектральных интенсивностей, электропроводностей и контактных потенциалов и т. п. Попытки увеличить точ­ность и расширить круг известных фактов, подобных тем, которые были названы, занимают значительную часть литературы, посвя­щенной экспериментам и наблюдениям в науке. «От Тихо Браге до Э. О. Лоренца некоторые ученые завоевали себе репутацию великих не за новизну своих открытий, а за точность, надежность и ши­роту методов, разработанных ими для уточнения ранее известных категорий фактов» (с. 48).

Второй класс – факты, которые не представляют большого ин­тереса сами по себе, но могут непосредственно сопоставляться с предсказаниями парадигмальной теории. Научная теория, особенно если она имеет преимущественно математическую форму, непосредственно может быть соотнесена с действительностью лишь в некоторых немногих областях. Поиски областей, где можно продемонстрировать полное соответствие, требуют посто­янного совершенствования мастерства и возбуждают фантазию исследователя. «Специальные телескопы для демонстрации пред­сказания Коперником годичного параллакса, машина Атвуда, изо­бретенная почти столетие спустя после выхода в свет «Начал» Ньютона и дающая впервые ясную демонстрацию второго закона Ньютона; прибор Фуко для доказательства того, что скорость света в воздухе больше, чем в воде... – все эти примеры спе­циальной аппаратуры и множество других подобных им иллюстри­руют огромные усилия и изобретательность, направленные на то, чтобы ставить теорию и природу во все более тесное соответст­вие друг с другом» (с. 48-49). Этот тип экспериментальной ра­боты зависит от парадигмы даже более явно, чем первый. Суще­ствование парадигмы заведомо предполагает, что проблема раз­решима. Часто парадигмальная теория прямо подразумевается в создании аппаратуры, позволяющей решить проблему. Например, без «Начал» Ньютона измерения, которые позволяет произвести машина Атвуда, не значили бы ровно ничего.

Третий класс экспериментов и наблюдений представляет эм­пирическую работу, которая предпринимается для разработки парадигмальной теории. В математизированных науках ряд экспе­риментов, целью которых является разработка парадигмы, нап­равлен на определение физических констант, например грави­тационной постоянной, числа Авогадро, коэффициента Джоуля, заряда электрона и т. д. Ни одна из этих попыток не принесла бы плодов без парадигмальной теории, которая поставила бы про­блему и гарантировала бы существование определенного решения. Разработка парадигмы происходит и при открытии количествен­ных законов. Таковы законы Бойля, Кулона, Джоуля.

Описывая теоретическую работу в рамках нормальной науки, Кун называет в качестве примеров разработку теоретических методов для истолкования движения более чем двух одновременно притягивающихся тел и исследование стабильности орбит при возмущениях, приложение ньютоновской механики для решения задач гидродинамики и колебания струны, перестройку механики в работах Гамильтона, Якоби, Герца.

Кун показывает, что решение конкретных задач по изучению природы при наличии парадигмы напоминает составление пазлов, мозаик-головоломок, которые нужно сложить из отдельных кусочков, чтобы получилась заранее заданная картинка: есть образец решения (парадигма), есть правила решения, известно, что задача разрешима. На долю ученого выпада­ет попробовать свою личную изобретательность при заданных условиях. Секрет успехов науки во многом лежит в такой самоор­ганизации научного сообщества. Кун отмечает, что нет ни од­ного другого профессионального сообщества, которое бы было так хорошо изолировано от запросов непрофессионалов и повсе­дневной жизни, как научное сообщество. Работа ученого обра­щена прежде всего к его коллегам, в то время как поэт или теолог обращается к непрофессиональной аудитории и очень зави­сит от ее оценок. «Именно потому, что он работает только для аудитории коллег, аудитории, которая разделяет его собст­венные оценки и убеждения, ученый может принимать без дока­зательства единую систему стандартов» (с. 215). Кун подчерки­вает, что изоляция научного сообщества от общества в целом позволяет каждому ученому концентрировать свое внимание на проблемах, относительно которых он имеет все основания ве­рить, что способен их решить. Ученый не нуждается в выборе проблем, последние сами требуют своего решения.

С понятием парадигм тесно связано понятие научного сообщества, в некотором смысле эти понятия синонимичны. В самом деле, что такое парадигма? Это некоторый взгляд на мир, принимаемый научным сообществом. А что такое научное сообщество? Это группа людей, объединенных верой в одну парадигму. Стать членом научного сообщества можно только приняв и усвоив его парадигму. Если вы не разделяете веры в парадигму, вы остаетесь за пределами научного сообщества. Поэтому, например, современные экстрасенсы, астрологи, исследователи летающих тарелок и полтергейстов не считаются учеными, не входят в научное сообщество, ибо все они либо отвергают некоторые фундаментальные принципы современной науки, либо выдвигают идеи, не признаваемые современной наукой.

Мы описали, как Кун понимает работу в рамках нормальной науки. Но это только один период научного процесса, другой – ломка устоявшихся парадигм, кризис и формирование новой пара­дигмы. На одном из этапов развития нормальной науки непремен­но происходит несовпадение наблюдений с предсказаниями, воз­никает аномалия. И когда таких аномалий накапливается доста­точное количество, нормальное течение науки прекращается, наступает состояние кризиса, которое обычно приводит к соз­данию новой теории. На примерах систем Птолемея и Коперника, кислородной теории горения и теории относительности Кун по­казывает, каким образом прежняя теория перестает адекватно объяснять накопившиеся факты, как подготавливается новая те­ория и происходит замена парадигмы, т. е. научная революция. Он проводит аналогию с социальной революцией и подчеркивает, что формирование новой парадигмы – это «экстраординарное ис­следование», период дискуссий, формирования новых принципов мышления, картин мира и т. п. «Увеличение конкурирующих вари­антов, готовность опробовать что-либо еще, выражение явного недовольства, обращение за помощью к философии и обсуждение фундаментальных положений – все это симптомы перехода от нор­мального исследования к экстраординарному» (с. 127).

Период кризиса заканчивается, когда одна из предложенных гипотез доказывает свою способность справиться с существующими проблемами, объяснить непонятные факты и благодаря этому привлекает на свою сторону большую часть ученых, научное сообщество восстанавливает свое единство. Вот эту смену парадигм Кун и называет научной революцией.

Кун считает, что выбор теории на роль новой парадигмы – это не логическая проблема: «Ни с помощью логики, ни с помо­щью теории вероятности невозможно переубедить тех, кто отка­зывается войти в круг. Логические посылки и ценности, общие для двух лагерей при спорах о парадигмах, недостаточно широ­ки для этого. Как в политических революциях, так и в выборе парадигмы нет инстанции более высокой, чем согласие соответ­ствующего сообщества» (с. 131). На роль парадигмы научное со­общество выбирает ту теорию, которая, как представляется, обеспечит «нормальное» функционирование науки. Смена осново­полагающих теорий выглядит для ученого как вступление в новый мир, в котором находятся совсем иные объекты, понятийные системы, обнаруживаются иные проблемы и задачи: «Парадигмы вообще не могут быть исправлены в рамках нормальной науки. Вместо этого... нормальная наука в конце концов приводит только к осознанию аномалий и к кризисам. А последние разре­шаются не в результате размышления и интерпретации, а благо­даря в какой-то степени неожиданному и неструктурному собы­тию, подобно переключению гештальта. После этого события уче­ные часто говорят о “пелене, спавшей с глаз”, или об “озаре­нии”, которое освещает ранее запутанную головоломку, тем са­мым приспосабливая ее компоненты к тому, чтобы увидеть их в новом ракурсе, впервые позволяющем достигнуть ее решения» (с. 165).

Ученые, принявшие новую парадигму, начинают видеть мир по-новому. Переход от одной парадигмы к другой Кун сравнивает с переключением гештальта: например, если раньше на рисунке видели вазу, нужно усилие, чтобы на том же рисунке увидеть два человеческих профиля. Но как только это переключение образа произошло, сторонники новой парадигмы уже не способны совершить обратное переключение и перестают понимать тех своих коллег, которые все еще говорят о вазе. Сторонники разных парадигм говорят на разных языках и живут в разных мирах, они теряют возможность общаться друг с другом.

Что же заставляет ученого покинуть старый, обжитой мир и устремиться по новой, незнакомой и полной неизвестности дороге? Надежда на то, что она окажется удобнее старой, заезженной колеи, а также религиозные, философские, эстетические и тому подобные соображения, но не логико-методологические аргументы. Конкуренция между парадигмами не является видом борьбы, которая может быть разрешена с помощью доводов. Таким образом, научная резолюция как смена пара­дигм не подлежит рационально-логическому объяснению, потому что суть дела в профессиональном самочувствии научного сооб­щества: либо сообщество обладает средствами решения «пазлов-голово­ломок», либо этих средств нет – и тогда сообщество их созда­ет.

Существенным в концепции Куна является тезис о несоизме­римости парадигм. Он считает ошибочным утверждение о том, что новая парадигма включает в себя старую как частный случай. В качестве примера он указывает на то, что масса в формулах Эйн­штейна и Ньютона означает разные понятия. Суть дела не в воз­можности свести одну формулу к другой, а в изменении взглядов на пространство и время: идеи Эйнштейна не только не включают в себя представления Ньютона, но и отрицают их. При изменении парадигмы меняется весь мир ученого, ибо не существует объек­тивного языка научного наблюдения. Восприятие ученого всегда будет подвержено влиянию парадигмы.

Итак, развитие науки у Куна выглядит следующим образом: нормальная наука, развивающаяся в рамках общепризнанной парадигмы; рост числа аномалий, приводящий в конечном итоге к кризису; за этим следует научная революция, означающая смену парадигм. Накопление знания, совершенствование методов и инструментов, расширение сферы практических приложений, т. е. все то, что можно назвать прогрессом, совершается только в период нормальной науки. Однако научная революция приводит к отбрасыванию всего того, что было получено на предыдущем этапе, работа науки начинается как бы заново, на пустом месте. Таким образом, в целом развитие науки получается дискретным: периоды прогресса и накопления знания разделяются революционными провалами, разрывами ткани науки.

Кун спорил со следующими утверждениями Поппера. Кун считает, что Поппер не прав в том, что характеризовал всю научную деятельность в выражениях, ко­торые применимы только к ее редким революционным периодам. «Суровость проверочных испытательных критериев, о которой пи­шет Поппер, – одна сторона монеты, другая сторона – традиция “нормальной” науки, решение задач-головоломок. Проверке, или испытанию, подвергается не основополагающая теория, а до­гадка ученого, его изобретательность. Неуспех догадки – это личный неуспех, а не крушение теории; это неудача ученого, а не его парадигмы» (Кузнецова Н. И. Наука в ее истории. М., 1982, с. 56).

«Вторая черта попперовской концепции, которая вызывает принципиальное возражение Куна, – это ее отношение к “элимина­ции ошибок”, которая якобы происходит при смене теорий. “Ошиб­ками” для Поппера являлись астрономия Птолемея, флогистонная теория, динамика Ньютона. Этого Кун никак признать не может: никакой “ошибки” при построении этих теорий допущено не было, и непонятно, как вообще можно характеризовать подобным словом устаревшую научную теорию.

Третье возражение Попперу – это сомнение в том, что, обна­ружив опровержение своей теории, ученый должен решительно от­казаться от нее. Самое элементарное рассуждение показывает, что ученый имеет столкновение теории не с самим по себе экс­периментом или наблюдением, а с суждением о нём. В каком же случае можно быть уверенным, что отверг теорию именно экспери­мент, а не суждение о нем? Попперовская логика не дает ответа на этот вопрос. История науки показывает, что расхождение с наблюдением никак не дает оснований для отказа от теории. Если бы было так, человечество не имело бы ни теории Коперника, ни теории Ньютона, ибо их первые предсказания не выдерживали никакой серьезной проверки экспериментом и наблюдением» (там же, с. 56-57).

В конечном счете, решающее противопоставление концепций Поппера и Куна состоит в ответе на вопрос, каким образом мож­но подойти к раскрытию природы науки и ее прогресса. Поппер считал, что это можно сделать, обращаясь к логическим прави­лам развития знания, а не к психологическим стимулам деятель­ности ученых. Наука Поппера – безлична, а Кун стремится внес­ти туда «человеческий элемент». В логическую проблематику ана­лиза научного развития Кун вносит совершенно новые мотивы – социологические и психологические. Научная революция – это изменение взгляда на мир, считает Кун.

Книга Куна породила множество дискуссий. Так, острой критике подверглись понятия нормальной науки и революционных ситуаций. В критике куновского понятия нормальной науки выделяются три направления: 1) полное от­рицание самого существования нормальной науки (Дж.Уоткикс); 2) признание того, что нормальная наука существует, но пред­ставляет опасность для самого существования науки (Поппер); 3) нормальное исследование существует, но оно не является ос­новным для науки в целом, хотя и не представляет страшного зла, каким его считает Поппер (С. Тулмин). Поппер, соглашаясь с тем, что нормальная наука существует, и считая, что она должна приниматься во внимание историками науки, отмечает, что «нормальный» ученый вызывает у него чувство жалости: его пло­хо обучали, он не привык к критическому мышлению, из него сде­лали догматика, он жертва доктринерства. Поппер полагает, что, хотя ученый и работает обычно в рамках какой-то теории, при желании он может в любой момент выйти за эти рамки. Правда, при этом он окажется в других рамках, но эти другие рамки бу­дут лучше и просторнее.

П. Фейерабенд писал: «Кун прав постольку, поскольку он за­метил нормальный, или консервативный, или антигуманитарный элемент. Это подлинное открытие. Он не прав, поскольку он неправильно представил отношение этого элемента к более философским (то есть критическим) процедурам». По мнению Фейерабенда, нормальные элементы воплоща­ются в деятельности подавляющего большинства ученых. Но не они вносят в науку фундаментальные новшества. Фундаментально новое привносят те, кому удается сочетать нормальное исследо­вание с экстраординарным, обязательно содержащим в себе фило­софский компонент. Результатом является критика того, что прочно утвердилось в науке и может быть подвергнуто сомнению и опровержению только с помощью философской аргументации.

Много возражений вызвала и трактовка Куном научных рево­люций. Основное из них – Кун привлек только социально-психо­логические факторы для объяснения революций в науке, но не ло­гические, гносеологические.

Следует признать, что теория Куна – это весьма смелая и побуждающая к размышлениям концепция. Конечно, весьма трудно отказаться от мысли о том, что наука прогрессирует в своем историческом развитии, что знания ученых и человечества вообще об окружающем мире растут и углубляются. Но после работ Куна уже нельзя не замечать проблем, с которыми связана идея научного прогресса.


Эпистемологический анархизм П. Фейерабенда


Пауль (впоследствии Пол) Фейерабенд родился в Вене в 1924 г. Получил докторскую степень в Венском университете. В Вене изучал историю, математику и астрономию, в Веймаре – драматургию, в Лондоне и Копенгагене – философию. В 1958 г. переехал в США, где до конца жизни работал профессором философии Калифорнийского университета в г. Беркли. Одновременно был профессором философии в Федеральном технологическом институте в Цюрихе. Умер в 1997 г. Основными сочинениями являются следующие: «Против метода. Очерк анархистской теории познания» (1975); «Наука в свободном обществе» (1978); «Прощай, разум!» (1987).

Фейерабенд называл свою концепцию «эпистемологическим анархизмом». С точки зрения методологии, анархизм является следствием двух принципов: принципа пролиферации и принципа несовместимости.

Фейерабенд подверг детальному анализу положение Куна о несоизмеримости тех «ми­ров», которые соответствуют противостоящим друг другу теори­ям. Не соглашаясь в целом с идеями Куна о природе научной де­ятельности, Фейерабенд согласен с ним в том, что значения те­оретических терминов и терминов наблюдения определены теоре­тическим, содержательно-смысловым контекстом, в котором они употребляются. Фейерабенд показал, что значения даже таких терминов, как «длина», «масса» принципиально различны в клас­сической небесной механике и специальной теории относительно­сти.

Фейерабенд обосновывает тезисы о том, что 1) теории, сме­няющие друг друга в процессе развития науки, несовместимы, несводимы одна к другой; 2) значение термина зависит от тео­ретического контекста, в который он включен, поэтому при пере ходе из одного контекста в другой термин меняет свою смысло­вую нагрузку.

Если признать, что факты при­обретают опровергающую силу только благодаря их осмыслению в рачках некоторой теории, то отдельная теория уже не может быть основной методологической единицей при обсуждении вопро­сов подтверждения, проверки и опровержения теорий. У Куна в качестве такой единицы выступает «парадигма» – совокупность признаваемых научным сообществом теорий, методов и образцов решений проблем. Фейерабенд сопоставляет с фактами совокупность теорий, которые он называет альтернативными теориями, или, короче, альтернативами.

Теории, скажем, Т1 и Т2 альтернативны, если они относят­ся к одной и той же эмпирической области Д, если из Т1 следу­ет хотя бы одно утверждение Р1, такое, что оно несовместимо с утверждением Р2, следующим из Т2. Должны существовать факты, подтверждающие победившую теорию Т2 независимо от T1, и по­бедившая теория Т2 должна уметь объяснить, почему теория T1 могла успешно использоваться в эмпирической области Д и по­чему она потерпела неудачу.