Сопредседатели Оргкомитета: филатов сергей Александрович

Вид материалаДокументы

Содержание


Страна моя, мятущаяся Русь!
Филатов с.а.
Виктору Леонидовичу Шейнису
Филатов с.а.
Бабурин с.н.
Бабурин с.н.
Подобный материал:
1   ...   17   18   19   20   21   22   23   24   25

«Первый Съезд народных депутатов Российской Федерации и сегодняшний финансово-экономический кризис».


Уважаемые коллеги!

Первый Съезд народных депутатов России был очень существенным шагом на пути к смене в стране общественно-политической формации. Сегодня ситуация в стране и в мире очень напоминают ту, которая была во времена Первого Съезда.

Среди различных причин смены общественно-экономической формации в то время я хотел бы обратить внимание на одну, а именно: регулятором экономики при социализме была исключительно плановая система, которая в своем изолированном виде, конечно же, себя изжила и привела к краху страны. Так вот, сегодня на наших глазах в России и в мире рушится нынешний регулятор экономики – финансы. И это может привести либо к смене общественно-экономической формации, причем не только в России, отнюдь, либо к краху экономики и цивилизации.

Сегодня очень часто слышатся бодренькие заявления о том, что кризис начинает заканчиваться, что все в порядке. Я считаю, что эти заявления абсолютно не соответствуют действительности. А руководители подавляющего большинства стран мира занимаются не устранением причин кризиса, а лишь мелким косметическим ремонтом.

На первый взгляд, казалось бы, нет никаких причин для кризиса. В самом деле, на нашей планете еще достаточно природных ресурсов, научно-технический прогресс идет огромными темпами. Взять хотя бы информационные технологии, которые за последние четверть века перевернули мир. И вот на этом фоне разговоры о каком-то кризисе звучат смешно и нелепо. А этот кризис, на самом деле, является катастрофической ошибкой тех людей, которые стоят у руля мировой политики и экономики. Финансисты и бизнесмены, преследуя лишь собственные интересы, никогда не вытянут планету из кризиса. Предотвратить крах, вытянуть планету из кризиса могут только очень сильные политические лидеры, но для этого нужна огромная политическая воля. Я знаю один яркий такой пример, он всем известен, Франклин Рузвельт во времена Великой депрессии. Кстати, сегодня Барак Обама начинает делать первые робкие шаги в этом направлении.

Научно-технический прогресс, высокие технологии, реальный сектор экономики – это суть экономики, ее двигатель, а финансы – всего лишь регулятор. И этот регулятор, по крайней мере, в принципе, может быть заменен другим. Сегодня уже развиваются пластиковые электронные карточки, которые в какой-то мере являются не совсем деньгами. Суть мирового финансового кризиса в сбое именно финансово-экономического регулятора, в эмиссии ничем не обеспеченных долларов, особо подчеркну – в спекулятивной роли финансов, в финансовых пирамидах, в ипотеке, в кредитах и т.д. Основа же экономики, как я упоминал, реальный сектор и научно-технический прогресс, никаких сбоев не дает.

Особо остановлюсь на одном из самых уродливых явлениях финансовой системы – финансовых пирамидах. Несомненно, родиной финансовых пирамид являются Соединенные Штаты. С глубоким прискорбием на второе «почетное» место я должен поставить нашу Родину. Перечислю несколько основных финансовых пирамид США. Бумажная пирамида доллара, фантастических размеров ипотека, финансовая пирамида Мэдофа, объем которой составляет 65 млрд. долларов, его сегодня привлекают к суду, ему грозит 150 лет тюремного заключения.

Несколько основных пирамид Российской Федерации. Пирамида Мавроди, пирамида государственных краткосрочных облигаций господина Чубайса, приведшая к дефолту 1998 года, к обесцениванию вкладов населения в банках в несколько раз. Кстати, Чубайса сегодня никто ни к какой ответственности не привлекает. Далее. Многочисленные финансовые пирамиды в строительстве, которые с треском лопаются, оставляя людей и без денег и без квартир. Для примера. В 2006 году обманутыми вкладчиками стали 80 тысяч семей.

С самого начала финансового кризиса основные усилия руководителей страны, и России, и многих других стран, к сожалению, были направлены на спасение и стабилизацию финансовой банковской системе. Это принципиально порочная политика, которая еще более затягивает планету в кризис. Основное внимание должно быть уделено, как я уже сказал, научно-техническому прогрессу и реальному сектору экономики, а финансы необходимо коренным образом преобразовать и резко сократить, в первую очередь, ограничив спекулятивную роль финансовой системы. Именно так в свое время поступил Франклин Рузвельт.

Приведу некоторые исторические аналогии из деятельности Франклина Рузвельта. Утром 5 марта 1933 года только что избранный президентом Рузвельт впервые проснулся в незнакомой спальне Белого дома. Он позавтракал в постели, оделся и затем камердинер отвез его на инвалидном кресле в Овальный кабинет. Когда Рузвельт остался один, он откинулся на спинку кресла, немного забылся и затем отчаянно закричал. Очнувшись, он понял, что кричал он, осознав тот груз ответственности и трагической ситуации, которая царила в Соединенных Штатах.

Первое, что сделал Рузвельт, напоминаю, 5 марта 1933 года, издал Прокламацию о закрытии всех банков до 9 марта – на четыре дня. На этот день была созвана чрезвычайная сессия Конгресса. 9 марта конгрессмены и сенаторы собрались в Капитолии. Президент предложил Конгрессу чрезвычайный закон о банках, по которому банки могут быть открыты только после того, как их состояние после ревизии будет признано здоровым. В Палате представителей закон был принят единогласно, в Сенате – 73 голосами против 7. Так вот, после принятия этого закона навсегда закрылись свыше 2 тысяч американских банков.

Вернемся к современности. В конце 2009-2010 года Барак Обама начал массированное государственное вмешательство в работу частных банков. 28 октября 2009 года был выдвинут законопроект, по которому государство имеет право делить на части и даже закрывать те частные предприятия, в том числе и банки, которые угрожают финансовой стабильности страны. 22 января этого года Барак Обама произнес весьма знаменательную фразу. Он сказал: «Мы до сих пор работаем по тем правилам, которые привели нас к кризису». А даже самый отчаянный финансовый спекулянт Джордж Сорос 2 марта этого года заявил, что рынок не может сам себя регулировать, а нынешний кризис обусловлен фундаментальными проблемами современной экономики.

Как обстоит сегодня дело в России? Я сопоставил парочку высказываний. Одно – министра финансов Кудрина, который неоднократно утверждал, что, благодаря его подушке безопасности Россия переносит кризис лучше, чем остальные страны мира. Второе – Президента Медведева. Вы знаете, есть такой. Так вот, он утверждал, что, благодаря сырьевой направленности российской экономики, Россия переносит кризис хуже, чем другие страны мира. По крайней мере, в этом пункте я больше склонен верить Президенту, чем министру финансов.

Кстати, в начале этого года Кудрина не приглашают на совещание министров финансов «Большой восьмерки» в Канаде. Я полагаю, что это трезвая международная оценка блестящей деятельности нашего министра финансов. Сегодня Россия среди 200 стран мира занимает по инвестиционной привлекательности 120 место, по качеству жизни 116 жизни, по уровню развития информационных технологий 80 место.

Вы знаете о том, что число миллиардеров за год кризиса в России возросло с 49 до 77, а их состояние увеличилось в 2 раза. Для сравнения. В богатейшей Германии 52 миллиардера, в Испании – 11, в Италии – 9. Одновременно с этим можно указать на такой весьма своеобразный факт, что с 1 января этого года Правительство сократило финансирование высших учебных заведений страны от 5 до 15%, разные вузы. Таким образом, социальное расслоение в России растет. Кстати, позавчера я обратил внимание на очень интересное сообщение. Вновь избранный премьер-министр Великобритании и премьер-министр Испании объявили о сокращении зарплаты, внимание, – себе и своим государственным служащим. Я понимаю, что говорить об этом в России – это чистейший идеализм, но любопытно.

Кстати, с неделю назад мне позвонил наш коллега Анатолий Сергеевич Бараненко, работающий и живущий в городе Копейске Челябинской области, доктор исторических наук, профессор. И он мне говорит, что приехать на Конференцию не могу, я – директор школы, у меня зарплата 8 тысяч рублей и еще 6 тысяч рублей я получаю на полставки, как профессор. Но если сопоставить с продекларированным доходом Чубайса, получается, что Чубайс получает в 100 раз больше, чем какой-то несчастный профессор Бараненко, а доходы Чубайса в 15 тысяч раз превышают доходы профессора Бараненко. Напомню, что господин Чубайс отнюдь не частный бизнесмен, а государственный чиновник. А сколько в России еще таких макро- и микрочубайсов?

Уважаемые коллеги, я полагаю, что уместно будет закончить мое выступление, к сожалению, времени мало, в статье моей, опубликованной в «Советской России» год назад вводятся конкретные предложения. А я в заключение позволю себе прочитать одно из своих стихотворений.

Страна моя, мятущаяся Русь!

Давай с тобой поговорим немного.

Я на тебя надеюсь и молюсь,

Иду с тобою в дальнюю дорогу.

Страна моя, есенинская Русь!

Скажи мне, что же с нами происходит?

С тобою вместе я куда-то мчусь,

Удачи вот, увы, не к нам приходят.

Страна моя, мятущаяся Русь,

Есенинские белые березы,

Тебя судить я в жизни не берусь,

Но все крепчают бури и морозы.

Мне кажется, нарушен ход времен,

Иль, может, сами мы его сломали.

Колоколов негромкий перезвон,

От неудач мы так уже устали!

Страна моя, расхристанная Русь!

Я вопреки судьбе еще надеюсь,

О, светлая есенинская грусть,

В лучах которой я порою греюсь.

Страна моя, есенинская Русь,

Я за тебя Создателю молюсь!

(Аплодисменты).

ФИЛАТОВ С.А.

Уважаемые коллеги, я хочу принести свои извинения. Видимо, немножко грубовато получилось в нашем диалоге здесь. Несмотря на то, что я защищал спокойствие нашей конференции, тем не менее, товарищ, который был у микрофона, наверное, все-таки, на мой взгляд, был прав. И здесь правильно меня поправили. Я бы хотел, чтобы мы действительно отдали память тем людям, которые защищали свободу, защищали парламентаризм в разные периоды нашей жизни. И это не депутаты, как правило, это простые люди, которые очень болели за то, что мы делаем. И на какой бы стороне они не находились, они все-таки по-своему, по своим взглядам, наверное, были правы. Я прошу вас, давайте почтим память этих людей вставанием.

(Минута молчания).

Спасибо.

Слово предоставляется Виктору Леонидовичу Шейнису – главному научному сотруднику Института мировой экономики и международных отношений.

шейнис в.л.


«Невыученные уроки времени перемен»


Уважаемые коллеги, соратники, друзья, товарищи и оппоненты!

Здесь сегодня проходит встреча людей, лучшие годы которых приходятся, я думаю, что я не преувеличиваю, на то время, когда происходил Первый Съезд народных депутатов. Нам дорог этот Съезд, нам дорога та атмосфера, которая царила на Съезде, нам дорога даже та эйфория, даже те иллюзии, которые мы с вами разделяли. Съезд отразил то общество, которое тогда существовало. Он был разным, как было разным наше общество. И сегодня мы тоже разные. Это отчетливо проявилось в выступлениях, и не только в выступлениях, а в обмене мнениями, который происходил в кулуарах.

Мы 20 лет тому назад были воодушевлены тем, что вот впервые перед страной открылась перспектива перехода к демократии, перехода к всеобщему благосостоянию, к расчету с тем режимом, который исковеркал жизнь миллионов людей. Сегодня мы видим, что это не осуществилось. Вообще говоря, в этом ничего удивительного нет. История всех революций, а то, что у нас происходило, несомненно, было по смыслу, по содержанию, по масштабу революционным переходом, так вот, история всех революций показывает, что никогда те, кто участвуют в революции, не получают того, к чему они стремились.

Правда, здесь можно сказать, что в последней четверти ХХ века переход от различных вариантов тоталитарного и авторитарного строя происходил во многих странах. И наблюдая то, что происходило далеко не в самых продвинутых странах, наблюдая то, что происходило в Южной Европе, в Латинской Америке, поодаль и поблизости, мы видим, что наша страна оказалась не в лучшем положении, пришла не с лучшими итогами.

И тогда возникает вопрос, почему так произошло? Мы мучительно пытаемся дать ответ на этот вопрос, старые русские вопросы: кто виноват? что делать? И еще один иронический, прибавленный к ним вопрос: как же так, почему эти вопросы все время возникают здесь? Я согласен со многим из того, что здесь говорилось. Но мне хотелось бы поставить акцент на том, что не говорилось.

Дорогие друзья, мне кажется, что мы, встретившись 20 лет спустя, слишком снисходительны по отношению к самим себе. Виноваты все. Виноват Горбачев, виноват Ельцин, виновата система, не будем говорить о нынешних правителях. У меня нет особых симпатий к тем, кто управляет сегодня нашей жизнью. Но сегодня мне хотелось бы говорить не об этом, а о нашей собственности ответственности, о том, что мы сами недоглядели, о тех уроках, которые мы должны вынести. Потому что ведь 20 лет прошли не зря. За 20 лет многое стало хуже, во многом мы откатились назад – и в свободах, и в политическом режиме, и в структурах гражданского общества. Все это так. А вот мы умнее стали? Мы поняли, как и почему это произошло? В чем наша собственная ответственность? У нас было огромное влияние на ход событий.

Мне эмоционально очень импонирует выступление Александра Владимировича Руцкого. Я за то, чтобы собираться, обсуждать. Но, давайте смотреть реально на вещи. Во-первых, никакую объединенную партию мы не создадим. Мы разные, и остались, и останемся разными. Мы представляем некий сколок общества начала 90-х годов. Но главное не в этом, а в том, что мы-то можем предложить очень многое. И здесь звучали разумные идеи. Но кто нас будет слушать? Какова степень нашего влияния на ход событий?

И здесь мне бы хотелось очень кратко сформулировать несколько невыученных уроков.

Первый урок. Урок, который сводится к вековой болезни России, к недостатку нашей политической культуры, к отсутствию в нашей политической культуре традиций диалога, традиций компромисса, нет, не любого компромисса. Есть маргиналы, есть действительные экстремисты, с которыми никакого диалога и компромисса не получится. Но, вспоминая наш Съезд, я с горечью вспоминаю вот эти цифры – 535 голосов «за» Бориса Николаевича, 509, кажется, – против. Съезд был глубоко расколот. Я голосовал за Ельцина, я был рад этой победе, я находился в состоянии эйфории. И сегодня, оглядываясь назад, я не вижу альтернативы. Но мы не создали эту альтернативу, мы не попытались найти нечто, объединяющее большинство Съезда. Это, по-моему, одна из главных бед нашей политической культуры.

Второе. Наш парламент. Здесь было сказано очень много хороших слов о парламенте, о том, какой он был замечательный, как он хорошо был выбран. Дорогие друзья, давайте не самообольщаться. Парламент был тоже носителем и передового и негативного. Парламент все-таки не вышел на уровень парламентаризма. Мы сами создали рядом с парламентом мощный инструмент, который, в конечном счете, конфликтуя с парламентом, парламент разрушил. Но парламент несет за это тоже определенную ответственность.

Здесь много говорили о крушении Советского Союза. Я не принадлежу к тем, кто считает, что это крушение – величайшая геополитическая катастрофа ХХ века. Вспоминали Беловежье. А вспомнили ли вы, вспомнили ли мы, что мы сделали со своим предшественником – с союзным парламентом? Я со стыдом и позором вспоминаю последний Съезд союзного парламента. Здесь верно было сказано, что поле битвы принадлежит мародерам. Но мы выступили как мародеры по отношению к союзному парламенту. (Аплодисменты). И выборы 89-го года были, между прочим, тоже демократическими выборами в той мере, в какой это в то время было возможно.

Наши выборы были не первыми свободными выборами. Первыми выборами при всех ограничениях, которые можно отнести и к нашим выборам, были выборы 89-го года. Мы разрушили парламент. Мы предоставили в Союзе власть исполнительной власти. Вспомните, сидят два статиста – председатели палат – и 10 президентов. Это осталось единственной скрепой Союза. Что же удивляться, что произошло после этого?

И последнее. Дорогие друзья, я за то, чтобы изучать, анализировать. Здесь сегодня были произнесены очень хорошие мудрые слова о том, что происходило и как это важно осмыслить. Здесь были сказаны еще более важные слова о том, как надо попытаться представить программу преобразований нашей страны. Но будем отдавать себе отчет в том, что наше влияние, если я скажу не беспредельно, то это будет большим преувеличением. Собравшиеся в этом зале и те люди, которые принимают решения, это сегодня совершенно разные страты.

Поэтому мне кажется, надо их просвещать, надо пытаться оказывать на них влияние, надо им объяснять то, чего они не понимают или, точнее, не хотят понимать. Но есть вещь безусловная и это еще один урок из наших неудач, из того, что мы не сделали. Я не согласен с цитированным здесь уважаемым профессором Мамутом, который ставит знак равенства между государством и гражданским обществом. В самых демократических, в самых свободных странах государство и гражданское общество это разные вещи.

Так вот, мы, увлекшись политической борьбой, считая, что мы в политике решим все главные вопросы, совершенно не придали значения тому, что в России не складывалось гражданское общество. Сеть на уровне корней травы, на уровне низовой инициативы. Те отдельные явления, которые происходили в этой области, оказались совершенно вторичными по отношению к нашей работе.

Уважаемые друзья, мне много приходилось заниматься историей конституции в России. Один из известных специалистов по истории российского либерализма, говоря о конституции Николая II, который никогда не называл сам основные законы 23 апреля 1906 года конституцией, ибо конституцию он ненавидел, так вот, этот историк писал: «Я не согласен с тем, что это была уже конституция, и если она не была реализована в жизнь, а в ней было, между прочим, много и плохого и хорошего, что потом проявилось, то это связано было не с ее качествами, не с тем, что царь не присягал конституции, а с тем, что политическому строю не соответствовало состояние гражданского общества, не было гражданского строя в основе этой конституции».

Поэтому мой призыв заключается в том, чтобы каждый на своем месте, и это в пределах наших возможностей, делал то, что можно делать, а именно: пробуждать общественную инициативу, формировать низовые структуры гражданского общества. Вот это, по-моему, главный последний урок из всех уроков, которые мы должны сделать.

Спасибо. (Аплодисменты)

ФИЛАТОВ С.А.

Что у нас осталось у всех без изменений, так это превышение регламента. А я терпеть не могу прерывать людей, которые выступают.

Слово предоставляется Федору Вадимовичу Шелову-Коведяеву – директору по работе с экспертным сообществом Российского общественного политического центра.

шелов-коведяев ф.в.


«Внешняя политика России в начале 90-х: шансы и ограничения».


Дорогие друзья, у меня такой доклад, который относится к внешней политике, к ее шансам и ограничениям внешней политики раннего Ельцина. Что же были за шансы? Если говорить в общем, то центральный шанс был один. Это был шанс прорваться к новым международным отношениям, совершить прорыв к новой стилистике международных отношений, к реинтеграции Европы. Европы не как географического понятия, а как цивилизации. Потому что ни не можем жить, не понимая своего единства с цивилизацией Европы, ни остальная Европа, как показали последние 20 лет, не может развиваться в здоровом режиме, не понимая, что мы являемся восточным вариантом, но единой цивилизации.

Прорыва, в том числе, военно-стратегического, прорыва в сфере безопасности на основе глубокой интеграции с НАТО, в каких вариантах, это можно было бы обсуждать и тогда и сейчас, не буду об этом говорить, но, тем не менее, вот такого прорыва не случилось. Случился очень мощный рывок, и мы во многом продвинулись. И этот рывок не смогло аннулировать дальнейшее развитие событий. И сейчас, когда Медведев и Лавров говорят о необходимости нового поворота к западноевропейской цивилизации, новых шагов навстречу друг к другу, мы на самом деле возвращаемся в какой-то мере к той попытке прорыва, которая была осуществлена тогда.

Какие здесь были препятствия, какие здесь были, как говорили в XIX веке, обаяния, то есть некие заблуждения? Прежде всего, был романтизм. Романтизм был с обеих сторон. Романтизм, о который споткнулся Запад, заключался в следующем, они просто считали, что возможно переместить свои институты на новые географические пространства и все проблемы будут решены. Мы помним эти заблуждения, которые, в частности, вылились в странные рассуждения о конце истории или о конфликте цивилизаций, от которых их собственные создатели через какое-то время к концу 90-х годов отказались, увидев, что жизнь намного более многовариантна, чем им казалось.

В чем был наш романтизм? Я помню, что на одном из заседаний Верховного Совета, когда я говорил своим коллегам о том, что не надо рассчитывать на то, что американский конгресс будет решать наши проблемы за нас самих, я получил волну возмущения как раз со стороны своих сторонников, своих как бы либеральных единомышленников. То есть, был такой романтизм, ну как же, мы же совершили важные демократические шаги, и поэтому Америка теперь должна заниматься нашими проблемами, должна заботиться о нас. Был такой романтизм абсолютно необоснованный, потому что у американского правительства и Конгресса есть своя нация, и они должны заботиться о ней. С чего бы они должны заботиться о нас, если мы сами не хотим заботиться о себе?

Были, конечно, такие вещи, которые сейчас получили название ментальных карт, то есть, когда люди не могут выйти за определенные стереотипы. И эти стереотипы, конечно, давили и на нас, и на наших западных партнеров. Конечно, были частные интересы, как частные варианты этих стереотипов. Блестящим примером этих частных интересов можно считать то, в каком замечательном концерте, в каком замечательном сотрудничество, кооперации генералы нашего Генштаба, – все теперь уже отставники, – и натовские генералы развалили идею вступления России в НАТО. Работали с двух сторон, абсолютно понимая, что они делают, и абсолютно единодушно. Потому что и тем и другим не хотелось терять свою работу. Если бы Россия тогда в 1991-м, 1992-м, 1993-м году вступила бы в НАТО, конечно, военная элита многих стран должна была бы быть сменена, потому что это были люди, которые привыкли видеть друг друга сквозь прорезь прицела, а должны были придти другие люди, которые должны были бы устанавливать новую кооперацию. Так вот, концерт был фантастический.

Какие ограничения? Здесь Виктор Леонидович уже кое о чем сказал. Первое и главное ограничение, которое я вижу для развития не только внешней политики, новой прорывной внешней политики, с которой выступил тогда Борис Николаевич Ельцин, заключалось в том, что у нас, у русского общества в широком, в политическом, а не в этническом, смысле этого слова не было опыта жизни одновременно и в рынке, и в условиях демократии.

Опыт жизни в рынке до 1917 года существовал, но назвать ту систему демократической в полном смысле у меня не поворачивается язык. После этого не было ни рынка, ни демократии вообще. То есть, была совершенно новая ситуация, и эта ситуация была ситуацией ограничения наших действий как во внутренней политике, так и во внешней.

Второе, что нас кардинально отличает от стран Центральной и Восточной Европы? Это то, что у нас не было альтернативной, то есть независимой от номенклатуры элиты, интеллигенции. То есть, была интеллигенция правозащитная, которая была очень локализована, и была интеллигенция, интегрированная в номенклатурные расклады, так или иначе, то, чего в значительной степени не существовало ни в Польше, ни в Чехии. То есть, там существовал широкий слой независимой альтернативной интеллигентной элиты, которая могла моментально придти на смену старой элите. У нас эти условия тоже отсутствовали.

Безусловно, у нас отсутствовала культура диалога. И именно поэтому у нас отсутствовала ситуация, когда эта альтернативная элита поставила бы интересы страны выше своих собственных. То есть, мы все люди, мы все встраиваем свои интересы в какие-то другие. Но, как говорил канцлер Бестужев – один из фаворитов Анны Иоанновны – в адрес своего соперника – врача Лестока, который был вторым фаворитом, он говорил: «Мое отличие от Лестока заключается только в одном – я ставлю свои интересы после интересов страны, а он ставит свои интересы прежде интересов страны». То есть, как бы мы оба при власти, устраиваем свои дела, но в какой последовательности – вот, что важно.

И в этом, безусловно, до сих пор заключается отличие нашей страны от других стран. Потому что свои частные интересы элиты в любых странах самых демократических встраивают, находясь при власти. Но в отличие от других стран, у нас нет, как я считаю, проблем с демократией. У нас есть проблемы с коррупцией. Потому что могу сказать, как происходил процесс, который привел к отмене выборов губернаторов. Я при этом не присутствовал, но я знаю, как он происходил. Я не могу процитировать всего дословно, но ситуация была примерно такая. Пришли к Путину его единомышленники и сказали: «Ты смотри как хорошо на Украине! Там губернаторов назначают, они несут деньги. А у нас тратят миллионы долларов на выборы. Давай сделаем как на Украине, чтобы нам несли». Вот и все. Это не проблема демократии, это проблема коррупции. И то же самое можно сказать о многих других сторонах нашей жизни, которые нас не устраивают.

Еще одно ограничение – это разобщенность не только разных лагерей внутри депутатского корпуса, но и инвидуалистичность внутри нашего собственного, близкого мне либерального направления. Я имею в виду не только индивидуалистические настроения межличностные, но и то, что, когда я работал в исполнительной власти, однажды, это было летом 1992 года, я обратился к своим коллегам. Я сказал: «Чем вы, собственно, занимаетесь? Мы еще не получили по-настоящему власть, а вы уже занялись интригами между собой». Ну, вот никто не понял, о чем я им сказал. Сначала укрепитесь, а потом уже лет через пять начинайте выяснять, кто больше из вас матери истории дорог.

БАБУРИН С.Н.

Так это мы вам обязаны тем, что сейчас расцвет?

ШЕЛОВ-КОВЕДЯЕВ Ф.В.

Чего? Нет! (Аплодисменты). Сереж, ты как всегда все переврал!

Я сказал о том, что как раз пытался людей вразумить, но они не вразумились. Безусловно, у части старой номенклатуры, которой в регионах до сих пор все принадлежит, был интерес в хаосе, который возник. Потому что в этом хаосе было проще делать свои дела. Я имею в виду и Татарию, и Башкирию, и Якутию. И в этом смысле это тоже было большое ограничение.

Ограничение было и в том экономикоцентризме, который доминировал в 1990-е годы, когда считалось, что институты, в том числе и экономические институты, можно просто заимствовать и интегрировать. Ограничение заключалось в отсутствии базовых культурных знаний о том, что культуры так не живут, что пересаживать автоматически не получается. И то, что работает где-то очень здорово, не будет работать в любом другом месте так же здорово, потому что там другая среда. Отсутствие этого хорошего базового культурного образования очень сказывалось у многих.

Как один из последних моментов хочу назвать ограничение собственно внешней политики. Это бывшие обязательства, которые были набраны еще до нас. Потому что все кредиты, которые получал Горбачев в последние годы, все брались под политические обязательства. И поэтому Ельцину вести себя политически иначе во многих случаях было просто невозможно потому, что это было связано с теми деньгами, которые невозможно было возвратить. Надо было получать отсрочки по кредитам, а кредиты были взяты под политические обязательства. И это было колоссальное ограничение для Ельцина.

Наконец, было и такое ограничение, которое звучало в этом зале сегодня, которое до сих пор не отрефлексировано, не понято, что любое развитие, любая реформа ведет к ущербу уровня жизни. Это неизбежно, в отличие от роста, который просто как бы механически продолжается. Почему до сих пор Правительство у нас не может перейти к инновациям? Потому что оно понимает, что тогда неизбежно будет падение очень многих показателей. Это как ремонт в квартире. Когда вы делаете ремонт в квартире, то прежде чем получить новое жилище, вы получаете падение уровня жизни, потому что у вас полный беспорядок.

Конечно, были химеры, которые до сих пор мучают многих. Химеры, связанные с непониманием того, что обеспечивает величие страны в современных условиях. То, что называется soft power сейчас. Об этом много написано, поэтому перефразировать не буду. Так что было непонимание тактического маневра, который должен быть совершен.

Спасибо. (Аплодисменты)

БАБУРИН С.Н.

Слово предоставляется народному депутату Российской Федерации Валерию Федоровичу Меньщикову – члену Совета Центра экологической политики России.

меньЩиков в.ф.