Академия протагора в. А. Ивашко принципы эволюции человека – человечества

Вид материала

Книга

Содержание А стоит ли овчинка выделки? А не вернуться ли нам к пасторальной идиллии, а то и к охоте и собирательству? И сколько я вам должен за спасение своей жизни?

Подобный материал:

• Происхождение человека, 109.18kb.
• Окружной методический центр восточного окружного управления образования лаборатория, 1613.77kb.
• Глобализация: понятие, этапы, противоречия, оценки, 325.76kb.
• Некоторые особенности сознания, 227.68kb.
• В. Н. учитель высшей категории, отличник просвещения РФ. 19 февраля 2010 года Задачи, 251.23kb.
• Методическое пособие к курсу "теория эволюции" Научный центр эволюции земли и человека, 4157.76kb.
• Методическое пособие к курсу "теория эволюции" Научный центр эволюции земли и человека, 4157.69kb.
• Эволюция человека, 22.68kb.
• Программы, залаженные в молекуле, 11344.58kb.
• Программы, залаженные в молекуле, 11345kb.

Отца нации, красивый по форме, но весьма глупый по сути). Уход на войну неизбежно требовал делегирования полномочий вождя – правителя кому-то из остающихся в муниципии. И здесь возникает множество вариантов на должность первого заместителя, которые в конечном счете породили институт правительства муниципии, региона, государства. В обыденном сознании и до сих пор власть есть правительство как единое целое, тогда как на самом деле она представляет собой триединство прошлого, настоящего, будущего, а вождь – правитель как лицо, принимающее решение, и есть настоящее между прошлым и будущим (отсюда и повсеместное историческое деление прошлого на эпохи правления того или иного лидера - вождя). Для населения правитель и есть настоящее, ибо он и только он решает, как соединить прошлое и будущее (будь то домохозяйство, производство, муниципия, региональное наместничество или государство). И уход вождя на войну как бы лишает его население настоящего, создавая весьма запутанную ситуацию, консервирующую прошлое, ибо все решения принимаются на местах строго по прецеденту (на новые кардинальные решения нет полномочий, т.к. только вождь может утвердить новый закон). За этим и следит судебная система. А все будущее – это имеющиеся в распоряжении правительства материально-технические, людские и финансовые ресурсы, составляющие суть понятия “казна”. Любая война есть падение производства людей, товаров, услуг, информации, мобилизация наличных запасов и как неизбежное следствие истощение казны государства. Значит суть будущего состоит в производстве людей, товаров, услуг, информации, восстановительного, а лучше расширенного. Следовательно, война в принципе как состояние/процесс возможна до полного истощения казны. Естественно, возникает строго системно-логически вопрос о сути каузальности войны.

Из базового принципа эволюции живого:

→трофика→рост→репродукция→
четко видно, что в биомире идет непрерывная борьба за сохранение родо-видовых ниш, а при возможности и их расширение (пресловутая борьба за жизненное пространство). Непрерывность этой борьбы есть норма существования биосферы:



четко делятся на:



Отсюда видно, что Человек-Человечество за счет активной коммуникативной кумуляции знаний, умений, навыков преобразования геобиосферы стремится из консумента – пантрофа превратиться еще и в продуцента (искусственные материалы, включая пищевые) и редуцента (искусственное уничтожение: механическое, химическое, биологическое энергетическое) путем создания и развития техносферы, т.е. стать царем природы Земли и даже геокосмоса. И во многом уже преуспел на этом пути. И базовую роль в этом играет эволюция оборонительно-наступательной деятельности, т.е. генеральной линии всей биоэволюции, заложенной изначально биогенезом в виде принципа самосохранения путем освоения геосферы по линии →трофика→рост→редупликация/репродукция→. А освоение уже есть наступление, экспансия, прогресс. Как только заканчиваются трофические запасы, прекращается и освоение, начинается застой, стагнация и неизбежный регресс, деградация. Но трофика включает воздух, воду, пищу, тепло, свет (которые в свою очередь включают множество биофизико-биохимических факторов и т.д.) в некотором комфортном для родовидового выживания сочетании. Нарушение этого сочетания немедленно ведет к поиску возможностей его восстановления, а если это премортально невозможно (смена среды, например), то наступает оборонительная фаза максимально возможного сжатия – дезактивации путем инцистирования т.е. автономизации тела бионта некоторым образом от среды обитания для переживания до лучших времен. Понятно, что уловить момент наступления этих лучших времен можно только путем наличия соответствующего датчика-сенсора состояния внешней среды с каналом связи со стартером биофизико-биохимических процессов во внутренней среде бионта. Ошибка сенсора-датчика при отсутствии достаточной аналитико-синтетической способности стартера может дорого обойтись бионту вплоть до летального исхода. Поэтому эволюционно стартер старается опираться на разнообразие (количество) источников информации и на устойчивость ее во времени (качество). А это уже есть элемент, зерно прогнозирования, которое должно соответствовать эконише, среде обитания бионта. Геономика указывает, что для элементов биосферы важны (для разных бионтов в разной степени, а для человека, претендующего на роль царя биосферы, все вместе) следующие угрозы требующие соответствующих упреждающе-оборонительных действий:

1. космопрогноз (движение Солнца, Луны, метеоритов, техноспутников и т.д.)
   
2. атмопрогноз (движение воздуха по силе и вектору в его взаимодействии с космо- , гидро- , лито- и техносферами)
   
3. гидропрогноз (движение воды надземной, наземной, подземной в ее трех формах: пар, жидкость, лед, в её взаимодействии космо- , атмо- , лито- и техносферами)
   
4. литопрогноз (движение платформ: сейсмика, вулканы, камнепад, движение грунтов, движение почв в их взаимодействии с космо- , атмо- , гидро- и техносферами).
   
5. биопрогноз (движение/репродукция продуцентов, консументов I и II, редуцентов, паразитов и человечества в их взаимодействии с космо- , атмо- , гидро- и литосферами и встроенной в них человечеством техносферой)
   
6. социопрогноз (демографические качественно-количественные процессы, степень соответствия им трофобеспечения и вытекающий из этого уровень социоконфликтности)
   
7. технопрогноз (экопреобразовательная добывающая, созидающая, утилизирующая деятельность в виде нормативно-планового управляемого и неуправляемого государством производства путем некоторых комплексных технологий определенной степени надежности в некоторых режимах, упреждающих возникновение техногенных катастроф, требующих неизбежно некоторой нейтрализации их энергетических, механических, химических, биологических и социопсихологичеких последствий).
   

Первые пять комплексов угроз самосохранению бионта, требующих прогноза и соответствующей упреждающей деятельности по минимизации негативных последствий существовали и до появления Человека-Человечества, которое добавило еще два встроенных комплекса угроз как для биосферы, так и для самого себя. Технотехнологическая власть, обретенная путем овладения огнем (но не полного его подчинения) и развитие на его основе (энергетика) фундамента цивилизации с ее безмерной жаждой комфорта и величия, а значит и межперсональной и межсоциумной конкуренции, разорвала кольцо принципа необходимости и достаточности, которое адвокаты такого потребительства ловко назвали хищничеством, тогда как в биомире ничего подобного никогда не было, ибо он живет исключительно по принципу:

→трофика→рост→редупликация/репродукция→.

Гносеологически важно подчеркнуть, что категории “защита” и “нападение” есть оценочные суждения, умозаключения наблюдателя процессов непрерывной изменяемости мироздания в некотором хронотопе путем приписывания одной г/г форме статуса агрессора, а другой – защитника. При этом весьма часто путается вольно или невольно целенаправленность с целеположенностью, случайность с умышленностью (наиболее ярко эта проблема проявляется в криминологии). Поэтому необходимо дать хотя бы схематически гносеологическое описание категорий “защита”, “оборона” и “нападение”, “агрессия”. Мы уже говорили о том, что нет абсолютно пустой г/г формы и абсолютно полной г/г формы по определению, но имеется огромное число форм, приближающихся к этим состояниям (вакуумобразные и сверхплотные формы). Такая разноплотность и выражается знаками – и + как процесс изъятия, лишения и процесс добавления, приложения в результате взаимодействия двух г/г форм строго по УФО. При этом результат взаимодействия противоположностей дает третью форму, нейтральную относительно двух взаимодействующих (например: электрон + протон = фотон, щелочь + кислота = соль и т.д.). Формально по целенаправленности можно судить о том, что есть агрессор, а что – защитник. Но по сути нельзя так судить, ибо агрессия и защита относятся исключительно к характеристике целеполагающих систем, где законы стохастики резко сдвигаются с равнозначной неопределенности к разнозначной определенности (с 50:50 к 51:49, 49:51 и т.д.), потому что чисто количественные отношения (щелочь и кислота, вне зависимости от того, кого наблюдатель определил как целенаправленного “агрессора”, дадут столько соли, насколько хватит самих нейтрализаторов) сменяются качественными (маленькое ядовитое насекомое вполне может нейтрализовать деятельность огромного млекопитающего). Главная проблема целеполагания заключается в ее виртуальной скрытости, при чем и сам субъект осознает это далеко не всегда (заставить пытками признаться в злоумышлении, злодеянии есть самая легкая, но и самая антинаучная форма доведения дела до суда в юридической практике). Таким образом, переход защиты в нападение, а нападения в защиту строго по УФО (актант – пасивант и донор – реципиент при обмене КД/Д в ходе КА) без полного восстановления всего КА не могут дать доказательств степени правомерности/неправомерности результатов обмена. А причина кроется в генезисе феномена обороны/нападения как сути самосохранения, заложенного изначально биогенезом.

Моноцит есть автономная оборонительная система преобразования окружающей среды путем присвоения части ее элементов для собственного роста и дальнейшей редупликации. Но рост габаритов уже есть наступление на среду обитания. Значит, имеем дело с пассивной обороной и пассивным наступлением в их тесной взаимосвязи, включая обездвиживание путем инцистирования. Появление жгутика заложило основы активной обороны (бегство, прятание от угроз) и активного наступления (целеположенного, а значит и целенаправленного движения к трофическому объекту). Парагенетическая конъюгация превратила чисто трофическое наступление/нападение в парасексуальное. Наконец, соперничество за право обладания некоторым объектом привело к нейтрализации либо соперника (изгнание, умерщвление), либо самого объекта (феномен “черной вдовы” есть, видимо, первый метаморфоз ревности как упреждения соперничества при том, что психофизиология его качественно отлична от человеческой социотипической составляющей). Таким образом, генезис криминальной каузальности выявляет только три базовых основания:

1. трофическое,
   
2. сексуальное,
   
3. корпоративно-статусное,
   

вытекающие друг из друга.

Но все три потребности входят в Систему базовых потребностей и являются вполне естественными для любого бионта. На чем же тогда зиждится чисто человеческое оценочное деление, точнее выделение криминальных, т.е. неправильных в соответствии с некоторым кодексом правил поведения, и естественных, правильных действий? Исключительно на нормативах социоцитного выживания.

Изофагия (поедание себеподобных) в мире хищников и пантрофов, как и аутофагия – явления весьма маргинальные в биомире, да и изучены весьма слабо, чтобы делать сколько-нибудь обоснованные выводы. Каннибализм как феномен поедания человека человеком (к сожалению, в масс-медиа его часто путают с антропофагией, т.е. с поеданием человека животными, что есть норма биомира) изучен так же слабо, как и другие виды изофагии. Отсюда оправдательные культурологические ссылки на ритуальный, сакральный и т.п., а не повсеместный характер каннибализма. Через века последовали официальные извинения потомков тех, кто “съели Кука”. Значит вопрос решается в чисто этической плоскости: у нас так принято, а у них иначе, что гносеологически еще более запутывает проблему. Строго системно-логически каннибализм есть одна из форм присвоения человека человеком: владеть, распоряжаться, пользоваться его физио- , психо- , социотипом. Значит поедом есть и в конце концов съесть человека человеком можно социотипически (например, корпоративный статус, должность), психотипически (принцип: называй человека: свинья! свинья! он и захрюкает), физиотипически (донорство зубов, крови, органов, кожи, волос, скелета и т.п. и собственно поедание трупа). Отсюда этический запрет каннибализма автоматически перешел в юридический и тем самым утвердил его якобы цивилизационную криминальность. Но самая древняя трансплантологическая практика дантистов от живых и мертвых доноров успешно продолжается до наших дней. Чуть менее древнее постижерное ремесло также успешно продолжается. Но революционное для медицины гематологическое донорство, которое по своим регенерационным параметрам мало чем отличается от регенерации волос, сразу столкнулось и с этическими, и с юридическими барьерами. Затем последовало донорство одного из парных органов и даже вивисекция части регенерирующейся печени с кучей иммунологических проблем и т.д. вплоть до спинномозговой ткани и так называемых стволовых клеток. И речь идет о живых людях (пусть далеко не всегда милосердных, просто меркантильных в силу разных причин доноров). В этике и юриспруденции начался теоретико-принципиальный хаос, ибо обе базируются реально на теории права, т.е. философско-методологическом уровне аксиологии, которая неизбежно требует полноценной теории Человека-Человечества, а она ни материалистами, ни идеалистами до сих пор не предложена. На самом деле в теории права при всей ее многообещающей болтливости нет ничего, кроме ошметков витиеватых мифологических и теологических конструктов многотысячелетней давности. А тут еще масла в огонь добавила новоявленная (порожденная экологическими алармистами) сверхмилосердная биоэтика, абсолютно идеалистический конструкт, ведущий по сути к деградации Человека-Человечества до уровня растения (этакий метаморфоз принципа: непротивление злу насилием). И если следовать генезису нормотворчества, по которому этика породила юриспруденцию, то появление биоэтики неизбежно потребует появление биоюриспруденции. Но беда в том, что экологическое право существует уже тысячи лет, пусть и не в столь развитой форме как нам бы этого хотелось. Значит и экоэтика уже существует еще больше лет (наиболее яркий пример тому дают народы Крайнего Севера, ибо приполярные регионы особо чувствительны в регенеративном отношении). А то, что эта экоэтика существует в мифологической форме, а не в научной экспликации, вовсе не мешает ей следовать строго биологическому принципу пользования: необходимость и достаточность. А идеалистическая псевдотеоретизации этики путем перевода качеств-определений в качества-субстантивы подобна Носу Гоголя и посему лишь запутала и без того темные системно-логические основы этики (глубокомысленные рассуждения о Добре и Зле как самодостаточных категориях, т.е. безотносительно к носителям этих качеств, есть не более чем игра ума, свободное жонглирование в свободном концептуальном мире). Таким образом биоэтика – это псевдоноваторство, замаскированная научная конъюнктурщина, как это имело место с аксиологией, которой пытались два века назад заменить этику. Только аксиология как теория ценностей в конце концов нашла свое место в системе этики как теории отношений как часть и целое, а биоэтика пока что предметно полностью подменяет этику, ибо анализирует ту же самую структуру: живое мертвое относительно базовой структуры: свое чужое т.е. биогенезного фундамента непрерывного обмена в виде присвоения бионтом части окружающей среды. А присвоение неизбежно порождает право собственности, ибо оно выражает генеральную линию биоэволюции – принцип самосохранения.

Выше мы говорили о присвоении живого человека и связанных с этим этических (культурологических) и юридических проблем. Однако не меньше проблем и с мертвым человеком, которые автоматически возникли вместе с концепцией анимизма и соответствующей культурой (ритуал, культ) захоронений далеко не утилитарно-санитарного характера. И главная – право собственности на труп: владение, распоряжение, пользование. Гигантская идеологическая, этическая, юридическая и экологическая проблема, возникшая задолго до знаменитых походов для освобождения гроба Господнего и даже до египетских пирамид. Физиотехнология, психотехнология и социотехнология трупа обросла таким неимоверным числом разнообразных, наипричудливейших, часто прямо противоположных по сути действий, обрядов, ритуалов, традиций, табу и т.д., что иногда превращала такой культ в самоцель социальной жизни (яркий пример: египетские пирамиды). Право собственности на труп четко делится на право первенства его овладения и на наследственное право, т.е. охотничье – военную собственность – добычу и естественное домохозяйственное наследование (монохозяйственное или муниципальное). При этом четко различается физотип трупа (тело, особенно голова – лицо), психотип трупа (душа – имя) и социотип трупа (корпоративный статус в иерархии своего социума). Труп неизвестного всегда был, есть и будет тяжелой домохозяйственной проблемой (семейной и/или муниципальной), ибо тянет за собой автоматически возможность проявления принципа талиона, т.е. ответственности за эту смерть в виде мести (либо реальной, либо виртуальной, но одинаково стохастически опасной).

Труп – добыча имеет два варианта: труп, найденный как труп, и труп, сделанный из живого (убийство, умерщвление и т.п.). Трофейный статус таких трупов различен, как и криминальный (по УФО это оценки стороны добытчика и стороны жертвы). Унификация оружия с неизбежной обезличкой и коллективность охоты, нападения превращают проблему определения собственника трофея, главного исполнителя убийства в сложную процедуру, результат которой далеко не всегда дает возможность четко отличить труп найденный и труп сделанный, а значит и причину смерти, с которой столько мороки у судебных патологоанатомов и криминалистов при согласовании всех результатов следствия в строго системно-логическом виде.

Труп – наследство, как ни странно, много более проблемен, чем труп – добыча, ибо психотехнологически много более обычен и прикрыт мифологией так называемой естественной смерти, коей просто не существует в природе. Ни старость, ни долгая болезнь сами по себе не есть причина смерти, которая всегда патологоанатомически конкретна. Гениальное “вскрытие покажет ” упирается прежде всего в проблему права собственности на труп, а уже из него следуют и ненадлежащие развитие патологоанатомической службы (финансирование, оборудование, кадры), наиглавнейшего контролирующего органа системы здравоохранения в ее качественно – количественных параметрах. Все до единой смерти обязаны установить независимые от лекарей судебно-медицинские службы, а не морги при больницах, что резко упорядочит деятельность служб страхования и защиты прав пациентов-потребителей, а значит и их взаимозависимость во благо населения.

Паллиатив решения проблемы трупа-наследства в виде последней воли умирающего относительно самого себя (способ утилизации, включая постсмертное донорство) на самом деле есть фикция, ибо далеко не всегда есть возможность и/или желание душеприказчиков-наследников ее выполнить в силу разных причин даже при наличии полностью и правильно оформленного юридически письменного завещания. Урбанизация и рост демоплотности, экология и медицина все более настоятельно требуют унификации социотехнологии утилизации трупов, включая донорство. Но, если донорство с развитием артефактных заменителей когда-то исчезнет само по себе как проблема, то утилизация трупов будет сопутствовать неизбежно всему периоду существования Человека-Человечества. Отсюда вытекает важность гносеологии смерти человека как физиотипа, психотипа, социотипа. Строго системно-логически смерть человека есть весьма запутанный процесс перемещения трех составляющих личности, но генеральная линия ясна, очевидна каждому: смерть физиотипа→смерть психотипа→смерть социотипа.

Смерть физиотипа есть процесс разложения биохимического комплекса иерархией редуцентов до некоторых элементов геобиохимии (космос пока что оставляем в стороне), который может быть ускорен определенным балансом тепла/влажности и падальщиками, либо трансформирован огнем до геохимического состояния.

Смерть психотипа есть процесс аутоамнезии, когда личность не помнит ни своего имени, ни личного прошлого, включая родных, близких и знакомых, а значит и свой социотип. А так как ни один новорожденный в принципе не знает своих родителей (биологических), а узнавать и помнить своих воспитателей начинает лишь годы спустя (длинные описания своего годовалого видения мира оставляем на совести их авторов), то психотип есть по сути ауто- и/или иноприписывание физиотипу некоего социотипического прошлого. И отличить в биографии фантазии, ложь и реальность, а тем более доказать это весьма проблематично в силу трудоёмкости сбора данных и субъективно-выборочных свойств человеческой памяти. А отсюда вытекает обусловленный принципом лицемерия феномен мимикрии социотипической, психотипической и даже физиотипической (но сугубо ситуативно-формальной, персональной а не эволюционно-генетической как это имеет место в биомире). Такой феномен не только, и даже не столько касается шпионов/разведчиков, подпольщиков и т.п., но и большинства населения так или иначе. Поэтому принцип “ложь во спасение” так активно обсуждается всеми мыслителями от зари цивилизации, но и до сих пор не нашел общепринятого решения для гармонизации теории и практики.

Смерть социотипа есть смена корпоративного статуса по иерархической вертикали и горизонтали (выше – ниже, дальше - ближе) с соответствующей сменой прав и обязанностей в каждой сфере общения по формуле: “хочу – могу – надо₁ – надо₂” (чаще всего речь идет о поло-возрастных, производственно-карьерных и общественно-политических сменах).

Грубо говоря, физиотип есть фотография, психотип – характеристика физиотипа, а социотип – биография физиопсихотипа. Идентификация сочетания физио- , психо- и социотипов, их гармония и дисгармония, рацио и эмоцио, форма и содержание есть главная проблема перцептивно-реактивной деятельности каждого из участников каждого КА с дальнейшей генерализацией сказанного на правду-сомнение-ложь. Правда, этикет далеко не всегда позволяет тут же ситуативно открыто подвергнуть нечто сомнению или обличить во лжи. И только открытая дискуссия формально позволяет это делать. Но форма открытой дискуссии возможна только при формальном равенстве сторон – диспутантов (принцип дуэли) и независимом от обеих сторон арбитре (изначально им выступала публика) и распорядителе-ведущем диспута (открытие КА, регламент КА, право начала КА, регламент КД, подведение итогов КА, оглашение результатов диспута).

Строгий системно-логический анализ показал, что универсальный конкурентный ромб:

арбитр



публика

есть всего лишь пространственный модификат УФО, где арбитр есть в абсолюте Всевидящее Око Бога, публика – наблюдатель в хронотопе, один коммуникант – конкурент – человек, а второй – объект выполнения воли этого человека, т.е. кто-то или что-то. Эволюция социотехнологии, как и психотехнологии принятия решения есть по сути эволюция перераспределения прав и обязанностей между четырьмя углами ромба, будь то научный диспут, производственное совещание, законодательное собрание судебное заседание и т.д. Оптимальный баланс – перераспределение прав и обязанностей дает и оптимальный, т.е. максимально возможно эффективный результат. Отсюда такое внимание и к процедуре, организации труда (КА), эргономике (комфорт хрономики и проксемики) и т.д., которые кумулировали жалобы, претензии, протесты всех участников КА, т.е. углов ромба. А так как каждое такое КД есть субъективное оценочное суждение (хорошо – плохо, полезно – вредно, правильно – неправильно, опасно – безопасно и т.д.), то полного консенсуса достичь можно весьма редко.

Именно поэтому последнее слово издревле было за лидером – домохозяином, который во всех вопросах оставался главным арбитром, ибо монархически обладал законодательной, исполнительной и судебной властью, что наглядно демонстрирует универсальный конкурентный ромб. Арбитр – всегда лидер, всегда в настоящем времени, а возникающие перед ним проблемы (идеи, предложения, потребности, проекты, люди и т.п.) есть уже представители прошлого времени со всеми его достоинствами и недостатками (условно К₁). Значит в его воле хронотопно изменить статус кво, либо сохранить статус кво. В первом случае имеем шаг вперед, в будущее со всей цепочкой неизбежных системных изменений, следствий исходного изменения, а во втором – шаг назад, консервацию того, что было. Отсюда эффективность принятия решения (будь то закон, постановление, распоряжение правительства, судебное решение) целиком и полностью зависит от глубины и точности просчета последующих изменений – следствий. А так как и правительство и суд опираются на закон, то качественные и количественные параметры закона становятся определяющими. А это значит, что надо разобраться прежде всего с сущностью закона как философско-методологической категорией, т.е. диалектическим единством возможностей/прав и неизбежностей/обязанностей.

И начинать придется вновь с системы угроз самосохранению Человека-Человечества. Но эта система есть не что иное как модификат системы мироздания как матрешки миров:

философский;







физический;

химический;

биогенный;

гуманогенный;

техногенный.

На уровне бесконечной континуальности Субстанции-Универсума действует один единственный закон непрерывной изменяемости всего и вся.

На уровне г/г форм материи пока что выделили законы единства и борьбы противоположностей, перехода количества в качество, а качества в количество, отрицания отрицания и т.д., но все они справедливы только в рамках закона непрерывной изменяемости всего и вся. Следовательно, закон есть гносеологический продукт максимально возможно строго системно-логического анализа некоторого сегмента мироздания и выявления в нем некоторых последовательностей причинно-следственных связей, отношений. А из этого следует, что закон не есть объективная реальность, а лишь наше представление о ней на данном этапе развития познания, т.е. со временем мы можем дополнять, уточнять, а то и отвергать законы, формулировать более точные в каузальном плане. К сожалению, номология (наука о законах изменения природы, общества и мышления) с тех пор, когда Анаксимандр гениально перенес категорию “закон” с общества на природу, так и не обрела цельности как теория законотворчества, хотя активно развивались логика, социология, юриспруденция, физика, химия, биология, технотехнология, ибо философы до сих пор не могут определиться с диалектикой феномена/ноумена. А отсюда постоянная путаница в головах с закономерностями, реально действующими, и нашими представлениями о них. Но уже можно достаточно твердо сказать, что любой закон имеет качественные и количественные характеристики. Первые выявляют суть причинно-следственных связей, а вторые – их распространенность в хронотопе (юристы говорят о юрисдикции). К количественным характеристикам относится и деление на законы макромира, мегамира и микромира, законы геономики и т.д. Но всё это частные проявления матрешки миров, где вышестоящий неизбежно предопределяет нижестоящий по иерархии, при этом неизбежно должны быть причинно – следственные связи (а значит и законы) с вышестоящим, своим собственным и с нижестоящим мирами, иначе нарушится принцип континуальности мироздания. Сюда же относится и стохастика (от непрерывности через некоторую периодичность до уникальности, разовости) проявлений закономерности (если исходить из волновой теории, то это соответствует принципу фокусировки).

Качественные характеристики вытекают из теории взаимодействия г/г форм, которая наиболее полно генерализована в УФО: кто/что – кому/чему – где – когда – что – как – с какой целью/почему коммуницирует. А из УФО четко видно, что необходимо различать перцептивно строго взаимодействие систем целенаправленных и целеположенных, а значит и оценивающего это взаимодействие Наблюдателя, интерпретация которого затем и становится фактором со-знания. Презумпция субъективности любого Наблюдателя требует неизбежно некоторого числа перепроверок другими наблюдателями – экспертами, чтобы подтвердить факт устойчивости такого типа взаимодействий как некоторой объективной реальности, а значит отнести такое взаимодействие к разряду закономерностей определенного сегмента мироздания, хронотопа. Значит для Наблюдателя закономерность хронотопа есть проявление некоторого его качества с некоторой степенью вероятности. Оценка этого качества по шкале “опасно - безопасно” и есть первичное определение степени угрозы, позволяющее ее избежать бегством или прятанием/укрыванием, сжатием. На этой реакции построены все восприятия сверхсрочных сигналов. Отсюда адаптивные закономерности: чем изменчивее среда обитания, тем реактивнее ее обитатели – аборигены по принципу естественного отбора.Срочные сигналы анализируются по шкале “полезно-бесполезно/нейтрально - вредно” сейчас-здесь. Кумуляция таких сигналов в процессе экзистенциального цикла (а у человека путем коммуникации и постмортального) создает в мнемической системе структурные нейроголографические перескоки:



позволяющие экстраполировать прошлое состояние пространства в будущее по циклическому кругу, т.е. якобы предвидеть, хотя по сути вспомнить закономерности хронотопа. Следовательно, не будь устойчивых закономерностей хронотопа в прошлом, не было бы и возможности к их экстраполяции в будущее, предвидеть, планировать возвращение в будущем в прошлое. А так как это прошлое уже исключительно ментально, то позволяет фактически делать в нем некоторые перестановки одной лишь волей – способностью фантазии. И если эти фантазии отрываются от закономерностей реального мира, то получаем обычно феномен “замка на песке”, голого волюнтаризма. Рассогласование “хочу – могу – ” и “надо₁ – надо₂”, видимо, имеет место только у человека как результат научения преобразовательной деятельности мануально (система “глаз - рука”), и коммуникативно (система “голос - ухо”) с его неизбежной интерьеризацией в мнемическую систему со всеми позитивными и негативными последствиями. А мы уже говорили, что “надо₁ – надо₂” и выражают роль и место установлений, т.е. писанных и неписанных закономерностей, действующих в некотором хронотопе/ситуации и домохозяйстве/социуме. Но “хочу - могу” целеполагающих систем (бионтов) неизбежно порождают предписание закономерности с соответствующими силовыми санкциями (угрозами и их реализацией) за их неисполнение и/или вознаграждение за их исполнение (принцип кнута и пряника). Отсюда следует, что закономерность – предписание требует амбивалентного подтверждения неизбежности следствия в виде поощрения и/или наказания, тогда как закономерность-неизбежность автоматически включает соответствующее следствие. Однако для обыденного сознания сложность заключается в том, что в процессе познания окружающей среды человек научается избегать угроз и следствий психотехнологической и технотехнологической адаптацией – мимикрией (главной формой лицемерия у людей).

Итак, Человек-Человечество имеет дело с объективными законами эволюции, выведенными опытно-наблюдательной генерализацией, и субъективными законами эволюции, приписанными природе или предписанными обществу. Но человек их непрерывно путает или намеренно искажает и платит за это огромную цену, грозящую катастрофой для Человечества. Феномен приписывания законов как необходимый и неизбежный этап познания породил иллюзию – конфликт между необходимостью следования закону и управлению им путем нейтрализации его действия от игнорирования до сооружения преград его исполнению без полного прогноза возможных следствий. Здесь номология сливается с футурологией, т.е. предметно – пространственные характеристики с временными вновь образуют реальный единоцельный хронотоп (“сейчас - здесь”, а номологи и футурологи методологически неизбежно должны будут скрупулезно разбираться с тем, в каком из миров (реальном, перцептуальном, концептуальном) находится предмет их анализа, без чего невозможно определить степень реальной угрозы окружающей хронотоп среде со всем, что в ней находится, включая людей, и время актуализации этой угрозы.

Отсюда на философско – методологическом уровне согласно УФО имеем три науки номологического/футурологического плана вытекающих из теории угроз:

теория нападения – агрессология,

теория обороны – протектология,

теория наблюдателя/исследователя – экспертология,

соответствующие ролям актанта, пассиванта и наблюдателя. А так как угроза есть лишь возможность, потенциал, а не реальное действие, то топология (где) и хронология (когда) могут не совпадать в теории нападения и теории обороны кроме смены намерений еще и из-за того, что и как будет избрано формой действия (контактный динамис) и способ его реализации, и конечно же, целенаправленность случайная (почему) и целенаправленность целеположенная (с какой целью). Понятно, что в самом сложном положении гносеологически оказывается наблюдатель, ибо и агрессором и протектором могут быть как бионты, так и абионты, а наблюдателем/исследователем только бионт с достаточно развитой для такой деятельности перцептивно – реактивной и мнемической базой. Понятно, что целью наблюдателя/исследователя является исключительно упреждающее самосохранение, т.е. наша экспертология на уровне Человека-Человечества есть не что иное как гносеология и вытекающие из нее частные науки в их качественно-количественном единстве:

физические,

химические,

биологические,

информологические,

технические,

как коммуникативно-кумулятивный феномен, позволяющий из настоящего времени реконструировать некоторым образом прошлое и смоделировать некоторым образом будущее (принцип Януса). Только настоящее время как призма далеко не всегда позволяет в силу непрерывной изменяемости всего и вся экстраполировать перспективу из ретроспективы, ибо здесь необходимо учитывать степень устойчивости анализируемых закономерностей (особенно в геономике).

Из изложенного четко следует, что движущей силой эволюции Бионта – Биосферы является принцип самосохранения, который лишь намечен в мире химическом, но зато гигантски развился в мире антропогенном/гуманогенном в виде науки на базе теории угроз. Но психотехнологически в человеке абстракция угрозы сталкивается с системой эмоцио – рацио в виде страха и любопытства (пассивная форма, замирание, сжатие и наблюдение, восприятие угрозы потенциальной или реальной) или агрессии и преобразования (реактивно-активная форма, возбуждение, распрямление и хватание, укрощение угрозы потенциальной или реальной). Но страх актуализируется как дистантно (бегство, прятанье), так и контактно (сопротивление, отрывание от контакта). Точно так же актуализируется и агрессия: дистантно (преследование, поиск) и контактно (обездвиживание/преобразование, укрощение/умерщвление). А так как человек психофизиологически изначально был пантрофом, то в нем баланс

эмоцио – рацио:

страх – любопытство

агрессия – преобразование

тоже был изначально. Но наземный социоцитизм и бипедия вынуждали его прежде всего к активному сопротивлению среде обитания путем ее преобразования под себя. Однако в отличие от животных у человека главным стала реализация не генотипа, а фенотипа, т.е. процесс постнатального обучения под руководством опытных взрослых особей и самостоятельного обучения путем игровой деятельности: эксперимент, провокация и т.д., т.е. тренировка перцептивно-реактивной деятельности. А отсюда следует, что базирующийся на генотипе естественный отбор фенотипов в мире биологическом стал все более заменяться отбором информационно-преобразовательным, базирующимся на инфотипе социума.

Изобретение письма превратило инфотип социума в главную движущую силу эволюции Человека-Человечества в виде цивилизации, где главную роль играет технотехнологическая адаптация. Но этот так называемый научно-технический прогресс на самом деле не столько уменьшил риски угроз, сколько приумножил их, ибо развивается до сих пор в рамках отдельных инфотипов социумов, а не Человека-Человечества, т.е. за счет других инфотипов социумов при единой ресурсной базе Человека-Человечества – геобиосфере. Произошел явный разрыв цепочки: психотехнология, технотехнология и социотехнология в рамках Человека-Человечества с резкой доминацией технотехнологии. И эта дисгармония есть главная философско-метолодогическая проблема современности (принцип амбивалентности любого орудия/оружия). Психотехнологически управление таким техноконструктом, артефактом требует гармонии эмоцио (хронотопно устойчивого позитивного, благонамеренного настроения) и рацио (максимально возможно высокого профессионализма при создании, эксплуатации и утилизации). Социотипически неутолимая жажда комфорта с неизбежной передачей технотехнологиям психотехнологических действий, операций ведет к превращению муниципии в цельный техноконструкт с жесткой инженерной связью, коммуникациями, при которых любая авария в одной точке грозит катастрофой всему населению. И если ранее мы говорили о хочу – киборгизации, то здесь уже речь идет о надо – киборгизации, где даже инженерно-системные ухищрения в виде ячеизации сетей мало что меняют в целом, хотя и снижают риски зависимости для остальных ячеек (отсюда такая актуальность кибернетического анализа энерго-вещественных связей организма человека, ибо, как не крути, а муниципия строится по его принципам, как и сам организм по принципам клетки).

Но из изложенного вытекает, что в поиске защиты от угроз мы создали волей неволей новые уже техногенные угрозы, близость и вероятность актуализации которых даже по официальной статистике уже превышает количество смертей и болезней от естественных факторов. Отсюда понятно, почему все больше число здравомыслящих людей задаются вопросами:

А стоит ли овчинка выделки?

Цивилизация – это благо или зло?

Где предел киборгизации? т.е. вживления Человека-Человечества в техносферу и техносферы в Человека-Человечество.

А не вернуться ли нам к пасторальной идиллии, а то и к охоте и собирательству? Ведь этим племенам с первобытным домохозяйством столько же лет, сколько и самим наицивилизованнейшим народам мира. А раз они смогли выжить, то и мы сможем!

Только вот захочем ли променять техногенный комфорт на буколический примитивизм? Боюсь, что нет. Но даже, если бы чудом все вдруг захотели, то просто не смогли, ибо цивилизация уже настолько трансформировала поверхность Земли техноконструктами, что подавляющему большинству все равно достались бы одни экологические неугодья, неудобья. А значит снова войны, снова рост и совершенствование военно-промышленного комплекса, когда пассивная оборона легко переходит в активную и уже неясно, где оборона, а где нападение. И снова истощение сил, и снова дипломатия, торговля, миграция и т.п. и т.д., т.е. точно тот самый путь, который уже был пройден цивилизацией. Тем не менее в общественном сознании как-то сосуществуют две идеологемы:

1. история не знает сослагательного наклонения!
   

но

2. надо исправлять историческую несправедливость!,
   

где под исторической несправедливостью каждый понимает то, что хочет. А это естественно чревато новыми конфликтами. Значит, категория справедливости должна получить строго системно-логическое обоснование, т.е. из аморфно-этической стать формально-юридической как базовый элемент международного права, единого оценочного стандарта для системы “Человек-Человечество”.

Категория справедливости есть продукт становления операций обмена между особями (физическими и/или юридическими лицами). Объективация этой категории завершилась с изобретением ювелирных (аптечных) чашечных весов, к коромыслу которых строго перпендикулярно припаяна стрелка как указатель равновесия. По сути эти весы есть вещественный трансформ биологического принципа необходимости и достаточности, т.е. воздаяние за деяния (возмездие есть лишь один из вариантов воздаяния, хотя эмоционально и идеологически много более значимый для родовидового самосохранения). Перпендикуляр стрелки коромысла весов строго корреспондирует как пространственным:



так и временным:



отношениям, которые требуют отдельного тщательного теоретического анализа.

Справедливость есть соблюдение равномерности, равновесности по принципу “приход-расход” (запасание – истощение, выгоды – тяготы и т.д.) в их эквивалентности по

качеству и/или количеству,

содержанию и/или форме,

эмоцио и/или рацио,

создающим устойчивость, стабильность полноценного функционирования (состояния, движения) системы (домохозяйства, муниципии, региона, государства). А так как обмен любой возможен только в форме диалога, то весы фактически моделируют УФО, где коммуниканты представлены актантом, пассивантом и наблюдателем, т.е. дающим, берущим и оценивающим эквивалентность обмена. Итак, наблюдатель выступает в роли стрелки перпендикулярной (а значит и равноотстраненной) от концов коромысла (дающего и берущего). И не суть важно, кто из них слева, а кто справа, т.е. главную роль играет само правило, а не правила пользования им. Так весы стали первым объективным, т.е. не антропоморфным метрическим инструментом, позволяющим вывести объективный стандарт формально-количественного типа.

Но справедливость есть прежде всего метрическая правильность оценки действий человека, которые не положишь на весы. Однако интуитивно осознавалось, что действует один и тот же принцип: действие равно противодействию, из чего и формулируются принцип талиона (ты – мне, я - тебе). Таким образом, два древнейших стандарта (технотехнологический – весы с коромыслом и перпендикулярной стрелкой и социотехнологический – принцип талиона) слились в общественном сознании в единое целое: богиня правосудия с завязанными глазами, но с чашечными весами в руке, которыми она уже умеет взвешивать даже добро и зло. Но ювелиры изобрели не только весы, а и стандартные противовесы – караты для оценки драгоценных металлов и камней, которые исторически быстро стали универсальной единицей обмена, превратившись в деньги. Слияние весов с принципами сыграло здесь дурную шутку с юстицией: принцип талиона выродился в денежно-имущественный штраф, более того, жизнь человека была оценена в денежном выражении в зависимости от места его в корпоративно-статусной иерархии. Человек стал не только субъектом, но и объектом рыночных отношений физио- , психо- и социотипически. Таким образом, Человек перестал быть мерой всех вещей де факто, ибо такой мерой стало богатство – деньги, и безразмерные, аметричные ценности стали обретать вполне метричные цены, при том, что ценность – это хронотопная значимость личностного типа, а цена – формальная обменная значимость экономического типа. Наиболее ярко это видно из наиодиознейшей ситуации:

– И сколько я вам должен за спасение своей жизни?
которая исторически явно вытекает из феномена пленения и получения выкупа либо от близких пленному людей (отсюда феномен заложничества), либо продажей в рабство: Я тебя победил и мог убить, но не убил, и потому ты мне должен за это отплатить. Точно такая же психотехнологически и социотехнологически природа долгового рабства: я тебя выручил и ты мне должен отплатить. Наконец, такая же природа и аванса в зарплате. Таким образом, эксплуатация чужого для домохозяйства человека заложило основы собственно экономики как специфического обменного института взаимодействия домохозяйств и муниципии, который и привел к созданию регулирующих эти взаимодействия институтов в виде государства (а значит и права) и в виде денег (т.е. универсальной обменной единицы, а значит стандарта). Так появились два первых стандарта: стандарт – правило, закон, и стандарт – правило, эталон, метрическая единица качественно-количественного типа. А с ними и гигантская иллюзия меркантилизма:

качество = количеству,

количество = качеству,

т.е. все продается и все покупается за деньги. Деньги как политэкономическое мерило за два – три последних столетия окончательно изуродовали, извратили сам способ мышления, ибо из удобного средства обмена хитроумно превратились в цель. Таким образом современная цивилизация “золотого миллиарда” породила качественно новый тип личности – Homo economicus с его принципом: были бы деньги, а все остальное можно купить. Виртуальность, иллюзорность стала все более доминировать над миром реальным, а технотехнологическая мощь информатизации как вершины научно-технического прогресса лишь всячески способствует такому катастрофическому процессу. Гносеологически это означает перескок с этической справедливости, где человек есть мера всех вещей, на экономическую справедливость, где деньги есть мера всех вещей. На эту фундаментальную контрадикцию указывал еще Аристотель, но и в этом его прозорливость не была ни понята, ни принята на слово долгие века. И только, когда буржуазные революции сорвали окончательно ханжескую драпировку, оголив идола меркантилизма до божественной сущности, И. Кант спромогся выдвинуть тезис о человеке как исключительно цели, но не средстве. С него же начинает свое шествие по миру и теория ценностей, аксиология как бы в имплицитный этический противовес теории ценообразования в финансовой экономике. Но и до сих пор обе теории страдают отсутствием полноты строгого системно-логического анализа (хотя возникшая в последние десятилетия экологическая экономика и пытается заполнить некоторые пробелы в экономическом ценообразовании).

На философско-методологическом уровне, исходя из нашего анализа, обе теории восходят к базовой для биомира теории обмена как системы “приход – расход” с упреждающим запасанием (принцип: → трофика → рост → редупликация →). В этике трансформом этой системы можно назвать “аванс - долг”, что чисто финансово-экономически можно назвать “работой за спасибо”, ибо едва ли не вся жизнедеятельность уже так или иначе в той или иной степени в цивилизованных странах коммерциализировалась (задолго иногда до рождения и еще дольше после смерти). Уже сам факт рождения есть аванс, шанс даваемый родителями/социумом новорожденному в виде жизнедеятельности, как и его воспитание до трофовзрослости, чтобы самому добывать себе кусок хлеба (эпатажные литературные скуления: зачем меня мама на свет родила! есть чистая игра на публику, т.к. у каждого всегда и везде есть возможность легко и просто покинуть ненавистный свет). Значит, до трофовзрослости личности социум работает на нее, за нее. Трофовзрослость (хочу - могу) дает два крайних варианта дальнейшей жизнедеятельности:

1. паразитизм,
   
2. трудоголизм,
   

с огромным спектром промежуточных вариантов (мошенничество, симуляция ущербности, воровство, грабеж, поиск легкой работы за большие деньги, работа на голом энтузиазме и т.д.). Но все это есть персональное присвоение – накопление материального и/или духовного добра разной степени легитимности, не говоря уже о справедливости этической. Официальная легитимная экономика из-за намеренного несовершенства принципов присвоения, учета и контроля, ценообразования уравняла в правах грешное с праведным через принцип наследования, извратив саму суть базовой категории частной собственности путем ее доминации над парной ей диалектически категорией муниципальной собственности, хотя исторически частное моногамное домохозяйство было есть и будет продуктом структуризации муниципального домохозяйства, без которого частное просто не имеет витального смысла. Ведь современное домохозяйство все более сводится к персональному жилищу/квартире и банковской смарт-карточке, а высокие информтехнологии, позволяют многим зарабатывать на пополнение банковского счета, даже не выходя из дома.

Но даже такой вариант трофовзрослости неизбежно завершается истощением могу – возможностей сначала болезнями, а затем и возрастными изменениями, когда вновь требуется личности помощь социума в виде пенсии и пансиона с соответствующими уходом. Вот здесь-то и актуализируется во всю мощь принцип: если бы молодость знала, если бы старость могла на персональном уровне и гиперболизация запасания в виде денег на социальном. В рыночной капиталистической экономике за все надо платить, а виртуально-бумажные деньги в период социально-экономических потрясений чаще всего обесцениваются (вплоть до нуля); т.е. все трудовые накопления превращаются в пыль. И либо пенсионеров переводят на натуральное вспомоществование, либо они массово вымирают. Но эта же проблема касается и предтрудовой жизнедеятельности, ибо авансирование детей тоже важно не в денежном, а сугубо трофическом отношении. А деньги с трофикой связаны исключительно через прожиточный минимум (природный принцип необходимости и достаточности).

Таким образом, единственным мерилом справедливости (и этической и экономической) есть реальный прожиточный минимум. А все, что выше него, должно быть персональной общепризнанной заслугой, из чего следует насущная необходимость полного открытого учета и контроля всех видов деятельности личности (как полезной, так и вредной, как достижения, так и просчеты, провалы, преступления). Однако именно такая полнота и открытость учета и контроля вызовет яростное неприятие едва ли не всех слоев общества, усвоившего правила рыночной капиталистический экономики, ибо тогда обнажатся все несправедливости уже давно легитимизированные как справедливые и доставшиеся нам в наследство едва ли не со времен Хаммурапи. Рухнет вся система современного ценообразования с ее фундаментом, законом прибавочной стоимости в его современном толковании. Но это уже проблемы политэкономии, а никак не философии.

Проблема философии состоит в максимально возможно строгом системно-логическом анализе квинтэссенции теории справедливости – реальном прожиточном минимуме как естественно необходимом и достаточном. А раз так, то, естественно, первой придется решать проблему каузальности самой категории: реальный прожиточный минимум. Ее генетическая связь с биологическим принципом необходимости и достаточности ясна, но Человек-Человечество – это качественно иное состояние Бионта – Биосферы, при котором принцип: → трофика → рост → репродукция → как фенотип дополняется познавательно – коммуникативным преобразовательным вариантом этого же принципа: → трофика → рост → репродукция → как инфотип, т.е. творческое самовыражение, самораскрытие личности. В этом жизнеполагающая общая цель пребывания человека в этом мире. И уже в его воле, как конкретно он сможет это сделать. А задача социума, общества, человечества состоит лишь в том, чтобы создать всем равные начальные условия для саморазвития и самовыражения и единые правила сосуществования, что и нашло свое воплощение в разработанном нами “Кодексе Протагора”. Мы исходили из того непреложного факта, что выгоды и тяготы, авансы и долги, права и обязанности представляют собой лишь трансформы единой для всего живого системы обмена: “приход – расход”, а значит и “вход - выход” строго в соответствии с принципом – формулой: дефицит – изофицит – профицит.