Карельская Автономная Советская Социалистическая республика на рк национальный архив Республики Карелия пстби православный Свято-Тихоновский институт ук рсфср уголовный кодекс

Вид материалаКодекс

Содержание


Л. С. Захарова (ИЯЛИ КарНЦ РАН)
Крестным знамением
Имя Господне
«архангел михаил-воевода»
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   30

Л. С. Захарова

(ИЯЛИ КарНЦ РАН)




МОТИВ ПРОТИВОСТОЯНИЯ БЕСАМ


В ДРЕВНЕРУССКИХ ПАТЕРИКАХ


Мотив противостояния бесам является одним из основных мотивов древнерусской литературы, в частности патериков — переводных памятников, представляющих собой повествования о быте и духовной жизни отцов церкви. Мотив борьбы с дьяволом нашел такое широкое отражение в византийских, а затем и в древнерусских памятниках прежде всего благодаря своему первоисточнику — Священному Писанию. Дьявол-искуситель не единожды появляется на страницах как Ветхого, так и Нового Заветов. Он стал причиной изгнания человека из рая, он искушал Христа во время Его сорокадневного поста в пустыне, он вселялся в людей, причиняя им душевные и физические страдания. Но власть его не бесконечна, и противостояние бесу, как в библейских текстах, так и в рассказах древнерусских патериков заканчивается преимущественно победой человека над силами зла.

В моем докладе речь пойдет о текстах демонологического содержания трех наиболее распространенных в Древней Руси патериков — Синайского (СинП), Азбучного (АзбП)1 и Сводного (СвП)2. Они, наряду с другими источниками, сформировали демонологические представления древнерусского человека, совсем недавно лишившегося языческих богов и принявшего новую, незнакомую ранее религию.

В представлении средневекового человека монашество и аске- тизм — воплощенное стремление к искуплению грехов. Вся жизнь святого отца, монаха посвящена служению Богу и, непременно, борьбе с дьявольскими искушениями и соблазнами, поэтому главным предметом вожделения беса становится человек, отрекшийся от мира и посвятивший себя Богу. Основная функция бесов в древнерусских патериках — искушение человека. Наиболее опасными соблазнами в среде монахов и аскетов считались преступная любовь, гордыня, стремление в мир и сомнение в вере.

В условиях постоянной угрозы со стороны врага рода человеческого людям необходимы были средства для борьбы и обуздания нечистого. Именно о них пойдет речь.

Средневековые патерики описывают самые разнообразные способы противостояния дьявольским искушениям. Например, прогнать беса от кельи может простое молчание старца: «Молчание хранитъ инока отъ всехъ стрелъ вражьихъ» (АзбП, Л. 485). Иногда, чтобы укротить бесов, монаху, ведущему праведную жизнь, достаточно прямого приказа, слова, произнесенного с верою в Бога: в одном из рассказов СинП (Л. 111) старец говорит: «Да не приближатся бесове къ вертепу моему». И увидел «бесы, приходяща до три поприщь точию, не могущемъ ближе приступити». Подобные тексты утверждают власть монахов над бесами, возможность управлять ими по слову Божьему, величие благопристойного жития.

Такой способ избавления от дьявола мы находим в евангельских текстах о сорокадневном посте Иисуса Христа: «И, постившись сорок дней и сорок ночей, напоследок взалкал. И приступил к Нему искуситель» и искушал Его. И изгнал Его Иисус, сказав: «Отойди от Меня, сатана; ибо написано: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи» (Матф. 4, 2—4, 10; Лук. 4, 2—4, 8).

Панацеей от всех бед, причиняемых дьяволом, считается молитва. Бесы бессильны причинить вред молящемуся. Чего только не придумывают они, чтобы отвлечь его от общения с Богом, но редко их усилия вознаграждаются. Так, в рассказе АзбП (Л. 290—291) бесы принимают облик матери и сестры брата, «хотя и прельстити и нудяше изыти и целовати матерь его». Потерпев неудачу, дьявол превращается в огромного змея и «капоши его по всему телу», но «не возмогъ его оставити отъ молитвы».

Только с помощью молитвы многие люди, монахи или миряне, избегали вечных мук, избавляясь от лени, сна, блудного искушения, получали прощение за совершенные грехи. Ярко демонстрирует возможность замолить грехи рассказ СвП (№ 13). Здесь повествуется о брате, погубившем свою душу, захотев жениться на дочери еретика и отрекшись от своего Бога и веры. Из уст его при этих роковых словах вылетела голубица, символизирующая его душу. Услышав же от иерея, служившего посредником между братом и дьяволом, что Бог его все еще не отказался от грешника, молодой монах раскаялся и отправился в пустыню молить о прощении. Через неделю он увидел над собой в небе голубицу, через две голубица летала уже над самой головой брата, а через три – вошла в его уста. Так было явлено божье прощение человеку, потерявшему свою душу, но вернувшему ее с помощью многодневной молитвы.

Посредством молитвы излечиваются и бесноватые: «Они же ко авве Евфимию бесную приведоша и тако въ малехъ днехъ свобождена бысть отъ беса, еже о ней молитву творяще сестра ея» (АзбП, Л.71—72). Об исцелении бесноватых по слову Божию говорится и в библейских текстах: «Когда же настал вечер, к Нему (Иисусу. — Л. З.) привели многих бесноватых, и Он изгнал духов словом и исцелил всех больных» (Матф. 8, 16). «…Иисус запретил нечистому духу, и исцелил отрока, и отдал его отцу его» (Лук. 9, 41—42).

Кроме молитвы средствами, данными самим Богом для борьбы с нечистым, являются пост, крестное знамение, имя Господне. О том, что дьявола можно победить с помощью поста, мы читаем в СвП (№ 89) и АзбП (Л. 348—353). Блудный бес, посещающий братию в монастыре, искушал ее, нося ей «тыквицы». Узнав это, отец Макарий велел брату, наиболее подверженному дьявольскому влиянию, поститься до вечера и читать Евангелие.

Крестным знамением старец благословляет воду, опороченную дьявольским действием: «И почерпъ старецъ ведро, благословив воду, и рече: идеже крестъ приходитъ, не возможетъ злоба сатанина приити» (АзбП, Л. 152—157). Христиане верили, что сила животворящего креста избавляет от бесов даже некрещеных, которые, убедившись в истинности веры Христа, становились Его последователями.

Имя Господне также разрушает дьявольские планы по завоеванию человеческих душ. В рассказе о юноше и волхве (СвП № 78) первый избавляется от бесовских чар, сказав Сатане: «Рабъ есмъ Отцу и Сыну, и Святому Духу». Бес также бессилен произнести имя Божье. Когда старец просит его «сказать» святую Троицу, «бесъ, яко огнемъ, изгнанъ бысть».

Не оставляет монахов в борьбе с нечистым и сам Бог3. Чаще всего Его присутствие обозначается лишь лексически: Господь, видя грех монаха, «не попусти врагу въ конецъ искусити его и повергнути въ лютеиши ровъ гордостныи и пагубны» (СвП № 75). Тем не менее, в некоторых текстах Всевышний напрямую выступает в защиту человека: в рассказе о непрестанно кающемся грешнике (СвП № 165) дьявол, дерзнувший обратиться к Богу о милостивом суде, выслушивает Его отповедь о своем «благоутробии», и бес, огнем палимый, исчезает.

Кроме самого Бога в текстах патериков мы встречаемся с ангелами, апостолами, Богородицей, помогающими человеку избавляться от дьявольских козней. Нередко святые являются старцам, указывая на совершенный ими грех и помогая исправить его. Так, в текстах СвП (№ 1, 29) Богородица с ангелами приходит в видении, указывая на грех гордыни в одном и блуда — в другом. Иные рассказы повествуют о спасении душ старцев от адских мук в загробном мире при появлении святых апостолов Андрея и Иоанна: «Сихъ видевъ смрадныи онъ и мерзкии мужъ, абие усомневся и скрыся» (СвП № 69).

Таким образом, божественная помощь часто спасает людей от совершения греха, однако, по Божественному произволению дьяволу позволено испытывать их крепость и веру. И тогда человеку помогают его собственные добродетели, его смирение и служение Господу.

Одной из главных христианских добродетелей является умение раскаиваться, которое избавляет душу грешника от вечных мук. Таков рассказ о скоморохе Вавиле, который раскаялся, услышав евангельский призыв к покаянию (СинП, Л. 19об. — 20об.). Каются грешники, совершившие убийство: старец, в молодости будучи пастухом, наученный дьяволом, убил женщину. И «уязвивъ сердце его и покаявся, приде въ скитъ и споведа отцемъ, яже сотвори» (АзбП, Л. 33—34), и молился он неустанно, и даровал Бог ему прощение, оставив в назидание болезнь.

Спасают от власти дьявола и другие добродетели старцев — смирение, терпение, прощение. Смирением человека изгоняются демоны из одержимых: монах, не хотевший лечить бесноватого, боясь греха гордыни, оклеветал себя, сказав, что украл книгу и посему не достоин врачевать больного. «И рекшу мниху слово се, абие бесъ внезаапу не возмогъ терпети смирение юнаго мниха, изыди отъ отроковицу» (СвП №92).

«Бесовские сеяния» можно победить и терпением. В тексте АзбП (Л. 12) старец велит брату, искушаемому бесом, сидеть в келье и никуда не уходить, «ведяше бо, яко аще стерпитъ въ келии, приидетъ въ чинъ свои».

Прощение — одна из основных добродетелей монаха. Только умеющий прощать человек удостоится, по христианским представлениям, царствия Божия. Так, один из двух братьев, сидевших со старцем в ските, «скорбяше его», и оставили они провинившегося, и ушли от него. Вскоре, услышав его крики, «виде старец незлобие его и глагола брату своему: не хотя убо творитъ сеи, но врагъ есть творяи сия» (АзбП, Л. 36). В другом тексте АзбП (Л. 311—312) о двух поссорившихся братьях дело заканчивается не так хорошо: один из братьев не захотел простить другого, и ангел немилостивый «удари его и падеся мертвъ» за гордость и злобу сатанину.

Итак, существуют определенные утверждаемые Священным Писанием способы борьбы с нечистым. Это молитва, пост, имя Господне, крест животворящий. Нередко в противостояние человека с дьяволом вмешиваются и божественные силы. Мощным оружием против бесов может стать молитва всей монастырской братии и наставления старцев, добродетели и раскаяние грешников.

Средством против нечистого являются гром и молния, которые в христианской традиции понимаются как божье оружие. Подтверждение этому мы находим в Библии: «И отверзся храм Божий на небе… И произошли молнии и голоса, и громы и землетрясение» (Откр. 11, 19). С молнией часто сравниваются лица небожителей: в тексте о крестившем юношу святом, ангел описывается так: «ибо крестивыи мя, яко молнию имяше лице, и светяся, яко солнце» (АзбП, Л. 283—284).

Молния является также символом гнева божьего. В СинП (Л. 18—18 об.) читаем такой рассказ: еретик, узнав, что его жена пошла причащаться в православной церкви, «задави еи горло и сотвори ю изблевати святую часть». В этот самый момент он «виде молнию на томъ месте, вземшу святое общение», а через два дня привиделся ему мурин, «глаголящи: азъ и ты осужена есве въ едину муку».

Против бесов применяются святая вода и масло. Эти средства в основном фигурируют в рассказах об излечении бесноватых: старец, прочитав молитву над больным, окрестил воду и, окропив ею больного, «еще же отъ светоноснаго масла языкъ и слухи помазавъ ему» (АзбП, Л. 348—353).

Итак, кроме обычных способов излечения бесноватых (молитвы, крестного знамения), старцы используют и «материальные» христианские средства (святую воду, масло) для изгнания нечистого.

Помимо применения традиционных средств борьбы с дьяволом человеку нередко приходилось физически противостоять темным силам, биться с бесами врукопашную.

Представление о противостоянии божественных и дьявольских сил как о войне мы находим в Откровении Иоанна Богослова: «И увидел я зверя и царей земных и воинства их, собранные, чтобы сразиться с Сидящим на коне и с воинством Его. И схвачен был зверь и с ним лжепророк: оба живые брошены в озеро огненное, горящее серою» (Откр. 19, 19—20).

Физическая борьба с демонами может быть представлена не только в качестве битвы между ангельским и бесовским воинством (СинП, Л. 42 об.—43), но и как противостояние беса с одним монахом. Так, дьявол, явившись к иноку в женском образе, был изгнан им с помощью раскаленного прута, пожегшего все лицо и тело нечистого (АзбП, Л. 37). Интересен также текст о бесноватом, где целитель, рассердившись, что дьявол не желает подчиниться ему, схватил овчину и «бияше юношу по лицу его», совсем забыв, что перед ним томимый бесом молодой человек (АзбП, Л. 457—460). Здесь мы видим отождествление нечистого с одержимым им юношей, а также перенесение на бесов человеческих черт, их антропоморфизацию. Вообще в патериковых рассказах дьявол представляется существом материальным. Демоны наделяются плотью, они проживают свою жизнь: болеют, старятся, умирают. Часто и характер их подобен человеческому — они хитры, изворотливы, пугливы, тщеславны.

Итак, подводя итог всему вышесказанному, можно отметить, что средства борьбы с дьяволом в патериковых рассказах очень разнообразны. В первую очередь, это обоснованные в Библии способы — молитва, пост, крестное знамение, имя Господне. С их помощью можно не только защититься от бесов, но и заставить их подчиниться себе. Боятся злые духи и добродетелей старцев — терпения, смирения, прощения. По этим Христовым заповедям спасаются грешники и очищаются бесноватые. Ничего не может предпринять дьявол против человеческого раскаяния и Божьего произволения. Даже самые закоренелые грешники имеют возможность прийти к Богу с покаянием. Таким образом, в рассказах патериков добродетель святых старцев торжествует, побеждая вечное зло.


В. П. Ершов

(Карельский педагогический университет)

ФОЛЬКЛОРНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ГОРОДОВ НА СТАРООБРЯДЧЕСКОЙ ИКОНЕ ХVIII в.

«АРХАНГЕЛ МИХАИЛ-ВОЕВОДА»


Икона: «Архангел Михаил-воевода», ХVIII — нач. ХIХ в. паволока, левкас, темпера, без ковчега. Шпонки — 2, врезные, сквозные, доска липовая, клееная. Заонежье. Размер 36х43х2; реставратор И. Н. Куспак. 1995 (Частная коллекция).


Он имеет большую и высокую стену, имеет двенадцать ворот, и на них двенадцать Ангелов… стена города имеет двенадцать оснований, и на них имена двенадцати Апостолов Агнца (Откр. 21: 12, 14).


В центре иконы — темно-синяя сфера с огнеликим крылатым всадником на огненно-красном, крылатом коне. В руке архангела Михаила — копье, которым он поражает в адской бездне антропоморфного, трехголового, крылатого дракона (Сатану, Антихриста). Он распластался у стены города. Сферу несут четыре ангела на фоне темно-зеленого позема. Под сферой — белый город. Выше сферы — узкая полоска темно-синего неба. В левом углу неба — Христос поясной, рядом с ним — антропоморфное светило (Солнце?), в левом углу — такое же антропоморфное светило (Луна?). На полях — святые: спра-ва — Модест (Медост), слева — Власий.

Предметом нашего исследования являются изображенные на иконе города — земной и «низовой» т. e. мир мертвых. На темно-зеленом поземе иконы контрастно выделяются белокаменные постройки, слева и справа симметрично спускающиеся к центру. В них не трудно узнать средневековый город: крепость с зубчатыми крепостными стенами, круглыми башнями с золотыми шатрами, на одной из которых развивается узкий вымпел, арочные ворота и окна-бойницы; стена повторяет складки рельефа, она опускается и взбегает по склонам зеленых холмов, поросших травой и деревьями, так растительный пейзаж писали только старообрядцы1. Декоративные и конструктивные детали стены и зданий города прописаны тонкой, черной линией, чувствуется уверенная рука художника, возможно, связанного с графикой рукописной книги.

Город-крепость повторяется на иконе и в Нижнем мире: такая же каменная стена темно-охристого цвета, (на некоторых иконах — деревянная), с зубцами, бойницами, башенками, вратами. Только этот город поверженный, разрушающийся. У стены, как мы сказали, — трехголовый дракон — Змей. Иногда город обозначается только крепостной стеной2 (см. иконы — И-138, И-1499)3.

Вообще, архитектурные фоны — изображения городов, изб, крепостей, замков, церквей, монастырей мотив распространенный в произведениях многих жанров — его знают: икона, эмаль, мелкая пластика, изразцы, нумизматика, народная резьба и декоративные росписи, фольклор, намогильные доски — никатрионы, лубок, лицевая миниатюра. Нас, в данном случае, интересует мотив города-крепости. Город-крепость или городская стена, чаще всего, входят в композиции икон («Успение Богородицы», «Снятие с креста», «Троица», «Въезд в Иерусалим» и др.), крестов с распятиями, складней4, никатрионов5, лицевых миниатюр6.

Почему так настойчиво повторяется мотив города-крепости? Какой это конкретно город? Какое значение в сюжете произведения он имеет — декоративное, символическое, анагогическое, историческое?

Если говорить о нашей иконе, то она, как и любая другая икона, христоцентрична, т. е. должна вести нас к Христу7. Христа на нашей иконе представляет арх. Михаил, образ изоморфный Христу8. И все атрибуты архангела (труба, радуга, конь, пчелы, крылья) подчеркивают их изоморфность. Среди таковых и ГОРОД — «древнейший и знаменитейший из городов Земли Обетованной — Иерусалим». Именно Иерусалим ведет нас к Христу. Сравнение изображений городов на изразцах, никатрионах, на медном литье, на народных росписях дает нам возможность предположить, что везде мы видим, с различной степенью схематизации и реализма изображение святого Города — Иерусалима как «модели мира», центра мира9: стилизованная каменная стена с зубцами, одна или две круглые башни с низкими шатрами, соединенные арочным переходом с воротами и решетками, на флагштоках шатров развиваются узкие вымпела10.

Библейский Иерусалим («жилище мира») известен своими памятниками древности эпохи Авраама, Давида и Соломона, мусульманскими и христианскими святынями. Для христиан этот город связан с воспоминаниями о земной жизни и смерти Христа: здесь прошли его последние дни жизни — торжественный въезд через Золотые ворота, проповедь, Тайная Вечеря, арест, мучения, скорый суд, казнь, погребение и воскресение. В соответствии с принципом конвенциализма изображение Города или Иерусалимской стены — код для понимания скрытых значений, смыслов, идей11. В нашем сюжете — он символ сопряженности земной жизни с небесной, напоминание о Высшем Пути. Как все радиусы окружности сходятся к центру, так и вся жизнь человека (кто бы он ни был) должна быть направлена на воссоединение с Божеством. «К Нему тяготеет все течение событий; как периферия к центру, к нему сходятся все радиусы круга времен». Эту важную для христианства идею высказал Феофан Затворник, ее повторил П. А. Флоренский. Вот почему древнерусская икона так часто обращается к образу Иерусалимской Стены. В нашем случае, в эсхатологической битве архангела Михаила с Антихристом Белый Город — напоминание о космичности события, о свершении предсказанной «Откровением» победы над злом и обретении Царства Справедливости. Для каждого верующего и особенно для старообрядцев эта идея интимно близкая, выстраданная столетиями. Изображение Иерусалима указывает на мистическое ожидание старообрядцами Второго Пришествия Христа и обновления земли12. Не случайно иконописец изображает город белым. Ведь «Откровение» прямо называло Иерусалим, как «новый, сходящий от Бога с неба, приготовлен­ный как невеста» (XXI: 2)13. Ожидания скорого грядущего Суда особенно обострились на Руси во второй половине ХVII века (время реформ Никона). Это стало навязчивой идеей измученных гонениями, преследованиями, казнями людей, вставших на защиту древнего благочестия. Они верили в обновление земли и жизни, верили, что Бог «будет обитать с ними, они будут его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их; и отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее уже прошло» (Откр. XXI: 3—4)14.

На одной из башен Иерусалимской стены на нашей иконе развивается узкий двуязыкий вымпел. При увеличении на фотографии на конце флакштока хорошо просматривается трилистник (или крест), ниже вымпела — сфера, под которой фигура, очень напоминающая перевернутый якорь (или весы?). Мы видим подобные вымпела и на ряде икон из коллекции Музея Изобразительных искусств г. Петрозаводска (иногда их заменяют птицы-голуби), на произведениях мелкой пластики15, на печных изразцах16, на средневековых водяных знаках17, на резных никатрионах18, на народных картинках-лубках19. Значит, этот символ был понятен народу и важен в его идеологическом самовыражении. В книге Г. Бейли мы видим водяные знаки с вымпелами, идентичными нашей иконе20. Вымпела несут важную символическую нагрузку, считает Г. Бейли. Они выражают идею «неизбежности Второго Пришествия Христа», они знамя Его, якорь Надежды, символ Его триумфа21. Естественно предположить, что сюжет иконы связывает Белый Город на земле с мессианскими ожиданиями старообрядцев, с надеждами на Тысячелетнее царство, пафосом которого проникнуто «Откровение»22. Страстный идеолог старообрядческой Руси Н. Клюев не мог не живописать этот Город, «архетип совершенной грядущей цивилизации»:


Град наш тернием украшен,

Без кумирен и палат,

На твердынях светлых башен

Братья-воины стоят…

………………………

Кто придет в нетленный город,

Для вражды неуязвим,

Всяк собрат нам, стар и молод,

Земледел и пилигрим.

(«Братская песня).

Ожидание этого царства — не бесплодное, унылое стенание гонимых и обездоленных, их духовный подвиг, трудолюбие, твердость и вера делают их строителями этого Царства, и не на небе, а на земле. Их трудами власть греха, антихриста будет разрушена и Новый Иерусалим будет на земле.

Ассоциации с Белым городом ведут нас к преданиям о Святой земле справедливости и всеобщего благоденствия — к БЕЛОВОДЬЮ, которое находится за горами, за лесами, где единственно можно спастись от Антихриста23. На иконе из коллекции П. Корина, датируемой первой половиной XVII в. (т. е. до реформ Никона), белого города на земле нет24.

Теперь обратим внимание на город-крепость в мире мертвых. В карельских свадебных причитаниях он называется «низовым» городом т. е. подземным:

Полети-тко, моя волюшка,

По ветру, по буйному,

Да в города да во низовые,

Во деревни незнакомые…25

Фольклору разных народов известен образ города-крепости мертвых. Правда, помещает его фольклорная традиция то под воду, то под землю. На нашей иконе, это город, скорее всего, подводный, судя по характеру водной растительности и фрагментам надписи на нижнем поле иконы: «Море вскипевшу врагу оскудеша вконец оружие и грады разруша»26. Русская сказка знает мир мертвых и под землей и под водой: там в тридесятом царстве — дворцы золотые, мраморные или хрустальные, и обнесены они неприступной стеной. О них — хрустальных дворцах, поет лермонтовская русалка:

... на дне у меня

Играет мерцание дня;

Там рыбок златые гуляют стада;

Там хрустальные есть города...

(«Русалка»)

В ирландском и скандинавском эпосах в царстве мертвых — «большие селения и на диво высокие ограды и крепкие решетки»27 . В индийском эпосе «Ригведа» — это дворец-крепость змееподобного Равана, у египтян и греков-дворцы из золота, у ассирийцев загробное царство представлено в виде большого города с громадным дворцом, семь стен окружают эту обширную тюрьму, где живут лишенные света умершие28, в ветхозаветных текстах евреев преисподняя изображается наподобие города (или дома), имеющего ворота, именуемые «вратами смерти»29, у мусульман Дагестана — «крепость Хайбар», у североамериканских индейцев — «Дом Ткуну», в Западной Европе — «Троя» (Тройя).

Все города мертвых в этой «маленькой энциклопедии иного света» идентичны — это крепости или дворцы, обнесенные неприступными стенами30. У стен этих городов располагается змей или дракон (как на нашей иконе). Стены города мертвых стали стереотипом, подсознательным образом. На стены ада обратил внимание и великий Данте. В «Божественной комедии» немало строк о них: «Хотел я знать на месте заключенья / Всю участь душ за крепкою стеной…» (Песнь IХ: 106—108; см. так же: ХХIV: 79—81; VIII: 78, 87; IX: 135; Х: 1). Мир ада в ирмосах и тропарях именуется не иначе как «крепость ада»: «Смертную же, Спасе, крепость разруша и с собою Адама воздвигша». (Тропарь). «Аще и во гроб сошел еси, яко мертв живодавче, но адову крепость разруша...» (Ирмос).

Города мертвых со стенами, окружающими их, ассоциативно приводят нас к мысли о связи их с древней, забытой культурой лабиринтов31. Оснований, по нашему мнению, для этого немало. Круги, выложенные из природного камня, действительно напоминают фундаменты каких — то круговых сооружений. В Поморье их называют Вавилонами, имея в виду, вероятно, разрушенный Вавилон, или игры св. Петра, девичьи пляски; у германцев и скандинавов «руинами Иерусалима», «стенами Иерихона», «оградой великана» или «замком великана». Т. е. в народном сознании прочно жила аналогия лабиринтов с какими-то древними и разрушенными городами — крепостями. Ученые-лингвисты определяют одно из значений лабиринтов как здания и даже города. Вл. Даль связывает понятие ЛАБИРИНТ не только с запутанным круговым ходом, но и со зданиями др. Египта и Крита31, а авторы Словаря русского языка XI — XVII вв. видят в лабиринте дворец, сооружение и даже целый город32. Мифологии многих народов говорят о лабиринтах, как о городах — крепостях мертвых: американские индейцы дом своего героя Ткуну, который вывел народ из подземного мира, называли лабиринтом, в Индии крепость змееподобного Равана изображали в виде лабиринта, в Дагестане лабиринт изображали на надгробиях, туда, в крепость Хайбар уходил умерший, у осетин «Дом Сослана (Сырдона)» называли лабиринтом, в Зап. Европе лабиринты называли Троя (видимо, по аналоги с демоном преисподни Тройяном, в Меланезии лабиринтообразный танец имитировал преодоление преграды на пути к царству мертвых и т. д. Этот обрядовый танец, совершаемый на маленьком острове Сераме Индонезийского архипелага, наглядным образом показывает нам всеобщность лабиринтной культуры. Посредством «великого танца Маро» (по выражению К. Кереньи) спускается под землю индонезийская Хайнувеле — танец лабиринта уносит ее туда. Танец повторяет спирали лабиринта, являющимся «изначальным образом того пути, которым умершим якобы предстояло пройти»33. Нечто подобное существовало и на другом конце земли — в античной Греции: в честь Персефоны исполнялись похожие танцы с веревкой. Лабиринтообразный танец с веревкой (танец журавля) исполнял Тезей с товарищами на острове Аполлона (Делосе), после того, как освободил их из лабиринта. «Танец именовался танцем журав- ля, — пишет Кереньи, — и фигуры его были так сложны и запутаны, что наш главный источник называет его имитацией извилистых коридоров лабиринта. Для греков спираль являлась ключевой фигурой, обозначавшей лабиринт»34. Как видим, лабиринт выступает как аналог загробного царства35. В христианстве лабиринт ассоциируется с заблуждениями человека. На народной иконе «Лабиринт» XVIII в. в центре размещается круговой лабиринт, вверху — Рай, внизу — Ад. Центр лабиринта — земной мир. Здесь умирает человек, у его изголовья ангел и Сатана. В нижний мир ведут несколько ходов лабиринта, в Рай — только один36.

Согласно древним магическим представлениям — часть целого есть само целое. Магическому мышлению было понятно, что круги из камня на земле — это видимая проекции стен невидимого города мертвых37. Вход в него начинается на земле. Лабиринты — это города, связанные с традицией преодоления умершим преград на пути в мир мертвых. Видимо, это была некая изначальная для всего человечества культура, отрывочно сохранившаяся в коллективной памяти народа и, выразившая себя в этих таинственных сооружениях.

Так, в христианском иконописном произведении отражается вся глубина народной, культурной памяти.


В. Н. Сузи

(Петрозаводский университет)