Из интервью режиссера Андрея Тарковского

Вид материалаИнтервью

Содержание


Глава 8. история «психологизма» в литературе 3*3
Джон Бойнтон Пристли, «Женщины и их наряды»
Джойс Кэрол Оутс (современная американская писательница, род. в 1938году)
Джойс Кэрол Оутс
314 Популярная история психологии
Гераклит Эфесский (ок. 520
Античный афоризм
Сенека Луций Анней (ок. 4 до н.э.
Глава 8. история «психологизма» в литературе 315
Михаил Булгаков (1891 — 1940), «Мастер и Маргарита»
316 Популярная история психологии
Хулио Кортасар, «Преследователь»
Глава 8. история «психологизма» в литературе 317
318 Популярная история психологии
Глава 8. история «психологизма» в литературе 319
Хулио Кортасар, «Слюни дьявола»
Хулио Кортасар, «Слюни дьявола»
320 Популярная история психологии
Гомер, «Илиада» (перевод Н.И. Гнедича)
Подобный материал:
1   ...   32   33   34   35   36   37   38   39   ...   53
ГЛАВА 8. ИСТОРИЯ «ПСИХОЛОГИЗМА» В ЛИТЕРАТУРЕ 3*3

Тонкая вертикальная морщинка, перерезавшая переносицу, появившаяся тог-Г' да, в октябре, когда пропал мастер, бесследно пропала. Исчезли и желтень­кие тени у висков, и две чуть заметные сеточки у наружных углов глаз. Кожа щек налилась ровным розовым цветом, лоб стал бел и чист, а парик­махерская завивка волос развилась. На тридцатилетнюю Маргариту из зер­кала глядела от природы кудрявая черноволосая женщина лет двадцати, бе­зудержно хохочущая, скалящая зубы».

В чем необыкновенный эффект этой сцены? В том, что она представляет собой реальный образ мечты каждой женщины. О чем мечтает женщина, которая покупает новый крем? Помолодеть и стать красавицей. Преображе­ние Маргариты в красивую молодую ведьму — художественный образ, выра­жающий веру женщин в чудо.

«Душу каждой женщины греет одна великая иллюзия, в которой женщина и не поду­мает засомневаться. Это святая вера, что благодаря новому платью (если само собой, тут кое-что ушить, а там кое-что переделать) она станет неотразимой красавицей и для нее откроется дверь в новую, волшебную жизнь».

Джон Бойнтон Пристли, «Женщины и их наряды»

Лишь писатель может увидеть за обыденностью мечту любимой жен­щины и воплотить эту мечту на бумаге. Итак, любой предмет, любая вещь может выражать характер персонажа, желания, мечты. Поэтому можно сравнивать вещь с человеком и, наоборот, человека с вещью, предметом...

% «Ты понимаешь, что в этой роскошной комнате с зеркальными стенами ты — самый роскошный, самый дорогой предмет: красивая женщина (...) Ты любишь разбивать вещи. Любишь их швырять. Раньше ты любила незаметно подставлять ножку офици­антам: важные, солидные господа, с которыми ты сидишь, беззаботно беседуют, и вдруг содержимое подноса летит на пол или к кому-нибудь из них на колени — ха-ха-ха, как ты смеялась! (...)

Джойс Кэрол Оутс (современная американская писательница, род. в 1938году), «Ты»

А платья можно сравнить со второй кожей:

«Ей стало неловко, что Конрад видит ее платья вот так, висящими, будто это не пла­тья, а личины, покровы, ее раскрашенная кожа. «Ты посмотри, ты только посмот­ри», — сказал Конрад с отвращением; он вытащил свой старый и очень мятый ярко-синий костюм. «Жизнь пошла насмарку», — сказал Конрад. Это верно, одевался он плохо, вещи, которые он носил, были лишены стиля, безлики, так что люди смотрели на Конрада, а как он одет, не видели».

Джойс Кэрол Оутс, «Тяжкое бремя плоти*

314 ПОПУЛЯРНАЯ ИСТОРИЯ ПСИХОЛОГИИ

Психологическое и литературное время

Каждая культура и каждая эпоха по-своему трактуют время. Литература лишь отражает это восприятие времени. Самая главная характеристика ли­тературного времени — его дискретность, прерывистость. Эта характеристи­ка совпадает с психологическим временем прошлого. Когда мы вспоминаем, то мы выбираем лишь существенные фрагменты. Писатель обозначает пус­тоты словами: «прошло несколько дней (недель, лет, веков), в сказках ис­пользуются обороты — «долго ли, коротко ли» — без обозначения длины. Зачем нужны эти пустоты? Прерывистость литературного времени создает динамику сюжета. А мы воспринимаем эту динамику как динамику жизни персонажей.

Если мы вспоминаем школьные годы, то моменты, как мы ходили (езди­ли, летали) в школу скорее всего окажутся пропущенными, это всего лишь промежутки между событиями. Так же поступает и писатель — выбрасывая ненужные промежутки, дороги, раздумья, разговоры... Все, что нужно, чита­тель достроит сам, собственным воображением.

Вторая характеристика литературного времени — его топологичность.
Литературное время может сжиматься и растягиваться, как и время психо­
логическое. Все мы знаем по собственному опыту, что плохое настроение
I | растягивает время как резину, а радость превращает время в скакуна. Скуч-

![ ный урок тянется бесконечно, интересный — мелькает как мгновение...

«Время — ребенок, что, играя, двигает пешки». Гераклит Эфесский (ок. 520 ок. 460 до н.э.) — греческий философ

i Писатель может остановить время: для этого используются описания

i природы, рассуждения героя и т.п. Писатель может писать вне времени.

, Чаще всего находятся вне времени басни, мифы, сказки, фантастика. Здесь

используется условное время: «У сильного всегда бессильный виноват», «На планете такой-то после восхода третьего солнца...» Время «останавливается» в афоризмах, восточной поэзии и поговорках...

«Короткий период жизни достаточно долог для того, чтобы жить честно и хорошо».

Античный афоризм

1

«Жизнь, как пьеса в театре: важно не то, сколько она длится, а насколько хорошо сыграна».

Сенека Луций Анней (ок. 4 до н.э. 65 н.э.) римский философ-стоик, поэт, государственный деятель

ГЛАВА 8. ИСТОРИЯ «ПСИХОЛОГИЗМА» В ЛИТЕРАТУРЕ 315

Люди, которые испытывают разные чувства, по-разному воспринимают время. Одиночество всегда вне времени:

«Но кто сможет охватить и измерить, как бесконечно долго тянулось это время вне времени и пространства? Этого не расскажешь, и не опишешь, и никому не объяс­нишь, как губит и разрушает человека одиночество, когда вокруг одна пустота, пусто­та и все тот же стол, и кровать, и умывальник, и обои, и молчание, и все тот же служитель, который не поднимая глаз просовывает в дверь еду, все те же мысли, ко­торые по ночам преследуют тебя до тех пор, пока не начинаешь терять рассудок». . Стефан Цвейг (1881 1942), австрийский писатель, «Шахматная новелла»

Художественное время может быть циклично, то есть привязано к вре­менам года, времени суток, дням недели, месяца и т.д. Это свойство художе­ственного времени идет еще от античных поэтов. Ночь всегда имела симво­лический смысл господства мистических сил, чаще всего злобных. Поэтому нечистая сила (инопланетяне, внеземные животные и т.п.) в фантастике (к которой можно смело отнести «Мастера и Маргариту») чаще всего появля­ется по ночам.

«Та заспешила, всунула рыжую голову в форточку, вытянула сколько могла руку, ног­тями начала царапать нижний шпингалет и потрясать раму. Рука ее стала удлиняться, как резиновая, и покрылась трупной зеленью. Наконец зеленые пальцы мертвой об­хватили головку шпингалета, повернули ее, и рама стала открываться. Римский слабо вскрикнул, прислонился к стене и портфель выставил вперед, как щит. Он понимал, что пришла его гибель.

Рама широко распахнулась, но вместо ночной свежести и аромата лип в комнату ворвался запах погреба. Покойница вступила на подоконник. Римский отчетливо ви­дел пятна тления на ее груди.

И в это время радостный неожиданный крик петуха долетел из сада, из того низ­кого здания за тиром, где содержались птицы, участвовавшие в программах. Горлас­тый дрессированный петух трубил, возвещая, что к Москве с востока катится рассвет. Дикая ярость исказила лицо девицы, она испустила хриплое ругательство, а Варенуха у дверей взвизгнул и обрушился из воздуха на пол».

Михаил Булгаков (1891 — 1940), «Мастер и Маргарита»

Большинство писателей идет по пути «концентрации времени» — это Достоевский, Булгаков, Маяковский, Толстой. А Чехов, наоборот, предпочи­тал «разводить время» до минимальной концентрации... В рассказе «Хамеле­он» все действие — точнее, бездействие — происходит в течение получаса, но мы неотрывно следим за этим «бездействием» на протяжении трех с по­ловиной страниц! Давайте посмотрим на этот рассказ с точки зрения сторон­него, не знакомого с художественной литературой наблюдателя. Мы увидим,

316 ПОПУЛЯРНАЯ ИСТОРИЯ ПСИХОЛОГИИ

как «через базарную площадь идет полицейский надзиратель Очумелов в новой шинели и с узелком в руке». Затем этот персонаж начинает долго, нелогично и путано рассуждать на тему, чья же перед ним кусачая собака. Почему-то читать не скучно. Почему? Потому что Чехов — хороший психо­лог и показывает, как человек может поменять свое мнение с белого на чер­ное пять раз, и каждый раз — искренне верить в свою правоту! Давайте выберем характерные фразы Очумелова, которые показывают, как быстро меняется его точка зрения и, соответственно, мысли...

«Я покажу вам, как собак распускать! Пора обратить внимание на подобных господ, не желающих подчиняться постановлениям! Как оштрафуют его, мерзавца, так он уз­нает у меня, что значит собака и прочий бродячий скот! (...) Нешто она достанет до пальца? Она маленькая, а ты ведь вон какой здоровила! Ты, должно быть, расковы­рял палец гвоздиком, а потом и пришла в твою голову идея, чтоб соврать. (...) У ге­нерала собаки дорогие, породистые, а эта — черт знает что! Ни шерсти, ни вида... подлость одна только (...) И скажи, чтобы ее не выпускали на улицу... Она, может быть, дорогая, а ежели каждый свинья будет ей в нос сигаркой тыкать, то долго ли испортить (...) Она бродячая! Нечего тут долго разговаривать... Ежели сказал, что бро­дячая, стало быть, и бродячая (...). Так это ихняя собачка? Очень рад... Возьми ее... Собачонка ничего себе... Шустрая такая... Цап этого за палец!»

Многие современные писатели любят «игры со временем».

«...Ехать в метро — все равно как сидеть в самих часах. Станции — это минуты, по­нимаешь, это наше время, обыкновенное время. Хотя я знаю, есть и другое время, и я стараюсь понять, понять... (...) Бруно, если бы я только мог жить, как в эти минуты или как в музыке, когда время тоже идет по-другому... Ты понимаешь, сколько всего могло бы произойти за полторы минуты... Тогда люди, не только я, а и ты, и она, и все парни, могли бы жить сотни лет, если бы мы нашли такое «другое» время — мы могли бы прожить в тысячу раз дольше, чем живем, глядя на эти чертовы часы, иди­отски считая минуты и завтрашние дни...»

Хулио Кортасар, «Преследователь»

«Игры со временем» — не что иное, как приближение к психологичес­кому времени. В своем внутреннем мире любой человек свободно перемеща­ется из прошлого в будущее и назад. Мы можем задерживаться в каждом моменте прожитого и в любом месте столько, сколько пожелаем... Возмож­но, именно поэтому —

«Литература началась с фантастики, а не с реализма, — как пишет Хор­хе Луис Борхес, — к фантастике относятся все космогонии; мифология, от­ражающая народное мировидение, — также. При этом несколько тем беско-

ГЛАВА 8. ИСТОРИЯ «ПСИХОЛОГИЗМА» В ЛИТЕРАТУРЕ 317

нечно повторяются... К ним относятся, в частности, тема превращений, тема двойничества или страха утраты личности. Тема талисманов, магических при­чинно-следственных связей, противопоставленных реальным, затем — сме­шение сна и яви, бредовых видений и обыденности, а также (пожалуй, самая распространенная) тема путешествий во времени». (Цитируется по книге «Книга песчинок» Фантастическая проза Латинской Америки.)

А возможно, и слова «писатель», «психолог» — условность? Почему бы не назвать Кортасара психологом, который изучает внутреннее, психологи­ческое время? Его интересуют провалы во времени, моменты, когда в одной точке сходятся прошлое, настоящее и будущее. Он пытается остановить мгновение...

Художественное время можно условно разделить на психологическое время, в котором живет персонаж и психологическое время, в котором дви­жутся события. Первое время чаще всего длиннее. В литературоведении по­пулярен пример из рассказа Толстого «Севастополь в мае», когда Праскухин перед смертью переживает за секунду столько событий внутренней .жизни, что они занимают полторы страницы! Толстой использует прием — растя­гивания психологического времени персонажа — намеренно, он пишет: «Прошла еще секунда, — секунда, в которую целый мир чувств, мыслей, надежд, воспоминаний промелькнул в его изображении»... А потом заканчи­вает эпизод изменением перспективы: «Он был убит на месте осколком в середину груди».

Ни один писатель не ставит своей целью продемонстрировать «литера­турные мускулы», так же как психолог-профессионал не демонстрирует кли­енту знание специальных терминов. Психолог пытается понять, чем живет его клиент, и навести человека на его собственное решение. Писатель ис­пользует любые литературные приемы для определенной цели, определенно­го воздействия на читателя. Что хотел сказать нам Толстой, мы можем толь­ко предполагать. Например, писатель переживал и хотел передать читателю свои чувства и мысли о том, как хрупок внутренний мир человека, сколько чувств, мыслей, надежд умирает вместе с человеком! Умирает целый мир. Возможно, этот эпизод есть художественное воплощение мысли, как необра­тима смерть и как бесчеловечна любая война.

Литературное время бывает «динамичное» и «статичное». В реальной жизни каждая весна — особая, каждый обед имеет другой вкус. Но как по­казать обыденность жизни в книге? Как рассказать о днях, похожих как ли­стки календаря, о буднях, об устойчивом укладе жизни, о повторяемости со­бытий? Обратимся к «Евгению Онегину» Пушкина и выпишем несколько зачинов строф:

«Они хранили в жизни мирной привычки милой старины...», «Онегин едет на бульвар...», «Онегин полетел к театру...», «Домой одеться едет он...» Для Онегина — время, которое он проводит в театре или на бульваре, раз-

318 ПОПУЛЯРНАЯ ИСТОРИЯ ПСИХОЛОГИИ

ное, но для автора — Пушкина — это время видится однообразным. Зачины

строф показывают отношение поэта к жизни героя.

Чаще всего в литературных произведениях используется замкнутое время,
i по аналогии с замкнутостью, конечностью человеческой жизни. А.С. Пушкин

1 был одним из первых русских писателей и поэтов, кто решил использовать

открытый финал. Вот что говорит поэт в «Евгении Онегине»:

Вы за Онегина советуете, други,

|| Опять приняться мне в осенние досуги.

] . Вы говорите мне: он жив и неженат.

1 Итак, роман еще не кончен (...)

: «Есть у меня интересный сюжет для комедии, но не придумал еще конца. Кто изоб-

ретет новые концы для пьес, тот откроет новую эру. Не даются подлые концы! Герой
|| или женись, или застрелись, другого выхода нет».

\\ А.П. Чехов, из письма А.С. Суворину от 4 июня 1892 года

I Итак, мы попытались вычленить какие-то закономерности художествен-

ного времени, но все-таки надо признать, что у каждого писателя в его про­изведениях художественное время совершенно особенное. И это естественно, ведь писатель живет в своем психологическом времени, которое зависит от эпохи, характера, окружения, настроения и множества других причин, от глобальных до внешне незаметных.

Что такое литературный психологизм?

Мы рассмотрели литературное творчество с точки зрения психологии. А теперь давайте посмотрим на психологию с точки зрения литературы.

Писатель описывает переживания, мысли, чувства героев, чтобы изобра­зить внутренний мир человека. Чем острее и глубже проникает писатель в этот мир, тем больше в литературном произведении психологизма. Психоло­гизм — система средств и приемов, которые направлены на раскрытие внут­реннего мира героев.

Конечно, живопись и скульптура также могут изображать душевные со­стояния героев, но лишь через внешнее выражение чувств — мимику, жес­ты, позы. Значительная часть наших душевных процессов протекает в вер­бальной форме, в форме внутренней речи. Только литература в силах воссоз­дать процесс мышления, процесс возникновения или прекращения чувства, принятие импульсивного или волевого решения и даже — отчасти — наши бессознательные импульсы! Именно поэтому литература — самое «психоло­гичное» искусство.

ГЛАВА 8. ИСТОРИЯ «ПСИХОЛОГИЗМА» В ЛИТЕРАТУРЕ 319

«Они стояли на том же месте, только газета валялась на земле, а женщина, присло­нившись спиной к парапету, судорожно водила рукой по камням — классический и бессмысленный жест затравленного человека, который хочет спастись».

Хулио Кортасар, «Слюни дьявола»

Наибольшие возможности для писателя-психолога представляет эпичес­кий вид литературы, когда человеческая личность показана глазами других людей в различные моменты времени на фоне какой-либо исторической эпо­хи, в реальных или вымышленных обстоятельствах. Проще говоря, эпос — это рассказ о том, что происходило с героями.

Чаще всего эпическое произведение имеет грамматическую форму про­шедшего времени и представляет собой рассказ от третьего лица. Почти так же пишут психологи-классики, рассказывая о типажах, которых они замети­ли в реальной жизни. Но на этом сходство между психологической книгой — пусть даже самой популярной — и литературным произведением и заканчи­вается.

Литературное произведение — описание вымышленных персонажей, пусть даже и очень типичных. Психология всегда берет что-то из реальности и обобщает, но не добавляет фантазию! Художественный текст — это сплав высказываний персонажей, их действий и повествования. Поэтому именно в художественном, а не научном тексте происходит максимальное проникнове­ние во внутренний мир человека. Писатель реконструирует действительность, а не сводит ее к схемам, как в психологии.

«Почему человек не может спокойно заняться работой, пока анекдот не будет расска­зан? По-моему, до сих пор никто толком этого не объяснил, и лучше, пожалуй, не отягощая свой ум и совесть, поведать все, как было: ведь, по сути, никому не стыдно дышать или там надевать ботинки — это в порядке вещей. А вот когда происходит что-то особенное, ну, скажем, в ботинок залез паук или в легких слышится странный треск, точно стекло лопнуло, — тут уж каждый спешит рассказать, рассказать при­ятелям по работе или врачу... «Ах, доктор, когда я делаю вдох...» Рассказать, да и все тут, рассказать, лишь бы избавиться от противной щекотки в животе».

Хулио Кортасар, «Слюни дьявола»

Любое эпическое произведение — художественный «отпечаток ума и чувств» писателя. Психологическая книга — «отпечаток ума» психолога. В конечном итоге любая схема сознания: Оно, Я, Сверх-Я или более слож­ные, как у Юнга, говорят о том, как воспринимает свое сознание конкрет­ный психолог. Нам остается лишь «примерить» эти образы на себя, согла­ситься с ними или не согласиться.

Психологическую книгу могут читать не все. Во-первых, не всем она интересна. Во-вторых, не всем понятны специальные научные термины. Ли-

320 ПОПУЛЯРНАЯ ИСТОРИЯ ПСИХОЛОГИИ

тература избегает терминов. Психолог описывает симптомы и называет со вокупность этих симптомов — депрессия. Писатель описывает внутреннее течение депрессии у своего персонажа... У психолога язык специальный литератора — образный.

'В любой ли культуре возникает психологизм? Конечно, нет, ведь психо-
I | логизм — это внимание к конкретной личности. Подобное внимание отсут-

1 ствует в тоталитарных культурах, потому что в них ценность человека оп-

i ' ределяется его общественным положением, профессией и т.п., а не его мыс-

j i лями. Они никому не интересны. Поэтому в тоталитарных культурах психо-

: | логизм всегда возникает как контркультура.

Когда появились первые литературные произведения, про которые мож­но сказать, что они проникнуты психологизмом? Еще в эпоху поздней антич­ности. Именно тогда люди стали задумываться над внутренней жизнью чело­века... В Средние века психологизм угасает и вновь появляется в Европе лишь в эпоху Возрождения...

Какие существуют общие для всех современных писателей приемы психо­логического изображения? Это прямая и косвенная формы психологического изображения. Прямая форма показывает характер изнутри с помощью внут­ренней речи, памяти и воображения персонажа. Косвенная форма — это пси­хологическая интерпретация поведения персонажа, его речи и мимики. Вторая форма появилась намного раньше первой, еще во времена Гомера:

«Рек, — и Пелида покрыло мрачное облако скорби. Быстро в обе он руки схвативши нечистого пепла, Голову всю им осыпал и лик осквернил свой прекрасный; Сам он, великий, пространство покрывши великое, в прахе Молча простерся и волосы рвал, безобразно терзая».

Гомер, «Илиада» (перевод Н.И. Гнедича)

Третья форма психологизма — прямое называние чувств. Стендаль пред­почитал третью форму, Толстой — вторую и первую. Какая форма более психологична? Конечно, последняя, первая, ведь через внутреннюю речь ав­тор может проследить за малейшими движениями в душе героя, объяснить читателю связь между поступками. И намекнуть на то, что герой пока про себя не знает...

Третье лицо дает возможность свободно обращаться с психологическим временем: останавливаться на анализе психологических состояний и крзтк сообщать о несущественных для сюжета, но длительных периодах времени, которые в тексте пропущены. «Сконцентрированное» психологическое врем создает концентрацию психологизма в художественном произведении, а чит тель имеет возможность следить не только за сюжетными линиями, но и з изменяющимся внутренним миром персонажей.