Geum.ru

Язык и межкультурная коммуникация: современное состояние и перспективы Сборник материалов

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   48

О.А.Кувшинникова,


к.ф.н., ст. преподаватель кафедры русского языка и литературы

Восточно-Казахстанского государственного

университета им.С.Аманжолова,

г. Усть-Каменогорск


Фрагменты концептосферы лирики Павла Васильева в «зеркале» диалога культур (к проблеме художественного портрета)


Одним из актуальных направлений филологических исследований остаётся изучение различных «срезов» языка в антропологическом ракурсе, который предполагает установку на расширение границ лингвистического описания посредством установления его связей с другими отраслями гуманитарного знания: литературоведением, философией, психологией, культурологией. Художественный текст интерпретируется как «аккумулятор» духовного человеческого опыта, носитель особой гносеологической функции (работы Ю.М.Лотмана, В.В.Иванова, Ю.Е.Прохорова, В.В.Савельевой, О.А.Бердниковой и других ученых).

Творчество поэта Павла Николаевича Васильева характеризует исключительная насыщенность культурологическими смыслами, восходящими к семиотическим сферам нескольких культур, организация диалога которых - суть способа авторского поэтического мировидения. Важной составной частью концептосферы васильевской лирики выступают образы, закреплённые за отдельными знаками-символами, отражающими различные фрагменты «духовного» постижения мира. Фольклорно-мифологические корни, характеризующие поэтику этого автора, обусловливают органичное слияние в ней мотивов сказочности и язычества. Рассмотрим особенности организации «поликультурного диалога» на примере женского художественного портрета.

Героиня лирики П.Васильева неоднозначна: в ней соединились черты биологического и социального, естественного (природного) и «рукотворного» начал: «лесная княгиня» и «купеческая дочь», «жеманница», «плутовка», «В девку переряженное Лихо», «Девка расписная, Дура в лентах, серьгах и шелках» и «монгольская княжна», «медынь», «зазноба» и «каменные женщины» (здесь и далее авторские тексты цитируются по изданию: [Васильев, 1999]). Наряду с мифологическими и фольклорными реминисценциями в лирическом портрете нашли отголоски мотивы библейской культуры: «Рассыпаясь, летят по твоим волосам Вифлеемские звезды российского снега».

Полнее раскрыть внутренний мир васильевской героини и дать внешнюю характеристику помогают символические детали, несущие глубинный аксиологический смысл. В частности, в портретных описаниях обнаруживаем примеры «вкрапления» концептов, восходящих к разным семантическим сферам:

- национально-географические: «И бежит в глазах твоих Россия»;

- флористические (концепты-фитонимы): «не хочу, чтоб, вьюн в цвету, Ты на груди моей завяла»;

- концепты-фаунонимы: «Юбок ситцы и глаза волчицы», «я душил ее руки, как шеи Двух больших лебедей»;

- концепты, связанные с миром космоса, небесной сферой: «Вместо серег две луны»;

- концепты темпорального характера (отражающие отрезки времени, сезонные циклы): «Весна же просто нежилась пока В твоих глазах», «Лето пьет в глазах ее из брашен»;

- концепты, запечатлевающие мир искусства («Чтобы ты, мне верная до гроба, Моя медынь, моя зазноба, Над миром песней поднялась», «Веселая, забытая, родная, Звучала ты, как песня за рекой»);

- духовные концепты: «Ты похожею будешь на дальний дымок, На старинные песни, на счастье похожа!», «ты была сходна с любви напевом, Вся нараспев»;

- колористические концепты: «Ты уходила в рыжине и славе», «светлая Наталья», «Настя, Настенька, Анастасия, Почему душа твоя темна?».

Одной из образных доминант в структурировании женского художественного портрета является архетип птицы. Продуцирование смыслов, связанных с этим образом, характеризуется символической множественностью: с одной стороны, птица - воплощение «воздушной стихии», свободы, полёта (поэтому в разных культурах через этот образ трактуются различные формы проявления духовного начала), с другой – зависимость разных видов от изменяющихся условий окружающей среды, образ жизни (перелёт, гнездование, одомашненность) превращает птицу в один из символов родственных связей, зарождения и стабилизации межличностных отношений (вспомним традиционную символическую модель уподобления домашнего очага гнезду).

Способы образной трансформации фрагментов семантического ореола этого концепта, обнаруживаемые в лирике П.Васильева, обращены к разным моделям действительности (языческой, фольклорной – сказочно-песенной, собственно художественной): «О чем глаз на глаз нынче станет Кума беседовать со мной? Луну покажет из-под спуда, Иль полыньёй растопит лёд, Или синиц замерзших груду Из рукава мне натрясёт?» («В степях немятый снег дымится») – в данных строках – благодаря воспроизведению отдельных деталей сказочного сюжета – возникают аллюзийные связи образа Кумы с образом Царевны, выпускающей из рукава птиц. Фольклорно-мифологические корни имеет также мотив превращения женщины в птицу и рыбу: «Взмахни руками, обернись синицей И щучьим повелением явись!» («Не знаю, близко ль, далеко, не знаю…»). Синица в русской фольклорной и – позже – книжной традиции связана с водной стихией: «Синица хотела море выпить, - не выпила: только славу сделала», «Летела синица море зажигать: море не зажгла, а шуму наделала» (фольклор); поджог моря синицей – народный мотив, положенный в основу сюжета басни И.А.Крылова «Синица». Благодаря множеству воскрешаемых ассоциативных смыслов («Глаза твои – в них пролетает дым», «Звучала ты, как песня над рекой», «Так в сказках наших в воды колдовские Ныряет гусь за золотой серьгой») в семантическом пространстве стихотворения П.Васильева реконструируется сценарий волшебного действа, превращения, субъектом которого выступает лирическая героиня.

В особом - васильевском - ключе единства мироздания воссоздан женский портрет в стихотворении «Не добраться к тебе! На чужом берегу…» (1932): «Звонким пухом и синим огнем селезней, Чешуёй, чешуёй обрастай по колено, Чтоб глазок петушиный казался красней И над рыбьими перьями ширилась пена». Изображение возлюбленной приёмом художественного синтеза родо-видовых признаков двух зооморфных «персонажей» - птицы и рыбы – обусловлено целостным содержанием произведения, представляющего собой философскую «загадку», корни которой уходят в глубину веков. Известно, что древнее сознание - на разных этапах своего развития - породило целый ряд полиморфных существ, образы которых впоследствии получили широкое распространение в мировом искусстве: кентавр (человек-конь), пери (женщина-птица), сирена (женщина-птица) кинокефал (человек-собака), андросфинкс (человек-лев), ламия (женщина-змея); в славянской мифологии черты полиморфизма нашли воплощение в образах женщин-птиц (Сирин и Алконост). По типу совмещения родо-видовых признаков отдельных представителей животного мира в мифах разных стран воссозданы зооморфные существа грифон (лев-орел), гиппокамп (конь-рыба), ассида (птица-верблюд), камелопад (леопард/пантера - верблюд) и под. В мировом и русском искусстве первой половины 20-го века концептуальная модель «птица-рыба» воспроизводится в контекстах, тяготеющих к подчеркнуто условному изображению мира, фантасмагории (сюрреалистическое полотно Сальвадора Дали «Мелкие останки» (1927-1928)) или используется в границах метафорической картины мира («Как облаков продольных паутинки Пронзает солнце с муравьиный глаз, А птицы-рыбы, черные чаинки, Чертят лазури зыблемый топаз!» - М. Кузмин, «Фузий в блюдечке», 1917). Неслучайность художественного осмысления этих представителей царства животных в варианте единого образа «птиц-рыб» можно объяснить данными об их эволюционной связи: в биологии получила широкое распространение концепция, согласно которой птичьи перья являются результатом исторического изменения чешуи рептилий [Щербаков]. Переплетение в произведении П.Васильева деталей традиционно двух фаунонимических рядов - «птица» («Звонким пухом и синим огнем селезней», «глазок петушиный») и «рыба» («чешуёй, чешуёй обрастай по колено», «над рыбьими перьями») - обеспечивает внутреннее родство с «природной» стихией, динамическое развитие образа, погружая его в контекст древнего мировосприятия, когда фрагменты действительности (антропологические, фаунонимические, флористические) четко не дифференцировались человеческим мышлением.

Важное место в лирическом портрете героини занимают образы водоплавающих птиц: лебедей, гусей. В культуре разных народов водоплавающая птица - воплощение мыслей о женской красоте, чистоте и нежности, и у П.Васильева лебедь – прежде всего эстетический эталон, символ изящества и грациозности, через этот образ описывается женская красота: «(…) я душил ее руки, как шеи Двух больших лебедей (…)», «Лебяжьей шеей выгнута рука».

В русле народно-песенной традиции даётся портрет героини «Песни о Серке» - произведения, представляющего собой интерпретацию отдельных жанровых разновидностей казахского фольклора. Возлюбленная джигита Серке - «девушка Белая, как гусь, Плавная, как гусь на воде» («Песня о Серке», 1931). Белый гусь – один из древних тотемов казахского народа (существует версия, согласно которой происхождение этнонима «казах» связано с понятием “казак – подобен гусю” [Казахский мифологический словарь]).

Таким образом, женский лирический портрет в творчестве Павла Васильева отличается генетической многослойностью, самобытностью, семантической ёмкостью: в нём органично соединены фрагменты мифологической, фольклорной, литературно-книжной традиций.


Литература


1 Васильев П. Избранное. Стихи. – Павлодар: НПФ ЭКО, 1999. – 168 с.

2 Щербаков Б. Орнитология – наука аристократов // ko.narod.ru /scherbakov.php

3 Казахский мифологический словарь. Словарь понятий, терминов, сюжетов и имен, составленный на основе мифологии тюркоязычных народов // ссылка скрыта


к содержанию