Академия протагора в. А. Ивашко принципы эволюции человека – человечества

Вид материалаКнига

Содержание


III. Блок: коммуникативное действие (КД).
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   37

III. Блок: коммуникативное действие (КД).

Строго системно-логически любое КД: (что-как) – есть реакция бионта на какой-то раздражитель. Следовательно, неизбежно для КД диалектическое единство

перцепция→реакция,

т.е. нет перцепции, нет и реакции. Но из базового определения Субстанции-Универсума следует принцип непрерывности изменяемости всего и вся в Мироздании, т.е. перцепция тоже должна быть непрерывна, а мы в макромире наблюдаем бесчисленное количество примеров того, что перцепция имеет место вполне очевидно, а реакции на нее нет. Таким образом, мы сталкиваемся с проблемой выборочности, избирательности, отсроченности реакции. Значит надо прежде всего уразуметь суть реакции как таковой. Исходя из принципа матрешки миров, где всеобъемлющим является мир физический в котором непрерывно происходят некоторые квантово-полевые, т.е. энергетические преобразования, можно сделать вывод, что реакция есть некоторый энергетический сдвиг воспринимающей воздействие системы, т.е. актуализация принципа перехода количества в качество. Значит количество количества и есть порог восприятия, ниже которого система индифферентна к раздражителю. Мир химический (атом-вещество) есть всего лишь трансформ части мира физического в виде специфически свернутых энергий квантово-полевого типа. Свернутость стабилизировала пространственно пульсацию энергии, и теперь она могла реагировать на изменения окружающей среды еще более выборочно, уже по законам химическим. В геономических условиях карбонэргическая химия стохастически сформировала качественно новое свернутое энергохимическое творение, способное к редупликации самого себя в очень узких пределах геономики. Бионт-моноцит стал еще более привередлив в выборе

перцепция→реакция

как на уровне биофизическом и биохимическом, так и на интегральном биологическом. И эта привередливость в выборе могла бы стать его концом, если бы часть моноцитов не вернулась путем фотосинтеза на границы, отделяющие мир химический от мира биологического. Таким образом, свертывание энергии внешнего мира из точечно-импульсного биогенезного типа приобрело непрерывно-накопительный биосферный характер. А это знаменует появление двух качественно разных типов

перцепции→реакции:
  1. гетеротрофы,
  2. гетеротрофы-автотрофы,
  3. автотрофы.

Морализаторы могли бы сказать, что это был первый факт самоограничения части ради процветания целого, ибо эволюционно это был явный регресс, но именно он только и смог обеспечить дальнейший прогресс.

У гетеротрофов перцепция→реакция стала неизбежно формировать систему “перед-зад”, а у автотрофов систему “верх-низ”, где “перед” и “верх” были явно перцептивно-реактивно доминантами, но у автотрофов эта доминация была почти незаметна, а у гетеротрофов очень сильно выражена. Раздвоение психотипа на две геономические противоположности у автотрофов породили полицитно многоглавие и/или многокорние в виде квазицефализации. Гетеротрофы эволюционировали по линии векторной цефализации, где функцию вектора выполнял его антипод в виде жгутика. Думает ли моноцит? Еще как думает, иначе он бы просто погиб. Все его целеположенные действия: перцепция→реакция строго запрограммированы в генотипе (РНК-ДНК) и исполняются электробиохимически. Кооперация в ассоциоциты породила специализацию клеток по месту и времени выполнения тех или иных функций: клетка-цепочка клеток – ткань – орган – организм. Неизбежно формируется система транспорта и связи между клетками, т.е. строгая структурная иерархия изолированных каналов на вещественные и информационные, а значит и более четкое функциональное разделение организма бионта на физиотип и психотип, а затем и социотип. Многоуровневая система управления полицита – зообионта вынуждена была пойти по нейрогуморальному пути перцептивно-реактивного взаимодействия. Но общеорганизменный центр управления мог сформироваться только вместе и вокруг центра хочу-потребностей. И когда все потребности удовлетворены животное просто спит-дремлет, т.е. это и есть его нормальное состояние, при котором с внешним миром его связывает только дыхание и сторожевые тактильные, аудитивные и ольфакторные каналы связи. Человек же нормой считает почему-то бурную активность (более близкие к природе учения буддистского типа пока оставляем без рассмотрения). Эволюционно это можно объяснить только его изначальной слабостью (а христианство эту слабость, жертвенность закрепило концептуально легендой об изначальной греховности и изгнании из рая), а значит непрерывной борьбой за выживание, настороженной тревожностью и упреждающей вооруженностью. А это неизбежно требует мощной системы добычи, хранения накопления запасов, их экономного использования. Антропогенез и последующая история человечества стали успешными только потому, что люди, пусть и интуитивно, стали все более совершенствовать методы добычи информационного из вещественного начала. Перцепция и память у многих хищников и пантрофов много лучше, чем у людей, но зато у людей заработала качественно новая коммуникативная система не эмоционально-отношенческого, а рационально-описательного типа и на этой основе системно-логическое аналитическое мышление. Так в дополнение к биополю бионта у человека появилось информполе социума. Суть биополя в плане накопления пока неясна, хотя имеет ту же энергетическую природу, что и информполе социума, беспредельность накопительной силы которого, а главное неизмеримо более компактная и долгосрочная форма хранения окончательно оторвали человека не только от мира животных, но и от биосферы. Понятийно-рациональная коммуникация обеспечила формирование общественного (социумного) сознания и памяти, а на их основе артефактной техносферы, где закономерность доминирует над случайностью, технотехнологии над уникальными феноменами, практика над теорией, прагматика над мечтательностью и т.п.

Итак, мы опять возвращаемся к модели психотипа, имеющего некоторые каналы связи с миром реальным (внешней среды), миром перцептуальным (внутренней среды организма) и миром концептуальным (мнемической системой). Тогда получается, что в чистом виде психотип представляет собой регулятивную систему в виде системы базовых потребностей, которая сортирует поступающие сигналы по некоторым признакам и отдает приказы, приняв решение, уже системе реактивной. Следовательно и реактивная система имеет те же представительства, что и каналы связи перцептивной, но уже в мышечно-гуморальном виде. Однако в мнемической системе мышц нет, т.е. фокусом внимания управляет нечто подобное локальной гуморальной системе, умеющей формировать-активировать энергетику лазерного луча-фокуса внимания для оперирования всем нейроголографическим хранилищем мнемической системы. Эта локальная гуморальная система и есть одна из семи базовых хочу-потребностей, победивших на какое-то время другие хочу-потребности и захватившая пульт управления организмом. А непрерывность борьбы разных хочу-потребностей за пульт управления особенно хорошо видна в феномене, состоянии нерешительности, т.е. непредсказуемости выбора и принятия решения окончательно (но и это окончательное вполне может оказаться затем не окончательным, что весьма часто бывает при долгих уговорах).

Итак, реально имеем хочу-потребности, непрерывно в разных режимах одолевающие человека, и сигналы из внешнего мира (болевые сигналы внутреннего мира организма оставляем здесь без рассмотрения, ибо наши бытовые представления о боли весьма аморфны). Причем для новорожденного нормой существования является сон, а короткий режим бодрствования состоит в обретении трофики в виде молока матери-кормилицы, т.е. одновременно и пищи и воды. Поэтому и первый КД новорожденного крик-плач однозначно понимается как требование немедленного удовлетворения его трофической потребности, ибо все остальные удовлетворяются автоматически. Первая номинация затем раздваивается на пить и есть при той же форме требования, что создает определенные трудности для матери-кормилицы и она сама невольно начинает учить ребенка номинации желаемого им. Но методологическая трудность этого момента становления коммуникативной системы состоит в том, что требования “дай” и приятие даваемого (согласие – да!) много более очевидны и потому исследуемы, тогда как отказ “не хочу” (несогласие – нет!) остается как бы в тени, что затем сказывается на узусе (практическая стилистика “да – нет” изучена весьма поверхностно), ибо и “да!” и “нет!” по сути есть свертка договора на определенное действие в определенном хронотопе одно- или многократного типа. К тому же в природе действует обычно естественный потребительский императив “дай!→на!”, тогда как человеческое производство все более превращает его в искусственный коммерческо-потребительский императив “на!→давай?!”.

Итак, первый крик ребенка есть и первое чисто потребительское конвенциональное КД “дай!”, требующее от окружающих немедленного ответного конвенционального КД “на!”. И основы этого договора заложены еще в зоомире с формированием птенцового родительства. И именно с этого момента начинается собственно социализация, т.е. не генотипическая, а фенотипическая и инфотипическая адаптация особи к своему окружению. Социализация есть искусство установления коммуникативным путем социальных связей особи в корпоративно-статусной системе. Значит, искусство коммуникации состоит в том, что

сказать прямо

сказать косвенно (намекнуть)

не сказать:

а) ибо не знает,

б) ибо не хочет,

в) ибо не может.

и в какой форме, как это сделать, т.е. с полным учетом всех элементов КА по УФО.

И здесь особенно важно постоянно иметь в виду говорящему все три контрадикции:

эмоцио – рацио,

слово – дело,

форма – содержание,

ибо они неизбежно входят в состав каждого КД, независимо от того коммуницируете ли вы это

взаправду – понарошку

всерьез – в шутку

т.е. как реальное или как игровое взаимодействие. Игровое взаимодействие требует весьма сложного различения количественных и качественных показателей КД, прилагаемого к партнеру. А это возможно только на определенном уровне развития интеллекта, позволяющего недосовершить реальное действие до логического конца. Затем системно-логически цельное реальное действие намеренно разваливается на псевдосамостоятельные этапы, которые уже выступают как автономные тренировочные действия. И затем эти автономные действия вновь собираются в псевдосамостоятельные действия и, наконец, в реальные действия. Таким образом, игра и обучение психотехнологически одно и тоже. И вся коммуникативная деятельность состоит из таких же действий, т.е. все действия (даже чисто рефлекторное у трупа) нами воспринимаются как коммуникативные. Следовательно, возникает гигантская проблема для каждой особи в различении КД реального смысла – цели и КД игрового смысла – цели, которая и порождает проблему доверительности (доверия, веры в добрые намерения) в виде проксемики положений коммуникантов, т.е. по сути формирует основы этикета. Рацио начинает доминировать над эмоцио, форма над содержанием, дело над словом. Из этого неизбежно вытекает и базовый принцип: доверяй, но проверяй, который в значительной мере нейтрализует и природный принцип лицемерия, о котором уже достаточно сказано выше.

Имитация действия, недодействия, действия понарошку и стали основой формирования описательных действий, кардинально меняющих структуру общения человека. Все дочеловеческие системы общения социумов носят исключительно императивный, приказной характер, касающийся исключительно хронотопа: смотри сюда, туда, замри, прячься, беги, лети и т.д. Даже удивительно сложный танец пчел есть всего лишь развернутый приказ, куда, как и сколько надо лететь чтобы найти то, что принесла Я – пчела разведчица. И все это описание носит чисто счетный, навигационный характер для автопилотажа пчел – сборщиц. А так как счетный принцип заложен еще на уровне внутриклеточных процессов, то и каких-то особых интеллектуальных усилий не требует даже от микроскопического мозга насекомого. К сожалению, ни психотехнология, ни нейрофизиология счета пока что не могут похвастаться сколько-нибудь значимыми успехами (хотя науке известны факты существования олигофренов с поразительными счетными способностями, которые в массмедиа по невежеству нередко называют математическими).

Исследователей коммуникации у пчел поражает прежде всего сама способность этих насекомых моделировать общение в разорванном хронотопе: Я была там-то и принесла вот это, т.е. и вы можете там же сейчас взять и принести это. Проксемическая дистантность и гональность имитируются сложными восьмерками где одно кольцо восьмерки и выступает, видимо, счетной единицей. Как-то называть что-то нет нужды, ибо все перцептивно ясно из СО. Точно так же, скорее всего, нет нужды в назывании объекта охоты у волков, собирающихся в стаю для облавы, ибо это неизбежно крупное животное с периодической (а значит и просчитываемой) появляемостью. Известна и стратегия охоты, ибо ее ведет матерый волк, а тактика любым хищником уже отработана перцептивно-реактивно применимо к условием ландшафта, который они хорошо знают.

У человека, в отличие от самых умных животных возникла нужда в номинации особо значимых объектов и субъектов при их отсутствии в самой СО. Строго системно-логически вариантов весьма мало:
  1. позиция в круге общения, относительно лидера, которая никогда не занималась другими (сплочение ряда) при временном отсутствии (отзвуки той позиционной рассадки для общения наблюдаются в проксемике всех культур).
  2. условно-предметное (фигурка, рисунок) изображение на основе позиции в круге, которое можно идентифицировать как того, о чем/ком идет речь при его отсутствии (это и личные вещи как репрезентанты личности, т.е. взрослого мужчины, и репрезентанты добычи, о коей идет речь, и репрезентанты ландшафта, предметного пространства, среды, где произойдет то, о чем идет речь)
  3. условно – пантомимическое со все большей доминацией жестового изображения технологии действа в строгой последовательности (моделирование действа, переосмысленное затем как танец-ритуал-пожелание-прогноз), где место каждого обычно закреплено.
  4. условно-акустическое сопровождение условно-пантомимического постепенно в силу удобства стало все более замещать последнее, автономизироваться в вербему – номинацию вплоть до отрыва от СО. Понятно, что первыми словами – номинативами (т.е. чистые рацио, а не импульсивно-размытые эмоцио) были обозначения целевых объектов добычи. Отсюда у всех народов, представляющих древнейшие этнокультуры родо-племенного типа в самоназвании всегда понятие “человек”,а вот все другие – объекты добычи, т.е. приравнены к зверям. Отсюда вытекает и решение первичной проблемы теории номинации: nomina apellativa предшествует nomina propria. Отсутствующий член социума четко определялся положением – позицией в корпоративно – статусной системе и легко был указуем как ОН или ОНИ. Строго системно-логически это местоимение и было первым, пусть и временно – паллиативным именем собственным человека. А сама апеллятивная номинация первоначально шла совершенно по иным принципам, чем номинация проприативная. Поэтому и дети до момента инициации имен собственных не имели. Да и психотехнология присвоения, функционирования имени собственного у разных народов носит четко этнокультурные характеристики, тогда как апеллятивная имеет общелингвистические закономерности.

Предложенная гипотеза ничуть не пострадает, если будут обнаружены некоторые элементы вербальных номинаций в коммуникативных системах каких-либо диких животных в их естественной среде обитания (артефактность человеко-контактных экспериментов давно не признается серьезными учеными, ибо выявляет лишь потенциальные возможности в искусственно стимулируемых СО вне системы их природных потребностей, что часто граничит с подтасовкой фактов, их скандальной генерализацией без должных оснований). Другое дело – претензии психолингвистов, которые вполне обоснованно могут указать на давно известные трудности усвоения детьми местоимения Я и подмены его своим именем собственным и т.д. Но и здесь мы имеем дело во-первых с подменой онтогенеза филогенезом, а во-вторых с существованием семейно-родственной системы обращения, в которой и происходит становление речи ребенка (папа, мама, тетя, дядя и т.д.), но которая психолингвистами фактически не рассматривалась сколько-нибудь основательно. А для психолингвистики здесь есть главная проблема: удержание образа/образов в голове для их виртуального идентифицирования. У ребенка всего лишь идет с разной скоростью процесс становления устойчиво – произвольного распределения фокуса внимания, чтобы не потерять нить разговора и местоименного содержания. Сбив ассоциаций местоимения с образом немедленно вызывает сбой в правильном понимании сути КД и КА по УФО, а затем при возможной его передаче третьим лицам получаем субъективно честное, но объективно неверное изложение этой сути (принцип: я сам там был и так слышал). На этой путанице построено великое множество комедийных и трагедийных сюжетов, тешащих публику, но доставляющих головную боль редакторам и литературоведам, криминалистам и судьям и другим официальным лицам, вынужденным принимать по ним решения. Так что стилистика местоимений по праву считается одной из самых трудных тем теории и практики вербального общения.

Но и номинация понятийная и обобщенно-заместительная не так сложны психотехнологически, как глаголы прошедшего времени. Все живое живет будущим за счет прошлого в настоящем. Это хорошо видно уже на коммуникативном полете-танце пчел, который показывает не изломанный поисковый вектор полета, а уже спрямленный целевой. Более того посткоммуникативный полет учитывает временные сдвиги, прошедшие с момента обнаружения цели, т.е. фактически пролонгирует их в будущее относительно навигационных вех. Однако автоматизм такого нейрофизиологического учета указывает на то, что пчела непрерывно находится жизнедеятельностно на границе перехода прошлого в будущее как бы перескакивая через настоящее. Следовательно, автоматизм инстинкта заставляет пчелу ориентироваться исключительно на будущее, а значит у пчелы еще нет ни подсознательного, ни бессознательного, точнее у нее только подсознательное и лишь какие-то наметки сознательного и бессознательного в сравнении с человеком. Сознание как способность конструировать новые действия на базе старых операций под руководством регулятивной системы неизбежно требует и большой мнемической базы (склада, хранилища образцов прошлых успешных и не очень действий в многочисленных СО на протяжении всей жизнедеятельности как результата научения и обучения особи), которая и расслоилась на наиболее употребительные (подсознание) и менее употребительные (бессознательное) по принципу частотности, т.е. счетности. Переход умения в навык переводит постепенно любое действие в подсознание, а его долгое неиспользование опускает все ниже в глубины подсознания с переходом в бессознательное. И чем ниже оно опустится, тем сложнее и дольше идет процесс воспоминания и восстановления , т.е. приведение в полное оперантное состояние. Из этого всего вытекает, что настоящее время человека обусловлено прежде всего наличием весьма медлительного сознания, хотя скорость его действия очень различна у разных людей. Эволюция категории “настоящее время” от первичного хронотопа (сейчас-здесь) до сегодня (сутки) обусловлена строго геономическим циклом социальной активности (бодрствование-сон, день-ночь). Более широкое понимание есть результат литературных изощрений в концептуальном мире, а не реальном. В реальном доминирует сейчас со сдвигом к сегодня.

Хронотоп “сейчас-здесь” уже в животном мире коммуникативно преобразовался в “сейчас-там” у разведчиков добычи, а приглашение к овладению добычей уже есть императив типа “айда!” как зародыш ближайшего будущего. Если добычи много, то ее можно взять и завтра. Значит автоматически возникает и хронотоп “тогда-там”, т.е. память о вчерашнем предполагает действия сегодняшние. Но ни одно животное в мире коммуникативно не переживает вектор из сейчас во вчера, хотя прекрасно помнит его и персонально переживает не менее остро, чем человек. И другие особи видят ее переживание и даже могут сочувствовать ей, но понимать ее могут только те, кто сам видел то, как это произошло. Но никто не может рассказать, а что же собственно произошло и как это было.

Исходя из принципа хронотопа, можно предположить, что о прошлом архантропы смогли заговорить с помощью наречной номинации: вчера-сегодня-завтра типа: Иду Я вчера мимо … На этом же принципе построены предложения и в народных сказках с неопределенно-прошедшим временем. Вторым этапом было собственно становление глагольных форм – парадигм, которые исходя из принципа целеположенного действия начинались с формирования великого диалектического единства “иметь – быть”. Эти целевые формы есть результат достижения цели, т.е. состояние. Достичь состояния можно исключительно двигательно: идти, бежать, ползти, лететь, плыть. Синтаксема: Я иду иметь/быть … и становится базовой структурой коммуникативного достижения цели, т.е. направлена в будущее, а значит вытекает из животно-коммуникативных синтаксем. Сложности возникли с коммуникативным оформлением противопоставления я имею/у меня нет. Перцептивная очевидность наличия/отсутствия результата требует каузального объяснения отсутствия результата, которое может быть обусловлено двумя причинами:
  1. я не смог овладеть, заиметь то, что было добычей;
  2. там не было добычи, как я рассчитывал, либо как мне об этом сказали.

Значит, нет – желания (не хочу)

нет – возможность (не могу)

дополнилось

нет – отсутствием цели – добычи. Именно это и было важно для социума – отсутствие там цели добычи, т.к. от этого зависело дальнейшее планирование действий социума в целях самосохранения. И уже не вызывает особого удивления тот факт, что именно разведчики (что у пчел, что у людей) становились родителями – инициаторами великого множества коммуникативных новаций, обогащающих соответствующую коммуникативную систему. И лишь много-много позднее произошло расщепление каузального не было, на собственно не было и я не нашел (добыча спряталась (хорошо), а я искал(плохо) в оценке социума).

Такое системно-логическое становление прошедшего времени и обусловило кардинальную перестройку человеческого интеллекта. Отрицание (нет) породило прошедшее время, оживило персональный опыт – память и сделало его потенциально коммуникативно доступным для всех обладателей данной коммуникативной системы. Это и позволило сформироваться очень зыбкой, но очень ёмкой социальной (сначала сугубо социумной) памяти. А так как согласие (да) всегда есть точка отсчета нового планирования взаимодействий, то оно явно обслуживает будущее время, как и любое наличие/возникновение чего-либо, хотя позволяет, и концептуальный пересмотр прошлого с соответствующими выводами для настоящего и будущего. Значит настоящее время есть момент адаптации нет прошедшего к да будущего. Оно может быть как рутинным при равновеликости нет и да, так и накопительно явным, когда нет превышает некоторый предел относительно да и ведет к деградационному взрыву. Эти процессы четко выражаются коммуникативным путем в форме политической борьбы. Но это уже сфера политологии. Здесь же важно только подчеркнуть психолингвистическую эфемерность прошедшего времени, ибо в нашей голове все воспоминания выступают как настоящее, а мечтания как настоящее в будущем. И поэтому мы переживаем это как “сейчас-там/здесь”, что и послужило психотехнологической основой всего видеоарта от наскальных рисунков до современной киноголографической презентации результатов чьих-то буйных фантазий. Маркеры прошлости весьма редки. Отсюда и нынешняя неуемная жажда осовременивания классики, ибо это много легче, чем пытаться постигнуть прошловременную суть произведения, а для фразы “Я так вижу!” нужна как минимум соразмерность талантов сочинителя и его интерпретатора, если речь не идет о банальной коммерции, т.е. продажности. Психолингвистика прошедшего времени и кроме сугубо искусственно – вербальных маркеров таит в себе множество тайн обществознания и ни одной для человекознания, ибо нет на свете ни одной персональной вербальной системы в силу ее полной бессмысленности (даже самые хитроумные криптографические изыски составляются для запоминания, т.е. для хронотопно другого, даже если это будет сам их автор-сочинитель).

Итак, вербальная система возникла как необходимое и удобное уточняющее дополнение к идущей из зоомира невербальной коммуникативной системы пантомимо-акустическо-ольфакторного типа строго в соответствии с УФО, которая задала единые синтаксические основы для всех коммуникативных систем биосферы. А вот КД (что - как) формой и/или содержанием могут отличаться не только у разных видов, но и у одного вида в разных социумах, постоянно проживающих на некоторых территориях, т.е. уже на стадии зоомира мы сталкиваемся с феноменом диалектизации, что уже достаточно хорошо известно на примере ряда птиц. У них же впервые зафиксированы в связи с этим факты полиглотизма и его психофизиологической основы-имитации голосов. Но из феномена зоодиалектов строго системно-логически вытекает, что уже в зоосистемах общения имеет место номинация как коммуникативное единство формы и содержания, т.е. от легкого искажения формы (как) – произношения/выражения с единым содержанием/смыслом до совершенно иной формы с тем же содержанием. Понятно, что у полиглотов сам собой возникает феномен синонимии на основе разносоциумности сфер общения.

Человеческая вербальная система всего лишь продолжила эти принципы акустического общения (об этом говорят тысячи фактов общения человека с животным и животного, чаще всего птиц, с человеком). Но у человека номинации гигантски раздулись в силу разных причин, а главное, он изобрел прошедшее время и систему глагольной парадигматики, заложив основы общения в любом хронотопе. А это значит, что человек получил возможность передавать не только эмоцио, но и рацио в полном объеме. Появилось описание того, что он воспринимал из внешнего мира, что он чувствовал, что он думал. Прошли уже многие тысячи лет, а искусство описания и до сих пор остается самым трудным моментом вербального общения. Крайне медленно логика путешественника дополняется логикой обозревателя, а затем логикой аналитика и, наконец, логикой генерализатора –синтетика. Вырисовываются постепенно контуры некоторых логических схем и принципов, формирующих основания строго системно-логического рассуждения (тезис-аргумент(ы) – иллюстрация - вывод), которое часто принимается за доказательство, тогда как доказательством является только строго системно-логически безупречное рассуждение, начиная с правильной формулировки тезиса (именно отсюда знаменитый афоризм: правильно поставленный вопрос уже дает половину ответа). И т.д., и т.п. И все эти вербальные концепты – интеллектемы, попадая в общий социально-ментальный котел, как-то вызревают, конденсируются и вновь оказываются в головах многих посредством общения – просвещения. И это процесс идет непрерывно во всех социумах от семьи до человечества с момента возникновения вербального общения. Участника такого процесса мы и называем инфотипом, т.е. человеком, который существует исключительно за счет информационных накоплений, запасов человечества (отсюда Робинзон – инфотип, а Маугли нет).

Но вербальная информация не может быть универсальной, хотя и стремится к этому, а то и уже утверждает так устами некоторых исследователей. Полноценный инфотип включает все виды информации, которые идентифицируются перцептивной системой здорового человека:

визуальной: свет-тень, цвет-оттенок, контур-объем, темень-перспектива …

аудитивный: шум-звуки, речь-слова, музыка-ноты …

тактильный: холод-жар, влажность-сухость, твердость-мягкость, прочность-рыхлость, упругость-дряблость, контур-объем …

ольфакторный: все виды запахов,

густологический: все виды вкусов.

Но для общения необходимо выразить воспринятое как-то реактивно:

пантомимически:

- статуарно,

- динамично;

мимически:

- статуарно,

- динамично;

жестикулятивно:

- статуарно,

- динамично;

манипулятивно

(жестикуляция с предметами):

- статуарно,

- динамично;

акустически:

голосом:

- интонационно,

- артикуляционно,

- интонационно-артикуляционно,

- артикуляционно-интонационно;

свистом:

языком:

зубами:

дыханием:

хлопаньем,

стуком,

ударом,

трением;

тактильно:

касанием/давлением

хлопаньем,

сжиманием/обниманием,

стуком,

ударом,

трением;

ольфакторно:

экскретивно:

- призвольно,

- непроизвольно;

мимикрически;

густологически:

экскретивно:

- произвольно,

- непроизвольно;

мимикрически.

Эта грубая классификационная схема касается зоомира, лишь манипулятивная и артикуляционно-интонационная подсистемы гипертрофировали в мегасистемы, трансформировав коренным образом жизнедеятельность человека за счет создания искусственного, но комфортного техномира. Коммуникативно это означает революционную экстерьеризацию экрана сознания (регулятивной системы) в виде tabula rasa, на которой по памяти было начертано, нарисовано нечто. Изобретение tabula rasa как поверхности, на которой можно что-то как-то изобразить по памяти виденное и стало первой “записной книжкой”, первым экстраментальным дополнением к социальной памяти. Рисунок, схема, план, карта, учетная ведомость вывели на письмо, которое породило историческую память как таковую. Гибкая социальная память, направленная в будущее и ригидная историческая память, направленная в прошлое, вступили в непрерывную всемирно-историческую борьбу в каждом хронотопе настоящего. Уничтожение письменной истории стало главным и любимым занятием едва ли не всех завоевателей и миссионеров, т.е. завоевателей физических и завоевателей духовных. Изобретение письма свело на нет эффект смены генераций, создало информационного Феникса, восстающего из пепла. Идеологическая зараза стала фактически неуничтожима.

Сростание манипулятивной и артикуляционно-интонационной реактивности потребовало неизбежно для единства понимания и стандартизацию выражения в виде словарей и грамматик. Живая динамичная устная речь развивалась и развивается много быстрее кодифицированной литературно-письменной, первая стремится в своем развитии неизбежно к диалектизации и жаргонизации, вторая по природе своей всячески препятствует этому во избежание вавилонизации, за которым неизбежно следует и распад этносоциальный, а то и государственно-территориальный. Таким образом, инфотип становится весьма важным идентификационным признаком “свой-чужой”, который в схеме:

Рис. 27

д
ает сложнейшую картину взаимоотношений людей в их попытках адаптации к совместному проживанию, пребыванию в определенных СО.

Естественно-историческим путем человечество пришло к некоторой единой системе сфер общения, обуславливающей коммуникативно-стилистическое, т.е. этикетно приемлемое (а значит и неприемлемое) поведение человека, т.е. стандарт СО требует и стандарта КА в виде стандартных КДАКДП. Но здесь мы неизбежно сталкиваемся с различиями в целях общения-взаимодействия диалогового типа в контактной, дистантной и репрезентатной формах, т.е. 1) в едином хронотопе (сейчас-здесь), 2) в разорванном хронотопе:

а) в разных пространствах, но едином времени аудитивной связи (стук, голос через препятствие, телефон и т.п.), визуальной связи (стробоскопия, флажки и т.д.)

б) в одном и том же едином пространстве, но в разное время (связь через тайник и т.п.)

в) в разных пространствах и времени (почта, книга и т.п.)

А в любой диалоговой системе по УФО всегда есть две цели: цель актанта (А) и цель пассиванта (П), через которые вольно или невольно могут выражаться как-то и цели других присутствующих как-то в СО или отсутствующих заинтересованных лиц.