Карельская Автономная Советская Социалистическая республика на рк национальный архив Республики Карелия пстби православный Свято-Тихоновский институт ук рсфср уголовный кодекс

Вид материала

Кодекс

Содержание СЕВЕРНЫЕ КАРЕЛЫ: СТАРООБРЯДЧЕСТВО И ФОРМЫ ЕГО ПРОЯВЛЕНИЯ в конце XIX — первой четверти XX в. Распространение старообрядчества Петрозаводский уезд Повенецкий уезд Православные карелы кирьяжского погоста

Подобный материал:

• Расписание занятий по программе «Теория и методика архивного дела, вопросы управления, 42.4kb.
• Слова с корнем благ- в церковнославянском и современном русском языках, 525.98kb.
• -, 1068.12kb.
• Тихоновский Богословский Университет Центр педагогических исследований «Покров» Возрастная, 7228.88kb.
• Православный свято-тихоновский гуманитарный университет, 223.99kb.
• I международная конференция «вопросы эпиграфики», 111.8kb.
• Официальный язык в России русский, 4.42kb.
• Конституция Грузии (Республики Грузии) от 24 августа 1995, 625.84kb.
• Конституцию Республики Башкортостан. Раздел первый Глава 1 основы конституционного, 477.85kb.
• Еративной Социалистической Республики на всей ее территории и заявляет о решимости, 32.39kb.

СЕВЕРНЫЕ КАРЕЛЫ: СТАРООБРЯДЧЕСТВО И ФОРМЫ ЕГО ПРОЯВЛЕНИЯ в конце XIX — первой четверти XX в.

(по материалам экспедиций)


Информацию о северокарельских староверах («сранникат»), в настоящее время, можно получить лишь от людей преклонного возраста. «Сранникат» — зто «те, кто греха боялся», «божественные люди», «которые богу верили и не боялись этого: и правильно делали». В памяти пожилых карелов сохранились яркие воспоминания о жизни староверов. «Знаю о них и помню прекрасно», — сказал нам во время экспедиции по Калевальскому району восемь лет назад Иван Яковлевич Пекшуев, 1909 г. рождения, житель поселка Калевала. «Их было много. И у них была вера отдельная, не православная. В день крещения (в феврале) их перекрещивали в другую веру и давали второе имя (например, Анна-Ёукко). Крестили в одежде, положив на одеяло, за углы которого бралось несколько человек, и опускали человека вместе с одеялом в прорубь, а затем на санях крещенного увозили в «келлю». «Келля» — специальное укромное помещение в домах некоторых хозяев, давших им приют, «где они жили своим обществом». Обычно «келля» устраивалась в хлевах или пристраивалась к хлевам снаружи. «Келля» рубилась из бревен, под односкатную крышу. Вход в нее устраивался из хлевов (конюшни) или из сарая. Иногда «келля» располагалась «за коридором», но обязательно с отдельным входом.

И. Я. Пекшуев вспомнил, что у дяди карельского писателя Якко Ругоева — Акима Ругоева — в деревне Контокки на хуторе Суоярви «келля» была устроена «при хлевах» со входом через хлев. В «келле» обычно жили от одного до трех-четырех человек. Иногда их число доходило до 18 человек. Государство преследовало староверов. Кормили и одевали жителей «келлей» люди той деревни, в которой они жили. По воспоминаниям И. Я. Пекшуева, «…староверы не работали, а только помогали многодетным хозяевам, ухаживая за детьми днем во время сенокоса и уборки урожая, получая за это плату. Женщины побойчее собирали ягоды себе и другим».

По сведениям других информаторов (Вейко Пяллинен, 1921 г. р., п. Калевала), «староверы были работящие — самые лучшие работники», «они были высокие краснощекие охотники».

«Они жили своим обществом и работали: рыбачили, охотились только на свое общество. Им приносили еду и они молились за оказывающих им помощь» (из воспоминаний И. Я. Пекшуева). По его свидетельству, «староверы жили в «келлях» и только молились», «староверами были одни старушки, молодых и мужчин не было среди староверов».

Две бабушки-староверки жили в «келле», специально выделенной для верующих в доме Якко Вадаева в д. Лувозере. «Келля» располагалась «за коридором». Староверки держали корову, сажали картошку, косили сено. Одна была местная, лувозерская, а две другие из соседнего Калевальского района. В Лувозере было три «келли». В них жили по одному, вдвоем, втроем и более. «Они были больные: одна лежала, другая слепая. Мы им носили, как поминку, молоко и стряпню». «Сранникат» были старыми, а одна была солодая — дочка, «один старик был слепой, его в баню на лошади возили или несли на носилках. Они ходили в наши дома, мылись в наших банях».

Кроме Лувозера, Калевалы «келли» были в Онгозере, Бабьей Губе, Кимасозере, Вуокинсалми (Вокнаволоке), Ногеукше, Толорекс, Каменном озере, Чикше, Ладвозере («почти в каждой деревне»). Самая крупная «келля» была устроена в Вокнаволоке. Наиболее верующие жили в деревнях Онкоярви (Онгозеро) и Лувоярви (Лувозере). В Тихтозере «келлей» не было: «жители этой деревни были полуверующие». В Чикше (деревня располагалась в 12 км от п. Калевала), вспоминала Ульяна Кирилловна Кузьмина, 1915 г. р., «жили две бабки-староверки. В избе им отвели угол для икон».

В доме Акима Ругоева, вспоминал И. Я. Пекшуев, «келля» была бревенчатая под односкатной крышей с русской печью и камельком, но без козино и без «каржины», со входом из конюшни. Стены «келли» были обструганы. Перед «келлей» было устроено крылечко и три ступеньки с маленькой площадкой, высоким порогом и низким полом. Подробное описание этой «келли» сохранилось в памяти Алексея Мартыновича Пекшуева, 1920 г. р. из д. Костомукша: «В «келле» было два окна; одно — в сторону озера, другое — в хлев. По стенам «келли», в углах, стояли четыре деревянных кровати. На стенах, между кроватями, на узеньких полочках, наклонно к стене располагались деревянные и медные иконы. На иконы накидывались небольшие полотенца с вышивкой. У окна, обращенного к хлевам, стоял кухонный стол. Над ним висел шкафчик для посуды. Другой стол был установлен между кроватями. Рядом со столом ставилась скамейка для двух человек. У каждой старушки в небольшом сундуке (сундуки хранились под кроватями) была своя икона (бронзовое распятие Христа), завернутая в полотенце. В сундуке всегда хранились конфеты для угощения внуков. Продукты они держали также каждая в своем личном сундуке. Сундук использовали и как сиденье, пододвигая его к столу. Еду старушкам приносили родственники каждую неделю. Алексей Мартынович Пекшуев, вспоминал, что «с семи до десяти лет еженедельно носил еду своей бабушке-староверке за семь километров (зимой — на лыжах)».

М. А. Фокина, жительница д. Лувозеро, вспоминала, что богомольцы в Лувозере жили в маленькой «келле» с низкими стенами. «Келля» была красивая, свечки горели, иконы по стенам стояли. С икон пыль опахивали глухариными перышками, которые хранили в ящичке и в тумбочке».

Молились старушки-староверы как у общих, так и у личных икон, каждая у своей кровати. При входе в «келлю» нестароверу нельзя было креститься, а староверы не крестились при входе в дом. Жили староверы очень чисто. На пол стелили половики, застилая ими всю поверхность пола. В «келлю» мало кто ходил, но с жителями деревни староверы общались свободно; иногда приходили домой на одну-две недели в гости. «Свою бабушку-староверку, — вспоминал А. М. Пекшуев, — они забирали чаще, а, ослепнув, бабушка жила дома, но все: одежду, посуду держала отдельно». Ели староверы только из своей посуды («всегда отдельно»). В доме староверы свою посуду и иконы хранили на отдельной полочке, перевернув кверху дном, а ложку обычно втыкали в щель бревенчатой стены. «Посуду не мыли, а вылизывали, чтобы не запоганилась», — вспоминали информаторы. Посуда могла быть глиняной или эмалированной: большая и малая миски, чашка или кружка. Посуду носили с собой в отдельной корзиночке, прикрыв чистой тряпочкой или в узелке. По сведениям других информаторов: «посуду мыли сами и обязательно один раз в неделю мыли ее на берегу». Как вспоминал А. М. Пекшуев, «свою слепую бабушку-староверку к берегу всегда кто-нибудь отводил. Если кто-то из ребят ел из посуды бабушки-староверки, то она свою миску, ложку и чашку кадила. Если своей посуды при себе не оказывалось, то могли есть из чужой, но только из глиняной посуды». На молитву староверы ходили в одежде без узоров, без складок, без лямок и без узелков. На один узелок завязывали лишь головной платок черного цвета. Нижний прямой край платка свисал на спину, а верхние концы платка завязывались под подбородком. Платок надевали на лоб, лица было совсем не видно (только нос и глаза). В гости одевались красиво, а в будни ходили в обычной одежде. На моление они надевали черные юбки («ходили во всем темном», «никогда не одевали светлого»). Сарафаны чаще носили темносинего или синего цвета с пуговицами впереди. Молились они в своей «келле» рано утром, днем и вечером, совершая определенное количество молитв, отсчитывая их количество четками «на сто косточек», «на 100 рубчиков», «круг — 100 молитв» или «с сорока кругляшками». На четках была метка (флажок) для отсчета количества молитв. Четки хранились на полочке, рядом с иконами. Молились староверы стоя и на коленях, подстелив специальную подушечку. Молитву произносили шепотом. Во время моления никогда ни с кем не разговаривали. Крестились двумя пальцами одной руки, а другой отсчитывали молитвы на четках. В Лувозере на Пасху «сранникат» звонили в колокола на кладбищенской часовне, «всю ночь песни пели (молились)». Дети всегда при встрече со староверами кричали: «Сранникат идут!»

М. А. Фокина, 1914 г. р. из д. Лувозеро вспоминала, что «главный руководитель староверов» Ларри Реттиев (Никутьев?) «ругал и ремнем по спине стегал деревенских ребят за то, что они хотели посмотреть, как староверы молятся». «Ларри Реттиев жил в Лувозере как пан», «он как поп был». Жил он в отгороженной горнице вместе со своей старой матерью. Ему было лет 30—35. Он не работал, только руководил: занимался приемом в общество новых членов, учил их молитвам. «Ему легко жилось на богатые дары от состоятельных людей за отпевание умерших с кадилом. Пел он очень хорошо. Был бы мировым артистом — здоровый и молодой», — вспоминал И. Н. Пекшуев, 1909 г. р., лично знавший и хорошо запомнивший Ларри Никутьева (Реттиева?). Верующие приходили в келью Ларри молиться («в “келле” служили по праздникам под командованием Ларри»), «у них были свои праздники». В свободное время Ларри рыбачил, рыбу отдавал верующим. Главное управление староверов располагалось в Каргополе и Ларри часто ездил туда. «Хитрый мужик был, очень способный, веселый, ремонтировал часы, ездил по всем «келлям», оказывая женщинам помощь». Женился Ларри на староверке Ольге Валдаевой («вся деревня смеялась, как поженились два “сранникат”: по 60 лет было каждому. Играли свадьбу очень просто: чаю попили и спать легли, помолившись. Главный командир Бога забыл: в 60 лет женился, — осуждали его люди»).

«Келли» существовали до образования Советской власти («с революцией все кончилось, всех старух взяли домой»). Но в некоторых деревнях «келли» сохранялись до 1930-х годов («до образования колхозов»). «Ларри — здоровый мужик на первом же собрании первым и вступил в колхоз. Главный наставник староверов северно-карельских деревень, вступая в колхоз, сказал: Примите меня в колхоз: все, чем мы занимались — туфта. Он подарил колхозникам 13 пар хромовых сапог». Для Ларри началась новая жизнь, но воспоминания о староверах и об их главном наставнике-руководителе Ларри сохранились в памяти пожилых людей, отразив еще одну «тайную» часть жизни северной деревни. На расспросы о жизни староверов я вышла совершенно случайно, изучая особенности планировки старинных деревенских домов. Услышав новые для меня термины: «келля», «сранникат», «чердакка», я поинтересовалась, что же они обозначают? Выяснилось также, что «чердакка» — это чердачная комната, в которой устанавливался деревянный киот с иконами. В нижней части киота был устроен ящичек для сбора денег. Ничего кроме икон в ней не было. «Чердакка» обычно устраивалась в некоторых домах северо-карельских деревень. Сюда приходили верующие молиться.

В 1971 г. Собор Русской православной церкви снял запрет на старообрядчество, различные формы проявления которого и стоическая самоотверженность староверов — его последователей — необычайно устойчивы и довольно широко распространены в разных странах мира.


И. Н. Ружинская

(Петрозаводский университет)


РАСПРОСТРАНЕНИЕ СТАРООБРЯДЧЕСТВА

СРЕДИ КАРЕЛОВ ОЛОНЕЦКОЙ ГУБЕРНИИ

(по материалам официальной статистики 1830-х гг.)


Усиление интереса к религии и собственной конфессиональной идентификации в современном российском обществе вызывает повышенное внимание людей к истории традиционных для России конфессий. Трагический разлом, внесенный церковными реформами XVII в. в судьбы многих поколений наших соотечественников, отразился на появлении сложного внутриконфессионального состава верующих. Так, мировоззрение жителей Олонецкой губернии длительное время определяла принадлежность к старообрядчеству. Уникальность ему придавали не только специфические историко-демографические и ландшафтно-географические характеристики населения края, но и особенности этнического состава. Историческая реальность смешения представителей финно-угорского и русского этносов не могла не отразиться на полиэтничности местных старообрядцев. В этой связи представляется особенно интересным исследование распространения староверия среди карел, его демографического состава и зон географической локализации.

Длительное время уровень официальной статистики не позволял определить даже приблизительный масштаб этого явления. Вплоть до начала XIX века источники свидетельствовали как о «всеобщем увлечении карел расколом»¹, так и о наличии "карел-раскольников" лишь в ряде приходов Повенецкого², Олонецкого³ и Петрозаводского⁴ уездов.

Правительственный курс императора Николая I, направленный на искоренение старообрядчества в стране, обернулся двумя волнами антистарообрядческих гонений в Олонецком крае (1836—1842 и 1852—1855 гг.). Репрессиям всегда предшествовал сбор статистической информации, в том числе и о масштабе распространения староверия среди этнического населения губернии. Несмотря на известную тенденциозность подобной статистики, ее данные представляют несомненный интерес для изучения этнической специфики местных старообрядцев.

В качестве исследовательского поля используем статистику, помещенную в «Справке о карелах-раскольниках»⁵ 1836 года, составленную архиепископом Игнатием для Священного синода. Данный документ представляет собой одну из первых серьезных попыток выявления и анализа статистики распространения староверия среди представителей финно-угорского этноса на территории Олонецкой губернии. Примечательно, что в самом источнике не указываются отдельные представители этноса (карелы, вепсы и т.д.). Все они идут под общим названием «карелы», хотя и сообщается, что «язык карельский столь разнообразен, что в одной здешней губернии находится три главных диалекта, а частные наречия почти в каждой волости»⁶. Так, например, вепсы Шелтозерского, Шокшинского и Рыборецкого приходов Петрозаводского уезда так же считались «карелами», только «язык их карельский есть вовсе испорченный и неправильный, а иные, хотя и понимают, но в другом смысле»⁷.

Для удобства восприятия и анализа цифровых характеристик, содержащихся в документе, сгруппируем имеющиеся данные в таблицу №1 «Финно-угорское население Олонецкой губернии в 30-е годы XIX века». На фоне всего населения губернии того времени (229106 человек) карелы составляли одну четвертую часть.

Таблица №1

Финно-угорское население Олонецкой губернии в 30-е годы XIX века

карельские уезды	число карел	от доли всех карел (в %)	доля от нас. уезда (в %)	мужской пол	женский пол	карелы староверы	мужской пол	жен-ский пол
Петрозаводк.	22709	39	29,1	10891	11818	615	242	373
Олонецкий	19725	33,9	74	9356	10369	725	214	511
Повенецкий	8812	15,1	60	4329	4483	2364	1083	1281
Лодейнопол.	6962	12	26,1	3468	3494	22	11	11
итого	58208	100	25,4	28044	30164	3726	1550	2176

Специфические особенности имела географическая локализация карелов. Представители финно-угорских этносов проживали в четырех из семи уездов губернии — Петрозаводском, Олонецком, Повенецком и Лодейнопольском. Но их доля в данных местностях была неравнозначна. Наибольшее число карел приходилось на самый населенный уезд губернии — Петрозаводский, а наименьшее — на Лодейнопольский. Однако в долевом соотношении с представителями русского этноса их доминирование было заметным лишь на территории Повенецкого и особенно Олонецкого уездов. Наиболее компактно карелы проживали в экономически развитых районах губернии, что способствовало их активному вовлечению в торгово-промышленную деятельность. Особенно явно эта тенденция прослеживается в географической локализации олонецких карел. Так, единственным городом губернии того времени, где звучала карельская речь, был Олонец. Соседство карел Петрозаводского уезда с русскими при наличии фактора экономической активности не могло не способствовать в свою очередь билингвизму представителей коренного этноса. Подтверждение этому явлению мы находим в документе: «в отдаленных районах губернии весьма мало знают русский язык», а в центральных — «большая часть — понимают, многие говорят на нем»⁸. В целом же более широкое вовлечение в экономическую деятельность мужского населения привело к тому, что «из женского пола не умеет говорить иначе, как по карельски гораздо больше, из мужчин не понимают русского наречия примерно третья часть, а дети обоего пола говорят языком матери»⁹. Свойство компактности географической локализации карел было характерно не только для общегубернского уровня. Каждый «карельский» уезд имел свои места компактного проживания представителей коренного этноса:

Петрозаводский уезд

Салменижский, Сямозерский, Рыборецкий и Лычноостровский приходы (8440 чел. — 1/3 "карел" уезда);

Олонецкий уезд

Олонец, Коткозерский, Ведлозерский и Видлицкий приходы (7296 чел. — 1/3"карел" уезда);

Повенецкий уезд

Ребольский, Паданский и Ругозерский приходы

(3848 чел. — 44 % «карел» уезда);

Лодейнопольский уезд

Соцкий приход (1390 чел. — 1/5 часть «карел» уезда).

Выявив статистику представителей финно-угорского этноса на территории губернии, власти поставили задачу «выведения языка карельского наречия из употребления и перевести на общий Отечественный»¹⁰. Среди причин, объясняющих подобную русификации, архиепископ Игнатий указывал невозможность «просвещения карел», ибо их язык «бескнижный». Кроме того, при обращении карелов в государственные органы (например, суды) имелся языковой барьер. Но главной причиной, которой власти оправдывали целесообразность русификации, был масштаб распространения староверия среди карелов. «Рассадником раскола» в карельской среде власти признавали не Выго-Лексинскую старообрядческую обитель и окружавшие ее многочисленные скиты, так как «сей главный раскольничий скит не употребляет языка карельского»¹¹. Помимо «финляндских раскольничьих скитов» Мегра и Пахколамби, ведущую роль в распространении староверия среди карелов играли Топозерские скиты Кемского уезда Архангельской губернии, в которых староверы «употребляют язык карельский, со строгостью, как свой особый язык раскола»¹². По официальным данным 1836 г. распределение старообрядцев в Олонецкой губернии выглядело следующим образом:

• 3726 старообрядцев было среди представителей финно-угорских этносов,
  
• 3783 староверов — среди русских,
  
• 4330 старовера проживало на Выге, причем большинство из них — «без видов».
  

Таким образом, в карельской среде староверие не было «всеобщим», так как доля старообрядцев у них составляла всего 6,4 %. Однако их состав и географическая локализация отличались рядом специфических особенностей. Нельзя не заметить крайней неравномерности проживания карел-старообрядцев. Так, из 22 карельских приходов Лодейнопольского уезда немногочисленные старообрядцы (в основном вепсы) находились всего в двух — Каргинском и Гонгинском. Это позволяет сделать вывод о незначительном масштабе распространения староверия в данной местности. Гораздо шире старообрядчество было распространено в карельской среде Петрозаводского уезда. Из 22 карельских приходов половина оказались «заражены духом раскола». Особенно много карел-старообрядцев проживало в экономически зажиточных районах края, расположенных вдоль торгового пути из центра в Поморье. Так на долю карел-старообрядцев Линдозерского, Мунозерского и Лычноостровского районов приходилось больше половины здешних старообрядцев данной категории (396 чел.). Еще более интенсивно староверие охватило карельскую среду Олонецкого и Повенецкого уездов. Практически в каждом здешнем карельском приходе проживали «раскольники-карелы». Половина карелов-старообрядцев Олонецкого уезда проживала в Ильинском, Горском и Видлицком приходах (400 чел.), опять таки вдоль торговых путей, стабильных в экономическом плане районах уезда. Местные карелы-старообрядцы были весьма предприимчивы, зажиточны, поддерживали постоянные корпоративные и конфессиональные связи с Петербургом. Так, известным покровителем олонецких карел-старообрядцев был богатый «железозаводчик», олонецкий уроженец, почетный гражданин, купец II гильдии А. Д. Пиккиев. Известный своей принадлежностью к старообрядчеству поморского согласия, он являлся одним из попечителей поморского кладбища в Петербурге, где устроил моленную во имя Илии Пророка. Постоянные контакты с А. Д. Пиккиевым и петербургскими староверами поддерживались через олонецких купцов братьев Мясниковых, занимавшихся хлеботорговлей. Моленная Мясниковых была очень известна и просуществовала до закрытия властями в 1838 г.¹³

Не менее известной была миссионерская деятельность карельского старообрядческого наставника Ивана Миттюева. Этот финляндский уроженец длительное время проживал в Мегре Олонецкого уезда и активно проповедовал среди местных карелов-старообрядцев. Именно И. Миттюев установил связь между здешними староверами и топозерскими раскольниками Архангельской губернии¹⁴.

Самыми крупными очагами староверия в финно-угорской среде все же были обширные и труднодоступные районы Повенецкого края. Более половины здешних карелов-старообрядцев приходилась на Паданский, Ругозерский и Ребольский приходы (1332 чел. — 56,4 %). Помимо коммерческих связей с Поморьем «крепость раскола здешних мест» поддерживалась именно постоянными конфессиональными связями с Топозерскими скитами Архангельской губернии, на что неоднократно обращали внимание духовные власти губернии.

Первые статистические исследования «раскольников-карел» выявили и половую специфику состава старообрядцев. На фоне общего преобладания женщин-староверок, как в губернском, так и в общероссийском староверии феминизм состава карельских старообрядцев не столь однозначен. Действительно, карельское старообрядчество Олонецкого уезда было представлено преимущественно лицами женского пола (70,5 %). В меньшей степени это было характерно для состава петрозаводских карелов-старообрядцев и совсем не характерно для повенецких. Причиной данного явления можно предположить влияние экономического фактора. Женщины, менее мужчин вовлеченные в торгово-промышленую деятельность, чаще оставались на местах «приписки», а, значит, подлежали более четкому статистическому выявлению как «раскольницы». Особенно это характерно для легко доступных в географическом плане и экономически развитых территорий Олонецкого и Петрозаводского уездов. С другой стороны, нельзя не учитывать и фактора сокрытия зажиточных старообрядцев недобросовестными священниками, имевшими от этого стабильную финансовую выгоду.

Распространение староверия среди представителей коренного этноса во многом, по мнению властей, объяснялось языковым барьером, незнанием священниками карельского языка. Исправлению такого положения вещей должен был способствовать перевод богослужебной литературы на карельский язык («Святое евангелие от Матфея», «Краткий катехизис»). Но более всего надежд возлагалось на открытый в 1829 г. при Олонецкой духовной семинарии класс по изучению карельского языка. Данный курс предназначался для тех семинаристов, кто знает карельский язык «по навыку или по происхождению», не забывая, однако, что «духовникам необходимо знать язык карельский с тем, чтобы со временем никто из прихожан не знал его»¹⁵. Среди способов обучения «бескнижному языку» предполагались «классные занятия» и «разговор учащихся между собою»¹⁶. Практика показывала, что некоторые выпускники семинарии предпочитали духовному служению «увольнение в гражданскую службу». Иные же воспитанники класса карельского языка отправились в приходы с компактным проживанием карелов. В этой связи интересно проследить первые результаты деятельности данного курса. Имеющиеся факты проиллюстрируем таблицей № 2.

Таблица № 2¹⁷.

Священники карельских приходов в 1836 году

Уезды	кол-во священ-ников	вакансии в приходах	знающие карел. язык	обучались в семинарии	обуч. в уездном училище	обуч. в приход.училище	обуч. в школе словестн.	«при отцах»
Петрозаводск.	24	Линдозерский	18	5	5	-	-	14
Олонецкий	20	Коткозерский Самбатужский	18	8	2	1	3	6
Повенецкий	12	Селецкий	8	4	3	-	2	3
Лодейнопольс.	16	отсутствуют	8	-	4	3	1	8
итого	72	5 %	52	17	14	4	6	31

Как видно из представленной таблицы штат священников карельских приходов был укомплектован почти полностью. Три четверти священников знали язык своих прихожан. Особенно хорошо владели языком священнослужители Олонецкого и Петрозаводского уездов, в меньшей степени — Повенецкого, а в Лодейнопольском — только половина. Важную роль в этом играли факторы этнической принадлежности самих священников, а так же их образовательный уровень. Только четвертая часть пастырей прошли курс обучения в семинарии. Особенно высок был образовательный уровень священников Олонецкого уезда. Каждый четвертый священник в карельских приходах получил свое образование в уездном или приходском училище. Но на этом фоне статистика выявила большую группу пастырей (43 %) вообще не обучавшихся в каких-либо учебных заведениях, а учившихся «при отцах своих». Особенно много таких священников оказалось в Петрозаводском и Лодейнопольском уездах. На фоне грамотных старообрядческих наставников этот фактор не могло не затруднять миссионерскую деятельность православных священников.

Таким образом, анализ официальной статистики 30-х годов XIX в. позволяет признать, что масштаб распространения староверия в среде представителей финно-угорского этноса был далеко не «всеобщим». С одной стороны он охватывал места компактного проживания карел, экономически развитые районы Олонецкого и Петрозаводского уездов. Бурное развитие миграции здешних карел в Петербург, налаживание торгово-промышленных связей способствовали билингвизму коренного населения. С другой стороны, очагами старообрядчества среди карел оставались необъятные и труднодоступные просторы повенецкого края, имевшие коммерческие и конфессиональные связи со старообрядческим Поморьем.

В целях предотвращения дальнейшего распространения староверия среди коренного населения власти предприняли попытку обучения священников карельскому языку. Но результаты подобной деятельности не могли проявиться быстро, а требовали длительных и постепенных шагов. Поэтому старообрядческие наставники-карелы продолжали оставаться духовными пастырями в здешних местах еще долгое время.


М. И. Петрова, И. В. Петров

(Куркиекский краеведческий центр)


ПРАВОСЛАВНЫЕ КАРЕЛЫ КИРЬЯЖСКОГО ПОГОСТА