Internationale Politik
| Вид материала | Документы |
- 5/2004 = Дорогие читатели!, 4812.92kb.
- Основная тема предлагаемого Вашему вниманию номера журнала "Internationale Politik", 1888kb.
- Сас ua federation Cinologique Internationale (fci), 58.83kb.
- FÉDÉration internationale des échecs, 47.03kb.
- Аботан Международной организацией по Стандартизации (iso), и оформлен под контролем, 125.75kb.
- I конгресс коммунистического интернационала, 260.19kb.
- Международный день ненасилия Международный день ненасилия, 22.14kb.
Заморозить конституцию или принять по частям?
Я не верю в это и объясню почему. В продолжении ратификации вообще нет ничего необычного. Именно этого и следует ожидать в соответствии с заявлением № 30, приложенным к конституционному договору: «Если четыре пятых государств-членов ЕС в течение двух лет после подписания договора завершат процесс ратификации, а одно или несколько государств столкнутся при этом с трудностями, дело будет направлено на рассмотрение Европейского Совета». В заявлении ясно и четко говорится о том, что отрицательные результаты референдумов никак не скажутся на продолжении ратификации. Оно, вне всякого сомнения, исключает прерывание процедуры ратификации в том случае, если какая-то страна отвергнет проект конституции Европейского Союза. Чтобы прервать ратификацию, «нет» должны сказать, по меньшей мере, шесть стран, так как в этом случае было бы невозможным принятие конституции большинством в четыре пятых голосов. Если бы отдельные государства-члены Европейского Союза сочли, что после референдумов во Франции и Нидерландах продолжение процесса ратификации не имеет смысла, решение об отказе от конституции необходимо было бы принимать единогласно, поскольку она была единогласно одобрена.
Чтобы аннулировать это заявление, также требуется консенсус. Другое дело, если бы какое-то государство приняло в индивидуальном порядке решение отменить национальную ратификацию. Оно вошло бы в число не ратифицировавших договор. В случае, если бы четыре или больше государств-членов ЕС отказались от ратификации, не удалось бы сформировать большинство в четыре пятых голосов, и конституция была бы неизбежно отвергнута.
Предположим, однако, что к ноябрю 2006 года необходимые четыре пятых голосов будут собраны. Что мог бы предпринять в этом случае Европейский совет? Мог бы он потребовать, например, от Франции и Нидерландов (а, возможно, и других стран) еще раз проголосовать за тот же самый текст? Смог бы Жак Ширак – все еще Президент Французской Республики – согласиться с подобным требованием, хотя его судьба в течение срока президентских полномочий связана с референдумом (независимо от того, каковы, в сущности, причины отрицательного результата этого плебисцита)? Выход из договора, как в случае с Данией и Ирландией при прежних референдумах, невозможен. Государствам-членам ЕС позволяется выходить лишь из ограниченной политической сферы, но не из всеохватывающей институциональной архитектуры ЕС. Ширак мог бы, правда, предложить в ответ провести новые переговоры об этой архитектуре. По примеру своего потенциального соперника Лорана Фабиуса, он мог бы также внести предложение о прямых выборах конституционного собрания с целью развития федерализма и усиления социальной компоненты в Европе. Однако нет никакой уверенности в том, что подобные предложения получат необходимую всеобщую поддержку. Единственный предсказуемый результат – это их блокада.
Поэтому имеют смысл всего лишь два варианта действий, которые следует учесть в подходящий для этого момент: замораживание конституции в надежде на лучшие времена (в случае с Францией они наступят чисто гипотетически после выборов нового президента. Предвыборная борьба там ведется под лозунгом «да европейской конституции») или, что более реалистично, включение частей конституции в существующие договоры. Их содержание придется ограничить положениями, имеющими однозначно «технический» характер и служащими повышению эффективности и улучшению транспарентности общих европейских институтов. К таковым относятся совмещение постов министра иностранных дел Европейского Союза и постоянного председателя Совета министров иностранных дел его государств-членов; возможно, также принцип двойного большинства для принятия Советом решений, а также упрощение правых актов ЕС и, конечно же, новые протоколы о субсидиарности и роли национальных парламентов (не в последнюю очередь потому, что для принятия этих протоколов нет нужды прибегать к процедуре изменения договора).
Шанс на построение лучшей Европы
Правда, существует решающее предварительное условие, которое нужно будет соблюсти в обеих случаях: необходимо предотвратить резкое прекращение процесса ратификации, но одновременно с этим европейская общественность должна в грядущие месяцы адекватным образом извлечь уроки из обоих неудачных референдумов, на которых граждане выразили, прежде всего, явное недовольство Европой, а не голосовали против ее конституции. Поэтому я хочу обратиться здесь к общим импликациям французского и нидерландского референдумов.
Во-первых, жизнь должна продолжаться. Необходимо рассматривать и решать вопросы, стоящие в первых строчках повестки дня. Если бы негативные политические воздействия обоих референдумов парализовали европейские процессы принятия решений и ввели нас таким образом в новую фазу евросклероза, это еще больше ослабило бы доверие к нашим общим институтам, привело к дальнейшему распространению евроскептицизма и не позволило бы добиться предусмотренных конституцией организационных и структурных улучшений. Факт остается фактом: европейским правительствам недостаточно лишь заверять всех в том, что «они еще не списаны со счета».
Вместо этого они должны обратиться к злободневным темам, способным вызвать такое же недовольство, как во Франции или Нидерландах: финансовые перспективы и связанное с этим перераспределение средств при надлежащем учете потребностей государств-членов Европейского Союза; стратегия экономического роста и необходимая для этого либерализация; продолжение расширения ЕС - поначалу за счет приема балканских стран, затем Турции.
Все это выглядит как «невыполнимая миссия». Действительно велика опасность того, что наши принимающие решения политики сочтут ее нереализуемой, поскольку они осмотрительно уважают «народную волю», проявившуюся во время двух референдумов. Но выход существует. Они должны учесть волю народа не с позиции трусости, а с позиции мужества. Что я хочу этим сказать? Я хочу обратить внимание на ксенофобские настроения во Франции, свойственные многим безработным и малооплачиваемым работникам. Политический истеблишмент страны скорее использовал эти настроения, по меньшей мере часть из них, в своих целях, вместо того, чтобы мужественно обсудить их. Я хочу обратить внимание на сопротивление, оказываемое либерализации, которое можно преодолеть двумя путями: или блокировать либерализацию, или открыть избирателям глаза на связанные с ней преимущества и одновременно принять социальные меры, противодействующие рискам.
Наконец, я подчеркиваю необходимость своевременно разъяснять смысл продолжения процесса расширения ЕС: мы тратим на Балканах деньги и используем людские ресурсы. Каждому ясно, что мы не можем прекратить это делать, поскольку стабильность в этом регионе является составной частью нашей безопасности. Так давайте объясним в ближайшие месяцы гражданам всей Европы, что мы там, собственно, делаем. Разъясним преимущества, которые появляются в результате открытия дверей Европейского Союза для балканских стран. Разве не требуют европейские избиратели провести именно такое обсуждение, прежде чем будут приняты решения, налагающие обязанности на всех граждан? Такой процесс необходим, если мы не хотим развенчать совместный проект в глазах европейских граждан и усилить иррациональное чувство страха, вместо того чтобы бороться с вызывающими его причинами. В начале статьи я упоминал о том, что многие европейцы недовольны слабым экономическим ростом и дефицитом демократии. Необходимо как можно быстрее добраться до источников этого недовольства, сделать это еще до и независимо от любого дальнейшего решения по конституционным вопросам. Разбирательство с ними не означает, однако, пассивную капитуляцию перед чудовищами, которых породило тем временем недовольство.
В заключение необходимо констатировать: даже после недавних откатов назад у Европы и уже давно связываемого с нею проекта нет повода возвращаться в исходное состояние. Однако Брюссель не может перейти к привычной повестке дня, а решение избирателей заслуживает не одного лишь проклятия. Оно означает даже благотворный урок, который будет осознан до конца и претворен в жизнь лишь в том случае, если будут приняты более энергичные меры для ускорения экономического роста, использованы все имеющиеся в нашем распоряжении каналы для налаживания контактов с гражданами, разъяснения им европейского проекта и дискуссии о целях Европы. Конституция задумывалась как предварительное условие именно такого развития событий. Теперь мы должны согласиться с тем, что все как раз наоборот: предварительным условием принятия конституции или, выражаясь реалистичнее, как минимум отдельных ее частей является улучшение Европы. Это - отнюдь не невыполнимая задача, это - объективная необходимость.
Конрад Шуллер,
историк, c 2004г.- корреспондент ФАЦ в Польше и Украине
Свет проникает с Востока
Англосаксонская или континентальная? Восточная Европа может быть и той, и другой
«Новая Европа» существует. Но это не клин для раскола Европы, а ее спаситель. Когда англичане и французы пошли стенка на стенку, отрезав пути к примирению, единственные осмысленные попытки посредничества предприняли Польша и другие страны Восточной и Центральной Европы. Для них это большой шанс. Германия перестала играть свою уравновешивающую роль. Новым центром Европы и шарниром ее единения может стать Восточная и Центральная Европа.
Вечером 16 июня, когда в здании Европейского Совета в Брюсселе уже все предчувствовали, что после неудачных референдумов во Франции и Нидерландах первый саммит ЕС закончится ничем, в кулуарах переговорного процесса произошло нечто примечательное.
Все началось ближе к вечеру. Премьер-министр Люксембурга Жан-Клод Юнкер, исполняющий обязанности президента Совета, прибег около шести часов вечера к методу индивидуальной беседы, известному как «исповедальная процедура», а точнее было бы сказать «прием у зубного врача». Он встречался поочередно с каждой делегацией, а канцлеры, президенты и премьер-министры стран континентальной Европы занимались в это время тем, чем занимаются в подобной ситуации все европейские политики: сидели, перекусывали, ждали.
Незадолго до того, как попытки Юнкера сблизить позиции окончательно провалились, а дуэль между Жаком Шираком и Тони Блэром с угрозами и поношениями перешла в стадию потасовки в пивной, на сцену ненадолго, но эффектно выступил давно известный герой европейской мыльной оперы - «новая Европа» - группа переходящих из социализма в капитализм стран бывшего восточного блока, не очень хорошо аттестуемая со времени распрей из-за Ирака в 2003 году. Такое звучное название дал ей два года назад американский министр обороны Дональд Рамсфельд, когда страны Центральной и Восточной и Европы поддержали американское вторжение в Ирак, вступив в открытую конфронтацию с Германией и Францией. В Париже и Берлине за новичками закрепилась с тех пор репутация стран, готовых за пару долларов почти на все, в случае необходимости даже на раскол ЕС.
Примечательно, что именно из их среды поступило в тот поздний вечер 16 июня в Брюсселе, возможно, единственное, предложение, указывающее выход из тупика. Под угрозой провала встречи на высшем уровне страны-новички предложили внести в бюджет ЕС те несколько недостающих миллиардов евро, в которые буквально вцепились англичане и французы. Для этого они были согласны отказаться от части причитающихся им трансфертных денег, распланированных уже на обновление инфраструктуры и финансовую поддержку бедных регионов.
Предложение было вызвано изначально трезвым расчетом. Да, Восточная Европа сильно зависит от денег, поступающих из Брюсселя, но скорость принятия решения столь же важна, как и величина выделяемой суммы. Из-за сложных процедур ЕС деньгами, выделенными слишком поздно, не так-то просто воспользоваться. Новички уразумели, что если саммит провалится, времени у них останется в обрез.
Собравшиеся в комнатах ожидания переговаривались вполголоса и слово за слово сформулировали свое предложение. Первыми с идеей отказаться от трансфертов выступили поляки - люди из окружения польского премьер-министра Марека Бельки. Когда Юнкер вновь собрал около одиннадцати часов вечера глав правительств, Бельке удалось уже заручиться поддержкой почти всех стран-новичков. Из восьми восточноевропейских правительств лишь словенское не захотело поддержать инициативу.
Восток хочет в Европу
Хотя в конечном счете предложение поступило слишком поздно, чтобы спасти саммит от провала, оно продемонстрировало две вещи. Во-первых, «новая Европа» существует. Это не просто злопыхательская шутка американского клеветника, все гораздо серьезнее. Сделав предложение Брюсселю, «новая Европа» показала, что располагает потенциалом, позволяющим ей стать «игроком». У восточноевропейских стран есть общие интересы, и они могут их совместно представлять.
Второй вывод: новый восток ЕС представляет собой нечто большее, чем просто родину всех евро-склочников. Это заключение нельзя назвать само собой разумеющимся. Еще в 2004 году представители Польши, подстрекаемые разгоряченной отечественной общественностью, прибегали к открытому политическому шантажу, отстаивая под девизом «Ницца или смерть» оказавшиеся под угрозой привилегии своей страны при голосовании в Европейском Совете. В то время элите самой большой страны, вступившей в ЕС, был еще чужд европейский дух. Евросоюз казался странам Восточной Европы гигантским кошельком.
Однако последний европейский саммит показал, что за прошедшее с тех пор время сформировалось новое сознание ответственности. Белька может теперь делать Европе невыгодные с национальной точки зрения предложения, и его не побьют за это дома камнями. Подоплекой этого нового серьезного отношения к Европе является ошеломляющий успех расширения Евросоюза на Восток, достигнутый с мая 2004 года. После вступления в ЕС почти во всех странах-новобранцах начался бум. Их ВВП подрос, их крестьяне ощутили благодать брюссельских аграрных субсидий. Поэтому популярность ЕС на пространстве от Эстонии до Словении с весны 2004 года резко подскочила. Старый, присущий ЦВЕ евроскептицизм в духе Вацлава Клауса доминирует разве что в Чешской Республике - единственной из стран этого региона, в которой имидж Европы после вступления в ЕС ухудшился.
В то время, как на Западе царит малодушие, Восток Европы, где все референдумы о вступлении увенчались успехом, уже давно подтвердил свой принципиальный выбор в пользу Европы. По данным «Евробарометра», за один год – с весны 2004 до весны 2005 года – число сторонников Европы там возросло. Разброс таков: от 2% в Латвии до 21% в Эстонии. В Польше - самой крупной стране из новичков - количество сторонников интеграции увеличилось на 7%. И даже скептические партии, такие как «Гражданская платформа» Яна Рокиты (который в свое время придумал кровожадную формула «Ницца или смерть»), выдают себя сегодня за европейцев.
Тяга новичков к Союзу объясняется опытом их прежнего существования, как это было уже 50 лет тому назад со странами Западной Европы. В «каролингской» Европе побудительными мотивами стран-основателей ЕС были Вторая мировая война и императив «это не должно повториться». Европейский импульс народов Восточной Европы объясняется десятилетиями советского господства. После 1945 года Запад искал в «Европе» прибежище от своих внутренних раздоров, Восток ищет с 1989 года защиту от Москвы. Таким образом, в обоих случаях фундаментом интеграции служит коллективная память о пережитой угрозе, разве что на Востоке, в особенности в Польше и странах Балтии, воспоминания о ней более свежие, а страшный сосед - Россия - все еще кажется практически непредсказуемым.
Восток стремится к единой Европе по таким же веским причинам, что и Запад. Но какая Европа имеется в виду? К чему склоняются новички – «континентальной» модели ЕС с общей политикой, протекционистскими мерами и прочными социальными сетями, или им ближе «англосаксонский» вариант менее формализованного сотрудничества в экономических рамках, созданных с прицелом на конкуренцию? В 2003 году, когда речь шла о внешней политике и Ираке, «новая Европа» была однозначно «англосаксонской». Какую позицию она занимает сегодня?
Восточные англосаксы: работа эротична
Ответ на этот вопрос предупредила посредническая миссия Брюсселя: позиция ЦВЕ определяется основным импульсом «поколения 89-го года». Государства бывшего восточного блока находятся сегодня там, где, во-первых, им гарантирована безопасность от России, и во-вторых, где можно максимально быстро преодолеть наследие социалистической стагнации. Эта ориентация изначально ни «континентальная», ни «англосаксонская». Но, поскольку – как мы еще покажем – в ней содержатся элементы обоих подходов, «новая Европа», которая все еще отождествляется с расколом континента, имеет сегодня шанс стать первооткрывателем в деле поиска новых консенсусов.
«Англосаксонский» элемент в восточноевропейском подходе наилучшим образом олицетворяет Петр Адамский. Адамский - это воплощение того самого «польского сантехника», из-за которого 29 мая этого года столь плачевно завершился французский референдум по Конституционному договору ЕС. В образном мире французских дебатов о Европейской конституции этот мифический ремесленник был олицетворением угрозы с Востока, коллективного первобытного страха сытого общества перед голодными людьми из-за границы, которые оттеснят местных работников от кормушки, ибо готовы работать за гроши и всегда под рукой. Характерно, что этого легендарного типа представляли себе как жалкого, небритого и слегка потного.
Представление сохранялось до тех пор, пока не появился Петр Адамский – 21-летний манекенщик из Варшавы. Ему позвонили из одной из польских турфирм, работающих во Франции, сотрудникам которой стало невмоготу наблюдать за кампанией «польский сантехник». Пара фотосессий - и на веб-сайте этой турфирмы появился «plombier polonais» во плоти и крови, каким он и должен быть: в комбинезоне со шлангом и разводным ключом. При этом отнюдь не жалкий и совсем уж не потный: волосы уложены феном, мускулист, а лучезарный взгляд из-под шелковистых ресниц заставляет сохнуть от зависти любое галльское сердце. И - последний удар по самосознанию великой нации - этот идеал всех «desperate housewives“ и не думает о том, чтобы перебраться во Францию. «Je reste en Pologne (я остаюсь в Польше),- гласит надпись к рекламному объявлению, - venez nombreux (буду рад многочисленным гостям).
Эта самостоятельно разработанная концепция превращения польского сантехника из получеловека в женского идола отражает специфический «англосаксонский» элемент во взглядах «новой Европы». Работа - эротична, карьера - эротична, а тому, кто, напротив, считает эротичными системы социальной защиты, лучше сразу остаться во Франции. Нельзя сказать, что в Восточной Европе так думает каждый, но растет число стран, в которых большинство населения решилось относиться к свободной экономике всерьез, серьезнее, по меньшей мере, чем на Западе.
Сравнительные данные ОЭСР показывают, что бывшие коммунистические страны взимают сегодня в большинстве случаев более низкие подоходные налоги и меньше обременяют предприятия, чем, скажем, Франция, Германия или Италия. В 2004 году нагрузка на зарплаты за счет налогов и социальных отчислений в Чешской Республике, Польше и Словакии не достигала и 45%, точь-в-точь как в Великобритании. Напротив, в континентальных странах-основателях ЕС (за исключением Люксембурга) этот показатель был выше, кое-где почти на 10%.
Страны Балтии и Польша добились в 2004 году самого бурного экономического роста среди всех государств-членов ЕС. Словацкая модель - единая шкала подоходного налога, налога с корпораций и НДС в размере 19% - служит, несмотря на протесты Берлина и Парижа, образцом для соседних стран. Если в Варшаве, как ожидается, левые утратят после парламентских выборов большинство в сейме, подобная система может появиться и в Польше.
Поэтому нарисованная Тони Блэром картина «стройной», стремящейся к конкуренции Европы, распахивающей свои двери настежь, вместо того, чтобы нежиться в тепле, очень понравилась, например, польскому министру иностранных дел Ротфельду. Даже в таких вопросах, как оказание многомиллиардной европейской финансовой помощи аграрным предприятиям, которая особенно выгодна Польше с ее чрезвычайно большим сельскохозяйственным сектором, Восточная Европа могла бы прийти на помощь презирающему субсидии и ведущему из-за этого тяжбу с Францией Лондону. Крестьяне стран-новичков ЕС и без того получают сегодня лишь 25% от общепринятых на Западе дотаций. Если верх в нынешнем аграрном споре одержат британские сторонники экономии, и эта сумма вырастет в ближайшие годы, например, до 75% вместо запланированных 100%, Варшаву это вполне устроит при условии, что субсидии на Западе снизятся до такого же уровня.
В вопросах расширения Евросоюза позиция его новых членов также ближе к британской, нежели к французской или германской. Венгрия, например, настаивает на возвращении на европейскую родину тех 3,5 миллионов соотечественников, которые со времен Первой мировой войны живут за ее пределами в соседних Сербии, Румынии, Чешской Республике и Словакии. Поэтому она рассматривает расширение ЕС на Балканы как необходимый шаг и горячо поддерживает стремление Хорватии вступить в Евросоюз.
Правительства Польши и стран Балтии, лейтмотивом внешней политики которых по-прежнему является исторический страх перед Россией, единогласно требуют незамедлительно открыть двери ЕС для Украины, чтобы окончательно избавить ее от влияния Москвы. Потом в ЕС должны вступить Беларусь, Молдова и кавказские республики. Желательно делать все, что ослабляет Россию. В Польше приветствуют вступление в ЕС также и Турции. Она была партнером Запада в годы «холодной войны», значит, является частью Европы.
В политике - равнение на континентальную Европу: сильные институты ЕС вместо «Finis Poloniae»
Если на экономику и расширение ЕС в Восточной Европе смотрят «глазами англосаксов», то в размышлениях о внутреннем устройстве Европы преобладает «континентальная» точка зрения. В Польше, самой крупной из вступивших в ЕС стран Восточной Европы, и находящиеся у власти левые, и умеренные правые, которые, вероятно, придут им осенью на смену, официально признаются в приверженности «методу совместных действий» и укреплению наднациональных институтов. В частности поляки хотят, чтобы ЕС проводил эффективную Общую внешнюю политику и политику безопасности, чтобы у Европы был свой министр иностранных дел. Даже Ян Рокита, автор девиза «Ницца или смерть» и, возможно, следующий премьер-министр Польши, очень эмоционально признался недавно в программном внешнеполитическом докладе в приверженности «солидарной» европейской внешней политике.
При этом он сразу же назвал причины: Польша, как и государства Балтии, стремится к единой европейской внешней политике по двум резонам: во-первых, чтобы Россия видела сплоченный континент у нее в тылу; во-вторых, чтобы помешать Германии установить особые связи с Москвой. Подоплека такого «общинного» отношения к Европе заключается опять же в коллективном жизненном опыте. Поляки и жители стран Балтии помнят о роковом одиночестве в тисках между Германий и Россией в период с 1939 по 1945 год. Ни одна историческая драма не оставила такой глубокий след в их сознании, как эта.
Это одиночество не должно повториться. Предельно тесно взаимосвязанная Европа (наряду с Америкой) мнится как единственное возможное прикрытие с тыла. Страны ЦВЕ сбиваются в стаю, чтобы избежать встречи с медведем один на один. Этот мотив прозвучал вновь в начале июля во время визита президента Квасьневского в Эстонию: он пообещал эстонцам поддержку в спорах с Россией из-за постоянно откладываемого договора о границах и потребовал одновременно, чтобы вместо маленькой Эстонии в качестве партнера Москвы на переговорах выступил весь Европейский Союз.
Что касается Германии, то, по разумению восточноевропейцев, общая европейская внешняя политика должна установить контроль за той завязывающейся в неформальном общении дружбой германских канцлеров с российскими президентами, которая является постоянным кошмаром для Польши и стран Балтии еще со времени Гельмута Коля. Когда к таким мужским союзам присоединяется еще – как это было во время поездки Герхарда Шредера на празднование 750-летия Кенигсберга – президент Франции Жак Ширак, колокола от Щецина до Закопане регулярно вызванивают «Finis Poloniae», а литовские дипломаты кричат «пожар, пожар!», как будто ожидается новый пакт между Гитлером и Сталиным.
По мнению Рокиты, лишь общая европейская внешняя политика может сорвать подобные «несолидарные» попытки Германии втереться в доверие к России. С этой точки зрения, абсолютно необходимы все внешнеполитические инструменты и упрощения Конституционного договора, как то: назначение европейского министра иностранных дел, более частый отказ от принципа консенсуса при голосовании, чему всегда противился, прежде всего, Лондон.