Карельская Автономная Советская Социалистическая республика на рк национальный архив Республики Карелия пстби православный Свято-Тихоновский институт ук рсфср уголовный кодекс

Вид материала

Содержание

Церковная школа и старообрядчество
Строительство приходских храмов в олонецкой и петербургской епархиях во второй половине xix: причины, инициатива, финансирование

Подобный материал:

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 30

ЦЕРКОВНАЯ ШКОЛА И СТАРООБРЯДЧЕСТВО

ОЛОНЕЦКОЙ ЕПАРХИИ

Профессор Московской духовной академии, специалист по расколу и сектам Н. П. Гиляров-Платонов писал в апреле 1869 г., что «все, что содействует просвещению в истинном смысле, всё содействует победе церкви и ослаблению раскола»^¹. Эти идеи искоренения старообрядчества мирными просветительскими способами высказывались нередко и в николаевскую эпоху «времен гонительных», длительных и тягостных для последователей старого православия, причем они высказывались людьми опытными и имевшими при дворе немалый вес. Таковым был, например, сенатор А. Н. Баранов, ревизовавший в 1827 г. Олонецкую губернию, и считавший, что для повышения православной нравственности следует здесь открыть самостоятельную епархию и создать духовную семинарию, которая могла бы готовить грамотных священнослужителей, сумевших бы навести порядки в церковных делах и противостоять расколу.

Одним из подобных установлений был циркуляр министерства внутренних дел 17 октября 1836 г. «Касательно обучения поселянских и в том числе раскольнических детей»^². Во вступительной части документа отмечается, что сенатор Баранов, ревизовавший Олонецкую губернию, признавал необходимым «для ослабления раскола» в ней «…учредить Духовное училище с тою целию, чтобы дети старообрядческие, воспитываясь в оном, приносили с собою священные чувства Православного Христианского учения в свои семейства». Эта идея сенатора была «высочайше одобрена», и Святейший Синод составил «правила касательно первоначального обучения поселянских, в том числе и раскольнических, детей в Олонецкой губернии», также «удостоенные высочайшего утверждения». В октябре 1836 г. Обер-Прокурор Святейшего Синода известил министра внутренних дел, что «испрашивал он Высочайшего Государя Императора разрешения на распространение означенных правил на все губернии, где есть раскольники», предписав секретно епархиальным архиереям ежегодно отчитываться о числе учебных заведений «с показанием числа учащихся в оных…». Николай согласился с этим предложением Синода и утвердил его. Таким образом, «Правила первоначального обучения детей…» предназначавшиеся для Олонецкой губернии, были распространены по всем местам Российской империи, не только «зараженных расколом», но и повсеместно.

Эти правила регламентировали порядок и организацию обучения сельских детей, место и роль приходских служителей культа, учет численности и успехов учащихся, обязательную полугодовую отчетность приходских священников о состоянии учебных дел епархиальному начальству и т. п.; правила почти не касались методической стороны преподавания.

Обучение детей действительно носило первоначальный характер: «…чтение церковной и гражданской печати, желательно и письму», кроме того «учащиеся должны изучить на память молитву Господню, Символ Веры, Десять Заповедей, стих «Богородице Дево радуйся…» из Катехизиса, и главнейшие сказания из Священной истории». Там, где могут позволять условия — «по удобности», можно будет к указанным предметам добавить также обучение и «началам арифметики». Весь учебный процесс должен занимать время с 1 сентября по 1 мая, то есть, «от окончания осенних полевых работ до начатия весенних, на июнь, июль и август учение совсем прекращается». Предполагалось, что в летнее время дети могут собираться «по праздникам в послеобеденное время для повторения молитв и учения Катехизического», а в будние дни — в зависимости от «сельских занятий». В качестве учебных пособий назывались: «азбука, часослов, псалтырь и начатки Христианского учения», приобретаемые за счет «церковной кошельковой суммы» и являвшимися церковным имуществом. Родители-старообрядцы, желающие обучать своих детей «по книгам старопечатным, должны представлять их от себя».

Учебный год должен завершаться испытанием детей «достаточно обученных», причём, это испытание проходило обязательно в присутствии церковных и гражданских властей: благочинного, местного священника и «сельского поселянского начальника», очевидно, старосты, которые расписывались в специальном журнале, который, как указывается в документе, «за подписанием всех сих лиц… представляется Епархиальному Архиерею».

Обучение детей в приходах объявлялось Синодом «обязанностью приходского Духовенства, которое сим средством и случаем должно воспользоваться… чтобы наставлять детей в вере и благочестии», причём для этого обычно назначался епархиальным архиереем «местный священник или Диакон, а иногда и причетник, по нужде и способностям».

«Правила…» не предусматривали особых помещений или специальных школьных зданий для учебных занятий: они должны были проходить «домашним образом в доме одного или двух из членов приходского причта, смотря по способности и по надёжности». Кроме того, они должны были не только принимать детей, желающих учиться, но и «советами и представлением полезности» грамотности «располагать к сему родителей и их детей». Причем принимать на обучение обязаны «без всякого договора и без требования возмездия» — бесплатно.

Обучение грамоте следует начинать с детей из православных семейств, а затем можно принимать также и детей старообрядцев, для которых православные дети послужат привлекательным примером. Что касается отношения учащих к старообрядческим детям, то, во-первых, «они должны употреблять особое внимание» к ним, с тем, чтобы не «смущать» их и не раздражать родителей «жестокими упрёками против раскола», а наоборот, «внушать им уважение к Православной церкви и к её учению», во-вторых, если старообрядцы пожелают учить своих детей «по книгам старопечатным», то разрешено «принимать их с сим условием и обучать их по сим книгам». Нельзя здесь не отметить весьма либерального подхода к старообрядческому вопросу не только государственного церковного учреждения — Святейшего правительствующего Синода, но и самого Николая I, проявившего себя главным и жестоким гонителем старообрядчества в течение всех тридцати лет своего царствования; известны случаи, когда он принимал по несколько постановлений по расколу в один день, например, 13 февраля 1837 г. им были «высочайше одобрены» семь таких документов, в том числе — «О раскольниках Выгорецкого общежительства и их заведениях»; даже во время несчастной Крымской кампании Николай I находил нужным заниматься проблемами раскола, иногда чрезвычайно частными и мелкими.

Успешно обучающиеся дети, добившиеся успехов «в церковном чтении», должны получать «место на клиросе» и тем самым «приохочиваться к церковному пению»; таких учащихся следует привлекать к чтению богослужебных книг в храмах, «дабы очевидность успехов их служила в утешение родителям их и в поощрение прочих к учению».

Контроль за исполнением «Правил…» возлагался на благочинных — административно-церковных должностных лиц, которые «при каждом полугодовом докладе Епархиальному архиерею» должны были предоставлять списочный состав учащихся, сведения о их успеваемости и поведении, а также «о сообразном с настоящими правилами ходе учения».

Несколько месяцев спустя — в середине февраля 1837 г., вышло дополнение к этим «Правилам…», утверждённое императором. Суть этих корректив состоит в том, что, во-первых, предписывалось поощрять тех лиц из приходского духовенства — «способных и благонадёжных», кто по собственной инициативе вводит в своих приходах обучение детей по правилам, «составленным для Олонецкой губернии»; во-вторых, монастырям, имеющим возможность вести первоначальное обучение «детей монастырских служителей», предлагалось «распространять оное на детей и прочих окрестных жителей, нуждающихся в средствах наставления», наконец, в-третьих, при содействии и «надзоре» жен духовных лиц, имеющих, «потребное для того образование и при благонравном поведении», рекомендовалось организовать «обучение детей женского пола при женских монастырях».

Большим поборником просвещения вообще, в том числе и как средства борьбы со старообрядчеством был архиепископ Игнатий, первый после возрождения в 1828 г. Олонецкой епархии её предстоятель, пастырское служение которого в губернии продолжалось четырнадцать лет. Он считал, что в целях успешного достижения предполагаемых целей следует «наблюдать в обучении детей определённые способы»^³.

Игнатий писал в своих «Архипастырских наставлениях…» что в обычных учебных условиях наставники должны «внушать детям здравые понятия о единой, святой, и апостольской церкви, о невозможности спастись без ней и о пагубе раскола». Эти духовные ценности следует вносить в детское сознание «с отеческою простотою и любовью», без каких-либо попыток «укоризны против раскола, превозношения, тем наименее какой-либо раздражительности». Лучше всего этим целям могут соответствовать — «наипаче могут служить», отдельные уроки из Катехизиса и Священной истории, а также — занятия перед праздниками и после них, когда «по священным нашим воспоминаниям прославляются тайны евангельского о нас смотрения». Священник, занимающийся с детьми, должен всегда помнить, что «таинство духовного врачевания… предпринимаемого с 7 лет», закладывает основы «премудрости страха Божия» и «невольного трепета суда Божия», которыми учащийся должен «проникаться» с помощью учащего, причём, не следует «обращать… в налог или только в череду действий христианских»^⁴ весь процесс приобщения детей к святым таинствам, то есть не сводить все обучение к непрерывным только обрядовым процедурам и чтению учебных церковных книг и пособий, а вести разностороннюю учебно-воспитательную работу с детьми.

Архиепископ Игнатий, проехавший десятки старообрядческих приходов и монастырей, в том числе и в самых глухих дебрях Олонецкой епархии и по собственному опыту, изложенному в его творениях, знал, что уважительным отношением к собеседнику, старообрядцу или никонианину, можно многого добиться в «духовном врачевании», и поэтому настойчиво внушал священнослужителям, что «любовь учителей к детям и обращение всегда отеческое» совершенно могут расположить сердца их к «святой вере и церкви в собственной их красоте». В дополнение к этому, как полагал Игнатий, священнический сан и статус священника в приходе, особенно в сельском, его «священная сановитость» сами собою заставляют других уважать его, и способствуют детям видеть в священнослужителе олицетворение веры и церкви.

Очень важным моментов в обучении детей является «неупустительное» исполнение ими всех церковных обрядов и прежде всего молитв в церкви, дома и в школе, детям же, которые хорошо успевают в чтении следует в качестве поощрения «давать для чтения в домах духовные книги… с отеческим требованием отчёта в читаемом». Что касается соблюдения дисциплины во время учения, то «все роды взысканий, — писал Игнатий, — кроме выговоров, поклонов, стоянки на ногах или на коленях… лучше предоставить родителям или родственникам детей».

Весьма актуальным даже для нашего времени является наставление Олонецкого архиепископа о том, что учащимся «надобно как можно яснее «представить и разъяснить», что школа для них является «жизнию общественною в самом уменьшенном виде». Экстраполируя это положение Олонецкого Преосвященного на современную эпоху, можно отметить, что он имел ввиду, очевидно, то обстоятельство, что школа, структура и содержание отношений в ней являются срезом, копией всего тогдашнего российского общества, и что школа является также важнейшим звеном в социализации молодого поколения прихожан, формируя в их сознании качества богобоязненных и законопослушных чад и подданных правосланой церкви и самодержавия.

Игнатий писал в своих «Архипастырских наставлениях», что обо всем зтом он говорил и писал многократно, «особеннейше в личных наставлениях духовенству»; он надеялся, что оно «будет незабвенно помнить и стараться приводить в исполнение с своей стороны» все предписания духовной и светской власти по распространению грамотности среди «поселянских и в том числе раскольничьих детей», как одного из важнейших средств ослабления и полной ликвидации старообрядчества в Олонецкой епархии.

Сам он строго следовал этим правилам: уже через десять лет своего управления Олонецкой епархией в селах при приходских церквах было открыто более 150 церковно-приходских школ, а еще раньше, в 1829 г. — Олонецкая духовная семинария, «мудрым и опытным», «строгим, но справедливым и добрым руководителем» которой, как отмечали его современники, был владыка. Архиепископ Игнатий, являясь блестящим проповедником, имевшим свои собственные педагогические воззрения и подходы, изложенные им в «Архипастырских посланиях…» много сил, энергии и знаний вложил для реализации правительственных установлений, касавшихся распространения грамотности «не только в зараженных расколом приходах, но и в прочих, для предохранения от раскола ранним наставлением в духе православия».

Е. Н. Ропакова

(Европейский университет, СПб)

СТРОИТЕЛЬСТВО ПРИХОДСКИХ ХРАМОВ В ОЛОНЕЦКОЙ И ПЕТЕРБУРГСКОЙ ЕПАРХИЯХ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX: ПРИЧИНЫ, ИНИЦИАТИВА, ФИНАНСИРОВАНИЕ

Едва ли мы ошибемся, если скажем, что приход начинается с храма, или точнее — с мысли о храме. Под действием этого замысла начинает формироваться приход, т. е. определенный круг будущих прихожан, сообщество, социально-экономическое состояние которого будет определять сначала финансирование строительства, а затем и содержание церкви и причта.

При изучении данной темы нами использовались архивные и историко-статистические материалы по трем уездам Петербургской епархии — Новоладожскому, Лужскому и Ямбургскому, а также материалы церквей, предоставленные Национальным архивом Республики Карелия.

Согласно официальным статистическим данным общее число церквей за период с 1840 по 1890 гг. постоянно возрастает и «за 50 лет увеличилось на 10.988 или почти на 1/3»^¹. При этом отмечается, «что в наибольшем проценте увеличилось число церквей монастырских, единоверческих и особенно при казенных заведениях, в наименьшем же — число приходских церквей». Увеличение общего количества церквей не было равномерным по десятилетиям. Свое влияние оказали два законоположения. Первое — от 16 апреля 1863 г.^² — имевшее «главнейшею и ближайшею целью обеспечение материального положения православного духовенства в России чрез уменьшение числа приходов и сокращение штата причтов»^³. И здесь отметим, что в 1871 г. новое расписание приходов и причтов было утверждено к исполнению лишь в одной Олонецкой епархии, что привело к упразднению к 1880 г. 235 церквей (действующих было 457)^⁴. В Петербургской епархии количество упраздненных церквей не превышало в этот период 28^⁵. Причем в процентном отношении число упраздненных или приписных храмов к общему числу имевшихся в данных епархиях в 1880 г. составляло 51, 42 в Олонецкой и 6,03 в Петербургской^⁶. Несмотря на прирост православного населения, одной из причин, сдерживающей образование новых приходов, был закон 16 апреля 1869 г.

Во второй половине 1880-х гг. и в последующее десятилетие под действием второго закона (от 16 февраля 1885 г.) разрешалось восстанавливать самостоятельность причта «при таких церквах, которые на основании прежних штатов… были приходскими, а по новым штатным росписаниям (под влиянием закона 16 апреля 1869 г.)… вошли в состав других приходов»^⁷. И еще одно важ-ное событие — то обстоятельство, что после крушение царского поезда 17 октяб-ря 1888 г. император и его семья остались в живых, послужило сильнейшим стимулом в деле строительства новых церквей и часовен. В этот период общее число приходских церквей в России возросло более, чем на 2,5 тыс., в Олонецкой епархии с 457 в 1880 г. до 490 в 1890, в Петербургской — на 107.Однако по-прежнему рост численности населения опережал темпы организации новых приходов, что повлекло за собой увеличение количества прихожан на одну церковь — в Олонецкой епархии эта цифра составляла уже 1384, в Петербургской –– 2794^⁸.

Наиболее распространенной причиной, которую указывали прихожане в прошении о дозволении им построить свою церковь, была дальность расстояния от приходской церкви и неудобство сообщений. Так, в приговоре государственных крестьян Новоладожского округа в марте 1861 г. указывалось «неудобство сообщения» к приходской церкви «в весеннее и осеннее время по случаю вскрытия и замерзания рек»^⁹. Также и государственные крестьяне Олонецкого у. в 1855 г. в своем приговоре указали, что «по дальнему расстоянию погоста мы во всякое время затрудняемся в исполнении христианских обязанностей»^¹0, поэтому они просили разрешения организовать самостоятельный приход и перестроить ближайшую часовню св. ап. Петра и Павла в приходской храм.

Инициатива постройки приходской церкви исходила не только от будущих прихожан. Уже упомянутый приговор государственных крестьян Новоладожского округа был составлен после того, как они выслушали «предложение господина Новоладожского Окружного Начальника по предмету постройки новой церкви при наших селениях»^¹1,. Поддержав почин Благочинного, крестьяне, однако просили «отпустить для постройки церкви без платежа попенных денег в потребном количестве лес из сторожевской казенной дачи… и … произвести ссуду без процентов из сумм Министерства Государственных имуществ в потребном количестве»^¹2. Приход Введенской церкви в с. Заречье (Новол. у.) организовался после того, как управляющий палатой гос. имуществ, объехав десяток деревень, на протяжении 40 верст не увидел ни одной церкви. Тогда он предложил крестьянам устроить особый приход в Заречье. По его ходатайству «на постройку церкви выдано было 2.000 р.с. заимообразно без процентов»^¹3. Или пример строительства Покровской церкви в с. Уторгощах (Лужский у.). Епархиальное начальство предложило здешним жителям в 1856 г. построить церковь на их счет. Однако, «обыватели потому ли, что вообще отвыкли от храма Божия, или боясь вполне разориться, отнеслись к делу равнодушно»^¹4. Лишь в 1862 г. два крестьянина «как более набожные и разумные, положили начало святому делу». Они договорились с причтом села Георгиевского Новгородской епархии о продаже им старой деревянной церкви и «стали убеждать своих односельчан к тому, чтобы купить церковь». Крестьяне решили в течении трех лет жертвовать на покупку церкви по 1 р. 50 коп. с человека в течении трех лет. Церковь была куплена за 500 р. В строительстве принял участие и лужский 2-й гильдии купец Иван Максимов, который принял на себя звание церковного старосты. Вся постройка стоила около 2 000 р. серебром.

Изучение материалов показывает, что решение построить приходскую церковь и финансирование этого строительства тесно переплетаются. Однако далеко не всегда источники предоставляют нам возможность выявить всех участников строительства. Средства на возведение новой церкви могли быть предоставлены как прихожанами, так и сторонними лицами. В документах встречаются формулировки: «церковь построена помещиком», «на пожертвования частных лиц», «а построил храм купец», «иждивением священника», «на сборную (кошельковую) сумму». В таких случаях трудно утверждать, что остальные прихожане совсем не участвовали в постройке. Из материалов трех упомянутых уездов Петербургской епархии следует, что во второй половине XIX в. велось активное строительство церквей и образование новых приходов, причем подавляющее большинство новых храмов строилось на собранные прихожанами средства. Какие суммы шли на постройку нового храма? В зависимости от размеров и материала (дерево или камень) будущей церкви требовалось от 1.500 до 60 тыс. р.^¹4 Такие значительные средства далеко не всегда находились в распоряжении прихожан, поэтому сбор необходимых денег растягивался на несколько лет, при этом разрешение на строительство, утверждение проектов различными инстанциями также влияло на сроки работ. Так, на организацию нового прихода в уже упомянутом Олонецком у. потребовалось 10 лет (1855-1865), а для перестройки часовни крестьяне также просили о разрешении «порубки без попенных денег… потребных для этого дела… двести пятьдесят дерев»^¹5, на протяжении нескольких лет они собирали добровольные пожертвования, причем «сбор означенных денег» не мог «служить препятствием к взносу податей»^¹6. Обращение крестьян Кенозерского прихода (Пудожский погост Олон. еп.) о дозволении построить новую каменную церковь вместо сгоревшей относится к 1860 г.^¹7 По смете необходимо было иметь на материалы 5.286 р. 75 ¼ к., на работу – 2.038 р. 67 3/14 к. На 1864 г. прихожанами было собрано 2.328 р. 37 ½ к.., оставшиеся деньги предполагалось «собрать со всех крестьян наше-го прихода в виде пожертвования по 1 р. 20 к. с. с души в продолжении 1865, 1866, 1867 и 1868 годов»^¹8. 4 марта 1864 г. крестьяне с. Кракольского (Ямб. у. Петурб. еп.) подали прошение в Духовную консисторию разрешить построить им церковь. Но акт этот не был засвидетельствован и дело замедлилось. В 1868 г. крестьяне подали новое прошение. Благочинный представил план отводимой земли и 9 крестьянских приговоров о постройке дома для причта, отводе 8 дес. 1600 кв. сажень земли и о плате причту жалованья 200 р. и руги. В 1869 г. Духовной консисторией была разрешена постройка деревянной церкви. На момент закладки храма, июль 1872 г., денег было собрано 968 р. и заготовлено достаточное количество материалов, израсходовано было, считая пожертвованные материалы, иконостас, свящ. сосуды и колокола, до 12 т. р. Жертвователями бы-ли: ямбургский купец А. А. Кочнев, доставивший материалов на 7 т. р. и липовский помещик А. Т. Байков, пожертвовавший до 800 бревен. Церковь была освящена 1874 г. Церковь Фроло-Лаврская (с. Хредино Луж.у. Петерб. еп.) была освящена в 1864 г., а устроена «усердием священника Павского погоста С. Рождественского»^¹9. Сначала жители с. Хредино принадлежали Павскому приходу, однако значительное расстояние от Павской церкви. и плохое сообщение, особенно весной и осенью, подвигли священника Рождественского составить план и смету будущего храма, образовать строительную комиссию из трех лужских купцов и двух крестьян. В апреле 1863 г. церковь начата на деньги, собранные в Петербурге и в уездах. Помещица Е. Ронова пожертвовала для церкви строевой лес, 31 дес. земли для причта и билет в 500 руб. на вечное ее поминовение. От Павской церкви было занято 700 р. Вся постройка стоила 1.672 р. 44 к., в феврале 1864 г. деревянная церковь была освящена. В постройке Ильинской ц. в с. Черном (Новол. у.) принимал участие владыка Исидор. В 1871 г., «выслушав крайние нужды прихожан»^²0, сказал им, что у него есть 15 тыс. р. с., пожертвованные А.И.Касаткиным, «которые он отдает на постройку церкви». Новый храм был освящен в 1973 г. и его постройка стоила 19 тыс. р. с.

При образовании нового прихода виды сборов или поступлений на строительство обговаривались в приговоре, так как назначение сборов и случаи отвода земли или пожертвования мирских капиталов в пользу церкви относилось к кругу ведомства сельских или волосных сходов. Приговор, составленный по согласию не менее 2/3 крестьян об устройстве и поддержании церквей, подлежал приведению в исполнение, а установленный или денежный сбор считался обязательным и для остальных, которые не были на сходе, но принадлежали к этому обществу. Так, на достройку новой деревянной церкви в с. Мятусове (Яблонский приход Олон. у.) была выдана «ссуда на 4 года из крестьянского мирского капитала 400 р. с тем, чтобы 1, в согласии прихожан на отпуск этой суммы ими был составлен особый приговор; 2, деньги эти должны быть упло-чены обратно прихожанами в означенный срок с платежом узаконенных 6-ти процентов, не привлекая к уплате таковых крестьян других приходов»^²1 (строительство велось с 1861 по 1868 г.).

Таким образом мы видим, что строительство приходских церквей было делом дорогостоящим и нередко сопровождалось многолетними отчислениями с прихожан. Если же сопоставить документы Олонецкой и Петербургской епархий, то можно сказать, что причины организации новых приходов, строительства приходских церквей и способы финансирования этого строительства были аналогичными. Отличия могут быть выявлены в соотношении между различными инициативами и исполнением замысла, а это, в свою очередь, потребует сплошного просмотра документов.

М. И. Бацер

(Петрозаводский университет)

Blog

Содержание

ЦЕРКОВНАЯ ШКОЛА И СТАРООБРЯДЧЕСТВО