Россия и русские: Характер народа и судьбы страны. 1

Вид материала

Содержание

Русский национальный характер и судьба россии: существует ли связь между ними

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

РУССКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР И СУДЬБА РОССИИ: СУЩЕСТВУЕТ ЛИ СВЯЗЬ МЕЖДУ НИМИ

Россию (и ее наследника СССР) со времен Ивана Грозного отличали от стран Европы — а в более позднее время и от Японии — неравномерность исторического развития, его «рваный» ритм, несбалансированность как по сферам общественной жизни, так и в смысле разной скорости развития в отдельные временные периоды.

История России примечательна и поучительна тем, что все попытки русских приблизиться к Европе по уровню цивилизованности всегда оплачивались чрезвычайно дорого, но в целом были малоуспешны. Кратковременные (иногда, впрочем, блестящие) успехи наблюались лишь в отдельных сферах деятельности (военной, искусства, литературы и даже науки), но эти ус-

I пехи были непрочны. И во все времена явно отставали хозяйство (по многим параметрам, кроме «вала»,— экономичности, уровню технологии, качеству продукта и др.), повседневная бытовая культура и качество жизни и деятельности подавляющей массы населения.

Напомним некоторые факты, подтверждающие эти положения. Еще в царствование Екатерины II Россия выходила на первое место в мире по выплавке железа, но курная изба сохранялась в ряде мест до конца прошлого века. Уже в наше время Союз производил пример-^sho пятую часть общемирового объема производства при :-неоправданно низком уровне жизни. Страна, создававшая совершенную ракетно-космическую технику (первый спутник и первый человек в космосе), не располагая современными технологиями в промышленности и в сельским хозяйстве, не могла обеспечить должное качество предметов повседневного ,пользования, другой

продукции. При этом на страну приходилась треть специалистов с высшим образованием от их общего количества в мире. Россия, игравшая после победы над Наполеоном свыше тридцати лет роль европейского жандарма, неожиданно потерпела сокрушительное поражение в Крымской войне. Здесь возможна аналогия с периодом после победы в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 годов.

Несомненный расцвет духовной жизни, приоритеты или. по крайней мере, передовые позиции в разных областях жизнедеятельности в предреволюционный период. Вспомним имена В. Вернадского, А. Попова, К. Циолковского, В. Соловьева, В. Кандинского, Ф. Шаляпина и других. И полное господство единственного учения, к тому же плохо усвоенного, но ставшего эталоном оценки всего — внутреннего и внешнего, общего и особенного, после революций.

Интенсивное строительство гигантов индустрии и особенно оборонной промышленности в советский период— и явное отставание жилищного строительства, неразвитая инфраструктура. Всегда поражали контрасты крайней бедности, едва ли не нищеты большей части народа и роли сверхдержавы в мировых делах, вселенского творчества и отсталой технологии в промышленности. Поистине: «Ты и убогая, ты и обильная, ты и могучая, ты и бессильная, матушка-Русь». Эти слова Н.Некрасова часто вспоминаются особенно сейчас, когда великая страна находится па перепутье, когда оголены все противоречия нашей жизни и все непредсказуемо.

Особенно очевидна негармоничность, даже нелепость нашего исторического развития за последние 130—150 лет; они прослеживаются в сравнении с быстрым, неуклонным и практически бескризисным развитием Японии — страны, перешедшей на рельсы современной цивилизации даже позже России. Как известно, революция Мёйдзи в этой стране произошла практически одновременно с отменой крепостного права, А к тому времени Россия имела достаточно солидные традиции промышленного развития. В целом же трудно не согласиться со словами Н. Бердяева, что «историческая судьба русского народа была несчастной и страдальческой, и развивался он катастрофическим темпом, через прерывность и изменение типа цивилизации» (Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С, 7). Но следует все-таки заранее уточнить, что тип российской цивилизации, по нашему мнению, не менялся в процессе исторического развития.

Поскольку все эти особенности исторического развития оплачены слезами, потом и кровью, неслыханными страданиями нескольких поколений, поневоле задаешься вопросами: «Почему мы не развиваемся „нормально" и что такое „нормальное развитие"?» Можем ли мы вскрыть причины, определяющие странности нашего развития, или с фатальной гордостью обреченных до скончания века будем повторять: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить»? Может быть, все-таки стоит поискать этот «общий аршин»?

Параллельно с особенностями нашего исторического развития существует еще одно любопытное явление, а именно стереотип, отражающий национальный русский характер. Весьма примечательно, что стереотипы, касающиеся других европейских народов, несут по отношению к национальному характеру любого из них какую-то конкретную информацию. Можно встретить утверждения, что немцы педантичны, аккуратны и законопослушны, французы — храбры, галантны, тщеславны, финны — упрямы, трудолюбивы, немногословны и т. д. Неважно, верна или неверна эта информация относительно конкретного француза или финна. Неважно даже, верен или неверен этот стереотип применительно ко всему народу в целом. Важно в контексте наших рассуждений то, что с помощью информации, содержащейся в стереотипе, можно составить некий образ представителя любого из этих народов.

Напротив, основным свойством русского национального характера признается его неопределенность, непостижимость для европейца, поскольку банальностью стало выражение «загадочная русская (славянская) душа». Иногда формулировка смягчается и говорят о «широте» русской души, но ведь по сути это тоже характеристика ее неопределенности. Любопытен «букет» эпитетов, которыми характеризует русскую душу Н. Бердяев,— «безграничность, бесформенность, устремленность в бесконечность, широта» (Бердяев Н. А. Истоки п смысл русского коммунизма. С. 8).

И. Кант после анализа характера европейских народов сделал вывод о том, что российский характер еще не сформировался (см.: Кант И. Соч. Т.6. М., 1966. С. 362—472).

Эта мысль И. Канта имеет принципиальное значение для темы наших рассуждений, по она требует небольшого комментария, ибо ее истинность и ложность целиком зависит от точки зрения на развитие цивилизации. Если европейская цивилизация признается одной единственной возможной цивилизацией, к которой постепенно придут и другие народы, то совершенно справедливо, что характер русского народа не сформировался под эту цивилизацию. Если же Россия развивалась в направлении другого типа цивилизации — а мы считаем, что это так,— тогда оценка Кантом русского характера окажется весьма сомнительной. Русский характер сформировался уже во время Канта, но он сформировался «под другую цивилизацию», и существование этой цивилизации оказалось возможным на протяжении столетий. Стало быть, речь может идти не о сформированное™ или несформированности русского характера по сравнению с характерами других европейских народов, но о иной сформированности этого характера, о неевропейском типе формирования русского характера. Задача нашей книги как раз и состоит в том, чтобы показать особенности формирования этого характера. Наш исторический опыт показал, что российская цивилизация «неконкурентоспособна» в конечном счете по сравнению с европейской, но это совсем другое дело. И из этого вовсе не следует фатальная невозможность существования цивилизации неевропейского типа.

Конечно, сама проблема стереотипа, отражающего русский национальный характер, требует дополнительного исследования. Вполне возможно, что относительно русских у европейцев существуют и другие стереотипы, менее лестные для национального самосознания. Не исключено даже, что эта «загадочность» — миф, сотворенный представителями русской культуры в порыве самообольщения. Все это вполне возможно.

Но независимо от того, откуда пошло представление о «загадке» русской души, независимо от того, миф это или реальность, существует тем не менее реальная проблема связи и взаимозависимости между особенностями исторического развития того или иного народа и спецификой его национального характера. Здесь, наверное, ответ может быть однозначным. Многие, в том числе Н. Чернышевский, отмечали связь между «качеством» народов с формами быта, с крупными фактами их истории (хотя часто формы быта и события истории более известны, чем их качества).

Нельзя же, действительно, думать, что на процесс исторического развития не влияла душа народа, сама, конечно, более или менее изменявшаяся в этом процессе. Едва ли можно полностью согласиться с мыслью С. Булгакова, что в русской истории запечатлена только дивная красота народной души (см.: Булгаков С. Н. Моя родина//Новый мир. 1989. № 10. С. 226). Так ли эта душа дивно прекрасна, учитывая реальности нашей истории? П. Чаадаев, по крайней мере, имел на этот счет совершенно другое мнение, нимало не сомневаясь во взаимности развития истории России и русской души (см.: Чаадаев П. Я. Философические письма. Письмо первое//Статьи и письма. М., 1987. С. 37— 39). Но безусловно, оба эти явления взаимосвязаны. Ибо, как считал историк С. Соловьев, к любому «народу можно обратиться со следующими словами: „Расскажи нам свою историю, и мы скажем, кто ты таков"» (Соловьев С. М. Чтения и рассказы по истории России. М., 1989. С. 159).

Итак, если особенности исторического развития России, исторические события ее сопряжены, как надо полагать, с загадкой русской души, с ее специфическими чертами, то каковы эти черты и каков механизм этого сопряжения? Можно ли вскрыть его? Правомерны ли эти вопросы, и какие практические выводы следуют из ответов на них?

Не исключено, что поиск ответов на эти вопросы может показаться кому-то чистой схоластикой. Однако, если исходить из представлений о становлении единой планетарной цивилизации, в которой должны гармонично соединиться уникальные и самобытные этносы и социальные организмы, то подобный поиск следует признать делом первостепенной важности.

Похоже, политике самоизоляции положен конец, а мессианские амбиции сдаются в архив. Наша страна пытается вступить в мировое сообщество в качестве полноправного и равного всем члена, и совершенно необходимо, наверное, поступиться чем-то своим и что-то чужое принять в качестве своего. Иначе невозможны продуктивный диалог и взаимовыгодное сотрудничество. В то же время надо знать, чем стоит поступиться сразу, а что сохранить, чтобы не произошло этнического самоубийства, или, говоря помягче, право первородства не было продано за чечевичную похлебку. А такие тенденции, к сожалению, имеются.

Кроме того, без учета своих особенностей, без познания себя нельзя с выгодой воспользоваться чужим опытом (кстати, этим, по-видимому, объясняются трудности и конечный неуспех многих попыток реформировать Россию) и нельзя проводить рациональную внутреннюю политику, направленную на прогрессивное изменение общественного устройства. Такое было в истории России не раз. На этот счет существуют интересные суждения Д. Лихачева. «Как это часто случалось в русской жизни,— пишет он,— для движения вперед требовался основательный удар по всему старому» (Лихачев Д. С. Русская культура в современном мире//Новый мир. ,1991. № 1. С. 3). Такая психология связана с ложным представлением о своей истории, опыте, культуре. Раз нужны новые отношения с Европой — значит, старых не было совсем, нужна новая культура — никуда не годится старая. Подобная логика, начавшаяся, может быть, с Петра, стала уже традицией нашего сознания и поведения и часто проявляется в настоящее время.

Следовательно, как особенности исторического развития Российской империи (а затем Советского Союза), так и загадка славянской души нуждаются в рациональной интерпретации. В противном случае процесс интеграции страны в мировое сообщество, продуктивный диалог и наше собственное развитие будут значительно более трудными и болезненными.

Таким образом, проблема самопознания представляется для русских, россиян (и отчасти всех граждан СНГ) наиважнейшей, ибо «для общества, так же как и для отдельной личности,— первое условие всякого прогресса есть самопознание» (Тютчев Ф. И. Письмо к П. А. Вяземскому. Пятница (1848)//Стихотворения. М., 1935. С. 299). Не уяснив себе собственные фундаментальные свойства (свойства своего национального характера), русские, другие россияне не смогут с наименьшими издержками воспользоваться опытом мировой цивилизации. Предпринимавшиеся до сих пор попытки усвоения достижений Европы, ее цивилизации потому-то и были недостаточно успешны, как считал Ф. Тютчев, что не учитывались эти фундаментальные свойства. И тем более не делалось попыток сознательно изменить их.

Но каковы же эти свойства? Как их определить? С нашей точки зрения, бесполезно было бы пытаться составить более или менее верное представление о русском национальном характере, характере россиян в целом, используя нравственно-психологические характеристики типа: «добрый — злой», «храбрый — трусливый», «трудолюбивый — ленивый», «умный — глупый», «свободолюбивый— раболепный», «щедрый — скупой» и т. д. до бесконечности,— даже если экспертным или чисто эмпирическим путем можно выявить распространенность этих черт или качеств в русском народе и сравнить его по этим характеристикам с любым другим пародом.

Н. Чернышевский говорил, что «наши знания о качествах народов не могут быть не чем иным, как соединением наших знаний о качествах отдельных людей, составляющих этот народ» (Чернышевский Н. Г. Соч. Т. 2. М., 1987. С. 565). Но так ли это?

Скорее можно согласиться с мнением социолога П. Сорокина, который недвусмысленно утверждает, что даже в случае репрезентативной выборки некоторой совокупности качеств индивидов, представляющих данную нацию (что до сих пор сделать не удавалось), все равно невозможно свести «типичные» черты этой совокупности в некую модель, отражающую основные свойства или черты нации. Ибо общепризнано положение, что свойства системы существенно отличаются от свойств се элементов или структурных компонентов. Более того, свойства любой сложной системы отличаются от свойств всех ее структурных компонентов, взятых и порознь и суммарно. Поэтому, чтобы изучить основные черты нации, ее надо рассматривать как таковую, как целостную систему, понять ее структурные и динамические черты, постоянно изменяющиеся на протяжении ее исторической судьбы (см.: Сорокин П. А. Основные черты русской нации в двадцатом столетии//О России и русской философской культуре. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М., 1990. С. 464—472).

Но даже если удалось бы определить существенные черты нации, остаются два важнейших вопроса, требующих выяснения. А как складывались эти черты? Каков механизм их становления? Если ответа на эти вопросы нет, то наше знание основных черт в известной мере бесполезно. Ибо в таком случае мы не можем целенаправленно воздействовать на совокупность таких черт и остаемся во власти фатума.

Допустим, русскому национальному характеру присуща черта «во всем доходить до крайности, до пределов возможного», как пишет об этом Д. С. Лихачев (см.: Лихачев Д. С. О национальном характере русских//Вопросы философии. 1990. № 4. С. 5). Но откуда она появилась? Есть ли эта черта производное от генотипа русских, то есть чисто биологическое свойство? Или она возникла под влиянием каких-то социальных условий (надо полагать, что именно это верно), в которых происходило формирование русского народа? Должны ли мы пытаться (и способны ли?) изменить это свойство национального характера, или нам не остается ничего иного, как примириться с такой, действительно неудобной в цивилизованном мире, особенное,-! тью? Справедливо ли, что именно «благодаря этой своей черте Россия всегда находилась на грани чрезвычайной опасности» (Д. Лихачев) ? Свойственна ли она дру* гим народам или только русским? Возможно ли воздействовать на свой национальный характер и как это сделать? Если только зафиксировать те или иные черты национального характера, на подобные вопросы ответить крайне трудно.

Давайте в число основных черт русской нации включим вслед за П. Сорокиным такие, как «сравнительно длительное существование, огромную жизнеспособность, замечательное упорство, выдающуюся готовность ее представителей идти на жертвы во имя выживания и самосохранения нации, а также необычайное территориальное, демографическое, политическое, социальное и культурное развитие в течение ее исторической жизни» (Сорокин П. А. Указ. соч. С. 472).

Неправда ли, неплохой подбор национальных черт, которыми мог бы гордиться едва ли не любой народ? Но почему наличие и этих черт не гарантировало нас от нынешнего кризиса? Почему ни один европейский народ не занимался так упорно самоистреблением на протяжении двадцатого столетия? Можно ли всерьез считать, что это следствие какого-то заговора против России, или злой воли сталинизма, или вообще зловредного влияния большевиков? Без знания механизма формирования национальных черт на эти вопросы тоже нельзя ответить.

В конце прошлого века В, Соловьев высказал мысль что «национальный вопрос для многих народов есть вопрос об их существовании. В России такого вопроса быть не может... Национальный вопрос в России есть вопрос не о существовании, а о достойном существовании» (см.: Соловьев В. С. Национальный вопрос в России. Вып. 1. 1883—1888//Литературная критика. М„ 1990. С. 292).

К сожалению, следует признать, что это высказывание оказалось чересчур оптимистичным. Увы, ныне вопрос о существовании встал в самом грубом и первобытном смысле. Речь идет о биологическом существовании русского народа, о сохранении его генофонда (равно как и о существовании небольших народов, традиционно входивших в состав Российской империи и проживающих совместно с русскими). Теперь именно для собственного сохранения русским нужно выяснить, почему народ этот, по выражению маркиза де Кюстина, «цвет человеческой расы», оказался на грани вырождения и самоуничтожения из-за безалаберной технологии (экология, Чернобыль) и упадка культуры.

Мы надеемся, что читатель не воспримет эти слова как вопль отчаяния. В панику впадать не следует. Но нужна напряженная работа мысли для того, чтобы вскрыть реальные причины возникновения столь трагичного положения. Ибо иначе нельзя будет предложить и реальные пути выхода из него.

Анализируя особенности российского развития, в конце прошлого века В. Соловьев писал о том, что Россия обладает, быть может, великими и самобытными духовными силами, но для проявления их ей, во всяком случае, нужно принять и деятельно усвоить те общечеловеческие формы жизни и знания, которые выработаны Западной Европой. Наша внеевропейская или противоевропейская преднамеренная и искусственная самобытность всегда была и есть для нас первое и необходимое условие всякого успеха (там же. С. 294).

Верно, что от многого нам придется отказаться и усвоить не только формы жизни и знания, но и ценности европейской и других мировых цивилизаций, например китайской... Но только представляется все же, что намного справедливее мысль Ф. Тютчева, приведенная выше, о том, что первое условие всякого прогресса — самопознание. Самобытность России также никогда не была ни преднамеренной, ни искусственной — слишком трагична судьба ее, чтобы можно было думать или предполагать столь ничтожные причины бед и катастроф, выпавших на долю нашей страны. Напротив, Россия развивалась естественным для нее путем, как мы это постараемся показать в дальнейшем, и можно только сожалеть, что путь этот оказался вне столбовой дороги мировой цивилизации. Впрочем, сама эта столбовая дорога ведет в тупик или к катастрофе, о чем ми еще скажем в конце книги.

Мы уже неоднократно употребили термин «национальный характер», и у заинтересованного читателя может возникнуть вопрос: «А что это такое?» *^²

Это совершенно справедливый вопрос, и мы попытаемся ответить на него, но предупреждаем заранее, что в исследованиях, посвященных этой проблеме, или вообще обходятся без определения «национальный характер», или дают определения следующего толка: «Каково бы ни было его наиболее точное определение, национальный характер — это нечто приобретенное, нечто полученное во время взаимодействия между людьми определенного общества на протяжении их жизни».

Несмотря на трудности подобного определения, как пишет Д. Лихачев, «национальные особенности — достоверный факт. Не существует только каких-то единственных в своем роде особенностей, свойственных только данному народу, только данной нации, только данной стране. Все дело в некоторой их совокупности и в кристаллически неповторимом строении этих национальных и общенациональных черт. Отрицать наличие национального характера, национальной индивидуальности — значит делать мир народов очень скучным и серым» (Лихачев Д. Заметки о русском. М., 1984. С. 40).

Индивидуальные особенности, проявляющиеся во всех сферах жизни народов, способствуют взаимному интересу их друг к другу, обогащают их творчеством. С национальным характером связано понятие достоинств, лежащих в основе народной нравственности, — чести, патриотизма, доброжелательства, уважения к другим и т. д.

Учитывая сказанное, мы вынуждены дать собственное толкование национального характера, надеясь, что в какой-то мере оно будет способствовать прояснению этого сложного феномена.

При этом мы исходим из следующих соображений. Вспомним уже упоминавшиеся стереотипные черты характера народов, относящиеся к представителям разных европейских наций (например, немцы аккуратны, педантичны, законопослушны и т. д.). Присмотревшись к этим стереотипам внимательнее, увидим, что они отражают некоторые типы поведения или дея о л ь н о с т и, вообще реагирования на какие-то существенные факторы окружающего мира или мир в целом. Иначе говоря, это — определенные нормы, традиционные формы реакций на окружающий мир, нормы поведения и деятельности.

Следовательно, национальный характер можно представить как совокупность основных черт нации, чмея в виду, что основная черта понимается как нормативное реагирование на какой-то фактор или ситуацию во в.нешнем мире, а чем проявляется специфика деятельности об щ н о с т и. Великий И. Кант видел различия наро чов по характеру в их предках, в их истории ив п р е-пращающихся в привычки (выделено нами.— /10г.) фактов повседневного поведения. А массовидная привычка есть то, что в науке называют «социальная норма».

Таким образом, национальный характер предстает перед нами как совокупность специфических норм поведения и' деятельности, типичных для представителей той или и ной нации.

Но что определяет эту совокупность основных норм, специфику деятельности, от каких факторов зависит их состав, то есть то, какие типичные нормы включены в нее или свойственны ей, а также то, каким образом типичные нормы связаны между собой, их иерархия и т. п.? Размышление над этими национальными особенностями, как не раз подчеркивал Д. С. Лихачев, имеет общественное значение. Оно очень важно.

Очевидно, могут существовать по крайней мере два мощных фактора, способных влиять на существование или возникновение типичных, специфических нормативных реакций,— это психофизиологическая природа той или иной нации и тип общества, в котором живут люди. Думается, не впадая в грех расизма и национализма, можно утверждать, что людям, принадлежащим к разным расовым и национальным группам, могут быть свойственны разные нормы реакций, обусловленные психофизиологическими особенностями, проще говоря, особенностями темперамента в широком его понимании, не зависящими от генотипа народа. Но едва ли можно отрицать ведущее значение именно традиционного типа общества, общественных отношений для формирования у нации важнейших способов реагирования на окружающий мир (можно сказать иначе — важнейших способов регулирования объективно необходимой деятельности и межличностного общения, взаимодействия).

Как писал Э. Фромм: «Нормы, в соответствии с которыми функционирует общество, формируют также и характер членов этого общества» (Фромм Э. Иметь или быть? М., 1989. С. 96), то есть социальный характер. Иначе говоря, мы полагаем, что понять национальный характер можно только тогда, когда понято общество, в котором живет нация, народ, которое она же создала в определенных географических, природных условиях.

Говоря о национальном характере, следует учесть, что типичные нормы реагирования и деятельности могут усваиваться как сознательно, так и бессознательно (об этом подробнее в главе «Общественный дух и развитие общества»). Кроме того, мы убеждены, что тип общества определяется в первую очередь социальными отношениями и структурой ценностей, принятой в нем. Следовательно, и национальный характер имеет социально-ценностную черту.

Поэтому национальный характер в более широкой трактовке можно представить как совокупность важнейших способов регулирования деятельности и общения, сложившуюся на основании системы ценностей общества, в котором длительное время живет нация. Причем эти способы усвоены как сознательным, так и бессознательным путем. Па национальный характер оказывает влияние также психологическая природа той или иной национальном группы, о чем мы говорили.

Учитывая сказанное, нам представляется продуктивным подход к исследованию русского национального характера, основанный в первую очередь на анализе ценностей, усвоенных народом и процессе его исторической жизни, исторической судьбы. Эти ценности, ставшие элементами традиционною мышления, восприятия и поведения, с одной стороны, определяют общественную жизнь (хозяйственную, политическую, духовную), а с другой — непрестанно репродуцируются в процессе жизнедеятельности народа, передаваясь от поколения к поколению. Обрп.чио кнря, национальные ценности — суть социальные гены, определяющие структуры и функции социальных opгaнизмов, этнических общностей, но, в свою очередь, проводимые этими организмами. Конечно, как и у жипых организмов, у социальных возможны свои «мутации», то есть обогащение или изменение фундаментальных ценностных структур. Проблема обогащения или изменения очень сложна. Опыт народов показывает, -то в одном случае эти процессы способствуют процессу, в другом — ведут к потере национального лица, к безликости; народ как бы «выпадает» из исторического процесса. Мы не будем останавливаться подробно на этом, поскольку эта проблема хорошо представлена !. теории культурно-исторических типов Н. Данилевкого.

Хранятся эти ценности в душе или в национальном характере народа, живущего в данном обществе. Наличие более или менее устойчивого набора ценностей делает относительно устойчивым данный социальный организм (этнос) и определяет функциональные особенности национального характера. «Качество» ценностей зависит от исторического стечения обстоятельств, сдвигов социальной истории и внешних отношений.

Следовательно, для выявления фундаментальных >:обенностей русского национального характера необходимо определить конкретный набор ценностей, носителем которых исторически оказался русский народ, и опоставить этот набор с ценностями других народов, ч частности европейских. Может быть, тогда удастся все-таки «понять умом Россию» и «измерить ее общим аршином». Возможно также, что национальный характер потеряет во многом свою загадочность, необъясним глость, а какие-то черты, традиционно считавшиеся национальными, найдут закономерное объяснение. Причем ясно будет видна их вторичность сравнительно с чисто национальными ценностями.

Существенной также представляется проблема анализа и других факторов, повлиявших на становление русского национального характера. Можно встретить утверждение о сильном влиянии природной среды, ландшафта, православной религии и язычества или той или иной комбинации этих факторов (см.: Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С. 8— 9). Несомненно, все эти факторы так или иначе влияли на формирование психологии русского народа, а следовательно, и судьбу России. Однако, как мы полагаем, учитывая современные социально-психологические воззрения и данные других наук, нельзя непосредственно выводить свойства характера человека или народа из свойств природном среды или из системы тех или иных идей и взглядов. Характер народа или человека складывается под определяющим влиянием его традиционной материальной деятельности, прежде всего хозяйственной, сказываясь, в свою очередь, на этой деятельности. Материально-хозяйственная деятельность определяет базисные ценности, традиции, навыки и даже мировосприятие.

Рассмотрим вкратце, исходя из этой точки зрения, взгляды П. Чаадаева о роли географического фактора на судьбу России, причем следует помнить о том, что важное, едва ли не определяющее значение придавали этому фактору В. Ключевский и Н. Бердяев. Не чужд был подобным воззрениям и Л. Толстой. Роли географических особенностей России отводилось особое место в работах так называемых евразийцев {Л. Карсавина, Г. Флоровского, Н. Трубецкого и др.). В евразийской теории, например, история русского народа растворялась в истории Евразии, как своеобразной среды обитания, территории.

Но вот мысли на этот счет П. Чаадаева: «Всякий народ несет в самом себе то особое начало, которое накладывает свой отпечаток на его социальную жизнь, которое направляет его путь на протяжении веков и определяет его место среди человечества; это образующее начало у нас — элемент географический, вот чего не хотят понять; вся наша история — продукт природы того необъятного края, который достался нам в удел. Это она рассеяла нас во всех направлениях и разбросала в пространстве с первых же дней нашего существования; она внушила нам странную покорность силе вещей, всякой власти, провозгласившей себя нашим владыкой. В такой среде нет места для правильного повседневного общения умов между собой, в этой полной обособленности отдельных сознаний нет места для логического развития мысли, для непосредственного порыва души... нет места для сочувствия людей между собой, связывающего их в тесные сплоченные огромные союзы, перед которыми неизбежно должны склониться все материальные силы; словом, мы лишь геологический продукт обширных пространств, куда забросила нас какая-то неведомая центробежная сила, лишь любопытная страница физической географии. Вот почему насколько велико в мире наше материальное значение, настолько ничтожно все значение нашей силы нравственной. Мы важнейший .фактор в политике и последний из факторов жизни духовной» (Чаадаев П. Афоризмы. Статьи и письма. М., 1987. С. 173— 174).

Мы просим у читателя прощения за длинную цитату, но не правда ли, звучит она удивительно злободневно? И разве не логичны, хотя бы при первом прочтении, высказанные здесь мысли? Может быть, стоит для душевного спокойствия признать просто-напросто источником всех наших бед слишком обширное пространство, доставшееся нам в удел, и которое мы не смогли усвоить до конца, и оно развратило нас?

Но разберемся конкретно. С нашей точки зрения, судьбу народа действительно определяют объективные факторы истории, а также присущие ему свойства или качества (в первую очередь ценности), носителем которых он является. И в этом мы солидарны с Чаадаевым. Но разве безмерное российское пространство русский народ «несет в самом себе» как некое «особое начало»? Как это он ухитряется или ухитрялся делать? Почему громадные пространства Северной Америки не помешали англосаксам, а с ними и другим выходцам из Европы ни «правильному повседневному общению умов», ни «логическому развитию мысли», особенно в сфере политической жизни и хозяйственной деятельности? И почему испанцы и португальцы (вообще говоря, успешно, как и русские у себя), освоившие громадные пространства Южной Америки, не менее богатые природными ресурсами, лишь спустя столетия заложили основы цивилизации, аналогичные североамериканской?

Думается, причина не в географии, не в пространстве, а в тех духовных ценностях, носителем которых в данный исторический период оказывается тот или иной народ. Если латиноамериканцы унаследовали, как н русские, ценности и, соответственно, образ жизни докапиталистической эпохи и с этим багажом осваивали новые земли, определяя тем самым свою судьбу, то североамериканцы пришли на новый континент с ценностями капиталистической цивилизации, что определило их место среди человечества. Следовательно, не пространство само по себе определяет судьбу народа, но, как это мы уже сказали, устойчивый набор ценностей, достоинств, носителем которых является народ и которые специфическим образом направляют его жизнедеятельность, повседневность. А если это так, то тогда возможны самопознание и саморазвитие, а не сетсжания на злосчастную судьбу, слишком щедро наградившую нас природными ресурсами.

Природа, религия, исторические события влияли на формирование русской души в той мере, в какой они влияли на хозяйственную практику русского народа и через эту практику. Поэтому для понимания русского национального характера необходимо выявить основные типы хозяйств, исторически сложившихся и получивших распространение на просторах русской равнины. Крайне важно также изучить практику «политической» деятельности, сложившуюся на протяжении веков в российском обществе и в его различных частях и элементах.

В дальнейшем мы исходим из того, что хозяйственную практику России с того момента, как завершился процесс формирования Московского царства, определяли два обстоятельства. Во-первых, сильно выраженный «домашний» характер государственного хозяйства Московской Руси. Напомним, что, по мнению немецкого социолога М. Вебера, домашнее хозяйство определяется не его масштабами, а направленностью «на удовлетворение собственных потребностей, будут ли то потребности государства, личности или союза потребителей» (Вебер М. История хозяйства. Очерк всеобщей социальной и экономической истории. Петроград, 1923. С. 8—9).

Следует, по-видимому, дополнительно пояснить, что такое «домашнее хозяйство», ибо большинство наших читателей будут склонны, вероятно, считать слово «домашний» неудачным эквивалентом слова «натуральный». Однако это не так. Натуральное хозяйство противостоит денежному, тогда как домашнее — меновому (см.: там же. С. 8—10). Хозяйство, особенно в ранние периоды развития общества, может быть натуральным, но не домашним, а меновым, если оно производит для обмена без посредничества денег. Продукты меняются на продукты. Кстати, эта тенденция (бартерный обмен) получает у нас в стране в последнее время большое развитие, ибо обесценивание денег и отсутствие цивилизованного рынка заставляют производителей обмениваться своей продукцией, не прибегая к денежным расчетам. В домашнем хозяйстве могут употребляться деньги для расчета между отдельными хозяйственными единицами или подразделениями, но вся или, по крайней мере, большинство продукции производится для потребления внутри.

Домашнее хозяйство может быть очень большим по масштабам, например вестись в рамках целой страны. Таковыми были восточные деспотии, таковым было хозяйство Московской Руси, таковым было и плановое хозяйство СССР. Разумеется, этот признак домашности хозяйства не был абсолютным во всех приведенных гримерах домашних хозяйств. Тот или иной обмен, та i,:ли иная связь с мировым рынком существовали всегда. Но, скажем, принцип монополии внешней торговли, державшийся практически на протяжении всей истории СССР и отмененный лишь в самое последнее время, приводил к тому, что даже продукция, шедшая на экс-гюрт, с точки зрения производителя, была направлена !=a удовлетворение «внутренней государственной потребности в рамках планового задания». Это вело к отчуждению внешнеторговой деятельности и низкому качеству продукции и, как следствие,— падению ценности хорошего труда, навыков, умения. В Московском цар-« гве и позднее в Российской империи отдельные производственные единицы также в большей, а может быть, >: решающей степени работали на «государеву казну». Этот домашний, централизованный характер российского хозяйства во все времена был тормозом на пути развития России, ибо домашнее хозяйство крайне слабо поддается рационализации, поскольку отсутствует явная внешняя необходимость. В этом проявляется его изолированность, что ведет к примитивизму общественного производства.

«Домашний» характер производства Московского государства далеко не случаен. По-видимому, важнейшей исторической предпосылкой его формирования, а затем и чрезмерного усиления была необходимость держать «щит меж двух враждебных рас — монголов и Европы». Иначе говоря, чрезмерная внешняя опасность в период складывания государства вынуждала государя всемерно концентрировать силы для самообороны или для целей обороны. Позднее необходимость в такой концентрации заметно ослабла и даже исчезла, но домашний характер хозяйственной деятельности Москвы приобрел силу инерции и на протяжении веков воспроизводился уже в рамках Российской империи (а потом я Советского Союза), весьма заметно влияя на весь ход событий в шестой части земного шара.

Во-вторых, для подавляющего большинства крестьянского населения России хозяйство было но только домашним, но и общинным, по индивидуальным.

Преломление в хозяйственной практике этих двух моментов и сыграло определяющую роль в формировании русского национального характера.

Итак, приступая к анализу русского национального характера и его взаимосвязи с историческими особенностями развития России, мы исходим из следующего. В основе национального характера лежат ценности, усвоенные народом в процессе его исторического бытия. Для понимания специфики русского национального характера необходимо выявить, какие именно из них составляют фундамент этого характера, и сравнить их с ведущими ценностями европейских народов. Для уяснения смысла русской истории необходимо проследить, как передавались ценности от поколения к поколению в процессе практической деятельности — хозяйственной, политической и духовной. Важнейшими особенностями русской хозяйственной практики следует считать «домашний» характер государственного хозяйства и общинный характер крестьянского хозяйства.

В данном исследовании мы попытались пр9следить только одну линию (по нашему мнению, стержневую), показывающую влияние и взаимосвязь русского национального характера и хозяйственной практики в русской сельской общине. Остальные линии — связь с национальным характером «домашности» государственного хозяйства и политической деятельности — затрагиваются лишь мимоходом. Но они несомненно требуют внимательного рассмотрения.

Далее мы хотим проследить взаимосвязь русского национального характера и особенностей русской истории, предложив новый подход. Мы вводим понятие о социальной значимости человека как высшей личностной ценности и представление о коллективном (национальном, общественном) духе как сложной совокупности общественного сознания и общественного подсознания.

С помощью этих понятийных средств появляется возможность сравнительно целостным образом рассмотреть такие явления, как Личность, Деятельность, Хозяйство, и на основе соответствующего анализа понять логику исторического развития России, равно как особенности русского национального характера.

Blog

Россия и русские: Характер народа и судьбы страны. 1

Содержание

РУССКИЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР И СУДЬБА РОССИИ: СУЩЕСТВУЕТ ЛИ СВЯЗЬ МЕЖДУ НИМИ