Элективные курсы

Вид материала

Документы

Содержание Как по Волге-реке, по широкой Тема 5. С.П. Шевырёв – забытое имя русской литературы. Славен я между реками Юрий Воронов «Патриарх русской «поэзии мысли»

Подобный материал:

• Элективные курсы образовательной области «филология», 106.98kb.
• План элективные курсы по физике и их роль в организации профильного и предпрофильного, 158.52kb.
• Анкета участника конкурса, 87.36kb.
• Что должно определять её роль и место в современной школе, 238.71kb.
• Элективный курс "Тайны живой природы" для учащихся 9 классов Флегонтова, 169.12kb.
• Элективные курсы элективный курс «Религия и общество», 14.22kb.
• Методическое пособие для учителей. Саратов: Сарипкипро. 2004, 432.9kb.
• "Типология элективных курсов и их роль в организации профильного обучения", 95.29kb.
• Итоги и перспективы егэ в Санкт-Петербурге Подготовка к егэ: программы повышения квалификации,, 2508.75kb.
• Диски библиотеки, 746.11kb.

Тема 4. Волга в поэзии 19 века. Пушкин на Волге.

В 1824-1826 гг. А.С. Пушкин живет в ссылке - в своем имении «Михайловское». Он работает над срединными главами «Евгения Онегина», заканчивает «Цыган», пишет «Бориса Годунова», создает ряд стихотворений, ставших теперь антологическими. Впервые поэт живет в деревне безвыездно почти 3 года. Никогда еще он так близко не соприкасался с русским фольклором: народными песнями и сказками. «Знаешь мои занятия? - пишет он брату Льву. - До обеда пишу записки, обедаю поздно; после обеда езжу верхом, вечером слушаю сказки - и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!» Он стремится не только изучить народную поэтику, но и освоить ее творчески, пытаясь овладеть ее приемами. Так появились в «Евгении Онегине» песня «Девушки, красавицы» и цикл, названный поэтом «Песни о Степане Разине».

До нас дошли пушкинские автографы записей до того неизвестной песни «О сыне Сеньки Разина». Эта народная песня, записанная Пушкиным от крестьян, относится к разряду исторических и рассказывает о «незнакомом человеке», который появился в Астрахани и щеголем ходит по городу: Черный бархатный кафтан наразмашечку надет, Черна шляпа пуховая на его русых кудрях.

Сам себя этот человек называет «Сеньки Разина сынком» и предупреждает, что «взялся батюшка у вас завтра в гости побывать». Здесь в поэтической форме отражена реальная действительность - перед тем, как штурмовать город, Степан Разин часто засылал туда лазутчиков, в обязанности которых входило не только разузнать обстановку в городе, но и «обработать» население, сагитировать местных жителей в пользу атамана. Подтверждение тому, что Астрахань была взята именно таким образом, можно найти у историка С.М. Соловьева, который пишет, что в городе задолго до штурма «уже работали разинские посланцы». Записанная поэтом песня - как раз о таких посланцах. Песня о Степане Разине, сочиненная самим Пушкиным, рассказывает об эпизоде, не получившем отражения в фольклоре, но, судя по рассказам очевидцев, имевшем место в действительности. В основе его лежит факт, который описал в воспоминаниях Ян Янсен Стрейс, или Стрюйс (Struys, 1630-1694), голландский ремесленник и путешественник. С 1668 году он служил парусным мастером в России, находился в Астрахани во время разинского бунта. Бежал в Дагестан и через Персию и Индонезию вернулся в Нидерланды. В 1676 году в Амстердаме он издал книгу «Три путешествия» (М. 1935), переведенную на многие языки мира. В 1824 году в журнале «Северный Архив» была опубликована статья А. Корниловича о путешествии Стрейса, в которой приводился следующий случай, бывший со Степаном Разиным. «...Мы видели его на шлюпке, раскрашенной и отчасти покрытой позолотой, пирующего с некоторыми из своих подчиненных. Подле него была дочь одного персидского хана, которую он с братом похитил из родительского дома во время своих набегов на Кавказ. Распаленный вином, он сел на край шлюпки и, задумчиво поглядев на реку, вдруг воскрикнул: «Волга славная! Ты доставила мне золото, серебро и разные драгоценности, ты меня взлелеяла и вскормила, ты начало моего счастья и славы, а я неблагодарный ничем еще не воздал тебе. Прими же теперь достойную тебе жертву!» С сим словом схватил он несчастную персиянку, которой все преступление состояло в том, что она покорилась буйным желаниям разбойника, и бросил ее в волны. Впрочем, Стенька приходил в подобные исступления только после пиров, когда вино затемняло в нем рассудок и воспламеняло страсти. Вообще он соблюдал порядок в своей шайке и строго наказывал прелюбодеяние». Случай с персидской княжной стал основой пушкинской песни о Степане Разине.

Как по Волге-реке, по широкой

Выплывала востроносая лодка.

Как на лодке гребцы удалые,

Казаки, ребята молодые.

На корме сидит сам хозяин,

Сам хозяин, грозен Стенька Разин.

Перед ним красная девица,

Полоненная персидская царевна.

Не глядит Стенька на царевну,

А глядит на матушку на Волгу.

Как промолвит грозен Стенька Разин:

«Ой ты гой еси, Волга, мать родная!

С глупых лет меня ты воспоила,

В долгу ночь баюкала, качала,

В волновую погоду выносила,

За меня ли молодца не дремала,

Казаков моих добром наделила.

Что ничем тебя еще мы не дарили».

Как вскочил тут грозен Стенька Разин,

Подхватил персидскую царевну,

В волны бросил красную девицу.

Волге-матушке ею поклонился.

Уже первая строчка этого пушкинского стихотворения дословно повторяет первый стих зачина многих народных песен: «Как по Волге-реке, по широкой». Композиция произведения строится по принципу «ступенчатого сужения образа», неоднократно использованного в народной песне. Она начинается как бы издалека - с упоминания широкой реки, потом, приближаясь к месту действия, описывается лодка, затем плывущие на ней казаки, и, наконец, после этого вступления, говорится о главном персонаже, хозяине лодки - грозном Стеньке Разине. Поэт использовал многие элементы народной поэтики, в частности, постоянные эпитеты «мать родная», «волновая погода», «красная девица». Пушкин обращает особое внимание на звукопись, один из основных элементов художественности в устном творчестве. В первых, начальных стихах ударными в основном оказываются три звука: «О», «А», «Ы». Само звучание стиха живописует простор и раздолье. Стихотворение написано анапестом, иногда перемежающимся ямбом - размером, приближающим его к напевности русской «долгой» (протяжной) песни, не знающей рифм, но часто использующей звуковую однородность глагольных окончаний: воспоила..., качала..., выносила..., не дремала..., наделила..., не дарили... Плавная и широкая, несколько медлительная, величаво-эпическая заданность первой части сменяется во второй стремительным развитием действия: «вскочил», «подхватил», «бросил». Особенностью русской народной песни Пушкин считал «лестницу чувств» - переход от одного настроения к другому. Этот прием использован им и здесь. Получилось широко, раздольно, свободно, но вместе с тем чувствуется «пиитический ужас» от жестокости, «бессмысленной и беспощадной», как несколько позже напишет Пушкин о русском бунте. Поэт создал иллюзию народной песни. Народ ее не запел, потому что это была поэтическая стилизация - блистательная, точная и глубокая, но все же стилизация, а не фольклорный подлинник. Поэт как бы изобразил песню, так же, как он изображал сказку (народная сказка изложена прозой, а не стихами), показывая ее поэзию и мудрость.

Тема 5. С.П. Шевырёв – забытое имя русской литературы.

Шевырёв мыслитель своеобразный,

будучи известен как один из наших

почётнейших критиков, г. Шевырёв

столь же известен как поэт и знаменит

как учёный.

Н.Г. Чернышевский

В октябре сего года исполняется 200 лет со дня рождения выдающегося русского поэта, критика, философа, историка литературы и культуры, знатока мирового искусства, академика - Степана Петровича Шевырёва.

Он родился на волжской земле, в Саратове 18 (30) октября 1806 года в средне-поместной дворянской семье. В 1918 году был определён на учёбу в Благородный пансион при Московском университете, который блестяще закончил в 1822 году. Затем - служба, активная литературная и научная деятельность.

В 1829 году Шевырёв выехал за границу в качестве воспитателя сына княгини 3.А. Волконской. Живя за границей до 1832 года, он изучает философию, историю Средних веков, итальянский, испанский, английский языки, историю искусства, культуры. В это же время он много пишет в российские журналы. Будучи проездом в Германии, он посещает Гёте.

По возвращении, при содействии А.С. Пушкина и С.С. Уварова, он добивается места адъюнкта на кафедре истории русской литературы Московского университета. В 1833 году он защищает магистерскую диссертацию «Дант и его век», читает курс истории и теории поэзии, вскоре защищает докторскую диссертацию.

Позднее - преподавательская, научная работа, сочетающиеся с активной литературно-критической деятельностью. Жизненный и творческий путь Степана Петровича не был долгим. В 1852 году он был избран академиком. Служебная карьера его, однако, вскоре прерывается (1857). Он был уволен из университета за спор, перешедший в драку с графом Бобринским.

В своих воспоминаниях «Студенческие годы. Москва сороковых годов» Е.Н. Чичерин так описал этот инцидент:

«На каком-то смешанном заседании, происходившем в стенах университета, граф Василий Алексеевич Бобринский разглагольствовал о тогдашнем положении дел, бранил Россию и всё русское. Шевырёв, тут присутствовавший, возражал очень резко и упрекнул Бобринского в недостатке патриотизма. Тот отвечал дерзостью. Тогда Шевырёв, как рассказывали, воспламенившись, подскочил к Бобринскому и дал ему пощёчину. Бобринский был человек атлетического сложения, он бросился на Шевырёва...» (Московский университет в воспоминаниях современников. 1755-1917. М., 1969).

Как поэт, С.П. Шевырёв интересен стремлением создать «поэзию мысли», пренебрегающую благозвучностью и гладкостью поэтической речи, и попыткой провести коренную реформу русского стихосложения на основе «италианской октавы». Философичность поэзии Шевырёва проявлялась в пантеистической интерпретации природы и её единства с духовной жизнью человека. В творческом наследии С.П. Шевырёва - философско-пейзажная лирика («Глагол природы», «Сон», «Ночь», «Стансы»), стихи на исторические темы.

Его перу принадлежат многочисленные литературно-критические, полемические статьи, в частности, о творчестве А.И. Герцена, Н.В. Гоголя, М. Ю. Лермонтова, О.И. Сенковского, а также статьи теоретического характера.

С.П. Шевырёв занимался переводами из А. Мицкевича и других зарубежных авторов.

Шевырёвым созданы крупные научные труды: «История поэзии» (Ч. 1-2. 1835), «Теория поэзии в историческом развитии...»(1836), «История русской словесности, преимущественно древней» (Ч. 1-4. 1846-1860).

Названные работы С.П. Шевырёва заложили первые краеугольные камни истории русской литературы, основы русской эстетической мысли, в чём, несомненно, была его великая заслуга. Трагичным был конец жизненного пути Степана Петровича. Он умер на чужбине, в Париже, в 1864 году. Воистину трагична и судьба его творческого наследия.

По причине известных идейных противостояний в ХIХ столетии и идеологических пристрастий в XX веке его поэтическое, литературно-критическое, философское, историческое, культурологическое наследие так и осталось рассеянным по различным дореволюционным изданиям (например, в журналах «Московский вестник», «Москвитянин», «Московский наблюдатель», «Галатея», «Московский телеграф», «Северные цветы»). В советское время лишь стихотворения его были собраны и опубликованы в 1939 году в большой серии «Библиотека поэта» (изд-во «Советский писатель»).

Имя его в XX столетии было почти забыто, в том числе и на его малой родине, на Волге, в Саратове. До сего времени мало кто связывает название села Шевырёвка, находящегося в пригороде Саратова, с именем выдающегося поэта и мыслителя.

Между тем в XIX столетии его имя было на слуху. Достаточно обратить внимание на то, что в работах его главного оппонента - В.Г. Белинского - имя Шевырёва встречается более трёхсот раз. Никто из оппонентов великого критика не удостаивался такого. В данном очерке хотелось бы привлечь внимание читателей не к тем сведениям о жизни и творчестве Степана Петровича, которые известны по литературным словарям, а к тем моментам его жизни, которые оказались как бы за кадром. В частности, для нас, волжан, представляют особый интерес те факты из жизни Степана Петровича, которые свидетельствуют о его связях с великими мастерами художественного слова - А.С. Пушкиным и Н.В. Гоголем. Думается, представят немалый интерес суждения о нём современников, в частности, его студентов по Московскому университету.

Следует, однако, иметь в виду, что как личность, как поэт, мыслитель С.П. Шевырёв на протяжении своей жизненной стези пережил существенную эволюцию. В молодые годы - это романтик, жаждущий преобразований, свободы. Показательно стихотворение о споре двух рек, Тибра и Волги. Как россиянин он прославляет красоты своей великой реки: «как привольно в ней собою любоваться небесам», «как младой народ, могуча, как Россия, широка». Чем же может похвастаться Тибр?

Славен я между реками

Не простором берегов,

Не богатыми водами,

Не корыстью судов -

Славен тем я,

Тибр свободный,

Что моих отважных вод

Цепью тяжкой и холодной

Не ковал могучий лёд!..

Пусть же реки на просторе

Спят под цепью ледяной -

Я ж бегу, свободный, в море

Неумолчною волной.

Спор не завершён. У могучей реки много достоинств. Однако у Волги нет одного, которым обладает свободный Тибр. Стихотворение было написано в 1829 году.

В «Обозрении русской словесности за 1827-й год» у Шевырёва есть такие слова: «Потребен был Пётр Первый, чтобы перевести нас из седьмого тысячелетия неподвижной Азии в 18-е столетие деятельной Европы: потребны усилия нового Петра, потребны усилия целого народа русского, чтобы уничтожить роковые дни, укоряющие нас в младшинстве перед Европою...»

Такой настрой у Шевырёва сохранялся до начала 1830-х годов. В последующем в нём нарастал (по меркам того времени и меркам XX столетия) консерватизм. Он становился «пропагандистом», «глашатаем» идей «православия, самодержавия, официальной народности», чего ему не могла простить ни революционно-демократическая, ни более поздняя критика советской поры. Исторический процесс оказался более сложным, чем предполагал Шевырёв и его оппоненты. Научное переосмысление и первого и второго феномена, видимо, неизбежно.

Юрий Воронов «Патриарх русской «поэзии мысли»

Тема 7. Образ Волги в драматургических произведениях.

Созданию «Грозы» предшествовала экспедиция драматурга по Верхней Волге, предпринятая по заданию Морского министерства в 1856-1857 годах. Она оживила и воскресила в памяти юношеские впечатления, когда в 1848 году Островский впервые отправился с домочадцами в увлекательное путешествие на родину отца, в волжский город Кострому и далее, в приобретенную отцом усадьбу Щелыково. Итогом этой поездки явился дневник Островского, многое приоткрывающий в его восприятии жизни провинциальной, поволжской России.

Островские тронулись в путь 22 апреля, накануне Егорьева дня. «Время весеннее, праздники частые»,- говорит Купава царю Берендею в «весенней сказке» Островского «Снегурочка». Путешествие совпало с самым поэтическим временем года в жизни русского человека. По вечерам в обрядовых весенних песнях, звучавших за околицей, в рощах и долинах, обращались крестьяне к птицам, кудрявым вербам, белым березам, к шелковой зеленой траве. В Егорьев день ходили вокруг полей, «окликали Егория», просили его хранить скотину от хищных зверей. Вслед за Егорьевым днем шли праздники зеленых святок (русальная неделя), когда водили в селах хороводы, устраивали игру в горелки, жгли костры и прыгали через огонь.

Путь Островских продолжался целую неделю и шел через древние русские города: Переславль-Залесский, Ростов, Ярославль, Кострому. Неистощимым источником поэтического творчества открывался для Островского Верхне-Волжский край.

«С Переяславля начинается Меря, - записывает он в дневнике,- земля, обильная горами и водами, и народ и рослый, и красивый, и умный, и откровенный, и обязательный, и вольный ум, и душа нараспашку. Это земляки мои возлюбленные, с которыми я, кажется, сойдусь хорошо. Здесь уж не увидишь маленького согнутого мужика или бабу в костюме совы, которая поминутно кланяется и приговаривает: «а батюшка, а батюшка...» «По луговой стороне виды восхитительные: что за села, что за строения, точно как едешь не по России, а по какой-нибудь обетованной земле».

И вот Островские в Костроме. «Мы стоим на крутейшей горе, под ногами у нас Волга, и по ней взад и вперед идут суда то на парусах, то бурлаками, и одна очаровательная песня преследует нас неотразимо. Вот подходит расшива, и издали чуть слышны очаровательные звуки; все ближе и ближе, песнь растет и полилась, наконец, во весь голос, потом мало-помалу начала стихать, а между тем уж подходит другая расшива и разрастается та же песня. И нет конца этой песне... А на той стороне Волги, прямо против города, два села; и особенно живописно одно, от которого вплоть до Волги тянется самая кудрявая рощица, солнце при закате забралось в нее как-то чудно, с корня, и наделало много чудес. Я измучился, глядя на это... Измученный, воротился я домой и долго, долго не мог уснуть. Какое-то отчаяние овладело мной. Неужели мучительные впечатления этих пяти дней будут бесплодны для меня?»

Бесплодными такие впечатления оказаться не могли, но они еще долго отстаивались и вызревали в душе драматурга и поэта, прежде чем появились такие шедевры его творчества, как «Гроза», а потом «Снегурочка».

О большом влиянии «литературной экспедиции» по Волге на последующее творчество Островского хорошо сказа его друг С. В. Максимов: «Сильный талантом художник не в состоянии был упустить благоприятный случай... Он продолжал наблюдения над характерами и миросозерцанием коренных русских людей, сотнями выходивших к нему навстречу... Волга дала Островскому обильную пищу, указала ему новые темы для драм и комедий и вдохновила его на те из них, которые составляют честь и гордость отечественной литературы. С вечевых, некогда вольных, новгородских пригородов повеяло тем переходным временем, когда тяжелая рука Москвы сковала старую волю и наслала воевод в ежовых рукавицах на длинных загребистых лапах. Приснился поэтический «Сон на Волге», и восстали из гроба живыми и действующими «воевода» Нечай Григорьевич Шалыгин с противником своим, вольным человеком, беглым удальцом посадским Романом Дубровиным, во всей той правдивой обстановке старой Руси, которую может представить одна лишь Волга, в одно и то же время и богомольная, и разбойная, сытая и малохлебная... Наружно красивый Торжок, ревниво оберегавший свою новгородскую старину до странных обычаев девичьей свободы и строгого затворничества замужних, вдохновил Островского на глубоко поэтическую «Грозу» с шаловливою Варварой и художественно-изящною Катериной» (Максимов С.В. Литературные путешествия. М. 1986).

В течение довольно длительного времени считалось, что сам сюжет «Грозы» Островский взял из жизни костромского купечества, что в основу его легло нашумевшее в Костроме на исходе 1859 года дело Клыковых. Вплоть до начала XX века костромичи с гордостью указывали на место самоубийства Катерины - беседку в конце маленького бульварчика, в те годы буквально нависавшую над Волгой. Показывали и дом, где она жила - рядом с церковью Успения. А когда «Гроза» впервые шла на сцене Костромского театра, артисты гримировались «под Клыковых».

Костромские краеведы обстоятельно обследовали потом в архиве «Клыковское дело» и с документами в руках пришли к заключению, что именно эту историю использовал Островский в работе над «Грозой». Совпадения получались почти буквальные. А.П. Клыкова была выдана шестнадцати лет в угрюмую и нелюдимую купеческую семью, состоявшую из стариков родителей, сына и незамужней дочери. Хозяйка дома, суровая и строптивая, обезличила своими незамужней дочери. Молодую сноху она заставляла делать любую черную работу, отказывала ей в просьбах повидаться с родными.

В момент драмы Клыковой было девятнадцать лет. В прошлом она воспитывалась в любви и в холе души в ней не чаявшей бабушкой, была веселой, живой, жизнерадостной. Теперь же она оказалась в семье недоброй и чужой.

Молодой муж ее, Клыков, беззаботный и апатичный человек, не мог защитить жену от притеснений свекрови и относился к ним равнодушно. Детей у Клыковых не было. И тут на пути молодой женщины встал другой человек, Марьин, служащий в почтовой конторе. Начались подозрения, сцены ревности. Кончилось тем, что 10 ноября 1859 года тело А.П. Клыковой нашли в Волге. Начался долгий судебный процесс, получивший широкую огласку даже за пределами Костромской губернии, и никто из костромичей не сомневался, что Островский воспользовался материалами этого дела в «Грозе».

Прошло много десятилетий, прежде чем исследователи Островского точно установили, что «Гроза» была написана до того, как костромская купчиха Клыкова бросилась в Волгу. Работу над «Грозой» Островский начал в июне - июле 1859 года и закончил 9 октября того же года. Впервые пьеса была опубликована в январском номере журнала «Библиотека для чтения» за 1860 год.

Первое представление «Грозы» на сцене состоялось 16 ноября 1859 года в Малом театре, в бенефис С.В. Васильева с Л.П. Никулиной-Косицкой в роли Катерины. Версия о костромском источнике «Грозы» оказалась надуманной.

Однако сам факт удивительного совпадения говорит о многом: он свидетельствует о прозорливости национального драматурга, уловившего нараставший в купеческой жизни конфликт между старым и новым, конфликт, в котором Добролюбов неспроста увидел «что-то освежающее и ободряющее», а известный театральный деятель С.А. Юрьев сказал: «Грозу» не Островский написал... «Грозу» Волга написала».

Конфликт и расстановка действующих лиц в «Грозе». «Общественный сад на высоком берегу Волги; за Волгой сельский вид». Такой ремаркой Островский открывает «Грозу». Внутреннее пространство сцены обставлено скупо: «две скамейки и несколько кустов» на гладкой высоте. Действие русской трагедии возносится над ширью Волги, распахивается на всероссийский сельский простор. Ему сразу же придается общенациональный масштаб и поэтическая окрыленность.

В устах Кулигина звучит песня «Среди долины ровныя» - эпиграф, поэтическое зерно «Грозы». Это песня о трагичности добра и красоты: чем богаче духовно и чувствительнее нравственно человек, тем меньше у него внешних опор, тем драматичнее его существование. В песне, которая у зрителя буквально на слуху, уже предвосхищается судьба героини с ее человеческой неприкаянностью («Где ж сердцем отдохнуть могу, когда гроза взойдет?»), с ее тщетными стремлениями найти поддержку и опору в окружающем мире («Куда мне, бедной, деться? За кого мне ухватиться?»).

Песня открывает «Грозу» и сразу же выносит содержание трагедии на общенародный песенный простор. За судьбой Катерины - судьба героини народной песни, непокорной молодой снохи, отданной за немилого «чуж-чуженина» в «чужедальную сторонушку», что «не сахаром посыпана, не медом полита». Песенная основа ощутима и в характерах Кудряша, Варвары.

Случайно ли живая сельская жизнь приносит в Калинов запахи с цветущих заволжских лугов? Случайно ли к этой встречной волне освежающего простора протягивает Катерина свои изнеможенные руки? Обратим внимание на жизненные истоки цельности Катерины, на культурную почву, которая ее питает. Без них истоки цельности Катерины, на культурную почву, которая ее питает. Без них характер Катерины увядает, как подкошенная трава.

О народных истоках характера Катерины. В мироощущении Катерины гармонически срастается славянская языческая древность, уходящая корнями в доисторические времена, с демократическими веяниями христианской культуры.

Религиозность Катерины вбирает в себя солнечные восходы и закаты, росистые травы на цветущих лугах, полеты птиц, порхание бабочек с цветка на цветок. С нею заодно и красота сельского храма, и ширь Волги, и заволжский луговой простор. А как молится героиня, «какая у ней на лице улыбка ангельская, а от лица-то как будто светится». Не сродни ли она «солнечнозрачной» Екатерине из чтимых народом жизнеописаний святых: «И такое сияние исходило от лица, что невозможно было смотреть на нее».

В трудную минуту жизни Катерина посетует: «Кабы я маленькая умерла, лучше бы было. Глядела бы я с неба на землю да радовалась всему. А то полетела бы невидимо, куда захотела. Вылетела бы в поле и летала бы с василька на василек по ветру, как бабочка». «Отчего люди не летают!.. Я говорю: отчего люди не летают так, как птицы? Знаешь, мне иногда кажется, что я птица. Когда стоишь на горе, так тебя и тянет лететь. Вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела...»

Как понять эти фантастические желания Катерины? Что это, плод болезненного воображения, каприз утонченной натуры? Нет. В сознании Катерины оживают древние языческие мифы, шевелятся глубинные пласты славянской культуры. В народных песнях тоскующая по чужой стороне в нелюбимой семье женщина часто оборачивается кукушкой, прилетает в сад к любимой матушке, жалобится ей на лихую долю. Вспомним плач Ярославны в «Слове о полку Игореве»: «Полечу я кукушкой по Дунаю...» Катерина молится утреннему солнцу, так как славяне считали Восток страною всемогущих плодоносных сил. Еще до прихода на Русь христианства они представляли рай чудесным неувядаемым садом во владениях Бога Света. Туда, на Восток, улетали все праведные души, обращаясь после смерти в бабочек или в легкокрылых птиц. В Ярославской губернии до недавних пор крестьяне называли мотылька «душичка». А в Херсонской утверждали, что если не будет роздана заупокойная милостыня, то душа умершего явится к своим родным в виде ночной бабочки. Из языческой мифологии эти верования перешли в христианскую. В жизнеописании святой Марфы, например, героине снится сон, в котором она, окрыленная, улетает в синеву поднебесную.

Вольнолюбивые порывы Катерины даже в детских ее воспоминаниях не стихийны: «Такая уж я зародилась горячая! Я еще лет шести была, не больше, так что сделала! Обидели меня чем-то дома, а дело было к вечеру, уж темно, я выбежала на Волгу, села в лодку, да и отпихнула ее от берега». Ведь этот поступок Катерины вполне согласуется с народной ее душой. В русских сказках девочка обращается к речке с просьбой спасти ее от злых преследователей. И речка укрывает ее в своих берегах. В одной из орловских легенд преследуемая разбойником Кудеяром девушка подбегает к Десне-реке и молится: «Матушка, пречистая Богородица! Матушка, Десна-река! не сама я тому виною, - пропадаю от злого человека!» Помолившись, бросается в Десну-реку, и река на этом месте тотчас пересыхает, луку дает, так что девушка остается на одном берегу, а Кудеяр-разбойник на другом. А то еще говорят, что Десна-то как кинулась в сторону - так волною-то самого Кудеяра захватила да и утопила.

Издревле славяне поклонялись рекам, верили, что все они текут в конец света белого, туда, где солнце из моря подымается - в страну правды и добра.

Вдоль по Волге, в долбленой лодочке пускали костромичи солнечного бога Ярилу, провожали в обетованную страну теплых вод. Бросали стружки от гроба в проточную воду. Пускали по реке вышедшие из употребления иконы. Так что порыв маленькой Катерины искать защиты у Волги - это уход от неправды и зла в страну света и добра, это неприятие «напраслины» с раннего детства и готовность оставить мир, если все в нем ей «опостынет».

Реки, леса, травы, цветы, птицы, животные, деревья, люди в народном сознании Катерины - органы живого одухотворенного существа, Господа вселенной, соболезнующего о грехах людских. Ощущение божественных сил неотделимо у Катерины от сил природы.

Вот и молится Катерина заре утренней, солнцу красному, видя в них и очи Божии. А в минуту отчаяния обращается к «ветрам буйным», чтобы донесли они до любимого ее «грусть тоску-печаль».

С точки зрения народной мифологии вся природа обретала эстетически высокий и этически активный смысл. Человек ощущал себя сыном одушевленной природы - целостного и единого существа. Народ верил, что добрый человек может укрощать силы природы, а злой навлекать на себя их немилость и гнев.

Почитаемые народом праведники могли, например, вернуть в берега разбушевавшиеся при наводнении реки, укрощать диких зверей, повелевать громами.

Не почувствовав первозданной свежести внутреннего мира Катерины, не поймешь жизненной силы и мощи ее характера, образной тайны народного языка.

«Какая я была резвая! - обращается Катерина к Варваре, но тут же, сникая, добавляет: - Я у вас завяла совсем». Цветущая заодно с природой, душа Катерины действительно увядает во враждебном ей мире Диких и Кабановых.

Наиболее глубоко прочувствовал «Грозу» Аполлон Григорьев. Он увидел в ней «поэзию народной жизни, смело, широко и вольно» захваченную Островским. Он отметил «эту небывалую доселе ночь свидания в овраге, всю дышащую близостью Волги, всю благоухающую запахом трав широких ее лугов, всю звучащую вольными песнями, «забавными», тайными речами, всю полную обаяния страсти и веселой и разгульной и не меньшего обаяния страсти глубокой и трагически роковой. Это ведь создано так, как будто не художник, а целый народ создавал тут!»

Таким образом, можно сделать вывод, что река Волга в пьесе «Гроза» становится ярким художественным образом. Недаром пьеса открывается словами Кулигина о неиссякаемой красоте волжских просторов. Река в пьесе – участница всех событий. Возле неё выявляется истинное и ложное, на берег Волги уходят влюблённые, здесь взбунтуется Тихон… И вместе с тем Волга в пьесе – художественное пространство, бескрайние Российские просторы. Неслучайно литературоведы утверждают, что место действие – это не конкретный город, а обобщённое понятие, а события, произошедшие на Волге, – это события, произошедшие в России. В пьесе два понятия – образ и пространство – как бы накладываются друг на друга, усиливая значение каждого.