Из интервью режиссера Андрея Тарковского

Вид материалаИнтервью

Содержание


Глава 7. психология мышления 295
Популярная история психологии
Джон Бойнтон Пристли, «Заметки на полях»
Джером Д. Сэлинджер, «Симор: введение»
Джером Д. Сэлинджер, «Симор: введение»
Глава 8. история «психологизма» в литературе j01
Из книги Диогена Лаэртского
Торнтон Уайлдер (1897
Джером Д. Сэлинджер, «Симор: введение»
Из книги: Потебня А.А., «Эстетика и поэзия»
Глава 8. история «психологизма» в литературе доз
Джером Д. Сэлинджер, «Симор: введение»
304 Популярная история психологии
Джером Д. Сэлинджер, «Над пропастью во ржи»
Хулио Кортасар, Из цикла «Материал для ваяния»
Подобный материал:
1   ...   30   31   32   33   34   35   36   37   ...   53
ГЛАВА 7. ПСИХОЛОГИЯ МЫШЛЕНИЯ 295

терных программ, которые создали люди. Получается, что не «Глубокая мысль» играет против человека, а коллектив ее создателей играет против чемпионов? Точнее, хитрая конструкция из соединительных проволочек и кремниевых кристаллов, созданная изобретательными людьми, коллективом людей, соревнуется в логической задаче с одной, талантливой личностью...

Когда-нибудь будут созданы шахматные компьютеры («Чересчур глубо­кие мысли»), которые будут просчитывать не десять слоев, а сто, тысячу, миллион — столько, сколько понадобится, чтобы вычислить все ходы про­тивника и ответные собственные ходы. Тогда «Чересчур глубокая мысль» может шокировать противника неожиданным заявлением на первом же ходу партии: «Белые выигрывают на 504 ходу, если начинают с Е2 — Е4». И шахматная игра превратится в занятие для детей, как «крестики-нолики». Но это будет очень и очень не скоро, потому что шахматы допускают 10 в 120 степени возможных развитии игры!

Поэтому для современных ученых важнее понять, на какой глубине, на каком слое есть смысл заканчивать анализ позиций шахматному компьютеру. Программисты уже научили машину не дублировать поиск и не просматри­вать одинаковые варианты (ведущие к одной и той же позиции). До недавне­го времени шахматный компьютер мог совершить своеобразное шахматное... самоубийство, внезапно пожертвовав несколько фигур- Это связано с тем обстоятельством, что если на последнем уровне расчетов компьютер добрал­ся до позиции, в которой у него будет материальное преимущество, то он будет стремиться к этой позиции. (Так и хочется сказать — бессознательно.) Сейчас во все шахматные программы введены так называемые стадии допол­нительного анализа. Дополнительный анализ исследует лишь те ходы, при которых теряются или приобретаются фигуры. Поиск хода не прекращается, пока не будет достигнуто «равновесие» по фигурам.

Что может быть проще чувства и памяти: ощущения тепла и холода, воспоминания о чем-то и... хода Е7 — Е5? Да, для человека это простые вещи, точнее — привычные. Но как же трудно их смоделировать! Еще труд­нее понять, как протекает литературное творчество, ведь в нем нет опреде­ленных «ходов», для него невозможно построить алгоритм, аналогию поня­тиям «шах» и «мат», оно неограниченно во времени... И все-таки попытаем­ся разобраться в секретах литературного мастерства, посмотрим на литера­туру с точки зрения психолога.

Ответ к задаче номер 1. Глава «Психология мышления»

Самые важные предметы — те, что помогают привлечь внимание к тер­пящим бедствие. Это горючая смесь — ее можно поджечь спичками; зерка­ло — с его помощью можно сигналить солнечными зайчиками. Следующие по важности предметы те, что утоляют жажду или голод. Это канистра с

296

ПОПУЛЯРНАЯ ИСТОРИЯ ПСИХОЛОГИИ

водой, шоколад, консервы и... полиэтиленовая пленка. С ее помощью можно собирать дождевую воду. Наименее важны радиоприемник без радиопередат­чика, компас и карты — ведь с их помощью ни передать сообщение, ни оп­ределить свое положение. Не нужно и средство от комаров — в Тихом оке­ане они не летают. А вот спирт может заменить йод и зеленку, на снасть рано или поздно удастся поймать рыбу. А про спасательный жилет, шнурок и нож и говорить нечего — ведь плот может прохудиться!

Итак, вот как выглядит первая пятерка — спасательный жилет, шнурок, нож, канистра с водой, зеркало. Дополнительная пятерка — полиэтиленовая пленка, спички, консервы, шоколад, горючая смесь.

Ответ к задаче номер 2. Глава «Психология мышления»

Попробуйте перечитать условие задачи, мысленно ставя над задачами номера. «Сейчас вы будете решать задачу» — задачу номер 1. «Следую­щей» окажется задача номер 2. Задача номер 3 находится после «следую­щей». Вот что у нас получилось: «Если задача номер 3 окажется труднее задачи номер 2, то решив ее, вы перейдете к задаче номер 4».

Ответ к задаче номер 4. Глава «Психология мышления»

2 кубических метра воды, которые помещаются в будке, весят 2000 ки­лограммов, это 2000 : 60 = 33,333... читателей. В общем, 33 читателя мож­но «залить» в телефонную будку, а вот 34 — уже нет.

[лава 8. ИСТОРИЯ «ПСИХОЛОГИЗМА» В ЛИТЕРАТУРЕ

«Для меня литература (настоящая литература!) — это запись человеческого опыта, использующая много различных форм, манер и стилей. Опыт, разумеется, накаплива­ется и внутри и снаружи, и запись его может связать точнейшие и тончайшие впечат­ления от внешнего мира с самыми туманными и таинственными эмоциями, возникаю­щими в мире внутреннем (...) В юности, когда только что осталось позади раннее дет­ство, именно потому, что в эту пору все так ново, непривычно и увлекательно, мы особенно ощущаем воздействие чужого опыта. А такое воздействие, ощущаемое на разных уровнях личности, — это, на мой взгляд, и есть то, что заставляет прирож­денного писателя писать и писать, как бы оно ни было тягостно, как бы мало ни да­вало удовлетворения. Он должен творчески реагировать на это воздействие, для того чтобы хоть на время от него освобождаться. Всякое зло бьет по нему больнее, чем по большинству людей, и он вынужден как-то с этим справляться».

«Писательство, бесспорно, должно быть причислено к вредным профессиям; оно из­матывает и поглощает тебя всего без остатка. Часами сидишь один, как паук, и ткешь свою паутину. Творческий процесс может идти прекрасно, но переносить его результаты на бумагу — тяжкий труд».

Джон Бойнтон Пристли, «Заметки на полях»

Что такое творческое воображение

Зачем человеку воображение? Зачем думать о том, чего нет и, может быть, никогда не будет? Не лучше ли потратить время на изучение свойств, связей и отношений реальных вещей, предметов, людей?

Без фантазии и воображения мир стал бы намного скучнее и бледнее. Именно воображение позволяет нам выходить за пределы реального мира, свободно перемещаться в пространстве и во времени, проходить сквозь сте­ны, соединять несоединимое, уноситься мыслью в прошлое... С точки зрения психолога воображение — это особый, не сводимый ни к каким другим пси­хический процесс. Воображение создает образы предметов, людей, ситуаций, соединяя и перекомбинируя имеющиеся у человека знания, умения, мысли, идеи.

Именно поэтому творческому человеку так важно получить хорошее об­разование: чем больше знаний, тем больше возможностей для комбинации образов. Открывать новое можно лишь овладев всеми накопленными знани

299

ями в нужной области, иначе придется изобретать велосипед, ломиться в открытую дверь! Какие еще качества необходимы творческой личности и пи­сателю, в частности? Сначала ответим на другой вопрос: когда возникло во­ображение?

«Но чаще всего, особенно в наше время, о чрезвычайно плодовитом — хотя и стра­дающем поэте или художнике — существует твердое убеждение, что он хоть и суще­ство «высшей породы», но должен быть безоговорочно причислен к «классическим» невротикам, что он — человек ненормальный, который по-настоящему никогда не желает выйти из своего ненормального состояния...»

Джером Д. Сэлинджер, «Симор: введение»

Воображение было уже у первобытного человека — ведь нельзя вытачи­вать наконечник стрелы или копать яму для зверя, не предвидя результат этих действий. Поэтому когда первобытный человек ломал ветки и делал стрелы для лука, то в его голове работало воображение и в его сознании присутствовал образ готового лука и убитого стрелой зверя. Именно разви­тием воображения можно объяснить возникновение религии и суеверий. Чем больше развито воображение, тем страшнее: природа подавляет первобыт­ного человека, он не знает, чего ожидать через пять минут, — вот на гори­зонте показалась темная туча, что это значит? То ли будет дождь, то ли смерч, то ли это начинается солнечное затмение? Первобытный человек ни­чего не может объяснить, и у него нет выхода, как считать, что грозовая туча — месть богов за что-то...

Воображение не пассивно, оно тесно связано с волей, но некоторые психологи до сих пор считают; что все открытия сделаны в результате слу­чайного совпадения нескольких образов или случайного столкновения чело­века с неким предметом, другим человеком, обстоятельствами. Получается, что для создания нового, творческого продукта нужно ждать счастливого случая?

Нет, воображение всегда преднамеренное (чистым примером непредна­меренного воображения могут служить сны). Воображение связано с усили­ем. Вспомните, как ребенком вы придумывали «историю», чтобы избежать наказания за разбитую вазу или разорванные брюки-кофточку-платье. Вы фантазировали не свободно, а с усилием, может быть даже мучительно. Вы верили в ту ситуацию, которую придумали. Она для вас полностью заменила настоящие обстоятельства!

Именно так думает писатель. Он «проживает» вымышленную ситуацию как реально бывшую с ним самим. Он управляет потоком своих ассоциа­ций. Можно сказать, что писатель обладает организованной фантазией. Люди с организованной фантазией — не только писатели, но и ученые, художники, конструкторы — при решении творческих задач отбрасывают

эоо популярная история психологам

образы, не связанные с задачей. Если фантазия плохо организована, то воображение и фантазия работают по методу «свободных ассоциаций» все время. Поэтому такой человек часто спохватывается: «А о чем шла речь? А с чего мы начали?»

«Так вот, мне кажется неоспоримым фактом, что очень многие люди во всех концах света, притом люди разных возрастов, разного умственного уровня, разной культуры, с каким-то особенным любопытством, даже с упоением интересуются теми художни­ками и поэтами, которые не только прослыли большими мастерами, но в чьих биогра­фиях можно сразу отыскать какие-то зловещие, ярко выраженные черты характера, например, они — крайние эгоцентрики или напропалую изменяют женам, страдают неизлечимыми болезнями вроде скоротечной чахотки, слепоты, глухоты, а то и питают слабость к проституткам и, вообще, явно или тайно привержены к опиуму или раз­врату, в широком смысле слова, скажем к инцесту, гомосексуализму и так далее.и тому подобное, помилуй их Бог, выродков несчастных».

Джером Д. Сэлинджер, «Симор: введение»

Итак, писатель вовсе не невротик, а человек образованный, волевой, с хорошо развитым воображением. Образы у писателя очень яркие, и иногда доходит до смешного, когда персонажи путаются с реальными людьми. Л.Н. Толстой признавался, что путал факты, события и людей с теми, что создало его мощнейшее творческое воображение. Возможно, Лев Толстой был эйдетиком?

Эйдетизм способность некоторых людей к сохранению и вос­произведению чрезвычайно живого и детального образа увиденных предметов, сцен, а порой и образов людей.

Психологи считают, что в дошкольном и младшем школьном возрасте эйдетизм является скорее нормой, чем исключением. Взрослые эйдетики чаще всего встречаются среди мнемонистов, художников, писателей, музы­кантов. Эйдетические образы переживаются подобно настоящим! Но есть писатели, у которых образы бледные, расплывчатые, напоминают образы-схемы. Что же скрывается за таинственным словом «художественный образ» с точки зрения психологии?

Художественный образ с точки зрения психологии

Психологи говорят, что образ — это единица субъективной картины мира. Кстати, субъективная картина мира имеет не три измерения, а пять (!). Любой образ находится в трех координатах пространства, в четвертом измерении — во времени и в пятом — в своем значении.

ГЛАВА 8. ИСТОРИЯ «ПСИХОЛОГИЗМА» В ЛИТЕРАТУРЕ J01

Значение конкретного образа у данного человека психолог может узнать, проанализировав его сознание с помощью различных геометрических моде­лей внутреннего мира. Чаще всего это совокупность различных шкал, пост­роенных по принципу: «холодно — горячо», «плохо — хорошо», «важно — неважно» (подробнее см. главу «История психодиагностики»).

Литературоведы скажут вам, что художественный образ — идеализиро­ванная конструкция, которая не соотносится непосредственно с реально су­ществующим предметом. Образ может быть фотографическим и основанным на вымысле. Но художественный образ всегда результат осмысления дей­ствительности!

Итак, писатели мыслят образами, ученые — понятиями. В чем разница между понятиями и образами? Понятие выделяет в предмете общие черты. Для современного человека существование понятий «стол», «чашка» кажет­ся очевидным. Но в IV веке до нашей эры Платону приходилось доказывать существование понятий, которые он называл «идеи вещей»!

«А я вот, Платон, стол и чашу вижу, а стельности и чашности не вижу», — говорил Диоген Платону. Платон же упрямо отвечал: «И понятно: чтобы видеть стол и чашу, у тебя есть глаза, а чтобы видеть стельность и чашность, у тебя нет разума».

Из книги Диогена Лаэртского «•О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов»

Стоит ли противопоставлять понятийное и образное мышление? Они до­полняют друг друга: понятийное мышление обнаруживает закономерности в этом мире, образное мышление «оживляет» эти закономерности. Именно поэтому поэта понять легче, чем ученого, ведь поэтическое творчество вос­принимается и сознанием, и подсознанием...

Научное понятие и художественный образ всегда обобщения, только ху­дожественный образ к тому же и экспрессивен, эмоционален. Образ выра­жает отношение писателя к герою. Меланхолик или сангвиник для любого психолога всего лишь меланхолик и сангвиник. И сколько про них не рас­сказывай, это всего лишь абстракция. А вот Ослик Йа-Йа или Винни-Пух — это уже литературные персонажи, типажи, которые создают перед глазами читателя своеобразный «манекен», к которому он может примерять своих знакомых.

Вот три типажа человеческих характеров, придуманных Хулио Кортаса­ром («Жизнь хронопов и фамов»): «Черепахи — большие поклонницы ско­рости, так оно всегда и бывает. Надейки знают об этом, но не обращают внимания. Фамы знают и насмехаются. Хронопы знают и каждый раз, встре­чая черепаху, достают коробочку с цветными мелками и рисуют на черепахо­вом панцире ласточку».

«Литературное творчество имеет своим источником два вида любознательности. Это любознательность в отношении к людям, развитая до такой высокой степени, что ста­новится подобной любви, и это — любовь к ряду выдающихся шедевров литературы, любовь столь всепоглощающая, что она обладает всеми важнейшими свойствами лю­бознательности».

Торнтон Уайлдер (18971975), американский писатель

«А знаешь, почему я смеялся? Ты написал, что твоя профессия — писатель. Мне показалось, что такого прелестного эвфемеризма я еще никогда не видел. Когда это литературное творчество было твоей профессией? Оно всегда было твоей религией».

Джером Д. Сэлинджер, «Симор: введение»

Научное понятие однозначно, художественный образ допускает множе­ство толкований. Вот басня Бабрия «Мужик и аист» (сюжет этой басни вос­ходит еще к древнегреческим трагедиям):

«Наставил мужик на пашне силков и поймал вместе с уничтожавшими его посевы журавлями Аиста.
  • Отпусти меня, — прихрамывая, просит он, — я не журавль, я Аист, птица
    святой жизни, чту своего отца и кормлю его. Взгляни на мои перья — цветом они не
    похожи на журавлиные!..
  • Уймись, — перебил его мужик, — с кем ты попался, с тем я тебе и сверну
    шею. Беги, не заводи знакомства с негодяями, не то наживешь беды вместе с ними».

Из книги: Потебня А.А., «Эстетика и поэзия»

В чем смысл этой басни? Не стоит связываться с негодяями, с ними и погибнешь? Можно надеяться на милосердие? С кем воровал, с ними и от­ветишь? Писатели, кстати, не любят переводить язык образов на язык поня­тий. Лев Толстой в письме к Н.Н. Страхову (23...26 апреля 1876 года) так писал об «Анне Карениной»: «Если же бы я хотел сказать словами все то, что я имел в виду выразить романом, то я должен бы был написать роман тот самый, который я написал, с начала».

Формы поведения персонажа и психологические тесты

Как это ни парадоксально звучит, но порой трудно разграничить, какой текст можно отнести к психологическим тестам, а какой — к художествен­ным зарисовкам. Давайте вспомним замечательные портреты Феофраста. Что это — тесты или наброски рассказов, где профессионально (с писа­тельской точки зрения) описано поведение неких персонажей? И то, и дру­гое, скажет читатель и будет прав. По всей видимости, во времена Феоф-

ГЛАВА 8. ИСТОРИЯ «ПСИХОЛОГИЗМА» В ЛИТЕРАТУРЕ ДОЗ

раста знание о психике человека не разделялось на психологическое и ли­тературное. О тестах будет подробно рассказано в главе «История психо­диагностики», а сейчас мы поговорим о формах поведения человека в ли­тературе, о том, как писатели через поведение показывают внутреннее со­стояние героев.

Формы поведения — самый древний аспект изображения персонажей в литературе. Что такое форма поведения? Это выражение внутренней жизни человека через внешние черты: не только через действия, но и через жес­ты, интонацию, походку, мимику, позы, одежду, прическу (психологи объе­диняют такое знание в психологию проницательности). Формы поведения всегда едины и придают персонажу законченность. Что важнее: изображе­ние внешности героя и его поведения или рассказ о его внутреннем мире? И то, и другое. Душа человека всегда выступает в каком-либо внешнем обличье. Н.В. Гоголь писал в «Авторской исповеди», что мог угадывать человека лишь тогда, когда ему представлялись самые мельчайшие подроб­ности его внешности.

«Но оттого, что Симор часа три пробыл в их обществе, смотрел на них, улыбался им, оттого, что он, по-моему, их любил, он принес, ничего не спрашивая, почти всем го­стям именно их собственные пальто, а мужчинам — даже их шляпы и ни разу не ошибся. (С дамскими шляпами ему пришлось повозиться.) Разумеется, я вовсе не хочу сказать, что такое достижение характерно для китайских или японских поэтов, и, уж конечно, не стану утверждать, что именно эта черта делает поэта поэтом. Но все же я полагаю, что если китайский или японский стихотворец не может узнать, чье это пальто с первого взгляда, то вряд ли его поэзия когда-нибудь достигнет истинной зре­лости».

Джером Д. Сэлинджер, «Симор: введение»

Формы поведения можно условно разделить на индивидуальные и соци­альные — выражающие принадлежность человека к определенному кругу. В пьесе «Три сестры» А.П. Чехова есть любопытный эпизод, когда Ольга вы­ражает недовольство нарядом Наташи. Розовое платье с зеленым поясом, по мнению Ольги, безвкусно. Именно в этом эпизоде происходит первое столк­новение двух различных внутренних миров, в которых живут сестры, и за­рождение будущего конфликта между ними.

Для одного социального круга какая-то форма поведения естественна, для другого она выглядит странной. В «Пигмалионе» (пьеса Бернарда Шоу) Элиза говорит Пикерингу о том, как повлияло на нее его поведение, обыч­ное для джентльмена — оно пробудило ее уважение к себе: «Ну вот то, что вы вставали, говоря со мной, что вы снимали передо мной шляпу, что вы никогда не проходили первым в дверь». Эти внешние и мимолетные для по­стороннего взгляда движения Пикеринга изменили Элизу внутренне!

304 ПОПУЛЯРНАЯ ИСТОРИЯ ПСИХОЛОГИИ

Формы поведения всегда связаны с внутренним миром человека, с тем, каким он хочет казаться, носит ли он маску или нет, старается выглядеть естественным или открыт миру. Всегда интересно читать те эпизоды, где ав­тор показывает через поведение героя его маски. А через маски, в свою очередь, просвечивает истинная суть человека...

«По воскресеньям, например, этот чертов Хаас ходил и жал ручки всем родителям, которые приезжали. И до того мил, до того вежлив — просто картинка. Но не со всеми он одинаково здоровался — у некоторых ребят родители были попроще, побед­нее. Вы бы посмотрели, как он, например, здоровался с родителями моего соседа по комнате. Понимаете, если у кого мать толстая или смешно одета, а отец ходит в ко­стюме с ужасно высокими плечами и башмаки на нем старомодные, черные с белым, тут этот самый Хаас только протягивал им два пальца и притворно улыбался. А потом как начнет разговаривать с другими родителями — полчаса разливается!»

Джером Д. Сэлинджер, «Над пропастью во ржи»

На языке психологов такая черта характера называется «сноб». А следу­ющая зарисовка Сэлинджера — о подлости — ничуть не уступает характе­рам Феофраста: «А сын ее был самый что ни на есть последний гад во всей этой мерзкой школе. Всегда он после душа шел по коридору и бил всех мокрым полотенцем. Вот какой гад. (...) Вообще, конечно, такие типы, как этот Морроу, которые бьют людей мокрым полотенцем, да еще норовят уда­рить побольнее, такие не только в детстве сволочи, они всю жизнь своло­чи». Порой автор через героя открывает нам и свое лицо... Добродушное лицо проказника и шалуна...

«Какое чудесное занятие: оторвать пауку лапу, положить ее в конверт, надписать — господину Министру Иностранных дел, добавить адрес, спуститься, припрыгивая, по лестнице и бросить письмо в почтовый ящик на углу.

Какое чудесное занятие: идти по бульвару Араго и считать деревья, и у каждого пятого каштана задерживаться на мгновение, стоя на одной ноге, пока кто-нибудь на тебя не посмотрит, и тогда издать короткий боевой клич и крутануться волчком, рас­ставив руки широко, почти как птица какуй — крылья, где-нибудь на севере Аргенти­ны». (Эти строчки мог написать только человек добрый, внутренне свободный и, ра­зумеется, с чувством юмора. Не правда ли, так и хочется вместе с ним отправиться на ближайший бульвар и летать, как птица?)

Хулио Кортасар, Из цикла «Материал для ваяния»

Порой автор не скрывает, что его персонаж носит маску и не одну. Петр
Алексеевич из «Неточки Незвановой» Ф.М. Достоевского, отправляясь к
|! жене, переделывает лицо с одной маски на другую: «Вдруг, едва только он

успел заглянуть в зеркало, лицо его совсем изменилось. Улыбка исчезла как