Академия протагора в. А. Ивашко принципы эволюции человека – человечества

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 37

IV. Блок: цели коммуникантов.

Цель любого действия, а значит и КД есть реализация некоторой потребности, которая сумела пробиться к пульту управления – трибуне парламента Системы базовых потребностей, выражающих мнение бесчисленного множества потенциальных потребностей (от формы или цвета пуговицы до персонально желаемого мироустройства). А так как организация работы парламента потребностей в виде режимизации никогда не может быть идеальной, то иногда на трибуне возникает столпотворение и спикер (физио-психо-социосохранность) то не дает слова никому, то быстро, хаотично дает начать высказываться и тут же обрывает. Внешне это часто выглядит как нерешительность, растерянность, несобранность и другие признаки ситуации выбора. И чем менее готова личность к такому выбору (а по всем вопросам заранее выработать принципы выбора невозможно), тем более срабатывают законы стохастики. Когда говорят о личности как человеке без руля и без ветрил, то имеют в виду именно отсутствие жизненных навигационных целей, главной из которых и является цель жизни.

Монокарпия определила целью жизни формальное продолжение рода чисто стохастического типа. Поликарпия сначала размазала этот принцип, хотя и перенесла на самок некоторую ответственность чуть больше, чем на самцов, но затем эта ответственность эволюционно возрастала, достигнув пика у млекопитающих. Птенцовый тип воспитания сделал самку как бы единственной обладательницей цели жизни, тогда как самец по сути оказался без оной, если не считать периодического (если удается) спаривания с самкой. Но гендерогенез не мог отменить исходный принцип биогенеза – (редупликационной) продолжение рода как главной и единственной цели жизнедеятельности всей системы живого. И стохастика поиска привела самцов к той же цели, но в иной психофизиологической организации видового социума: всесезонной сексуальности гаремного типа, которая обеспечила самца той же биогенезной целью жизнедеятельности, но неизбежно лишила его индивидуальной свободы путем выполнения дополнительных обязанностей по сохранению гарема. Гаремный социум и породил домохозяйство как материальную основу муниципии, неизбежно потянувшими за собой шлейф непрерывного усложнения психотехнологий и социальной структуры взаимодополняющих зависимостей путем дифференцирующей специализации (что прекрасно видно и на примере общественных насекомых: пчел, муравьев, термитов и т.д.). Однако углубленная специализация вновь (как и у общественных насекомых) породила проблему маргинализации именно репродуктивной цели жизни, подмены ее иной социальной целью. Правда до полной асексуальности у млекопитающих (в отличие от насекомых) дело не дошло, хотя сама идея как социально-психологический конструкт известна давно. Её отголоски явно видны и в христианском мифе о грехопадении и греховности самого деторождения, и в современных всплесках формирования так называемых асексуальных семей и во много более распространенном у разных народов мира обете безбрачия. Однако все эти мифоконструкты крайне редко побеждали физиологию, что весьма своевременно прикрыл феномен проституции как естественный результат разделения труда (в моногамных социумах в первую очередь).

Итак, с первого вдоха и до последнего выдоха человек непрерывно совершает Д=КД, имеющие обязательно свою цель. Философско- методологическая проблема матрешки Д=КД из операций от биофизикохимических процессов последовательно-параллельного типа в клетке до жизнедеятельности человека в целом как иерархии целей остается актуальной до тех пор пока не будет найдено звено перехода (или их некоторая иерархия) от биофизикохимического до нейроголографического. И обратно. Весьма важно методологически не путать человека с его целями и наблюдателя, приписывающего ему эти цели в виде мотивов, ибо всякая цель сиюминутно конкретна (даже если и не осознается самим ее реализатором), а мотив всегда вероятностно-статистичен в зависимости от полноты базы данных о самом факте достижения данной цели ее реализатором. Отсюда все сложности нестыковок между судебно-психологической мотивологией и преступной каузальностью, профессиональной диагностикой, включая полиграфную и реальной профдеятельностью.

Маргинализация репродукции как цели жизни биологически безусловного типа привела к перефокусированию личности на другие типы самовыражения. Но здесь резко усложняется процесс реализации формулы

хочу – могу – надо₁ – надо₂,

ибо нет эволюционно отшлифованного механизма ее реализации, как это имеет место с репродукцией, где для запуска механизма полимеризации двух слившихся гамет достаточно одного сознательного акта коитуса, а далее все уже идет автоматически независимо от воли совокупившихся особей. Встает проблема могу – возможностей, т.е. способностей, а то и таланта в избранной сфере деятельности. Все таланты и гении обычно настолько увлеченные люди, что неизбежно жертвуют семьей или весьма посредственно выполняют функцию родителя в полном смысле этого слова. И только жертвенность второго родителя может спасти семью, иначе она превращается в психологический ад для всех домочадцев. Любопытно, что моногамия автоматически узаконила и институт внебрачных связей, который имплицитно профессионализируется и вполне реально претендует на полную замену традиционной моногамной семьи. Индустриализация репродуктивно-сексуальной системы началась с института кормилиц и воспитателей, затем любовничество и проституция перевернули систему в сексуально-репродуктивную, разорвали ее, отделив секс от репродукции и сделав их самодостаточными системами. Гетеросексуализм, гомосексуализм, зоофилия, визионизм, фетишизм, аудионизм (секс по телефону) в своих изысках продолжают свое развитие без малейшего относительства к репродукции и вопреки ей. В то же время донорство гамет, заморозка эмбрионов, суррогатные матери, зачатие in vitro и т.п. вплоть до клонирования уже не имеют собственно сексуальной окраски, превратившись в голую технотехнологию индустриального детопроизводства. Традиционный гетеросексуализм породил индустрию контрацепции и абортизма. Садомазохизм в поисках еще более острых ощущений все чаще аналогизируется с эвтаназией по факту. Донорство и суррогатизм ставит все чаще проблему прав собственности со стороны участвующих цепочек – сторон из физических, посреднических и семейно-юридических лиц, а по факту рождения еще и со стороны самого индустриально-репродуктивного продукта-личности. И этот юридический хаос невозможно преодолеть в рамках самой юриспруденции, а традиционная этика не только не помогает, а и всячески мешает решению этих юридических проблем чисто схоластически: этого не может быть, ибо этого не должно быть.

Из изложенного строго системно-логически вытекают два вывода:

профессионализация современного Человека-Человечества зашла так далеко, что в будущем и процесс детопроизводства будет сугубо делом высококвалифицированных профессионалов, уравнявшись в правах с обычным индустриальным производством товаров, услуг, информации. Все признаки такого самодеятельно импульсивного кустарного ремесленничества как произвольная семья непрерывно угасают, а значит угасает и неизбежный институт семейного права наследования.
перед гуманономией стоит уже в полный рост проблема коренного пересмотра прав человека и личности, о чем мы уже говорили, обсуждая проблему киборгизации. Опять сама собой напрашивается аналогия с исходной схемой:

физиотип – психотип – социотип

человек – личность – киборг (робот)

Физиотипически Маугли, олигофрены и т.п. несомненно относятся к классу “Человек”, но не психотипически и не социотипически в полном объеме как это имеет место у психически здоровой личности. Значит надо будет строго системно-логически дифференцировать категории “человек” и “личность”. Киборги в виде роботов целиком и полностью есть продукт социума и выполняют только порученные им функции в рамках имеющейся перцептивно-реактивной артефактной системы. При любой мощи интеллектуальной эта система будет чистым социотипом, пока человек не научит ее порождать собственные желания, прежде всего самосохранения. Самосохранение неизбежно увяжет перцепцию и реакцию в единоцельную систему непрерывного действия, т.е. с постоянным источником энергии. А это значит, что период самосохранения будет целиком зависеть от периода действия источника энергии. Следовательно управление техносферой есть рубильник, а в автономных системах – батарея или аккумулятор. Таким образом, проблема рубильника – это глубоко философско – методологическая проблема, которая и без пока что фантастического бунта машин вполне может поставить так называемое цивилизованное человечество на край техногенной гибели из-за элементарной мультипликации всего одного сбоя компьютера (принцип снежного кома). Собственно цивилизация и есть процесс самовстраивания Человека-Человечества в артефактную техносферу, отделяющую ее от биосферы, т.е. техносфера и есть киборг человечества. А киборг человека – это замена элементов тела биологического элементами инородными, дающими возможность человеку функционировать (в разных случаях по разному) для достижения целей, которые ему волей или неволей приходится реализовывать. Отсюда и аналогизм одеяния и жилища, где первое – киборгэлемент человека, а второе – киборгэлемент человечества.

Итак, цель жизни – это самовыражение по формуле принятия решения: хочу – могу – надо₁ – надо₂, где главное хочу. Однако это хочу далеко не всегда совпадает с могу и тем более надо₁ и/или надо₂. Отсюда вытекает вероятность нежелания, невозможности, запрета реализовать себя в репродукции и в профессии, которую выбрал (в силу разных обстоятельств сменить профессию на желаемую удается далеко не всегда и не каждому). И люди самореализуются с древних времен на досуге в самодеятельности, хобби. Подавляющее число изобретений и открытий, творений человеческого ума и рук, составляющих сокровищницу человечества были до XIX в. сделаны вне рамок оплачиваемого наёмного труда, т.е. собственно профессиональной деятельности. Во много меньшей мере этот процесс продолжается и в настоящее время, но чаще всего сталкивается с заносчиво открытым профессиональным корпоративизмом. Отсюда и редкость прижизненного признания достижений формального непрофессионала обществом, и юродство потомков в виде посыпания голов пеплом. А суть проблемы “непризнанных гениев” разного уровня, как, кстати, и общепризнанных, но затем дисквалифицированных, состоит в отсутствии строго системно-логического анализа предлагаемого творения ума и рук на предмет его валидности. Но для такой оценки кроме высокого профессионализма нужна еще и глубокая философско-методологическая подготовка. А ею, к сожалению, не блещут даже многие великие профессионалы.

Таким образом самовыражение есть по сути творческое самосовершенствование и иносовершенствование в трех сферах:

в детях, внуках…;
в профессии;
в хобби.

Но углубление распада домохозяйства, особенно в условиях урбанизации все более ведет к раннему уходу детей от родителей (жажда максимальной самостоятельности). Родители уже в 45-50 лет остаются одни с эпизодическими встречами с детьми и/или внуками.

Пенсионное законодательство задолго до окончания полножизненного цикла исключает людей из производственно-трудовой привычной деятельности. Из-за этого большинство, посвятившее себя карьере, профессии остаются у разбитого корыта.

Хобби и до сих пор не стало массовым даже в высокоразвитых странах, подменяясь коммерческим развлекательным досугом. А в слаборазвитых воспринимается как чудачество и далеко не всегда добродушно. Но только хобби может стать полножизненной целью (принцип: каждый умирает в одиночку). Правда, теория хобби пока что развивается в рамках теории досуга и теории творчества, а не как самодостаточная психотехнологическая и педагогическая проблема.

Однако на практике эта системно-логическая простота малоприменима, ибо упирается в клубок сложнейших проблем: личностных, гендерных, этнокультурных, конфессиональных и т.д.

Главная личностная проблема состоит в том, что сознательно практически никто цель жизни для себя не формулирует. Самая распространенная цель: стать кем-то, является сугубо промежуточной, ибо достижение этой цели обессмысливает дальнейшее существование на этом свете и ведет неизбежно к глубокой депрессии, фрустрации личности вплоть до суицида. К тому же во всех социумах исторически культивируется как бы триединая самореализация: достойное продолжение рода, уважаемая профессия, приличное хобби, т.е. все три через и, а не или. Ясно, что в таких условиях личностям, сформировавшим другую точку зрения, приходится постоянно юлить и оправдываться. Такое лицемерие неизбежно ведет к формализации нелюбимых функций, а значит и сказывается на качестве их выполнения.

Главная гендерная проблема фальшива по своей сути. Сексизм (утверждение неравноправия полов) и гендеризм (утверждение равноправия полов) есть социально-психологическая гипертрофия феномена полового диморфизма в его абсолюте. Ведь при этом фактически исключаются психофизиологические варианты мужеподобия, женоподобия, гомосексуализма мужского и женского, транссексуализма. Значит, проблема состоит в репродуктивном “хочу – могу – надо₁ – надо₂”, т.е. в полноценной фертильности противоположных полов, в их репродуктивном профессионализме. Все остальные отличия – мифы, поддерживаемые консервативной идеологией этнокультурных и конфессиональных традиций, вторичности, сервисности лиц женского пола, ведущих свое начало с доминации гаремного домохозяйства (аналогичная сервисность мужчин отмечается в полиандрических домохозяйствах). Однако окончательное решение этой проблемы дадут только антропологические исследования по строго системно-логическому анализу эволюции репродуктивных институтов (полигамия, полигиния, полиандрия, моногамия) относительно переживаемых форм домохозяйства, и оснований психофизиологии феминизма и маскулинизма в связи со вторичностью полового диморфизма в эволюции живого.

Другой клубок проблем, в который упирается предложенная социологическая схема, - это сложности коммуникативного анализа КД – КА по УФО. Ведь в КА неизбежно присутствуют как минимум три виртуальных субъекта: актант, пассивант, наблюдатель (потребность – Я, совесть – социо Я, память) в ситуации внутренней речи при принятии сложного сознательного решения. Но чаще всего виртуальные и телесные субъекты перемешаны в сложнейших сочетаниях, анализом которых мы собственно и занимаемся всю жизнь с момента рождения до момента смерти мозга. Следовательно, существуют как минимум три точки зрения на один и тот же поступок – КД. А КД=Д и есть искомая базовая единица анализа от первого вдоха – плача новорожденного до последнего выдоха, т.е. включения персонально автономной энергосистемы человека и выключения ее. Значит полножизненный цикл бионта есть непрерывная цепь КД – Д, т.е. одно большое КД с единой энергетической природой, хотя и в трех формах ее доминантной выраженности: перцептивное, ментальное, реактивное на базе архива – памяти. По сути это полиматрешка из целеположенных КД – Д, которые автоматизируются (свертываются) по мере субъективной успешности достижения цели и передаются целиком реактивной системе, освобождая оперативный отдел для фокуса внимания регулятивной системы, чтобы составлять новые перцептивно-реактивные конструкты – схемы для удовлетворения новых потребностей. Так КД – Д превращается в КО-О, которая входит в состав динамического стереотипа и подчиняется его цели, а цели составляющих его КД – Д как-то замирают, но могут и реанимироваться при переучивании или длительном неиспользовании. И здесь еще очень много работы для установления полной картины таких энергетических взаимодействий. А если учесть, что одна и та же цель может быть достигнута некоторым множеством путей, а само понятие “динамический стереотип” более-менее ясно лишь в структурном плане, тогда как количество функциональных динамических стереотипов остается темным, то речь вообще идет лишь о первых шагах нейрофизиологии в этом направлении.

Правда, в психотехнологическом плане (для нас здесь более значимом) немного больше ясности, ибо мы здесь можем оперировать категориями стратегии и тактики достижения цели. Стратегия была заложена биогенезом в виде редупликации, т.е. непрерывности продолжения рода. Полицитизация резко ограничила эти возможности этапом монокарпии как цели жизнедеятельности. Формально редупликация и монокарпия идентичны, ибо продолжение рода произошло, а по сути содержательной они противоположны. При редупликации жизнь порождает жизнь и оба остаются живыми, а при монокарпии жизнь порождает другую жизнь, но сама умирает автоматически во имя трофического выживания своего потомства. Таким образом, и редупликация моноцитов и монокарпия полицитов фактически самоуничтожаются как особи и имеют вполне конкретную автоматическую цель – результат в виде потомства.

Качественно иная картина возникает при переходе на поликарпию, ибо многократная возможность обретения потомства и ряд других факторов смещают цель жизни с конкретного результата на сам процесс: жить, чтобы жить. В связи с этим персональное самосохранение выходит на первый план, а самоотверженное служение продолжению рода у человека все более маргинализируется. На первый план выходит служение богу, монарху, отечеству, науке, искусству и т.д. у мужчин и служение семье, дому и т.д. у женщин. А процесс урбанизации и космополитизации, неизбежно сопровождающийся процессом становления прав личности за счет прав социума, наметил качественно новую тенденцию в целеполагании жизнедеятельности личности: служение себе любимому – гедонизм, а с ним неизбежно и корыстолюбие как неизбежное условие обеспечения персонального гедонизма. Психотехнологически это привело к новому сдвигу в системе базовых потребностей: персональное самосохранение подменяется жаждой чистого наслаждения по принципу: лучше день соколом, чем год вороной. Но любое постоянное ощущение ведет неизбежно к психофизиологическому привыканию, а значит требует непрерывного усиления, концентрации факторов наслаждения. И такие усилители непрерывно изобретаются для придания все большей остроты ощущений вплоть до летального исхода. И это есть еще одно следствие неопределенности даты смерти у поликарпических особей, своеобразная игра в “русскую рулетку”.

Понятно, что все отмеченные тенденции в конкретной личности перемешаны и проявляются в разной степени, но это уже проблемы конкретных наук. Для нас здесь важно отметить, что стратегии и тактики жизнедеятельности у этих типов различны: у первых получает полное развитие и стратегия и тактика, у вторых стратегия определяется иерархами – заказчиками, а личности остается тактика, у третьих стратегия и тактика сливается в единое целое.

Неопределенность поликарпической цели жизни в виде даты смерти неизбежно вносит путаницу в определение стратегии жизнедеятельности как достижение цели. Запасание как источник планирования жизнедеятельности и предопределило все варианты сочетания персонально-социальной активности (труд, досуг, отдых-сон) с геономическими циклами суток, лунного месяца и солнечного года в их квадрантных последовательностях. Воспитание и есть по сути процесс обучения тактике жизнедеятельности в годовом цикле с четким осознанием хронотопа (сейчас-здесь) относительно этого цикла. Только это и предопределяет смысл жизнедеятельности как некоторого сознательного процесса, ибо он четко знает прошлое и будущее через хронотоп настоящего, т.е. знает куда и зачем двигаться дальше. Все патопсихологические и психиатрические факты дезориентации в пространстве и/или во времени ставят личность в смысложизненный тупик, а значит и вызывают неадекватное поведение.

Таким образом, мы получаем хронотоп личности: хочу – потребность/могу – возможность/надо₁ – тактика/надо₂ – стратегия, который целиком и полностью определяется геономической матрешкой квадрантов, которые лишь несколько веков назад уточнились до часов, в XX в. до минут, а в XXI в. до секунд. И этот всемирный процесс режимизации жизнедеятельности Человека-Человечества продолжает уточняться в связи с ростом технотехнологических возможностей достижения целей, которые уже далеко превзошли психотехнологические возможности достижения цели. Это вызвало необходимость передать функции управления такими технотехнологическими процессами таким же счетно-техническим системам достижения цели. И мы неизбежно становимся заложниками этой комфортной, но непредсказуемой техносферы внутри биосферы, ибо наши перцептивные возможности своевременного тактического (хронотопного) управления достижением цели или отмены ее достижения уже бесполезны. Отсюда строго системно-логически на первое место выдвигается стратегия, упреждающе – профилактическое долгосрочное планирование. Оно пока что находится еще в руках исключительно человека, но уже не человечества в условиях антагонистической межгосударственной борьбы за природные (биосферные) ресурсы. Отсюда и вся острота необходимости восстановления гармонии смысложизненных целей Человека и Человечества, ибо иное неизбежно приведет к деградации Человека-Человечества как диалектически единого целого.

Процесс согласования персональных целей путем их координации для достижения некоторой общезначимой цели в биомире стохастически развивался весьма и весьма витиевато. Но уже стайные рыбы показывают образцы изумительно красивых и по военному строго согласованных коллективных движений как базовая форма защиты от хищников. Правда, эти рыбы стайные, начиная с дня рождения и до самой смерти. Иная картина у перелетных птиц, которые от рождения семейно-персональные уже и для перелета должны научиться летать, согласовывать коммуникативно свои действия и по единому сигналу выстраиваться в воздухе в обтекаемые геометрические формы для дальних перелетов с определенными посадками промежуточного типа для восстановления сил. Еще более сложная картина наблюдается при сезонно-плановой стайной охоте у волков, ведущих обычно одиночно-семейный образ жизни с доминацией матриархата.

Архантроп в отличие от животных был лишен главного – приспособленности к жизни, ибо мутация вытолкнула его из предыдущей экониши, но другой свободной уже не было, Человеку ее пришлось создавать самому. И это еще одна причина, почему мы считаем грубейшей гносеометодологической ошибкой тезис о происхождении человека от обезьяны, тогда как у них был всего лишь общий предок десятки миллионов лет назад. Ни у одной обезьяны в природе нет и намека на естественную созидательную деятельность, как и у осьминогов, хотя у тех и других уже есть все данные для преобразовательной деятельности: высокоразвитый интеллект зоотипа и лапы–щупальца для конструктивных манипуляций (чего нет у так называемых интеллектуалов моря - дельфинов). У них нет главного – естественной нужды в этом. А у архантропа эта нужда возникла только в результате вышибания его из природной экониши. И только стадность помогла ему выжить. А для этого прежде всего необходима консолидирующая сила развитой коммуникативной системы для согласования индивидуальных действий, т.е. всплеск эволюции социотипа, как это имело место у общественных насекомых. Ситуативно-тактическое хочу – могу – надо₁ стало все более подчиняться социумно-стратегическому надо₂, что эволюционно означало фактически возврат к социумной зависимости. И лишь через нее и артефактную деятельность вновь прийти к относительной персональной свободе.

Существует в природе три базовых формы согласования целей: просьба, приказ, спор.

Новорожденный начинает с просьбы-приказа плачем-криком в отношении матери, но постепенно в процессе социализации начинает понимать свое место в корпоративно-статусной системе, и строить свои КД стилистически различно при общении со старшим, с равным, с младшим: старший требует просьбы, с равным можно и поспорить, а младшему – приказать. Но подключение фактора силы (физической, интеллектуальной, социальной) вполне может поменять стилистику и уже к старшему, но слабому начинают обращаться в приказном тоне, к младшему в просительном, а к равному или то, или другое. Великое множество нюансов, модифицирующих стилистику общения требует отдельного рассмотрения. Здесь речь идет лишь о принципах принятия решения путем согласования целей в социумно значимых вопросах.

Тон неизбежно задает властная структура в лице лидера, а лидер всегда занимает некоторое лидерское положение в пространстве – место вожака, вождя, которое исторически эволюционировало в подиум – трон, двор – дворец, стоянка – столица.

Форма принятия решения тоже имеет три вида: лидер сам принимает решение, лидер советуется с дворцовым окружением и принимает решение, лидер собирает народное вече и принимает решение. Первая форма породила авторитаризм, диктатуру, монархию абсолютного типа. Вторая форма породила сенат, парламент. Третья форма породила электорат, референдум.

Форма выражения принятого решения: указ, постановление, закон, которые категориально до сих пор интерпретируются юристами по их любимому принципу исторического прецедента (отрыжка канонов римского права), а не по строго системно-логическим основаниям. И даже формирование конституциологии не привело к строгой иерархизации форм выражения принятых решений, тогда как по идее это первоочередная методологическая задача (договориться о терминах) теории конституционного права, которая вытекает непосредственно из так называемой философии права (по сути речь идет всего лишь о методологии права).

Форма исполнения принятого решения: принуждение и убеждение физиотипического и/или психотипического и/или социотипического вида, т.е. от физического насилия до идеологического зомбирования, от страха до энтузиазма, от позора до славы, от нищеты до богатства.

Просьба и приказ ведут свое начало от эмоционального призыва – крика/плача самого слабого несмышленыша социума и самого сильного и мудрого лидера, т.е. еще из далекого зоомира, поэтому методологически здесь мало интересны. Другое дело – спор, начало которого в виде драки тоже идет из зоомира, но там внутривидовая драка обычно не предусматривает смертельного исхода (убийство взрослыми чужих детенышей, как это бывает у тигров, например, не является ни дракой, ни спором в силу огромных различий актанта и пассиванта/-ов), ибо инстинкт самосохранения заставляет более слабого ретироваться восвояси. Драка один на один – это и есть первая форма диалога – спора в виде физической борьбы или психической борьбы поз и криков. Последняя и стала базой, на основе которой стала формироваться вербально-акустическая и предметно-орудийная формы коммуникативной деятельности охотничьего типа.

Психотехнология коллективной охоты на крупного зверя является каузально единственным источником стратегического согласования персональных тактических действий каждого из участников. Процедура планирования – это архисложный стохастический процесс все более глубокого осознания УФО в целом и каждого ее элемента в отдельности в разных вариантах развития событий. Генеральное отличие архантропов от тех же муравьев или волков состоит в их персональной природной физической слабости, нивелируемой компенсационно только орудийностью и коллективизмом, т.к. челюстные эффекторы плоской морды были рассчитаны только на манипулятивную поддержку трофики растительной пищей, насекомыми и мелкими животными, а филонтогенетический корпоративизм общественных насекомых слишком жестко функционален. Коллективизм архантропа развивался mutatis mutandis по тем же принципам, что и у мелких и средних хищников (псовых, гиен и т.д.). Но и здесь главную роль играла орудийность, ибо ни один хищник не мог сменить свои эффекторы (прежде всего пасть), а архантроп менял палку на камень, факел на ловушку и т.п., т.е. его персональные тактические действия становились неизмеримо богаче хронотопно, чем у любого хищника. А так как стратегическое планирование – это согласование персональных тактик, то ясно, что по степени сложности оно изначально было много выше у орудийно вооруженного архантропа, чем у прекрасно природно вооруженного хищника.

Понятно, что начинается охота с постановки цели, которая начинается с осознания потребности в чем-то (например, в мясе). Институт разведчика известен уже общественным насекомым. Разведчик выступает в роли дистантной автономной перцептивной системы, главная задача которой запечатлеть все как можно точнее относительно полученного задания и передать всю необходимую информацию охотникам. Разведчики и являются во всех социумах первономинаторами и описателями где, когда, чего и сколько имеется. Лидер является репродуктором этой информации и разработчиком на ее основе стратегии отряда охотников, включающей объект охоты, ландшафт (передача неизвестного охотникам ландшафта неизбежно породила его моделирование разведчиком в виде карты) и варианты последовательно-параллельных действий каждой функциональной группы в привязке и к ландшафту и к предполагаемым действиям зверя по принципу: действие – противодействие. Борьба один на один есть цепочка последовательных действий каждого, т.е. мгновенной смены тактик. Коллективная охота есть функциональное распределение ролей в многоруком корпоративном организме отряда, где от безусловной точности исполнения возложенных функций часто зависит успех охоты в целом. Появляется необходимость в том, что называется сыгранностью, где появляется чувство плеча товарища, т.е. в случае оплошности, случайности тебя всегда подстрахуют соседи. Психотехнология взаимоподдержки, взаимовыручки требует кроме желания помочь еще и распределенного внимания, панорамного видения и скоростного перехода с одного действия на другое. По сути в этом квинтэссенция любой корпоративной деятельности. Поэтому начинается тренировочная работа, поэлементная отработка силы, точности каждого значимого действия, где менее значимые выступают в роли операций по принципу матрешки, формирующейся в процессе физического воспитания. Необходимость охотничьей взаимопомощи закладывает основы чувства долга и чести (правда, только в отношении своей команды), мифологии героизма как поддерживающей нравоучительной основы воспитания. Уродливый военный героизм появляется много-много позднее вместе с неизбежной монстризацией врага и иезуитской подменой агрессией упреждающей самозащиты, самообороны. Наконец, результат охоты требовал подведения итогов, которое качественно различалось по форме при удаче и неудаче. Удача и пиршество по этому поводу породили феномен героизации погибших за их самоотверженное служение ради общего блага. Эмоциональная эйфория долгое время не давала возможности подвести рационально итоги охоты поэтапно. Другое дело – неудача. Она уже на том примитивном уровне сознания заставляла искать причины неудачи в тщательном разборе коллективно-персональных действий. И руководитель охоты вполне мог быть признан несоответствующим своей должности. Но для такого обсуждения опять-таки требовались соответствующие вербальные, предметные и пантомимические средства.

Итак, только коллективная охота могла стать и стала основой согласования целей ее участников в единокомандную цель, что неизбежно потребовало перехода с эмоцио на рацио, с императивов на описания, аргументацию убеждения не страхом силового воздействия, а страхом неполучения должного коллективно-персонального результата. И это был уже чисто человеческий элемент общения в виде особого профессионально-мужского языка, остатки которого еще фиксируются исследователями в ряде этнокультур обособленного типа.

Женский язык развивался на иных основаниях. Имея дело с неподвижными предметами, детьми и огнем, приготовлением пищи и т.п. однотипными психотехнологиями женский язык был стилистически менее богат. Его основа – рецептурность, ибо это была единственная причина обмена рациональной информацией, при много более богатой эмоциональности в отношениях с детьми и между собой. Физиологическая специфика женского организма и женской взаимопомощи еще более отдаляли женский язык от мужского. По сути это были разные миры, объединявшиеся временно на чисто эмоциональных сексуально-репродуктивных основах. Поэтому и любовный язык мужчин есть всего лишь аналог любовного языка матери и ребенка, с заменой матери мужчиной, а ребенка – женщиной. Больше им просто не о чем было говорить после коитуса. И только формирование моносемейного домохозяйства заставил постепенно вырабатывать совместный домашний язык, на который стал влиять кроме мужского и женского еще и детский язык (язык ребенка к взрослым и к сверстникам).

Язык домохозяйства в силу его хронотопности, психотехнологичности и технотехнологичности являлся всегда вербально самим бедным, как и язык любого другого производства с четкой организацией труда и распределением функций, а геономическая цикличность режимизации не требовала даже согласования целей. И только вторжение в этот монотонный процесс чего-то необычного вызывало всплеск вербально сложной активности: диалога, обсуждения, описания и т.п.

Однако авторитарность управления домохозяйством не имела силы в рамках муниципии, ибо статусно все хозяева (и их иерархии в домохозяйстве) были равны. Такие собрания и предназначались для согласования целей в решении муниципальных проблем от внутренних до внешних. Вербализация резко возрастала, ибо речь шла о том, что уже было или о том, что еще будет возможно (принцип разорванного хронотопа). Фактически это уже был этап формирования бюрократического языка, ясного в своих решениях – предписаниях – постановлениях: делать так, а не иначе, т.е. языка юриспруденции как основы языка управления. Таким образом формируется неизбежно категория юрисдикции, которая в случае заключения договора с другой муниципией становится общей для обеих, что впоследствии трансформировалось сначала в государственное, имперское, а затем и международное право.

Итак, согласование целей приводит к формулировке правил двух типов: обязывающих нечто делать и запрещающих нечто делать. Правила, обязывающие нечто делать, неизбежно порождают инструкцию, т.е. технологическую последовательность действий, приводящей к должному результату, по сути рецепт действия. Запреты долгое время были лаконичны, но потом стали появляться исключения из правил (если … то …). Исключения из правил и породили феномен градации наказаний по степени тяжести, что по сути тоже есть инструкция по осуждению. Витиеватая эволюция надо – предписаний и нельзя – предписаний в конце концов привела к их совмещению. Теперь предписания представляли собой еще более запутанный конгломерат: надо – можно – нельзя (принцип: нельзя, но если очень хочется, то можно). Составители инструкций упускают из виду, что и социотехнологии и технотехнологии могут быть реализованы исключительно через психотехнологии (даже, если речь идет о компьютерных ПО). Уже наработана огромная практика всех трех технологий, но теория их еще только-только зарождается. И это должна быть строго системно-логически триединая теория согласования целей, ибо персональная психотехнология уже стала неимоверно мощной за счет технотехнологии и вполне сможет попытаться подчинить себе социотехнологии, что чревато социоколлапсом всемирного масштаба. Следовательно, перед философией стоит задача выработки единосущных принципов управления Человеком-Человечеством и созданной им техносферы в рамках биосферы в целях их гармоничного самосохранения и саморазвития. Затем эти принципы-постулаты должны быть сведены в строгое системно-логическое целое (кодекс Протагора), который и станет незыблемым основанием для формирования предписаний иерархически-инструктивного законодательства, которое по мере устаревания может изменяться (исправляться, дополняться, исключаться, заменяться новыми положениями). Единство принципов согласования целей позволит автоматически создать условия для единого строгого социального контроля (общественного и правоохранительного), который только и сможет свести к минимуму количество отступлений от действующих предписаний, т.е. гармонизирует права и обязанности каждой личности в рамках психо/техно/социотехнологических:

надо – можно – нельзя.

К сожалению или к счастью, но иного позитивного решения Человеку-Человечеству не дано.

Бюрократический язык управления/законодательства так или иначе действует во всем биомире, получив наибольшее естественное развитие в социально зависимых общностях.

Много меньшее развитие там имеет язык разведчика. Да и носит он тоже скорее инструктивный характер. У архантропов разведчику понадобилось овладевать искусством вербального описания воспринятого им там-тогда. Постепенно институт разведчика развился в институт гостя (купца, дипломата путешественника, миссионера, журналиста и т.д.), который описывал хозяевам, где он был и что видел. Публика впитывала, как губка, новую информацию и старалась запомнить новые слова, понятия, чужие реалии, удивляться иноземным причудам, обычаям, традициям, товарам, сравнивать неизбежно с тем, что имеется в родной муниципии и домохозяйстве. Так что глобализация началась многие тысячи лет тому назад с военно-торгового обмена. Но это была глобализация в разорванном хронотопе. Только изобретение телеграфа, телефона, радио, TV и интернета привело к реальной информационной глобализации. Дар описания всегда был редкостью, поэтому единственной формой его овладения было заучивание наизусть. Фольклористы и этнографы всегда поражались памяти многих своих респондентов. Изобретение и внедрение письменности сделало заучивание наизусть малозначимым социальным фактом школярского типа. Зато оно подтолкнуло ускоренное развитие другого вербально-коммуникативного жанра – рассуждения/доказательства. И через школу распространило его в широких слоях населения, закладывая зерна системно-логического анализа научного, а не бытового сознания.

Так многотрудно формировался сугубо человеческий феномен – инфотип, бурное развитие которого началось с изобретения книгопечатания и создания все более периодических изданий от альманахов-ежегодников до ежедневных газет, а затем и до онлайновых интернет-изданий. У инфотипа появилось много возможностей согласовывать свои цели в глобальном масштабе. А так как у большинства юзеров отсутствует цележизненная система ценностей (надо₂) то они легко попадаются на удочку самых разных (по их мнению, прикольных) призывов к разного рода реальным действиям (надо₁) вплоть до бессмысленных сборов в некотором хронотопе (флешмоб). А это указывает на чрезвычайно опасную и далеко не бездумную вероятность массового манипулирования сознанием. Теория инфотипа еще только формируется, но из теории управления уже известно социотехнологическое деление на идеепорождателей и идеепользователей, на организаторов и исполнителей, ведущих и ведомых и т.д. где первых в реалии всегда мало (хотеть и быть есть разные вещи по теории психотипа), а вторых много. Развитие науки сумело поднять очень высоко уровень аналитических способностей, но в силу ряда причин не смогло поднять на тот же теоретический уровень синтетические способности (разобрать машину может и слесарь, а вот собрать ее заново до функционального вида может только опытный механик). Именно синтетиков остро нехватает во всех теоретических науках, ибо отсутствуют должные философско-методологические основания строго системно-логического мировидения. Их во все века, начиная с Аристотеля, были единицы, а позитивизм XX в. фактически предал их анафеме в якобы строгой науке.

Но прежде, чем стать идеепользователем, исполнителем, ведомым, надо все равно согласовать свои цележизненные ценности с таковыми идееродителя, организатора, ведущего, чего на самом деле не происходит, ибо и те, и другие либо имеют об этом весьма смутное представление, либо оба лицемерят, надеясь каждый поиметь нечто свое, весьма далекое от декларируемого. Наконец, худший вариант, воспитанный тысячелетиями религиозного плена – голая вера. Избежать и того и другого можно только методом максимально возможно строгого системно-логического анализа, которому надо учить уже в основной школе.

Однако системно-логический анализ социотипа человека четко показывает, что вся совокупность целей Д-КД в виде полиматрешки прячется в феномене мировоззрения, вершине инфотипа, которое формально тоже закладывается в основной школе, т.е. от двух до 14 лет. Правда, отсутствие в педагогике сколько-нибудь цельной теоретической основы привело к схоластическому формализму и чистому наукообразию в теории (теория обучения и теория воспитания есть фикции, скомпонованные из психологизированных теорий познания и развития) и на практике (жесткое административное урокодательство и сумбурное мероприятельство, метание от учительского авторитаризма к анархистской ученической вседозволенности, упорное игнорирование того очевидного факта, что учитель уже давно перестал быть единственным источником информации и тем более образцом культурного человека и т.д.). Треугольник: семья – школа – улица превращает школу в самодовольное посмешище, какую-то психоисправительную колонию непонятного режима. Дидактическая нацеленность школы на подготовку в вузы лишает ее социальной самостоятельности и самодостаточности как базового института социализации личности независимо от того, кем она станет в будущем: дворником, механиком, профессором или министром. Средневековое университетское начетничество остается до сих пор образцом школьного образования, но информационно раздутого (в том числе и из-за системы оплаты учительского труда) и качественно низкого (в том числе и из-за неверного целеположения). Наконец, самое главное – это наиглупейшее внедрение в основную школу так называемых прав ребенка, абсолютно неуравновешенных его обязанностями, что привело фактически к неуправляемости классов как в школе, так и за ее пределами. Отсюда учительская обязанность хорошо учить еще более усилилась, а вот ученическая обязанность хорошо учиться размылась до предела. Но и в этих условиях большинство детей относится к школе негативно, хотя и по разным причинам. Реформа школы становится краеугольным камнем реформы общества, а затем и государства. Основная школа (от 2 до 14 лет), должна стать школой воспитания мировоззрения, а на его основе всесторонне развитой гармоничной личности, гармоничной с собой и миром, уметь жить в мире реальном, а не воображаемом, чтобы правильно согласовывать свои цели с чужими.

Blog

Академия протагора в. А. Ивашко принципы эволюции человека – человечества