Элективные курсы
| Вид материала | Документы |
- Элективные курсы образовательной области «филология», 106.98kb.
- План элективные курсы по физике и их роль в организации профильного и предпрофильного, 158.52kb.
- Анкета участника конкурса, 87.36kb.
- Что должно определять её роль и место в современной школе, 238.71kb.
- Элективный курс "Тайны живой природы" для учащихся 9 классов Флегонтова, 169.12kb.
- Элективные курсы элективный курс «Религия и общество», 14.22kb.
- Методическое пособие для учителей. Саратов: Сарипкипро. 2004, 432.9kb.
- "Типология элективных курсов и их роль в организации профильного обучения", 95.29kb.
- Итоги и перспективы егэ в Санкт-Петербурге Подготовка к егэ: программы повышения квалификации,, 2508.75kb.
- Диски библиотеки, 746.11kb.
Белый
Фрагмент из публицистической статьи «Луг зеленый»
Вспомни, вспомни луг зеленый –
Радость песен, радость плясок.
В. Брюсов
Россия – большой луг, зеленый. На лугу раскинулись города, селенья, фабрики.
Искони был вольный простор. Серебрилась ковыль. Одинокий казак заливался песнью, несясь вдоль пространств, над Днепром – несясь к молодой жене Катерине.
Пани Катерина, ясное солнышко, ты в терему,
Открыла веселые окна.
День смеялся и гас: ты следила одна
Облаков розоватых волокна.
«Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы полные воды свои».
Но пришел из стран заморских пан, назвавшийся отцом твоим, Катерина, - казак в красном жупане; пришел и потянул из фляжки черную воду, и вот стали говорить в народе, будто колдун опять показался в этих местах. И все предались болезненным снам. И сама ты заснула в горнице, пани Катерина, и вот чудится тебе, будто пани Катерина пляшет на зеленом лугу, озаренная красным светом месяца – то не месяц, то старый пан, как отец – казак, в красном, задышавшем пламенем жупане, на нее уставился.
Эй, берегись…
Пани Катерина, безумная, что завертелась бесцельно в степи, одна, когда муж твой лежит неотмщенный, простреленный на зеленых лугах? Он защищал родные луга от поганого нашествия.
Эй, безумная, ну чего ты пляшешь, когда дитя твое, твоя будущность – задушена?..
Россия, проснись.: ты не пани Катерина – чего там в прятки играть! Ведь душа твоя Мировая. Верни себе душу, над которой надмывается чудовище в красно огненном жупане: проснись, и даны будут тебе крылья большого орла, чтоб спасаться от страшного пана, называющего себя своим отцом.
Верю в Россию. Она – будет. Мы – будем. Будут люди. Будут новые времена и новые пространства. Россия – большой луг, зеленый, зацветающий цветами.
Когда я смотрю на голубое небо, я знаю, что это – небо моей души…Верю в небесную судьбу моей родины, моей матери…
Мы пока молчим. Мы о будущем. Никто нас не знает, но мы знаем друг друга – мы, чьи новые имена восходят в душах вечными солнцами…
Мы говорим о пустяках, но наши души – души посвященных в тишину –вечно улыбаются друг другу.
И зеленый луг хранит воспоминания. И сидишь, успокоенный на зеленом лугу. Там… из села, раздаются звуки гармоники, и молодые голоса заливаются тоской на зеленом лугу:
«Каа-к в стее-пии глуу-хоой паа-миир-раал ям-щиик».
А. Блок
Интеллигенция и Революция
«Россия гибнет», «России больше нет», «вечная память России» - слышу я вокруг себя.
Но передо мной - Россия: та, которую видели в устрашающих и пророческих снах наши великие писатели; тот Петербург, который видел Достоевский; та Россия, которую Гоголь назвал несущейся тройкой.
Россия – буря. Демократия приходит «опоясанная бурей»…
России суждено пережить муки, унижения, разделения; но она выйдет из этих унижений новой – и по-новому – великой.
В том потоке мыслей и предчувствий, который захватил меня десять лет назад, было смешанное чувство России, тоска, ужас, покаяние, надежда…
Что такое война?
Болота, болота, болота; поросшие травой или занесенные снегом; на западе – унылый немецкий прожектор – шарит – из ночи в ночь…
Европа сошла с ума: цвет человечества, цвет интеллигенции сидит годами в болоте, сидит с убеждением ( не символ ли это?) на узенькой тысячеверстной полосе, которая называется «фронт».
Думаю, не я один испытывал чувство болезни и тоски в годы 1900 – 1926. … вот опять он шумит (поток революции), и в шуме его – новая музыка.
Мы любили эти диссонансы, эти ревы, эти звоны, эти неожиданные переходы… в оркестре. Мы должны слушать и любить те же звуки теперь, когда они вылетают из мирового оркестра; и, слушая, понимать, что это – все о том, все о том же…
И.С. Тургенев.
«Как хороши, как свежи были розы…»
Где-то, когда-то, давно-давно тому назад я прочел одно стихотворение. Оно скоро позабылось мною… но первый стих остался у меня в памяти:
Как хороши, как свежи были розы…
Теперь зима; мороз запушил стекла окон; в темной комнате горит одна свеча. Я сижу, забившись в угол; а в голове все звенит да звенит:
Как хороши, как свежи были розы…
И вижу я себя перед низким окном загородного русского дома. Летний вечер тихо тает и переходит в ночь, в теплом воздухе пахнет резедой и липой; а на окне, опершись на выпрямленную руку и склонив голову к плечу, сидит девушка – и безмолвно и пристально смотрит на небо, как бы выжидая появления первых звезд. Как простодушно-вдохновенны задумчивые глаза, как трогательно-невинны раскрытые, вопрошающие губы, как ровно дышит еще не вполне расцветшая, еще ничем не взволнованная грудь, как чист и нежен облик юного лица! Я не дерзаю заговорить с нею, - но как она мне дорога, как бьется мое сердце!
Как хороши, как свежи были розы…
А в комнате все темней и темней… Нагоревшая свеча трещит, беглые тени колеблются на низком потолке, мороз скрипит и злится за стеною – и чудится скучный, старческий шепот…
Как хороши, как свежи были розы…
Встают передо мною другие образы… Слышится веселый шум семейной, деревенской жизни. Две русые головки, прислонившись друг к дружке, бойко смотрят на меня своими светлыми глазками, алые щеки трепещут сдержанным смехом, руки ласково сплелись, вперебивку звучат молодые, добрые голоса; а немного подальше, в глубине уютной комнаты, другие, тоже молодые руки бегают, путаясь пальцами, по клавишам старенького пианино – и ланнеровский вальс не может заглушить воркотню патриархального самовара…
Как хороши, как свежи были розы…
Свеча меркнет и гаснет… Кто это кашляет там так хрипло и глухо? Свернувшись в калачик, жмется и вздрагивает у ног моих старый пес, мой единственный товарищ… Мне холодно… Я зябну… и все они умерли… умерли…
Как хороши, как свежи были розы…
И.А. Бунин
«Книга»
Лежа на гумне в омете, долго читал – и вдруг возмутило. Опять с раннего утра читаю, опять с книжкой в руках! И так изо дня в день, с самого детства! Полжизни прожил в каком-то несуществующем мире, среди людей, никогда не бывших, выдуманных, волнуясь их судьбами, их радостями и печалями, как своими собственными, до могилы связав себя с Авраамом и Исааком, с пелазгами и этрусками, с Сократом и Юлием Цезарем, Гамлетом и Данте, Гретхен и Чацким, Собакевичем и Офелией, Печориным и Наташей Ростовой! И как теперь разобраться среди действительных и вымышленных спутников моего земного существования? Как разделить их, как определить степени их влияния на меня?
Я читал, жил чужими выдумками, а поле, усадьба, деревни, мужики, лошади, мухи, шмели, птицы, облака – все жило своей собственной, настоящей жизнью. И вот я внезапно почувствовал это и очнулся от книжного наваждения, отбросил книгу в солому и с удивлением и с радостью, каким-то новыми глазами смотрю кругом, остро вижу, слышу, обоняю, - главное, чувствую что-то необыкновенно простое и в то же время необыкновенно сложное, глубокое, чудесное, невыразимое, что есть в жизни и во мне самом и о чем никогда не пишут как следует в книгах.
По сухой фиолетовой дороге, пролегающей между гумном и садом, возвращается с погоста мужик. На плече белая железная лопата с прилипшим к ней синим черноземом. Лицо помолодевшее, ясное. Шапка сдвинута с потного лба.
- На своей девочке куст жасмину посадил! – бодро говорит он. – Доброго здоровья. Все читаете, все книжки выдумываете?
Он счастлив. Чем? Только тем, что живет на свете, то есть совершает самое непостижимое в мире. В саду поет иволга. Все прочее стихло, смолкло, даже петухов не слышно. Одна она поет – не спеша выводит игривые трели. Зачем, для кого? Для себя ли, для той ли жизни, которой сто лет живет сад, усадьба? А может быть, эта усадьба живет для ее флейтового пения?
«На своей девочке куст жасмину посадил». А разве девочка об этом знает? Мужику кажется, что знает, и, может быть, он прав. Мужик к вечеру забудет об этом кусте, - для кого же он будет цвести? А ведь будет цвести, и будет казаться, что недаром, а для кого-то и для чего-то.
«Все читаете, все книжки выдумываете». А зачем выдумывать? Зачем героини и герои? Зачем роман, повесть, с завязкой и развязкой? Вечная боязнь показаться недостаточно книжным, недостаточно похожим на тех, что прославлены! И вечная мука – вечно молчать, не говорить как раз о том, что есть истинно твое и единственно настоящее, требующее наиболее законно выражения, то есть следа, воплощения и сохранения хотя бы в слове!
Ф.И. Тютчев
(Из статьи «Папство и Римский вопрос»)
Первая Французская революция памятна во всей тем, что ей принадлежит почин в деле достижения противухристианскою идеею правительственной власти над политическим обществом. Эта идея выражает собою истинную сущность, так сказать, душу революции. Чтобы убедиться в этом, достаточно уяснить себе, в чем состоит ее основное учение – то новое учение, которое революция внесла в мир. Это, очевидно, учение о верховной власти народа. А что такое верховная власть народная народа, как не верховенство человеческого «я», помноженного на огромное число, то есть опирающегося на силу? Все, что не есть это начало, не есть уже революция и может иметь лишь чисто-относительную и случайную цену.
Впрочем, революция сама позаботилась о том, чтобы не оставить в нас ни малейшего сомнения относительно ее истинной природы. Отношение свое к Христианству она формулировала так: «Государство, как таковое, не имеет религии», ибо таков символ веры новейшего государства. Вот, собственно говоря, та великая новость, которую революция внесла в мир, вот ее неотъемлемое, существенное дело – факт, не имеющий себе подобного в предшествовавшей истории человеческих обществ. В первый раз политическое общество отдавалось под власть государства, совершенно чуждого всякого высшего освящения, государства, объявлевшего, что у него нет души; а если и есть, то разве душа безверная: ибо кто не знает, что даже в языческой древности, во всем этом мире по ту сторону Креста, жил под сенью общего вселенского предания (искаженного, но не прерванного язычеством), город, государство были прежде всего учреждением религиозным? Это был как бы обломок общего предания, который, воплощаясь в отдельном обществе, образовался как независимый центр, это была, так сказать, ограниченная местностью и овеществленная религия.
Б. Пастернак
(Из статьи «Заметки переводчика»)
В прошлом году вместе с Е.Ф. Книпович и И.Н. Розановым мы давали заключение по «Антологии английской поэзии». Ее просмотр навел нас на размышления, давно для нас не новые. Мы ими поделимся.
Составление иностранных антологий начинают с подбора подлинников, к которым потом подыскивают требующиеся переводы. Составитель А.И. Старцев выбрал обратный путь. В основу собрания положен запас лучших русских переводов за полтораста лет начиная Жуковского, без заботы о том, лучшим ли удачам английского гения соответствуют эти лучшие свидетельства русского.
Такой подбор случайно подтвердил наше давнее убеждение. Переводы либо не имеют никакого смысла, либо их связь с оригиналами должна быть более тесною, чем принято. Соответствие текста – связь слишком слабая, чтобы обеспечить переводу целесообразность. Такие переводы не оправдывают обещания. Их бледные пересказы не дают понятия о главной стороне предмета, который они берутся отражать, - о его силе. Для того чтобы перевод достигал цели, он должен быть связан с подлинником более действительной зависимостью. Отношение между подлинником и переводом должно быть отношением основания и производного, ствола и отводка. Перевод должен исходить от автора, испытавшего воздействие подлинника задолго до своего труда. Он должен быть плодом подлинника, его историческим следствием.
Вот отчего названная антология рисует английскую поэзию с точки зрения силы, которую мы с ее стороны испытали. Она показывает английскую поэзию в ее русском действии. Это в глубочайшей степени соответствует самой идее перевода, его назначению.
Мы уже сказали, что переводы неосуществимы, потому что главная прелесть художественного произведения в его неповторимости. Как же может повторить ее перевод?
Перевод мыслимы, потому что в идеале и они должны быть художественными произведениями и при общности текста становиться вровень с оригиналами своей собственной неповторимостью. Переводы мыслимы потому, что до нас веками переводили друг друга целые литературы, и переводы – не способ ознакомления с отдельными произведениями, а средство векового общения культур и народов.
В.Г. Белинский
(«Взгляд на русскую литературу 1847г.»)
Как ни дробите жизнь, она едина и цельна. Говорят: для науки нужен ум и рассудок, для творчества – фантазия, и думают, что этим порешили дело начисто, так что хоть сдавай его архив. А для искусства не нужно ума и рассудка? А ученый может обойтись без фантазии? Неправда! Истина в том, что в искусстве фантазия играет самую деятельную и первенствующую роль, а в науке – ум и рассудок. Бывают, конечно, произведения поэзии, в которых ничего не видно, кроме сильной блестящей фантазии, но это вовсе не общее правило. В творениях Шекспира не знаешь, чему больше дивиться – богатству ли творческой фантазии или богатству всеобъемлющего ума. Искусство есть воспроизведение действительности, повторенный, как бы вновь созданный мир: может ли оно быть какою-то одинокою, изолированною от всех чуждых ему влияний деятельностью? Может ли поэт не отразиться в своем произведении как человек, как характер, как натура, - словом, как личность? Разумеется, нет, потому что и самая способность изображать явления действительности есть опять-таки выражение натуры поэта. Но и эта способность имеет свои границы. Личность Шекспира просвечивает сквозь его творения, хотя и, кажется, так же равнодушен к изображаемому им миру, как и судьба, спасающая или губящая его героев. В романах Вальтера Скотта невозможно не увидеть в авторе человека более замечательного талантом, нежели широким пониманием жизни, тори, консерватора и аристократа по убеждению и привычкам. Личность поэта не есть что-нибудь безусловное, особо стоящее, вне всяких влияний извне. Поэт, прежде всего – человек, потом гражданин своей земли, сын своего времени. Дух народа и времени на него не могут действовать менее, чем на других.
И. Анненский
Достоевский в художественной идеологии
Метафора расцвета как-то вообще мало вяжется с именами русских писателей. Да и в самом деле, кто скажет, что Лермонтов или Гаршин ушли, не достигнув расцвета, или о восьмидесятилетнем Льве Толстом, что он его пережил? Все наше лучшее росло от безвестных и вековых корней.
К Достоевскому особенно неприменимо слово расцвет. Но есть и в творчестве этого романиста поворот; только это не каторга, а 1866 год, когда вышло в свет «Преступление и наказание». Как раз в этом романе впервые мысль Достоевского расправила крылья. Из толчеи униженных и оскорбленных, от слабых сердец и прихарчинских бунтов, от конурочной мечты и подпольной злобы писатель выходит в сферу – или, может быть, тоже толчею? – высших нравственных проблем. Именно к этому времени настолько перегорели в его душе впечатления тяжелого опыта, что он мог с художественным беспристрастием волновать читателей идеями правды, ответственности и искупления. Ни раньше, ни позже 1866 года Достоевский не был тем чистым идеологом художественности, который создал «Преступление и наказание».
Как роман «Преступление и наказание» по своей художественной стройности остался у своего автора непревзойденным. В нем есть настоящее единство, в нем не только сжатость, но и центр. И начало в нем есть и конец, и притом все части изображены, а не просто передаются летописцем.
Из романов Достоевского «Преступление и наказание», безусловно, и самый колоритный. Это – роман знойного запаха известки и олифы, но еще более того – роман безобразных, давящих комнат.
В этом романе совесть является в виде мещанишки в рваном халате и похожего на бабу, который первый раз приходит к Раскольникову с удивительно тихим и глубокозвучным звукосочетанием убивец, а потом, еще более страшный, потому что иронический, кланяется ему до земли и просит прощения за злые мысли, просит прощения у него… Раскольникова. Чувствуете ли вы это?
Но я люблю «Преступление и наказание» не за эти яркие преимущества. Совсем другое тут привлекательно. Сила и свобода светлой мысли – вот что захватывает. И потом – мне еще не отрезаны выходы. Меня еще не учат. Хотя давнее, перегоревшее страдание и сделало мысль «этого» Достоевского уже суровой, и подчас она даже кажется категоричной, но выбор все еще возможен. Тот, другой выход, - он еще не стал ни смешон, ни ненавистен. А главное он есть.
Ю. Анненков
Анна Ахматова
Туманы, улицы, медные кони,
триумфальные арки
подворотен, Ахматова, матросы и
академики,
Нева, перила, безропотные хвосты у
хлебных
лавок, шальные пули бесфонарных
ночей -
отлагаются в памяти пластов
прошлого, как
любовь, как болезнь, как годы.
Б. Темирязев
Я встретился впервые с Анной Андреевной в Петербурге, в подвале «Бродячей собаки», в конце 1913-го или в начале 1914-го года, после моего трехлетнего пребывания за границей, где мы, может быть, тоже видели друг друга, не зная об этом.
Вся поэзия Ахматовой напоена петербургским воздухом. Поэзия Петербурга. Понятие трудноопределимое. Но мы, петербуржцы, это отчетливо чувствуем.
Вновь Исакий в облаченьи
Из литого серебра.
Стынет в грозном нетерпеньи
Конь Великого Петра.
Петербургские ночи, «Бродячая Собака» - ночной кабачок, расписанный Сергеем Судейкиным и посещаемый преимущественно литературно-художественной богемой. Борису Пронину, основателю «Бродячей Собаки», следовало бы поставить памятник. Объединить в своем подвальчике, на Михайловской площади, всю молодую русскую литературу и, в особенности, русскую поэзию, в годы, предшествовавшие первой мировой войне, было конечно не легко, и это нужно считать огромной заслугой.
Анна Ахматова, застенчивая и элегантно-небрежная красавица, со своей «незавитой челкой», прикрывавшей лоб, и с редкостной грацией полудвижений и полужестов, - читала, почти напевая, свои ранние стихи. Я не помню никого другого, кто владел бы таким умением и такой музыкальной тонкостью чтения, какими располагала Ахматова.
Одно из первых стихотворений Ахматовой, услышанное мной в ее чтении, относилось к Пушкину и к Царскому Селу, где она провела детство и юность:
Смуглый отрок бродил по аллеям…
Тогда же (а может быть и несколько позже) Ахматова прочла, или напевно прошептала, стихотворение «Вечером».
И потом – еще одно восьмистишие, посвященное Н.Гумилеву, ее мужу, и написанное в 1912-м году:
В ремешках пенал и книги были,
Возвращался я домой из школы.
Эти липы, верно, не забыли
Нашу встречу, мальчик мой веселый.
Только ставши лебедем надменным,
Изменился серый лебеденок,
А на жизнь мою, лучом нетленным,
Грусть легла, и голос мой незвонок.
Грусть была, действительно, наиболее характерным выражением лица Ахматовой. Даже – когда она улыбалась. И эта чарующая грусть делала ее лицо особенно красивым. Всякий раз, когда я видел ее, слушал ее чтение или разговаривал с нею, я не мог оторваться от ее лица: глаза, губы, вся ее стройность были так же символом поэзии.
В.Г. Костомаров
Языковой вкус эпохи.
Наиболее общей характеристикой живых процессов, наблюдаемых в русском литературном языке наших дней, нельзя не признать демократизацию.
Впрочем, точнее для характеристики этих весьма бурно развертывающихся процессов подходит термин либерализация. В целом литературно-языковая норма становится менее определенной и обязательной; литературный стандарт становится менее стандартным.
В известной мере повторяется ситуация 20-х годов, когда послереволюционный оптимизм порождал желание глубоко преобразовать не только общественный строй и экономическое устройство, но и культуру, и литературный языковой канон.
«Старая интеллигенция», по большей части в эмиграции, стояла за неприкосновенность литературного языка, возмущаясь наводнением его диалектизмами, жаргонизмами, иностранщиной, даже изменением правил правописания, особенно изгнанием буквы ять. Этот диаметрально противоположный подход победил и внутри страны, наметившись в 30-е и безусловно восторжествовав в 40-е. Связанная с авторитетом М.Горького дискуссия 1934 года наметила путь к массовому окультуриванию речи, требуя писать по-русски, а не по-вятски, не по-балахонски. Сознательная пролетарская языковая политика под лозунгом преодоления разноязычия, прежде всего крестьянского – единый национальный язык всем трудящимся. Языковая вариативность сковывалась и в самом литературном языке.
В силу этих схематично и упрощенно изложенных событий истории, а также и ряда последующих, к 50-м годам мы пришли с весьма закостеневшей и строго насаждающейся литературной норме, вполне отвечавшей социально-политической ситуации тоталитарного государства. К концу первого послевоенного десятилетия против нее стали бороться – как своей практикой, так и теоретически – свободомыслящие писатели, и в первых рядах был К.И.Чуковский. Возврат к живым ориентациям был, однако, болезненным. Россия в целом оказалась более склонна к консервативному, чем к новаторству.
Повторится ли история? Сейчас наше общество, вне всякого мнения, встало на путь расширения границ литературного языка, изменения его состава, его норм. Но даже те, кто приветствует торжествующий либерализм, кому он представляется вполне оправданным на фоне ухода общества от косного авторитарного единомыслия к свободе, к воле, к разнообразию, протестуют против безоглядности этого процесса, против крайностей в желательном течении событий. Соглашаясь с призывом А.С. Пушкина дать русскому языку «поболе воли, чтобы развивался он сообразно законам своим», они не хотят спокойно мириться с небрежностью, раскованностью в употреблении языка, с вседозволенностью в выборе средств выражения.
Но противоречат этому экспериментальные данные: московские школьники в 80% речевых ситуаций, требующих использования форм речевого этикета, обходятся без них; около 50% мальчиков обращаются друг к другу по прозвищам, среди которых больше половины – обидные; штампы, не передающие чувства, при поздравлении родителей, учителей, друзей используют около 60% учащихся. Многозначительно, что сейчас происходит очевидное падение уровня художественного вкуса, например, согласно социологическому исследованию, из городских школ выходит сейчас лишь 15% ребят с развитым художественным вкусом, тогда как в начале 80-х годов их было около 50%; в сельских школах соответственно 6 и 43%.
Яркий огонь критики вызывают на себя средства массовой информации, в первую очередь телевидение.
И дело тут не только в нарушениях литературно-языковой нормы, но именно в неуважении к слову, в попытках изменить «языковой знак» и через него национальную традиционную ментальность. Русская пословица «Что написано пером, то не вырубишь и топором» вроде бы теряет силу.
В. Михневич
Императрица Мария Федоровна.
Трудно найти историческое имя, которое было бы более популярно и более бессмертно – имени императрицы Марии Федоровны, имя которой останется в памяти потомства светлой, благотворной и широкой человеколюбивой деятельностью. Слава ее не блещет яркими, героическими деяниями и не захватывает своими лучами авансцены мировой комедии: в стороне от главных героев истории и действия государственно-политических событий, она сияет мирным, кротким, греющим светом любви и милосердия, вытекающих из прекрасного, нежного женского сердца.
Что особенно ценно для биографа в личности и деятельности Марии Федоровны, так это – искренность и сердечная глубина призвания. В одну из торжественных минут она сама заметила, в назидание своим подчиненным, что благотворительность, вообще тогда только может приносить «истинную пользу, когда протекает от сердца, исполненного любви». И Мария Федоровна подкреплял это личным примером. Она посвящала себя филантропии по действительной, внутренней, горячей потребности творить людям добро, как можно больше добра, в особенности же тем, кто нуждался в помощи и милосердии. Близко знавшая ее М.С. Муханова свидетельствует, что она «была чужда всякого властолюбия». Под императорской порфирой она оставалась женщиной в лучшем смысле этого слова, - женщиной, полной любви и горевшей неутомимой жаждой добра. Высокое положение, власть и возможность распоряжаться большими средствами служили ей только для развития своей благотворительной миссии, для возможно большего распространения действия основанных ею человеколюбивых учреждений.
Всего нежнее любила она детей и в особенности тех из них, которые были обойдены судьбой и несчастны. Поэтому, наибольшим вниманием императрицы пользовались покинутые матерями питомцы воспитательного дома. «Однажды отец мой, - рассказывает Муханова, почти всегда сопровождавший Марию Федоровну при посещениях ею заведений, выразил удивление, что она так нежно целовала этих несчастных, осматривала белье на кормилицах и прочее.
- Ах, - отвечала государыня, - все эти брошенные дети теперь мои, и во мне должны находить попечение, которого они лишены!
Внимательная и благосклонная ко всем воспитанницам своих учебных заведений, Мария Федоровна относилась с особой нежностью к больным детям. Вид всякого страдания и немощи возбуждал в ней с особенной силой чувство любви и потребность благотворить. Вот, например, каким образом, благодаря этой впечатлительной отзывчивости императрицы, положено было основание одного из прекраснейших ее человеколюбивых учреждений – училища глухонемых. Об этом рассказывал в «Русском архиве», по личным воспоминаниям, один из первых воспитанников этого училища, А. Меллер.
Дело происходило в 1806 году. Рассказчик, тогда еще ребенок, проживал в Павловске у тетки своей – жены генерала Ахвердова, бывшего воспитателем великих князей. Однажды в павловском парке, во время прогулки, императрица, встретив госпожу Ахвердову с ее племянником, заинтересовалась последним, так как дети всегда и везде привлекали на себя особенное ее внимание. Узнав из разговора, что он – глухонемой от рождения и что в семье генерала Меллера в числе шести детей – трое глухонемые, Мария Федоровна, - говорит рассказчик, - «серьезно задумалась и, приняв положение семьи, нашей близко к сердцу, с свойственным ей состраданием сказала:
- За границей на участь подобных детей давно уже обращено внимание правительства; там для образования их учреждены специальные институты, а у нас, к сожалению, в этом отношении ничего не сделано.
«При этом, императрица, потрепав меня по щеке, продолжает рассказчик, - дала мне несколько конфет, которые она во время обычных прогулок всегда имела при себе для раздачи детям». Она предложила отправить его на свой счет за границу учиться, но родные не решались с ним расстаться.
На другой день встреча повторилась.
- Ваш племянник, - сказала Мария Федоровна госпоже Ахвердовой, - не дал мне целую ночь уснуть, я до утра думала об участи его и ему подобных детей, и сегодня, лишь только оделась, послала за секретарем Виламовым, и поручила его выписать из-за границы одного из более известных профессоров, чтобы учредить в Петербурге училище глухонемых, в которое и будут помещены первыми дети вашего брата.
Действительно, человеколюбивое предприятие императрицы не замедлило исполниться. Вскоре прибыл патер Сикар-Сигизмунд, специалист по организациям училищ для глухонемых, и таковое, при его помощи, было в том же году учреждено в Павловске, под ближайшим наблюдением и попечением Марии Федоровны.
И.С. Тургенев
Певцы.
Яков помолчал, взглянул кругом и закрылся рукой. Все так и впились в него глазами, особенно рядчик, у которого на лице, сквозь обычную самоуверенность и торжество успеха, проступило невольное, легкое беспокойство. Он прислонился к стене и опять положил под себя обе руки, но уже не болтал ногами. Когда же наконец Яков открыл свое лицо – оно было бледно, как у мертвого; глаза едва мерцали сквозь опущенные ресницы. Он глубоко вздохнул и запел… Первый звук его голоса был слаб и неровен и, казалось, не выходил из его груди, но принесся откуда-то издалека, словно залетел случайно, в комнату. Странно подействовал этот трепещущий, звенящий звук на всех нас; мы взглянули друг на друга, а жена Николая Иваныча так и выпрямилась. За этим первым звуком последовал другой, более твердый и протяжный, но все еще видимо дрожащий как струна, когда внезапно, прозвенев под сильным пальцем, она колеблется последним, быстро замирающим колебанием, за вторым – третий, и понемногу разгорячаясь и расширяясь, полилась заунывная песня. «Не одна в поле дороженька пролегала», - пел он, и всем нам сладко становилось и жутко.
Я, признаюсь, редко слыхивал подобный голос: он был слегка разбит и звенел, как надтреснутый; он даже сначала отзывался чем-то болезненным; но в нем была и неподдельная глубокая страсть, и молодость, и сладость, и какая-то увлекательно-беспечная, грустная скорбь. Русская, правдивая, горячая душа звучала и дышала в нем и так и хватала Вас за сердце, хватала прямо за русские его струны. Песнь росла, разливалась. Яковом, видимо, овладело упоение: он уже не робел, он отдавался весь своему счастью; голос его не трепетал более – он дрожал, но той едва заметной дрожью страсти, которая стрелой вонзается в душу слушателя, и беспрестанно крепчал, твердел и расширялся.
Помнится, я видел однажды, вечером, во время отлива, на плоском песчаном берегу моря, грозно и тяжко шумевшего вдали, большую белую чайку: он сидела неподвижно, подставив шелковистую грудь алому сиянью зари, и только изредка медленно расширяла свои длинные крылья навстречу знакомому морю, навстречу низкому, багровому солнцу я вспомнил о ней, слушая Якова. Он пел, совершенно позабыв и своего соперника, и всех нас, но, видимо, поднимаемый, как бодрый пловец волнами, нашим молчаливым, страстным участьем. Он пел, и от каждого звука его голоса веяло чем-то родным и необозримо широким, словно знакомая степь раскрывалась перед вами, уходя в бесконечную даль. У меня, я чувствовал, закипали на сердце и поднимались к глазам слезы; глухие, сдержанные рыданья, неожиданно поразили меня… Я оглянулся – жена целовальника плакала, припав грудью к окну. Яков бросил на нее быстрый взгляд и залился еще громче, еще слаще прежнего; Николай Иваныч потупился, Моргач отвернулся; Обалдуй, весь разнеженный, стоял, глупо разинув рот; серый мужичок тихонько всхлипывал в уголку, с горьким шепотом покачивая головой; и по железному лицу Дикого Барина, из-под совершенно надвинувшихся бровей, медленно прокатилась тяжелая слеза; рядчик поднес сжатый кулак ко лбу и не шевелился… Не знаю чем бы разрешилось всеобщее томленье, если б Яков вдруг не кончил на высоком, необыкновенно тонком звуке – словно голос у него оборвался. Никто не крикнул, даже не шевельнулся; все как будто ждали, не будет ли он еще петь; но он раскрыл глаза, словно удивленный нашим молчанием, вопрошающим взором обвел всех кругом и увидал, что победа была его…
- Яша, - проговорил Дикий Барин, положил голову ему на плечо и – смолк.
Мы все стояли как оцепенелые. Рядчик тихо встал и подошел к Якову. «Ты… твоя… ты выиграл», - проговорил он наконец с трудом и бросился вон из комнаты.
М.Н. Эпштейн.
Поэзия природы и природа поэзии.
Пушкин, стоящий на берегу моря, - один из самых памятных образов-преданий нашей поэтической культуры. Здесь выразилось то взаимное тяготение поэзии и природы, которое с замечательной точностью осмыслено Б. Пастернаком
Два бога прощались до завтра,
Два моря менялись в лице:
Стихия свободной стихии
С свободной стихией стиха.
Стихи и море – две стихии, которые переливаются одна в другую, катя по всему мирозданию упругие волны. Поэзию отличает от всякой другой речи упорядоченное чередование ударных и безударных слогов, периодическое повторение одних и тех же созвучий, и эта соразмерность поэтической речи находит свой прообраз в природе – в волнении моря, в порывах моря, в порывах ветра, в пении птиц.
Майков находит «размерные октавы» в шептанье тростников и в говоре дубравы. К.Бальмонт слышит «хореи и ямбы с их звуком коротким» в журчанье ручьев. В.Брюсов ищет «черед венков сонетных в прибое, бьющем в мол валы».
Поэзия находит в природе не только свои ритмы и строфы, но прежде всего тот дух естественности, непредсказуемости, которым сама дышит. Поэзия неподотчетна никакой разумно поставленной цели – она подобна ветру: « таков поэт: как Аквилон, что хочет, то и носит он – орлу подобно, он летает…» (Пушкин).
Природа для поэзии – это как бы ее второе «я», зеркало, в котором яснее узнается собственный облик. Кем бы ни выступала природа для поэзии: союзницей или соперницей, наставницей или ученицей, - именно по отношению к ней поэзия осознает всю ширь и насущность своего присутствия в мире как природы «второй», сотворенной, но столь же безусловной и вездесущей, как первая. Природы не только тема поэзии, но и наивысший ее идеал, та большая поэзия, которая уже не вмещается в индивиуальный стиль, выходит за рамки авторства, стирает подписи, имена и становится плотью мира. Осознать свое родство с такой поэзией – для всякого автора величайшее счастье и честь.
А.М. Горький.
Сказки об Италии.
На маленькой станции между Римом и Генуей кондуктор открыл дверь купе и, при помощи чумазого смазчика, почти внес к нам маленького кривого старика.
- Очень стар! – в голос сказали они, добродушно улыбаясь.
Но старик оказался бодрым; поблагодарив помогавших ему жестом сморщенной руки, он вежливо и весело приподнял с седой головы изломанную шляпу…Ему дали место, он сел, вздохнул облегченно и, положив руки на острые колени, добродушно улыбнулся беззубым ртом.
- Далеко, дед? – спросил мой товарищ.
- О, только три станции! – охотно ответил кривой. – На свадьбу внука еду…
И через несколько минут словоохотливо рассказывал под шум колес поезда, качаясь, точно надломленная ветвь в ненастный день:
- Я – лигуриец, мы все очень крепкие, лигурийцы. Вот у меня тринадцать сыновей, четыре дочери, я уже сбиваюсь, считая внуков, это второй женится – хорошо, не правда ли?
И, гордо посмотрев на всех выцветшим, но еще веселым глазом, он тихонько засмеялся, говоря:
- Вот сколько дал я людей стране и королю!
Когда живешь так много, как я, можно говорить о людях смело, не правда ли?
Он внушительно поднял вверх изогнутый темный палец, точно грозя кому-то.
- Я расскажу вам, синьоры, кое-что о людях…
Когда умер отец – мне было тринадцать лет, - вы видите, какой я и теперь маленький? Но я был ловок и неутомим в работе – это все, что мне оставил мой отец в наследство, а землю нашу и дом продали за долги. Так я и жил, с одним глазом и двумя руками, работая везде, где давали работу…Было трудно, но молодость не боится труда – так?
В девятнадцать лет встретилась девушка, которую суждено было любить, - такая же бедная, как сам я, она была крупная и сильнее меня, жила с матерью, больной старухой, и, как я, - работала, где могла. Не очень красивая, но – добрая и умница. И хороший голос – о! Пела она, как артистка, а это уже богатство! И я тоже не худо пел.
- «Женимся?» - сказал я ей.
- «Это будет смешно, кривой! - ответила она невесело. – Ни у тебя, ни у меня нет ничего – как будем жить?»
- Святая правда: ни у меня, ни у нее – ничего! Но что нужно для любви в юности? Вы все знаете, как мало нужно для любви; я настаивал и победил.
Молодежь смеялась над нами, старики осуждали нас. Но молодость упряма и по-своему - умна! Настал день свадьбы, мы не стали к этому дню богаче и даже не знали, где ляжем спать в первую ночь.
- «Мы уйдем в поле! – сказала Ида. …
Так мы и решили: земля – постель наша, и пусть оденет нас небо!
Отсюда начинается другая история, синьоры, прошу внимания, - это лучшая история моей долгой жизни! Рано утром, за день до свадьбы, старик Джиованни, у которого я много работал, сказал мне – так, знаете, сквозь зубы – ведь речь шла о пустяках!
-«Ты бы, Уго, вычистил старый овечий хлев и постлал туда соломы. Хотя там сухо и овцы больше года не были там, все же нужно убрать хлев, если ты с Идой хочешь жить в нем!»
- Вот у нас и дом!
- Работаю я, пою – в дверях стоит столяр Констанцио, спрашивая:
- «Это тут будешь ты жить с Идой, а где же у вас кровать? Надо бы тебе, когда кончишь, пойти ко мне и взять у меня ее, есть лишняя»
- А когда я шел к нему, сердитая Мария – лавочница – закричала:
- «Женятся, несчастные, не имея ни простыни, ни подушек, ничего! Ты совсем безумец, кривой! Пришли ко мне твою невесту…»
- А безногий, замученный ревматизмом, избитый лихорадкой Этторе Виано кричит ей с порога своего дома:
- «Спроси его – много ли он припас вина для гостей, э? Ах люди, что может быть легкомысленнее их!»
На щеке старика в глубокой морщине засверкала веселая слеза, он закинул голову и беззвучно засмеялся…
- О, синьоры, синьоры! …Н утро свадьбы у нас было все, что нужно для дома …Ида плакала и смеялась, я тоже, и все наши смеялись над нами!
- Синьоры! Это дьявольски хорошо иметь право назвать людей – наши! И еще более хорошо чувствовать их своими, близкими тебе, родными людьми, для которых твоя жизнь – не шутка, твое счастье – не игра!
- И была свадьба – э! Удивительный день! Все пришли в наш хлев, который вдруг стал богатым домом…У нас было все: вино, и фрукты, и мясо, и хлеб, и все ели, и всем было весело…Потому что, синьоры, нет лучшего веселья, как творить добро людям, поверьте мне, ничего нет красивее и веселее, чем это!
Н.В. Гоголь
(Из статьи «Несколько слов о Пушкине»)
Он при самом начале своем уже был национален, потому что истинная национальность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа…Масса публики, представляющие в лице своем нацию, очень странна в своих желаниях; она кричит: « Изобрази нс так, как мы есть, в совершенной истине, представь дела наших предков в таком виде, как они были». Но попробуй поэт, послушный ее велению, изобразить все в совершенной истине и так, как было, она тотчас заговорит: «Это вяло, это слабо, это не хорошо, это нимало не похоже на то, что было». Масса народа похожа в этом случае на женщину, приказывающую художнику нарисовать с себя портрет совершенно похожий; но горе ему, если он не сумел скрыть ее недостатков! …Никто не станет спорить, что дикий горец в своем воинственном костюме, вольный как воля, сам себе и судья, и господин, гораздо ярче какого-нибудь заседателя…Но и тот, и другой, они оба – явления, принадлежащие к нашему миру: они оба должны иметь право на наше внимание…Мне пришло на память одно происшествие из моего детства. Я всегда чувствовал в себе маленькую страсть к живописи. Меня много занимал писанный мною пейзаж, на первом плане которого раскидывалось сухое дерево. Я жил тогда в деревне; знатоки и судьи мои были окружные соседи. Один из них, взглянув на картину, покачал головой и сказал: «Хороший живописец выбирает дерево рослое, хорошее, на котором бы и листья были свежие, хорошо растущее, а не сухое». В детстве мне казалось досадно слышать такой суд, но после я из него извлек мудрость: знать, что нравится и что не нравится толпе. Сочинения Пушкина, где дышит у него русская природа, так же тихи и беспрерывны, как русская природа. Их только может совершенно понять тот, чья душа носит в себе чисто русские элементы, кому Россия родина, чья душа так нежно организована и развилась в чувствах, что способна понять неблестящие с виду русские песни и русский дух; потому что чем предмет обыкновеннее, тем выше нужно быть поэту, чтобы извлечь из него необыкновенное и чтобы это необыкновенное было, между прочим, совершенная истина…
Рекомендуется также знакомство с публицистикой следующих авторов: В.Г. Белинского (критические статьи), Н.А. Некрасова (критические статьи), О.Э. Мандельштама («Четвертая проза»), М. Цветаевой (мемуарная проза), публицистику Д.С. Лихачева, Ю. Болдырева, В. Пескова, М. Осоргина и др.
Предмет анализа и наблюдения в текстах-образцах:
художественные средства;
- языковые средства выразительности;
- текстовые средства выразительности (развернутые метафоры, развернутые сравнения, диалогические конструкции, сочетание разных типов речи и т.п.);
- выразительные типы тезиса;
- особые композиционные элементы;
- способы подачи авторского «я»;
- способы объективации читателя;
- функции эпиграфа;
- функции цитаты и т.п.
Образцы творческих заданий
1. Индивидуальные задания
Карточка №1
1. Составьте первую фразу (тезис-определение) абзаца о Татьяне Лариной, Ленском, Чичикове, Плюшкине и др. Старайтесь разнообразить свои мысли цитатами из текстов или критических статей.
2. Составьте первую оценочную фразу (тезис-определение) к сочинению по творчеству Лермонтова, Островского, Чехова, Блока или других писателей. Старайтесь, чтобы ваша фраза была оригинальна, в ней была концепция (не просто «Лермонтов М.Ю. – великий русский поэт»). Можно дать оценку не писателю, а творчеству или отдельным произведениям: поэмам Лермонтова, повестям Гоголя и т.п. используйте цитаты из критической литературы.
Карточка №2
1. В приведенных тезисах обоих типов подчеркните понятие, которое требует доказательства или иллюстрации. Разверните в абзац один тезис-определение и один тезис оценочно-повествовательного характера.
2. Составьте тезисный план (пункт плана – первая фраза абзаца), в котором чередовались бы тезисы обоих типов, к сочинению по одной из тем: Характеристика Ленского; Образ Мармеладова; Образ Мцыри.
Начните с тезиса наиболее обобщенного характера.
Карточка №3
1. Разверните предложенный выше тезис о Печорине в 2-3 абзаца. Проиллюстрируйте свои аргументы цитатами из текста романа или из статьи В.Г. Белинского «Герой нашего времени». Сочинение М. Лермонтова». Оформите получившийся текст как сочинение-миниатюру (озаглавьте, сделайте небольшое вступление (2-3 предложения) и заключение).
2. Составьте тезис (спорное утверждение) к сочинениям-характеристикам следующих героев: Е. Пугачев (герой романа А.С. Пушкина); Катерина («Гроза»); Базаров («Отцы и дети»); Аркадий Кирсанов («Отцы и дети»); Раскольников («Преступление и наказание»); Штольц и Обломов («Обломов»); Лука («На дне»).
3. Составьте начальные тезисы разных типов к свободным темам: Осень; Профессия-учитель; Мое поколение; Жизнь дана на добрые дела.
Карточка №4
1. Разверните в абзац следующие тезисы:
Почему же роман о крестьянской войне А.С. Пушкин назвал «Капитанская дочка»?
В чем же сила и победа Катерины? (по «Грозе»).
Неужели Гончаров создал Обломова только для того, чтобы наказать его лень и созерцательное отношение к жизни?
Почему же автора не устраивает тот выход из страданий, который предлагает Лука? («На дне»).
Что же различает «маленького человека» Пушкина, Гоголя и смешного, нелепого героя Чехова?
2. Сформулируйте тезис-вопрос к любой из данных в первой части пособия тем.
3. Составьте тезисный план (тезисы разных типов) к сочинению по одной из тем: Смысл названия комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума»; Н.В. Гоголь как художник-мыслитель в поэме «Мертвые души».
Карточка №5
1. Начните сочинения следующим образом: Сказки Пушкина…; Быть учителем…; Россия и Блок….
Используйте для продолжения мысли тезисы разных типов.
2. Начните сложным тезисом сочинения по следующим темам: Москва в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»; ХХ век: поэт и время; Мое отношение к поэзии В. Маяковского; «И невозможное возможно» (Россия сегодня).
2. Задания по творческим группам
1. Напишите вступление («игра со словом») к следующим сочинениям: ««Слово о полку Игореве» как памятник древнерусской литературы»; «Тема «маленького человека» в русской литературе»; «Образ лишнего человека в русской литературе», «Уроки русской истории».
2. Напишите вступление («картинка») к одной из тем сочинения-эссе (темы даны выше).
3. Подберите эпиграфы к одной из следующих тем: «Поэт в России больше, чем поэт»; «Влюбленность указывает человеку, каким он должен быть»; «Юноше, обдумывающему житье…»; «Милость к падшим призывал…»;
4. Задание на способы объективации читателя в публицистическом тексте («эффект собеседника»): Как обращаются к читателю следующие критики: В.Г. Белинский, Н.А. Некрасов, Н.В. Гоголь, А.И. Гончаров и др.
5. Использование многозначности слова в выразительных конструкциях. Как вы понимаете каламбуры: Судьба играет человеком, а человек играет на трубе…; Есть молодежь и есть молодежь? Составьте подобные каламбуры со словами: герой, литература, история, школа, благородный, доктор, ученый и т.п.
6. Дополните градационным рядом слов следующие фразы:
Из-за туч показалось солнце: …, …, …, …;
В Базарове привлекает …, …, …;
Слог Пушкина отличает …, …, …;
В каждой строчке стихотворений С.Есенина чувствуется …, …, …, … душа поэта.
7. Дайте спорную оценку о творчестве следующих поэтах и писателях: Пушкин, Лермонтов, Достоевский, Толстой, Островский. Как вы будете строить рассуждение по спорному утверждению?
8. Сформулируйте тему рассуждения по типу антитезы к характеристике одного из героев русской литературы (типа: Идеалы и иллюзии Чацкого; Преступление и наказание Ракольникова).
9. Составьте развернутую метафору или сравнение о поэзии, поэтическом слове, поэте, музыке и т.п., используя следующие символы: небо, окно, сердце, море, океан, книга, зеркало и т.п.
10. В описании пейзажа используйте оценочные слова: странно, потрясающе, удивительно, фантастически, дьявольски, сказочно, до слез, безумно, гармонично, печально, нежно, неторопливо и т.п.
11. В рассуждении о войне (о равнодушии, безрассудном отношении к природе и т.п.) используйте нанизывание вопросительных или восклицательных предложений: Неужели …! Неужели…! Неужели…! Когда же …? Когда же …? Когда же …? И т.п. По какому принципу вы будете чередовать данные предложения?
12. Трансформируйте безоценочные предложения в эмоционально окрашенные с явно выраженной субъективностью: Необходимо беречь природу; Каждый человек должен знать историю своей страны; Детство играет большую роль в становлении человека и т.п.
Образец урока
Тема: Содержательные и языковые особенности
публицистического текста (2 часа)
Цель урока – знакомство с причинами и аспектами выразительности публицистической речи, обусловленной функциями и сферой использования публицистического текста
Задачи урока:
Познавательные – повторение стилей, дифференциация признаков стиля на содержательные и языковые, знакомство с понятием стилевого средства, экскурс в историю русской публицистики, знакомство с жанровым разнообразием публицистического стиля.
Развивающие – развитие навыков распознавания стилевых особенностей текста, навыка комплексного анализа текста, развитие навыка культуры речи;
Воспитательные – воспитание вкуса к публицистической, выразительной речи, любви к русской литературе и русской речи, стимулирование творческого интереса к газетно-журнальной речи.
Оборудование: тетради, учебник А.И.Горшкова «Русская словесность. От слова к словесности» и «Русская словесность. Сборник упражнений», распечатанные образцы текстов, словарики выразительных средств русского языка.
Эпиграф к уроку:
Журнальная литература, эта живая, свежая, говорливая, чуткая литература, так же необходима в области наук и художеств, как пути сообщения для государства, как ярмарки и биржи для купечества и торговли. Она ворочает вкусом толпы…Ее голос есть верный представитель мнений целой эпохи и века, мнений, без нее бы исчезнувших безгласно… (Н.В.Гоголь)
Ход урока.
Организационный момент:
Повторение: стили, их дифференциация, сферы функционирования, выразительные стили русской речи.
Вступительное слово учителя: понятие и функции публицистического стиля, становление стиля связано с историей русской публицистики.
Сообщение ученика: «Из истории русской публицистики» (первые газеты и журналы; слово, обращенное к широкому кругу читателей в древнерусской литературе; газетно-журнальная жизнь в XIX веке, роль газет и журналов в культурной жизни общества, их влияние на русскую литературу: деятельность журналов («Сын отечества», «Северная пчела», «Библиотека для чтения», «Московский наблюдатель» и др.), деятельность Г. Греча и других издателей, образ «книгопродавца» - издателя и журналиста в русской литературе, литературно-критическая деятельность многих писателе и поэтов; роль литературно-художественного журнала в ХХ веке. (Основные имена, названия записаны на доске, возможно использование портретов и репродукций)
Обсуждение эпиграфа.
Беседа об известных учащимся произведениях литературной критики и русской публицистики.
Сообщение второго ученика: жанры публицистики, их особенности, функция эмоционального воздействия как ведущая функция публицистического стиля.
Запись в тетрадь: записываются основные положения, связанные с теорией публицистического стиля.
Наблюдение над текстом: учебник А.В. Горшкова (2-я часть), чтение фрагментов из публицистических статей С. Есина, С. Сухой и др.
Вопросы:
Что общего в тематике или языке этих текстов?
Какие темы характерны для публицистики?
Как автор представляет себя в рассуждении?
Что значит «мнение» в публицистическом тексте?
Важен ли читатель для автора публицистического текста?
Запись в тетрадь: особенности публицистического текста.
| Содержательные особенности публицистического текста | Языковые особенности публицистического текста |
| 1. Тематика: политика, социальная, экономическая жизнь общества, культура, искусство, история, психология, морально-нравственные проблемы современности. | 1. Лексические особенности: обилие оценочных и стилистически окрашенных слов и выражений. |
| 2. Смысловая и эмоциональная выразительность рассуждения. | 2. Использование личных местоимений: я, мы, вы. |
| 3. Субъективность рассуждения. | 3. Наличие иностилевых элементов (разговорных, просторечных, научных, канцеляритов), разнообразие их функций. |
| 4. Явная и неявная объективация читателя. | 4. Наличие художественных средств. Наличие средств эмоциональной выразительности (междометия, восклицания, вводные слова и т.п.). |
| 5. Сочетание функции информации и воздействия на читателя. Ярко выраженная авторская оценка. | 5. Наличие информативных элементов (имена собственные, даты, топонимы и т.п.). |
Смысловая структура публицистического текста:
Сообщение, информация в тексте, его толкование (беседа по тексту В.Г. Белинского – образцы на столах)
По каким признакам этот текст можно отнести к публицистическому стилю?
Выразительные средства, записанные в словарике, - в текстах каких стилей они могут встретиться? (художественный, публицистический, разговорный) Найти выразительные средства в данном текстах.
Средства выражения «голоса» автора.
Средства выражения иронии.
Обобщение материала
Устная беседа
Домашнее задание
Выбрать и проанализировать фрагменты из известных критических статей: найти признаки публицистического стиля.
«ВОЛГА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ»
Сторожева Татьяна Юрьевна,
учитель русского языка и литературы
МОУ «СОШ №6 г. Петровска»
Пояснительная записка.
Элективный курс «Волга в русской литературе» предназначен для старшеклассников, выбравших гуманитарный или филологический профиль обучения, и может быть использован в качестве дополнения к основным курсам литературы. Он направлен на обобщение и систематизацию знаний об истории, теории литературы, различных видах анализа текста.
Данный курс развивает:
- способность видеть динамику развития темы волга в русской литературе и развитие литературного процесса в целом;
- способность видеть и понимать смысловые акценты в творчестве писателей;
- умение исследовать художественный текст;
- способствует формированию целостного представления о литературном процессе, воспитывает чувство гордости за свою страну.
Задачей курса является формирование литературоведческих навыков путем включения в следующие виды деятельности:
- исследовательскую (анализ эпизода, композиции, выразительных средств языка, детали, сопоставление произведений художественной литературы и выявление в них общих и своеобразных черт),
- поисковую (самостоятельный поиск ответа на проблемные вопросы, комментирование художественных произведений), творческую (сочинение разных жанров, доклады, сообщения, выразительное чтение художественных текстов, устное словесное рисование и другие задания).
Программа предусматривает использование различных видов индивидуальных и групповых заданий, что направлено на формирование навыков не только самостоятельной работы, но и работы в группе.
Курс, рассчитанный на 36 часов, состоит из отдельных модулей, включающих в себя несколько уроков.
Для курса характерны следующие особенности:
- организация обучения творческой и научно-исследовательской деятельности;
- формирование творческого отношения к работе;
- развитие культуры речи;
- возможность для самовыражения школьников, проявления самостоятельности.