А. В. Полетаев история и время в поисках утраченного «языки русской культуры» Москва 1997 ббк 63 с 12 Учебная литература

Вид материала

Литература

Содержание 1. Эмпирические представления Kolaja 1969, Goffman История времени

Подобный материал:

• История языкознания Основная литература, 31.08kb.
• Литература к курсу «История отечественной культуры» основная литература учебные пособия, 95.12kb.
• Жиркова Р. Р. Жондорова Г. Е. Мартыненко Н. Г. Образовательный модуль Языки и культура, 815.79kb.
• Факультет якутской филологии и культуры, 52.03kb.
• План урок: Особенности русской культуры в изучаемый период. Грамотность, письменность., 103.61kb.
• Н. И. Яковкина история русской культуры, 7448.64kb.
• Учебно-методические материалы по дисциплине «общее языкознание», 303.6kb.
• Литература ХIХ века, 303.87kb.
• Литература в поисках личности Роман «Кысь», 114.06kb.
• История история России Соловьев, 43.79kb.

1. Эмпирические представления

Эмпирические темпоральные представления складываются на
основе индивидуальных представлений действующего субъекта о его
прошлом и будущем, из его «личных» отношений с временем, базирующихся на собственном опыте. К сожалению, эта проблема остается
недостаточно разработанной. По существу, мы можем проследить
массовые изменения в эмпирическом восприятии прошлого и будущего лишь начиная с Нового времени (а реально — с XIX века). Что
касается более отдаленных эпох, то рассуждения об эмпирическом
времени здесь обычно исчерпываются цитатами из Гераклита, Сенеки и других философов или поэтическими реминисценциями вроде
«быстротечного мгновенья», «унылых дней чреды» и т. п. В качестве весьма условного источника могут использоваться данные современных этнологических исследований, позволяющие составить
некоторое косвенное представление об эмпирических темпоральных
воззрениях в досовременных обществах.

На наш взгляд, для аграрного (доиндустриального) общества,
каким была средиземноморско-европейская цивилизация в течение
нескольких тысячелетий, основным фактором формирования эмпирических темпоральных представлений была рутинизированность
человеческой деятельности, обусловленная природными явлениями.
Как отмечалось в предыдущем параграфе, проблема рутинизации

580 Глава 5

занимает важное место в современной социологической теории⁴⁴. Но
эти исследования ориентированы на проблемы современного индустриального общества, в котором именно социальное время — будь то
на уровне индивидуального восприятия или существующих коллективных представлений — оказывается фактором рутинизации социальных действий и интеракций.

В нашем случае речь идет об обратной связи: рутинизация человеческой деятельности, обусловленная зависимостью от природных факторов, ведет к формированию специфических темпоральных
представлений в доиндустриальном обществе. Жизнь подавляющего числа людей в таком социуме полностью подчинена природному
ритму (мы уже обсуждали эту тему, рассматривая вопрос о структурировании, дисциплине и использовании времени). Цикличность
и повторяемость природных явлений — смены дня и ночи и сезонов
года — здесь неотделима от цикличности и повторяемости действий
каждого человека. Одни и те же действия производятся изо дня в
день, из года в год, и этот опыт неизбежно формирует устойчивую
картину будущего, которое мыслится как повторение прошлого.

Такая повторяемость была характерна не только для трудовой
деятельности, но и для праздников — в аграрном обществе почти
все они имели сезонный, циклический характер и отмечались из года
в год. Экстраординарные события в жизни индивида были немногочисленны и однотипны: нашествия завоевателей, грабежи, пожары, болезни — список весьма невелик. Скорее всего эти события также рутинизировались в сознании и входили составной частью в представления
о будущем. Отсутствие пространственной и социальной мобильности
только закрепляло эту однородную картину прошлого—настоящего—
будущего, формировавшуюся на основе индивидуального опыта.

Конечно, все это относится прежде всего к массовому сознанию
населения, занятого сельским трудом. У знати, купцов, воинов и т. д.
темпоральные представления, основанные на личном опыте, могли
быть гораздо более индивидуализированными и причудливыми. К
сожалению, об этих представлениях нам почти ничего не известно,
ибо сохранившиеся высказывания отдельных философов характеризуют не столько их эмпирические представления как действующих субъектов, сколько их взгляды как наблюдателей.

⁴⁴ См., например: Kolaja 1969, Goffman 1972; Hagerstrand 1975; Zerubavel 1981,
1985; Giddcn 1984

История времени 581


С позиций сегодняшнего дня кажется, что существенные изменения в эмпирическом восприятии прошлого, настоящего и будущего начали происходить всего пару столетий назад. Конечно, не исключено, что это предположение ложно и в более отдаленные эпохи
наблюдались не менее значительные сдвиги в эмпирическом восприятии индивидуального времени. Однако нынешнее состояние
исследований вынуждает нас принять эту гипотезу.

В частности, можно утверждать, что для темпорального сознания людей Нового времени характерно усиление интереса к своему
прошлому и систематизация воспоминаний о нем. Главную роль
здесь, естественно, играл рост грамотности, ее постепенное распространение среди все более широких слоев населения. Уже начиная с
XIV в., сначала в Италии, а затем и во Франции, Англии, Германии и
других европейских странах ширится практика ведения ежедневных записей, дневников, составления собственных жизнеописаний,
мемуаров и других видов письменной фиксации происходящих в жизни индивида событий (Дэвис 1994 [1977], с. 216; там же см. библиографию). Но переломным здесь, по-видимому, стал все же XIX в., когда
школьное образование впервые начало принимать массовый характер и грамотность стала достоянием основной части населения.

Повышение уровня знаний о собственном прошлом не означало, конечно, утрату человеческой памятью своего качественного, избирательного, характера — по-прежнему человек запоминает прежде
всего эмоционально значимые лично для него события. Но постепенное увеличение количества документов, хранящихся в домашних архивах (различного рода дипломов, грамот, справок, свидетельств
о рождении и браке и т. д.), все большее распространение анкет, автобиографий, curriculum vitae и проч., начавшееся в XIX в. и достигшее
апогея в наши дни, — все это, несомненно, способствовало созданию
более структурированной и равномерно заполненной картины прошлого на индивидуальном эмпирическом уровне.

В XX в. прошлое каждого человека стало также объектом интереса со стороны общества, причем не только в тоталитарных, но и
в демократических государствах. Конечно, интерес к чужому прошлому существовал и в предшествующие исторические эпохи, но в
большинстве случаев общество не превращало предоставление сведений об индивидуальном прошлом в непременную обязанность каждого своего члена. Точно так же и хранителем сведений о личном прошлом был в большинстве случаев сам индивид. Ныне же сбором

582 Глава 5

данных о каждом человеке занимается огромное число различных
частных и государственных учреждений — от банков до полиции и
налоговой службы.

Типичная примета новейшего времени — биографические
справочники типа «кто есть кто». Более того, публичное распространение сведений о прошлом того или иного индивида во многих случаях
поощряется им самим и выступает в качестве статусного показателя. Если раньше прижизненных биографий удостаивались лишь
царствующие особы, то с наступлением Нового времени этот процесс
начинает постепенно демократизироваться, а с конца XIX — начала
XX в. он приобретает по-настоящему массовый характер.

Повышенное внимание к истории жизни индивида со стороны
общества несомненно повлияло и на его представления о собственном
прошлом. Теперь он гораздо лучше, чем это было в предшествующие
эпохи, помнит события своей жизни и старается по возможности контролировать информацию, поступающую в распоряжение общества. Любой индивид стремится делать общественным достоянием благоприятную для себя информацию и скрыть неблагоприятную. Ясно, что это
выполнимо только при должном внимании к своему прошлому.

Наконец, индивидуальное прошлое стало определять индивидуальное будущее. Последующая жизнь человека зависит от его предыдущей жизни — его поступков, образования, работы и т. д. Это
проявляется на уровне как внутреннего индивидуального сознания,
так и сознания общественного. В частности, одной из примет Нового
времени явилось быстрое увеличение доли лиц наемного труда. Прошлое каждого вновь нанимаемого работника стало объектом интереса
со стороны нанимателя; в результате, скажем, при найме слуг стали
требоваться рекомендательные письма, характеризующие прошлую
деятельность их. В этом смысле функция рекомендательных писем,
известных с древнейших времен, претерпела существенные изменения: если до начала Нового времени они служили чем-то вроде удостоверения личности, т. е. удостоверяли текущее положение человека, то при развитии пространственной и социальной мобильности
они все чаще удостоверяют его прошлое.

В Новое время самым существенным образом изменилось и
отношение индивида к своему будущему. На смену пассивному ожиданию пришло активное планирование будущего, его формирование
и «обустройство». Опять-таки, как и в случае с эмпирическими представлениями об индивидуальном прошлом, эти тенденции, наметив-

История времени 583

шиеся при переходе к Новому времени, начали активно развиваться
в XIX в. и достигли расцвета к концу XX в.

Освоение будущего ныне проявляется в самых разнообразных
формах — от изучения прогнозов погоды, которые на регулярной
основе стали делаться в конце XIX в., а с начала XX в. ежедневно
появляются в средствах массовой информации (сперва в газетах, затем по радио и на телевидении), до оформления страховых полисов.
Выбор специальности, места учебы, работы и жительства, планирование ежегодного отпуска и приобретение товаров длительного пользования, финансовые инвестиции и даже поведение на выборах — все
это связано с оценкой собственного будущего. Практически ежедневно современный человек осознанно принимает решения, влияющие на его будущее, «обустраивающие» его завтрашнюю жизнь.
Многократно возросли возможности для такого влияния, но одновременно повысилась цена принимаемых решений.

Человек Нового времени по существу не знает настоящего, он
устремлен в грядущее: разрабатывает планы, визионерствует, создает
социальные доктрины лучшего будущего, строит новое общество. Даже
столь обыденная вещь, как система страхования, свидетельствует об
озабоченности неприятностями и несчастьями, которые когда-то могут произойти. Назвав это явление колонизацией будущего, Э. Гидденс имел в виду «открытость» еще не произошедших событий, подразумевающих податливость социального мира и способность людей
формировать физическую среду своего существования. Будущее для
живущих в конце XX в. по-прежнему остается «пространством контрфактических возможностей» (Гидденс 1994 [1991], с. 109). Все люди
Нового времени ориентированы на будущее, но некоторые готовы
жить в нем больше, чем другие. Это органично связано с социальнополитической установкой современности, которую Фромм называл
«отчаянием и страстью к будущему».

Заметим, что ориентация на будущее и усиление внимания к
собственному прошлому тесно связаны между собой. Дифференциация общества, индивидуализация жизненного пути и опыта каждого отдельного человека — еще одна яркая примета новейшей истории. Все в большей степени жизнь человека начинает зависеть от
него самого, от решений, принимаемых им на основе прошлого опыта и накопленных знаний.

Огромное воздействие на изменение эмпирического восприятия
времени в XIX—XX вв. оказало развитие техники. Перелом в со-

584 Глава 5

знании, который произошел на рубеже прошлого и нынешнего веков,
превосходно описан, в частности, Д. Бурстином в одном из разделов
его трехтомной работы, озаглавленном «Время становится столь же
воспроизводимым, как и все прочее: упаковывая единицу времени».
Как отмечает Бурстин, до конца XIX в. «жизнь была цепью невозвратимых, неповторимых эпизодов. Время было последовательностью
единственных в своем роде мгновений — каждое приходило и никогда уже не повторялось. Прошедшее было чем-то, что уже было не
воскресить... Неповторимость мгновения была сокровенным смыслом жизни — и смерти. Говорить о ней было все равно что иными
словами говорить о том, что человек смертен. Поскольку только лишь
Бог вездесущ, он мог одновременно быть везде и всюду. Он не был
ограничен пространством и временем, так же как он не был ограничен погодой или временем года. Только лишь Бог мог видеть события так, будто бы они все еще происходили или будто они все произошли одновременно. Только Бог мог видеть движущиеся тени
умерших и слышать их голоса. Теперь все это мог делать человек»
(Бурстин 1993 [1958—1973], т. 3, с. 469, 468).

Огромную роль в формировании нового ощущения времени сыграло изобретение всякого рода звуко- и видеозаписывающих устройств — от фонографа и фотоаппарата до магнитофона и видеокамеры. Человек впервые научился хотя бы частично останавливать
«прекрасное мгновение» и воспроизводить его бесконечное число
раз, а тем самым отчасти переноситься в прошлое. Особое значение
имело развитие телевидения, которое не только способствовало размыванию границ между прошлым и настоящим, но также стало символом покорения времени. Выпуски новостей обеспечивают мгновенное перемещение во времени и пространстве, одновременное присутствие в разных точках земного шара, и эти ощущения еще больше усиливаются
чередованием свежайших новостей с документальными кадрами прошлого. Куда там германским варварам с их «мифологическим хронотопом», которых описывает А. Гуревич, — никакое самое фантастичное
мифологическое сознание не могло породить подобное слияние всех
времен в настоящем!