А. В. Полетаев история и время в поисках утраченного «языки русской культуры» Москва 1997 ббк 63 с 12 Учебная литература
| Вид материала | Литература |
- История языкознания Основная литература, 31.08kb.
- Литература к курсу «История отечественной культуры» основная литература учебные пособия, 95.12kb.
- Жиркова Р. Р. Жондорова Г. Е. Мартыненко Н. Г. Образовательный модуль Языки и культура, 815.79kb.
- Факультет якутской филологии и культуры, 52.03kb.
- План урок: Особенности русской культуры в изучаемый период. Грамотность, письменность., 103.61kb.
- Н. И. Яковкина история русской культуры, 7448.64kb.
- Учебно-методические материалы по дисциплине «общее языкознание», 303.6kb.
- Литература ХIХ века, 303.87kb.
- Литература в поисках личности Роман «Кысь», 114.06kb.
- История история России Соловьев, 43.79kb.
Средний ожидаемый возраст окончания жизни в США,
годы
| Годы | Мужчины | Женщины | ||
| Для новорожденных | Для двадцатилетних | Для новорожденных | Для двадцатилетних | |
| 1850* | 38,3 | 60,1 | 40,5 | 60,2 |
| 1880* | 41,7 | 62,2 | 43,5 | 62,8 |
| 1900* | 46,1 | 61,8 | 49,4 | 63,7 |
| 1900 | 48,2 | 62,2 | 51,1 | 63,8 |
| 1920 | 56,3 | 65,6 | 58,5 | 66,5 |
| 1950 | 66,3 | 69,5 | 72,0 | 74,6 |
| 1970 | 68,0 | 70,3 | 75,6 | 77,4 |
* Данные по штату Массачусетсе.
Источник: Historical Statistics of the US... 1975, ν. Ι, ρ 56.
История времени 553
В Великобритании средняя продолжительность предстоящей
жизни для мужчин увеличилась с 40 лет для рожденных в 1840-е
годы до 60 лет для рожденных в 1930-е годы (т.е. на 50%). Это
привело к увеличению ожидаемой продолжительности «рабочей
жизни» для достигавших пятнадцатилетнего возраста в соответствующих популяционных когортах на 20% («рабочая жизнь» определяется
в интервале от 15 до 70 лет; см.: Floud et al. 1990, p. 272—273).
Отсюда очевидно, что распространенные данные о крайне низкой средней ожидаемой продолжительности жизни при рождении в
доиндустриальных обществах (25—30 лет) создают искаженную картину ее реальной продолжительности: на самом деле общество состояло отнюдь не только из молодежи и продолжительность жизни
доживающих до взрослого возраста составляла не менее 50 лет (см.
также: Смит 1983, с. 397—399).
Затраты времени на образование весьма неравномерно распределены в течение жизненного цикла. Формальное образование в основном приходится на первые два десятилетия жизни (точнее, от 5
до 20 лет, хотя первые четыре года жизни по существу также во
многом расходуются на образование). Образование без отрыва от
производства и различного рода дополнительное образование (краткосрочные курсы) в основном приходятся на первые десять лет работы (о затратах времени на образование см., например: Mincer 1974;
Akin, Stewart 1982; Levin, Tsang 1987).
Время, сопряженное с болезнями, в современном обществе постепенно увеличивается с возрастом (среди взрослых). Так, в конце
1960-х 7одов занятые в американской экономике в возрасте 17—24
года в среднем пропускали из-за болезней 4,8 рабочего дня, в возрасте 25—44 лет — 4,9 рабочего дня, в возрасте 45—64 лет — 6,3 рабочего
дня (Chez, Becker 1975, p. 94). Для сравнения: в СССР в 1985 г. занятые в
промышленности в среднем пропускали по болезни 11 дней (Народное хозяйство... 1987, с. 140).
Что касается инвестиций в здоровье, т. е. времени, затрачиваемого на его укрепление и поддержание, то здесь картина менее однозначна. С одной стороны, с возрастом люди начинают проводить больше времени в лечебных учреждениях, с другой — с возрастом обычно
уменьшается время, расходуемое на занятия спортом, которое также
можно рассматривать как инвестиции в здоровье (см., например:
Grossman 1972; Frankenberg 1989).
554 Глава 5
Наконец, в определенные периоды жизни людей, особенно женщин, значительную часть их времени занимает уход за детьми и их
воспитание. Эти затраты времени в современной экономической теории рассматриваются как инвестируемое время (см.: Шульц 1994
[1974]). Но исследования распределения времени, инвестируемого в
детей на протяжении жизненного цикла, практически полностью
отсутствуют. Из общих соображений можно предположить, что это
время в основном расходуется между 25 и 35 годами, а также что
для женщин подобные затраты времени значительно больше, чем
для мужчин.
До сих пор мы говорили о внешних параметрах и структуре
использования времени. Но для анализа истории аллокации времени не менее существенны внутренние характеристики этого процесса, важнейшей из которых является дисциплина времени. На наш
взгляд, утвердившиеся благодаря исследованию Фуко поиски истоков дисциплины в жизни средневековых монастырей не вполне правомерны. Дисциплина — как подчинение установленному порядку,
точнее, распорядку времени — существовала с древнейших времен.
Неверно и применять это понятие лишь к организации времени дня:
точно так же существует распорядок года, месяца и недели38.
История дисциплины времени — это история постепенного перехода от природной дисциплины времени к социальной, а не просто
история ужесточения дисциплины. В некоторых отношениях сейчас
дисциплина менее строгая, чем в прошлые исторические эпохи: например, кто в Средние века мог позволить себе «взять отпуск» практически в любое время года?
Вместо термина «дисциплина» мы предпочитаем использовать
более общее понятие*— распорядок времени (которому соответствует
англ, schedule). Вообще говоря, распорядок времени может поддерживаться как добровольно, так и принудительно, причем это принуждение, которое и обозначается ныне термином «дисциплина»,
может осуществляться в самых разных формах. Еще раз подчеркнем, что идея распорядка времени уходит в далекое прошлое, и столь
' зв Латинское слово disciplina происходит от disco — «учиться», «изучать».
Первоначально disciplina значило «обучение», «воспитание», отсюда позднее
возникло значение термина «дисциплина» как отрасли научного знания.
Обучение воинов в армии носило название disciplina militaris — армейская
дисциплина. Наконец, термин «дисциплина» мог обозначать принцип, правило, устройство: например, disciplina civitatis — государственное устройство.
История времени 555
же давней является дисциплина как принудительное структурирование времени. В частности, уже в Древнем мире элементарная
дисциплина времени была составной частью системы надзора за трудом рабов. О древнейшем происхождении дисциплины свидетельствует, например, высказывание римского писателя I в. до н. э. Луция Юния Модерата Колумеллы: «Нет худшей тюрьмы для человека,
чем ежедневный надзор за <его> работой: поистине прав оракул
Катона, что самое злое для человека — это циферблат часов» (Columella.
De re rustica XI, 1; цит. по: Зомбарт 1994 [1913], с. 399, сн. 268).
Однако и добровольное соблюдение распорядка времени, его
планирование тоже известно издавна. Во всяком случае оно уже
существовало в эпоху Возрождения, как свидетельствует отрывок из
трактата Леона Альберти «О семье» (XV в.): «Чтобы в добром порядке совершить все то, что должно быть совершено, я составляю
себе утром, когда я встаю, план распределения времени: что должен
я сегодня сделать? Много дел; я перечислю их, думаю я, и каждому
потом назначу его время: это я сделаю сегодня утром, это — после
обеда, то — сегодня вечером...» (цит. по: Зомбарт 1994 [1913], с. 88). А,
например, в принадлежащих перу Паоло да Чартальдо «характернейших прописях купеческой морали второй половины XIV в. можно найти
совет не выходить из дому без памятки о делах, которые нужно переделать за день, и хранить памятку вместе с деньгами, чтобы почаще
попадалась на глаза» (Баткин 1995, с. 407, сн. 7).
С древнейших времен существовали распорядок и дисциплина
годового времени, которые задавались природными условиями (сменой времен года). При этом уже в Древнем мире восприятие природного распорядка годового времени имело вполне сознательный
характер. Например, если судить по поэме Гесиода «Работы и дни»,
уже в VIII в. до н. э. сроки сельскохозяйственных работ в Греции
довольно жестко привязывались к астрономическим наблюдениям:
движению созвездий Плеяд и Ориона, положению Сириуса и Арктура, дате зимнего солнцеворота и т. д. (Гесиод. Работы и дни 383—
694). Представление об установленном природой распорядке годового времени дают и некоторые древние календари, названия месяцев
в которых соответствовали производимым в этот период работам.
Так, уже в Шумере названия месяцев были связаны с природно-хозяйственной деятельностью. «В календаре города-государства Лагаш встречаются названия „праздник вкушения ячменя", „месяц
жатвы", „месяц принесения ячменя баранам и овцам". В других
556 Глава 5
городах были такие названия как „месяц сева", „месяц доставки ячменя на пристань", „месяц укладки кирпичей в форму", „месяц зажигания огней" и т. п.» (Климишин 1981, с. 42—43).
Другой пример, относящийся уже к раннему Средневековью,
приводит А. Гуревич: «Месяцы у германцев носили названия, указывавшие на земледельческие и иные работы, которые производились в различные сроки: „месяц пара" (июнь), „месяц косьбы" (июль),
„месяц посева" (сентябрь), „месяц вина" (октябрь), „месяц молотьбы" (январь), „месяц валежника" (февраль), „месяц трав" (апрель).
При Карле Великом была даже предпринята попытка ввести эти
названия в официальный календарь. Однако замысел оказался неудачным, так как в разных районах Германии эти названия прилагались к разным месяцам: „месяцем пахоты" называли где август, а
где март и апрель. У скандинавов май именовали „временем сбора
яиц", а также „временем, когда овец и телят запирают в загоне";
июнь — „солнечным месяцем", „временем перехода в летние хижины"
(то есть выгона скота на луга), октябрь — „месяцем убоя скота" (это
название в шведском языке сохранилось до сих пор), декабрь —
„месяцем баранов" или „месяцем случки скота". Лето называли временем между плугом и скирдованием» (Гуревич 1984 [1972], с. 104).
Помимо природных факторов, на протяжении всей истории человечества колоссальную роль в установлении распорядка времени,
особенно годового, играли религиозные предписания. Подобные предписания существовали уже в Древнем мире и в эпоху античности,
прежде всего в форме установления дней религиозных праздников.
Еще более строгий распорядок времени устанавливается в монотеистических религиях — иудаизме, христианстве и мусульманстве. Наряду с праздниками существенным элементом структурирования
времени становятся пост и молитва, которые должны осуществляться в определенное время года или суток.
Дисциплина годового времени, задававшаяся религиозными
праздниками и периодами поста, была еще не «сплошной», она не
регламентировала поведение в каждый день года, но тем не менее
она вносила элементы распорядка в годовое время.
Наконец, наряду с религиозным распорядком с древнейших
времен известен и гражданский распорядок года. Существовали фиксированные даты гражданских праздников (например, День основания города в Древнем Риме). Со времен Хаммурапи устанавливались фиксированные дни сбора и уплаты дани и налогов. В Древнем
И с тория времени 557
Риме в календы (первый день месяца) производилась уплата долгов
и процентов по ним. В средневековой Европе в большинстве стран
налоги и подати выплачивались в день Св. Михаила (29 сентября),
реже — в день Св. Мартина зимнего (11 ноября).
В Средние века относительно жестко фиксировалось и время
военных сборов, когда вассалы должны были нести службу сеньорам. На Руси в XV—XVI в. элементом годового распорядка времени
являлся Юрьев день, за неделю до которого и в течение недели после
мог осуществляться переход крестьян от одного феодала к другому.
В распорядке годового времени важную роль играли ярмарки. Различные виды гражданского распорядка годового времени были широко
распространены в средневековых городах, он регулировался, в частности, различными гильдейскими установлениями (Phythian-Adams 1972).
Но, как отмечают многие исследователи, в доиндустриальных
обществах религиозные и гражданские предписания, правила, нормы, законы и т. д. были тесно связаны с годовым природным ритмом. «Так, военные сборы и военные действия начинались только
летом, точнее, в мае, когда лошадей можно было обеспечивать подножным кормом. Точно так же основная часть податей взималась в
конце „лета", после уборки урожая... Церковное время было не менее подчинено ритму природы. Не только большинство крупных религиозных праздников, которые были наследниками старых языческих, приуроченных к важным явлениям природы (Рождество,
например, заменило древний праздник зимнего солнцестояния, [а Пасха — весеннего равноденствия. — И. С., А. П.]), но и весь литургический год был согласован с природным ритмом сельскохозяйственных работ» (Ле Гофф 1992 [1964], с. 170—172).
В отличие от распорядка года, в установлении которого доминирующую роль в доиндустриальных обществах играла природа, распорядок
месяца устанавливался в основном религиозными предписаниями или
гражданскими обычаями и установлениями. Религиозная дисциплина месяца встречается уже в глубокой древности. Например, в Древнем Иране в календаре Авесты месяц делился на 14+16 дней, причем первый и средний день каждой половины, т. е. 1-й, 8-й, 15-й и
23-й день каждого месяца, были посвящены богу Ахурамазде.
Особое значение религиозное структурирование месяца и недели приобретает в иудео-христианской традиции. Речь идет прежде
всего о семидневной неделе, в которой седьмой день является днем
отдыха. К I в. нашей эры иудейская семидневная неделя с одним
558 Глава 5
выходным широко распространилась в средиземноморском регионе: в Греции, Риме и странах Ближнего Востока. Так, Иосиф Флавий в конце I в. н. э. писал: «... Нет ни эллинского, ни варварского
города, и ни единого народа, у которого не было бы обычая почитать
седмицу, когда мы отдыхаем от трудов» (Иосиф Флавий. О древности... 39 [280]). К этому высказыванию следует относиться критически, поскольку сочинение Флавия имело, пользуясь современной
терминологией, пропагандистский характер, но распространенность
семидневной недели с одним днем отдыха подтверждается и другими источниками. Например, по свидетельству Св. Августина, Сенека,
порицавший еврейскую субботу, с прискорбием отмечал, что данный
«обычай этого злодейского народа возымел такую силу, что принят
уже по всей земле» (цит. по: Августин. О граде Божьем VI, 11).
В христианстве семидневная неделя с одним выходным официально была введена в 325 г. на Никейском соборе императором
Константином, постановившим, чтобы «все судьи... а также все ремесленники в почитаемый день Солнца отдыхали». Таким образом
день отдыха был перенесен на воскресенье, с тем чтобы размежеваться с иудейской субботой (размежевание с иудейским календарем было установлено также и применительно к Пасхе). Обычай
отдыхать в седьмой день недели был позднее зафиксирован, в частности, в славянских языках, в которых, как мы уже сказали, воскресенье называется «неделя».
Заметим, что в период раннего Нового времени в некоторых
европейских странах наряду с воскресеньем иногда вводился второй (а то и третий) выходной день. Например, в Англии в XVI—
XVIII вв. дополнительным выходным во многих местах был понедельник, который шутливо именовался «Святым Понедельником»
(Saint Monday). Лишь в середине XIX в. повсеместно установился один
выходной (Thompson 1967, p. 72ff; Reid 1976). Впрочем, через сто с небольшим лет второй выходной был снова введен в большинстве развитых стран и даже в СССР.
Среди гражданских институтов наиболее распространенным
параметром распорядка недельного времени были рынки и базары,
проводившиеся раз в несколько дней (см., например: Sorokin, Merton
1937). Один из древнейших примеров этого можно найти у этрусков
и древних римлян. У них существовала 8-дневная неделя, в которой
восьмой день был базарным. Как отмечалось выше, в Европе рынки
организовывались в определенные дни недели вплоть до XIX в.
История времени 559
С древнейших времен действовал и известный распорядок суточного времени. Естественное деление суток на ночь и день, а последнего — на время от рассвета до полудня и от полудня до заката было
вполне достаточным для довольно четкой ритмизации и синхронизации всех социальных интеракций — от молитв и богослужений до
работы и приема пищи. Можно предположить, что уже в эпоху античности существовала и социальная дисциплина суточного времени — в школах, в армии, в общественных учреждениях, при применении рабского труда и т.д. В Средние века местом соблюдения
суточной дисциплины времени стали монастыри, сначала бенедиктинские, а затем и принадлежащие к другим орденам (см.: DeGrazia
1962; 1972; Cipolla 1967; North 1975; Dickinson 1961; Knowles 1949).
Но если не считать монастырей, в целом в Средние века дисциплина дня (за исключением деления на светлое и темное время
суток) была довольно низкой. Например, как отмечает Э. Ле Руа
Ладюри, у жителей французской деревни Монтайю в начале XIV в.
рабочий день прерывался длинными паузами, посвященными разговорам с друзьями, сопровождавшимися зачастую распитием стаканчикадругого вина. В жаркое время года существенную часть дня занимала
сиеста (Le Roy Ladurie 1978 [1975], p. 278). В городах среди ремесленников
дневной распорядок был несколько более жестким, но и он подразумевал относительно свободное распоряжение временем. Средневековые
ремесленники работали в ритме, ориентированном на выполнение определенной задачи, и могли несколько часов в день тратить на разговоры
с друзьями или сидение в таверне (Rifkin 1987, eh. 6).
Существенную роль в развитии дисциплины дневного времени
сыграло распространение наемного труда. Система наемного труда изначально связывала затраты труда, а тем самым и результаты последнего с рабочим временем. Как минимум в XIV в. уже возникает регулирование продолжительности рабочего времени — в зависимости от
времени года, с учетом перерывов, времени начала и конца работы
(например, в договорах, касавшихся строительных рабочих; см.:
Salzman 1967, р. 56—57). В этот же период усиливается суточная дисциплина времени среди торговцев и ремесленников (см.: Le Gof/"L963).
Как отмечает Фуко, дисциплина времени в монастырях преследовала
задачу борьбы с бездельем (Foucault 1977 [1975], р. 154). В городах же
укрепление дисциплины времени было связано с интенсификацией труда,
стремлением к достижению его максимальной эффективности.
560 Глава 5
Таким образом, если до XIII в. дисциплина суточного времени
имела «очаговый» характер и концентрировалась в армии и религиозных учреждениях, то с XIV в. на первый план начинают выходить
распорядок, регламентация и дисциплина рабочего времени. Существенную роль в этом сыграли рабочие статуты, которые существовали в Нидерландах, во Франции и других странах. Наибольшее распространение они получили в Англии, где действовали с середины
XIV до начала XIX в. (первый был принят в 1349 г., а формально
статуты были отменены только в 1813 г.). Непосредственным поводом для принятия первого статута послужила Великая чума, резко
уменьшившая количество трудоспособного населения.
Например, в Англии, согласно статутам 1349 г. (Эдуард III) и
1496 г. (Генрих VII), рабочий день ремесленников (artificers) и сельскохозяйственных работников с марта до сентября должен был продолжаться с 5 часов утра до 7—8 часов вечера, а время, отведенное на
еду, должно было составлять один час на завтрак, полтора часа на
обед и полчаса на полдник. Зимой работа должна была длиться с
теми же перерывами с 5 часов утра дотемна. Принятый при Елизавете I (1562 г.) статут для всех работников, «нанятых за поденную
или понедельную плату», не изменял продолжительность рабочего
дня, но ограничивал перерывы 21/2 часами летом и 2 часами зимой.
На обед полагался один час, а получасовой послеобеденный сон разрешался лишь с середины мая до середины августа (Маркс 1960—
1962 [1867—1894], т. 23, с. 280 и далее).
До XVIII в. статуты одновременно выполняли две функции:
они служили инструментом государственного регулирования численности наемных работников и продолжительности рабочего времени, а также регламентировали распорядок рабочего времени (время начала и конца работы, перерывы и т. д.). В конце XVIII — начале
XIX в. эти функции разделяются и существенным образом модифицируются.
В сфере действия государственного законодательства остается
регулирование продолжительности рабочего времени, которое можно рассматривать как элемент структурирования суточного и недельного времени в целом. При этом характер государственного вмешательства в эту область претерпевает существенные изменения: до
конца XVIII в. законы были направлены на максимальное увеличение рабочего времени, но постепенно произошла переориентация на
ограничение его продолжительности. С 1802 г. английский парла-
История времени 561
мент начинает принимать так называемые Фабричные акты, регулирующие условия труда, но первый закон, ограничивающий продолжительность рабочего дня, был принят только в 1833 г., а поворотной
точкой стало принятие в 1847 г. акта о 10-часовом рабочем дне. Во
Франции первый закон, ограничивающий продолжительность рабочего дня, был принят в 1841 г. Во второй половине XIX в. аналогичные законы появились во всех европейских странах и в США. Сфера
действия регулирования рабочего времени постепенно расширялась,
охватывая все новые половозрастные и профессиональные категории занятых.
Что касается распорядка и соответствующей дисциплины самого рабочего времени, то в XVIII в. оно из сферы государственного
регулирования переходит в компетенцию нанимателей. Например, в
Англии уже в начале XVIII в. стали вводить первые графики работы,
отмечалось время прихода и ухода, существовали контролеры и учетчики, были введены штрафы за прогулы и опоздания и нарушения
ритма работы. Эти изменения тесно увязывались с новыми представлениями о правах собственности на время, о которых шла речь
выше. Ужесточение дисциплины рабочего времени было связано не
только с развитием представлений о ценности времени и стремлением
нанимателей к максимально эффективному использованию оплаченного ими времени наемных работников, но и с потребностью синхронизации трудового процесса. Понятие производственной дисциплины приобрело расширительное толкование за счет включения в него,
помимо действий наемных рабочих, графиков поставки и производства, деловых встреч и банковского учета, организации городской
жизни и т. д. (см.: Harrison 1986; Thrift 1990 [1980]; 1988).
Любопытной иллюстрацией может служить история изменения
времени обеда состоятельных английских горожан, описанная
П. Кларком (Clark unpublished). Так, в XVII в., накануне Реставрации,
обед (dinner) обычно начинался между двенадцатью и часом дня, в
начале XVIII в. обеденное время сместилось на два часа дня, к середине
века оно передвинулось на три часа, к 1780-м годам — на 4 часа, а в
конце XVIII в. обед стал начинаться не раньше 5 часов. Как отмечает
Кларк, эти изменения были обусловлены потребностью в увеличении времени, уделяемого представителями обеспеченных слоев городского общества деловым обязанностям. Ранний обед из нескольких блюд, традиционно подкрепляемый изрядным количеством
алкоголя, ограничивал деловую часть дня всего парой часов, что было
562 Глава 5
достаточным в XVII в., но явно не соответствовало потребностям
века XVIII.
Сдвиг времени обеда сопровождался целым рядом других изменений в распорядке дня состоятельных городских слоев английского общества. Завтрак (breakfast) стал более продолжительным, и с
конца XVIII в. его непременным атрибутом было чтение газет,
ежедневно вводящих читателей в курс деловой жизни. Возникло
понятие (оно же явление) «ленча» (luncheon или lunch), который начинался примерно в то же время, что обед в XVII в., но выполнял при
этом не столько рекреационные, сколько физиологические или деловые функции. Наконец, социальное общение, выходящее за рамки
чисто делового, сместилось, вслед за обедом, с дневных на вечерние
часы, а ужин (supper) стал начинаться у представителей имущих слоев
уже за полночь.
В еще большей степени изменились распорядок дня и дисциплина времени работников. Эта тенденция, также наметившаяся уже
в начале XVIII в., многократно усилилась с приходом промышленной революции в конце XIX — начале XX в. и развитием машинного производства. Потребности мануфактурной, а затем и фабричной
системы производства в установлении производственной дисциплины приходили в конфликт с традиционным доиндустриальным отношением бывших ремесленников и крестьян к рабочему времени.
Поэтому одной из главных проблем стало внедрение новой трудовой
дисциплины и, соответственно, трудовой этики37.
На первых порах трудовая дисциплина имела преимущественно принудительный, «палочный» характер (Pollard 1963; 1964; Thompson
1963; 1967). Затем дополнительным фактором, поддерживавшим дисциплину рабочего времени, стали машины, во многих случаях задававшие темп и ритм работы. Только с середины XIX в. принудительные и механические методы поддержания дисциплины начали
дополняться системой стимулов для рабочих. Соблюдение дисциплины времени поощрялось и всячески превозносилось как норма
трудовой этики. Символом признания заслуг работника, соблюдающего дисциплину времени, стала, в частности, возникшая в конце
XIX в. традиция награждения часами за многолетнюю беспорочную
службу.
•i? См.: Rifkm 1987, eh. 6; Pollard 1963; 1964; Boorstin 1983; Moore 1963a; Wright
1969; etc.
История времени 563
Особое значение приобрело развитие дисциплины времени у
детей. Центральную роль здесь сыграло увеличение числа школ, и
прежде всего воскресных (Foucault 1977 [1975], р. 150). Существенным
оказалось и распространение детского труда в конце XVIII — первой
половине XIX в.: детей было гораздо легче заставить подчиняться рабочему графику и работать по 15—16 часов в день, чем бывших ремесленников и крестьян.
Распространение детского труда было также связано, по мнению Т. Эштона, с отсутствием школ (помимо воскресных) и детских
садов — работающим родителям было просто негде оставлять детей. Но уже во второй половине XIX в. в европейских странах и в
США школьное образование (по крайней мере, начальное), стало массовым. Это определило возникновение еще одной разновидности дисциплины времени — в рамках жизненного цикла. Эта дисциплина, в
соответствии с которой жизнь большинства населения четко поделена на периоды учебы, работы и пребывания на пенсии, становилась
все более жесткой вплоть до последних десятилетий. Но в настоящее время границы между отдельными стадиями жизненного цикла
(hie stages) начинают размываться: учеба нередко совмещается с работой, а пенсионеры все чаще продолжают работать после достижения
пенсионного возраста (см.: Sirianni, Walsh 1991).
Подводя некоторые итоги, можно отметить, что распорядок времени в доиндустриальных обществах был достаточно жестким, прежде
всего в отношении дисциплины годового времени. Она была обусловлена, естественно, в первую очередь природными факторами, но
ее поддержанию способствовали также религиозные и гражданские
предписания. Именно эта жесткость, воспринимаемая как заданная
извне, «извечная», и порождала различные фантазии в отношении
времени, которые исследователи находят в средневековых народных
балладах, сагах, сказаниях и т. д. Только в мифах и сказках можно
было менять ход времени, ускорять его или замедлять. В отличие от
других авторов мы полагаем, что обилие таких «волшебных» превращений времени в мифах, сказках и легендах свидетельствует не о
«вольности» представлений о времени, а наоборот, о заданности восприятия и представления временной структуры повседневной жизни. Только в фантазиях можно было позволить себе так вольно обращаться с временем, давая выход напряжению, вызываемому жесткой
регламентацией временной структуры повседневности.
564 Глава 5
Дисциплина времени в индустриальном обществе имеет более
откровенный характер. Во-первых, ее утверждение было отчетливо
зафиксировано общественным сознанием как период болезненного
слома стереотипов, характерных для традиционного общества. Современная дисциплина времени окончательно утвердилась и перестала восприниматься с обостренной чувствительностью только в
процессе становления всего комплекса культуры индустриального
общества. Во-вторых, она определяется не столько неторопливым
годовым ритмом, сколько стремительным суточным, требующим от
индивида гораздо большей собранности.
На протяжении истории человечества постепенно происходило
замещение природной дисциплины дисциплиной социальной. И в
современном обществе дисциплина времени прежде всего является
социальным смыслом, элементом социальной структуры общества, а
не естественной данностью. Произошедшее в индустриальном обществе «расколдовывание» дисциплины времени и создает не вполне согласующееся с историческими фактами представление об ужесточении дисциплины времени в ходе эволюции общества.
В заключение этого раздела упомянем еще об одном аспекте
влияния представлений о времени на социальное поведение, а именно, о борьбе с временем. Начавшаяся в глубокой древности и продолжающаяся по сей день, эта борьба проходит по нескольким направлениям (см.: Scliwartz 1975; Rißin 1987; Young 1988; Melbin 1978).
Первое, древнейшее, направление — борьба с природными ритмами: сменой времен года и времени суток. Ослабление роли природных годовых ритмов связано с уменьшением влияния сезонных
изменений климата на жизнедеятельность людей. Соответствующие
примеры достаточно очевидны — прежде всего речь идет о создании
одежды и обуви, позволяющих уменьшить влияние природной среды на человека. Под этим же углом зрения можно рассматривать
строительство различных зданий и сооружений, позволяющих осуществлять различные виды активности (как производственной, так
и рекреационной) в закрытых помещениях. Строительство закрытых сооружений — от мастерских и фабрик до театров и стадионов —
сопровождалось развитием систем их отопления или охлаждения,
позволяющих свести сезонные колебания климата до возможного
минимума. Наконец, можно упомянуть о различных сооружениях,
уменьшающих влияние годовых ритмов на производство сельскохозяйственной продукции — оранжереи и теплицы, известные с древ-
История времени 565
нейших времен, ныне позволяют выращивать свежие овощи, фрукты,
цветы в любое время года.
Не менее интенсивно велась борьба и с суточным ритмом, т. е.
со сменой дня и ночи. Искусственное освещение также известно человечеству с древности, но его массовое применение стало возможно
лишь после изобретения электричества и создания соответствующих
энергосетей.
Человечеству приходится бороться и с разрушительным влиянием времени. Ареной сражения является, в частности, проблема
сохранения продуктов питания, существовавшая еще в древности, но
особенно остро вставшая в период Великих географических открытий. Быстрое расширение числа морских экспедиций, увеличение
их продолжительности потребовали развития методов заготовки продуктов питания впрок — именно тогда впервые начинают изготавливаться в массовом порядке сухари, солонина и проч. Но ощутимых успехов на этом поприще человечеству удалось добиться только
в XIX в. Как отмечает Д. Бурстин, пастеризованное, а затем и сгущеное молоко, мясные и прочие консервы, замороженное мясо, а позднее и другие продукты, появление холодильников — все это знаменовало победы над могущественным временем (см.: Бурстин 1993
[1958—1973], т. 3,ч. 5).
Еще один фронт исторической битвы с временем связан с покорением пространства. С древнейших времен пространство и время были
неразрывно соединены в сознании людей. Расстояние измерялось
временем пути (см.: Гуревич, 1984 [1972]), а время, в свою очередь,
измерялось расстоянием (например, время, необходимое, чтобы пройти
два лье и т. д. — см.: LeRoyLadurie 1978 [1975]). Изобретение и распространение все более быстрых транспортных средств — поезда, парохода, автомобиля, самолета — означало не только покорение пространства, но и покорение времени. Точно такую же роль играло развитие
средств связи (почта, телеграф, радио, телефон, факсимильные аппараты,
компьютерные сети, космические средства связи и многое другое).
Возможность практически мгновенно перемещать в пространстве
слова и изображения несомненно оказала поистине революционизирующее воздействие на темпоральное сознание человека.
В начале нашего века В. Зомбарт писал: «Скорость какого-нибудь события, чего-нибудь предпринятого интересует современного
человека почти так же, как и степень его массовости. Ехать в автомобиле „со скоростью 100 километров" — это именно и представляется
566 Глава 5
с современной точки зрения высшим идеалом. И кто сам не может
двигаться вперед с быстротою птицы, тот радуется читаемым им
цифрам о какой-нибудь где-нибудь достигнутой скорости; так, например, что скорый поезд между Берлином и Гамбургом снова сократил время своего переезда на десять минут; что новейший гигантский пароход прибыл в Нъю Йорк на три часа раньше; что теперь
письма получаются уже в половине восьмого вместо восьми; что газета
смогла принести (может быть, ложное) известие о войне уже в 5 часов
пополудни, тогда как ее конкурентка вышла с ним только в 6, — все
это интересует странных людей наших дней, всему этому они придают
большое значение» (Зомбарт 1994 [1913], с. 135).
С помощью техники человек получил возможность экономить
не только свои силы и совершать невозможные ранее действия, но и
экономить время. Развитие средств транспорта и связи — лишь одно
из наиболее наглядных проявлений этих новых возможностей. Но
по существу почти любое устройство или техническое изобретение
среди прочих своих функций способствует экономии времени — будь
то посудомоечная машина или шариковая ручка. Повышение ценности времени, о котором мы говорили выше, тесно связано не только со стремлением к его наиболее эффективному расходованию, но и
со стремлением сберегать время с помощью техники.
Конечно, победа над временем еще не одержана — человек все
еще смертен, да и путешествия во времени пока остаются лишь уделом фантастов, но то, что время потерпело ряд сокрушительных поражений в течение последних ста лет, — факт достаточно очевидный. И самую существенную роль в этом сыграло распространение
представления о времени как об ограниченном ресурсе и о правах
собственности индивида на этот ресурс.