Учебное пособие Чебоксары 2009 Министерство образования и науки Российской Федерации Федеральное агентство по образованию

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11

Задание 6. Определите, какие значения слов редкий, настоящий, жизнь реализуются в данных текстах.

I.1. – Ты заметил, счастливчик, какая после выстрелов была оглушительная тишина? – Гость лежал на спине, раскинув руки, и глядел на высокие редкие облака. (Л. Богачук. Охота.)

2. Они шли рассыпным редким строем, выпрямившись во весь рост, превосходя выправкой кадровых гвардейцев и, бравируя опасностью, не прибегали к перебежке и залеганию на поле, хотя на поляне были неровности, бугорки и кочки, за которыми можно было
укрыться. (Б. Пастернак. Доктор Живаго.)

3. Только редкий какой-нибудь старик, перед концом жизни снова приблизившийся к ее началу, к детству, относился к мальчишкам с понятием, делал рукавицей знак мира и солидарности, и тогда мальчишки, пьяные от счастья, подсаживались на порожнюю и ехали куда-нибудь, все равно куда, молча и сосредоточенно разглядывая знакомые улицы своего городка с высоты ездового положения. (С. Залыгин. Санный путь.)

4. Пошел редкий снег. Береза рванулась, закачалась, длинные перья ветвей замелькали в воздухе. Полетели пушинки. (С. Панасян. Царевна-лебедь.)

5. Анна была из тех редких женщин, на характер которых жизненные невзгоды действуют благотворно. В ней с годами будто настоялась спокойная мудрость, чуткость к людям, не угас непосредственный интерес к ним. Душа ее сохранила девичий веселый нрав. (Н. Селиванова. В тундре под звездами.)

6. Перелистывая эти заметки, кто-нибудь, вероятно, и наморщит лоб в недоумении: а при чем здесь Майские, скажет он, да еще эскизы, при чем здесь эти слова, предполагающие нечто легкое и приятное, аромат молодых тополей, редкие ныне ландыши, ну, по крайней мере, сирень… (П. Проскурин. Майские эскизы.)

7. На ступени пирамиды поднимался новый Халач-Виник. На нем был тот же пышный наряд из перьев редких птиц и жезл, украшенный хвостами гремучих змей. (В. Чичков. Тайна священного колодца.)

8. Рассказчиком майор был изумительным. Яркая речь, точное слово, легкая ирония, занимательный сюжет. Фантазер, умница. Редкие качества для старшего офицера службы конвоирования. (А. Елинский. Золотые берега.)

II. 1. В настоящее время крыша на лавке и дверь выкрашены и блестят, как новые, на окнах по-прежнему цветет веселенькая герань, и то, что происходило три года назад в доме и во дворе Цыбукина, уже почти забыто. (А. Чехов. В овраге.)

2. Манюся завела от трех коров настоящее молочное хозяйство, и у нее в погребе и на погребице было много кувшинов с молоком и горшочков со сметаной, и все это она берегла для масла. (А. Чехов. Учитель словесности.)

3. – А почему на этом поле горох уже созревает, а на том только цветет?

– Это же механизатор Репин сеял! Он выбрал самое теплое поле и посеял пораньше, чтоб побыстрее созрело. Я уважаю механизатора Репина.

«Да, ты знаешь, кого уважать», – подумала я, но ничего не сказала. Между прочим, даже не видя этого механизатора, я тоже начала его уважать. Мне очень понравилось, что он дарит такой гостинец, а взамен просит одно – чтоб аккуратно рвали. Должно быть, он настоящий механизатор. (Е. Лисина. Две деревни на одной земле.)

4. Сантиментальную и доверчивую толпу можно убедить в том, что театр в настоящем его виде есть школа. Но кто знаком со школой в истинном ее смысле, того на эту удочку не поймаешь. (А. Чехов. Скучная история.)

5. Убедившись, какое огромное пространство требуется для приведения в действие железной дороги, Наташа, казалось, прониклась к ней еще большим уважением.

– Почти как настоящая, – сказала она, но, поймав себя на том, что ее слова вроде бы не очень соответствуют действительности, придала им характер легкого полувопроса. (Л. Бежин. В детстве у меня был противогаз.)

6. Ведь живет же он (Сережа. – Л. П.) сейчас где-то, и встреться мы с ним теперь, я бы быстро забыла об Аркадии, перестала вспоминать, мучить себя. Надо лишь поверить в существование Сережи, поселить его в моем настоящем, пусть пока лишь воображаемом… (Ю. Вяземский. Цветущий холм среди пустого поля.)

7. Трудно быть настоящей женщиной, но еще труднее стать настоящим мужчиной, каким его мечтает видеть женщина. (М. Малышев. Между парадоксом, иронией и здравым смыслом (афоризмы, максимы и размышления.)

8. Если жизнь в настоящем исчерпывается надеждой на лучшее будущее или воспоминаниями о славном прошлом – значит, это настоящее не является настоящим (выделено в тексте. – Л. П.). (М. Малышев. Между парадоксом, иронией и здравым смыслом (афоризмы, максимы и размышления.)

9. Генерал Голубко был настоящий генерал, какие были только при императоре Николае, – высокий, плечистый, представительный, грозный, справедливый, вспыльчивый, по-солдатски грубый и по-солдатски простой. По наружности генерал мог считаться молодцом, несмотря на свои шестьдесят лет и совершенно седые волосы. (Д. Мамин-Сибиряк. Верный раб.)

10. Работа в кричной показалась Арефе с непривычки настоящим адом. Огонь, искры, грохот, лязг железа, оглушительный стук двадцати тяжелых молотов. (Д. Мамин-Сибиряк. Охонины брови.)

11. Весь первый месяц Савин корпел над бумагами. Как отголоски большой жизни, долетали до него утренние взрывы в тайге, там была настоящая работа (Ю. Теплов. Подкова.)

12. В начале декабря лег наконец настоящий снег.

Он и до этого выпадал несколько раз и довольно изрядно – приходилось даже расчищать дорожки в саду. Но тому снегу у нас почему-то не было веры. И в самом деле, полежав с полдня, он уходил в землю. Бесследно. Назавтра даже странно было вспоминать о нем.

Но этому снегу, декабрьскому, мы поверили сразу.

И со странно одинаковой улыбкой, полурадостной, полутревожной, сказали друг другу: «Всё! Зима!» (Г. Головин. Джек, Братишка и другие.)

III. 1. Небожители – встречаются. Я видела лишь одного за жизнь, но это очень много. Успела. (Е. Новикова. Голубой квадратик неба.)

2. Существование человека – возможно, это случайность. Возникновение нашей Вселенной из раскаленного газа, возможно, было благодаря случайности. Возникновение планет в этой Вселенной – еще большая случайность, а без планет жизнь невозможна. Возникновение жизни на планетах тоже случайно. Биологи же считают, что сочетание ДНК и РНК, приведение к появлению белка, вероятно, тоже случайность. То есть собрание всех этих случайностей, игра их привела к почти невероятному. Жизнь, следовательно, невероятность, вряд ли она еще где есть. Время существования жизни также ограничено. (Д. Гранин. Листопад.)

3. У Венеции много поклонников, верных воздыхателей, они едут сюда при первой возможности, в обычной европейской жизни не хватает поэзии. Венеция обладает подлинностью уходящей романтики Ренессанса. (Д. Гранин. Листопад.)

4. Живопись – жизнь, которую окликнули, она остановилась взглянуть на вас. Будь то портрет или пейзаж, в любом случае картина позволяет вглядеться в подробности. Потому что портрет или пейзаж – они остановлены. Фотография же не останавливает жизнь, а убивает ее. И затем придает трупу нужное положение. Фотограф подстережет нужный момент и выстрелит в него. Художнику движение не мешает, ему нужны одновременно и смех и слезы, и ветер и покой. (Д. Гранин. Листопад.)

5. Финал жизни для человека определяет прожитое. Это почти как последний акт пьесы. У старости мало что остается для счастья, но все же надо избавить ее от унижения, должна присутствовать в ней хоть какая-та доля благодарности от своей страны, от окружающих. (Д. Гранин. Листопад.)

6. Неоспоримая ценность жизни для Чехова – труд. Поэтому Чехов не мог осуждать Ионыча, который все так же честно и успешно трудился врачом. Но даже такой высокий труд не давал высокой идеи жизни, и Ионыч потерял ее краски, радости. Драма отсутствия общей идеи жизни. Чехов не скрывает своего незнания этой идеи. «Не знаю», – признается он, он отказывается от поверхностных ответов. Не знает, и герои его не знают.

Пишет Чехов с той божественной максимальной простотой, где уже нет красоты языка, сравнений, метафор, народных перлов, это чистое стекло, ничто не стоит между читателем и жизнью, авторская стилистика, лексика исчезли. Набоков – это талантливый витраж, Бунин, Паустовский, Шолохов – всюду блистает автор, Чехова – нет, он устраняется, оставив хрустальную чистоту своего умения изобразить жизнь без вмешательства. (Д. Гранин. Листопад.)

7. Тут в Америке жизненный ритм другой. Тут все непохоже на нашу петербургскую жизнь, и более того, не похоже на предполагаемый образ, «чужого неба волшебство». Здесь тишина и нет никаких шумных посиделок. Каждый живет уединенно. (Д. Виньковецкая. Единицы времени.)

8. Все ждали нового года, весны и лета, когда Божевич вновь позовет их в свой райский уголок (обещал!), тем более что у всех остались вопросы… один вопрос: а зачем ему это надо? Чтоб при жизни они увидели рай? И стремились к нему? (С. Мосова. Просим до простору!)

9. Жизнь

Есть любимые фотографии

Вместо прежде любимых людей

И ненужные воспоминания,

Дневники вместо прожитых дней.

Пара писем под спудом – и только.

Пара сношенных туфель в углу.

И не знаешь – смешно или горько,

Что и сам ты уже ни к чему.

(Е. Тахо-Годи.)

10. Многое в стране объяснялось предвестием надвигающейся беды; в том числе и лихорадочный ритм ее жизни, ее тяжкие рывки выйти на передовые рубежи науки и техники, да и многое другое… Все в жизни объяснимо, как говорится, от трагедии до комедии всего лишь один шаг, и все должно пройти свой путь обретения <…>. (П. Проскурин. Свет детства.)

11. О Шолохове можно говорить много, а можно и мало, ведь лучше всего говорят о Шолохове его книги; и то, что жизнь русского народа выдвинула из своих глубин явление такого масштаба, как Шолохов, само по себе знаменательно. (П. Проскурин. Волга, или Опять мысли о сути русского характера.)

12. Поля вокруг дышат по-весеннему легко, они еще голы, в землю, жадную, ждущую, бежит и бежит зерно, полное тяжелой силой жизни, и я вспоминаю детский башмачок со сломанной детской костью – его привезли из Майданека, чтобы люди не забывали. (П. Проскурин. Сердце России.)

13. Зажегся Вечный огонь, и пришел к нему старый солдат и притронулся тяжелой рукой к безмолвному камню. И почувствовал лицом живое тепло России, это она была перед ним и вокруг него и в нем самом, и вся жизнь его и война его были ею – Россией. Перед ним бился не только огонь павших, это огонь и оставшихся жить, и нет правды в мире выше, чем эта простая правда. (П. Проскурин. Огонь.)

14. Человеку кажется, будто жизнь что-то ему обещает и куда-то его зовет. Но что она ему обещает и куда она его зовет, он не знает, а поэтому все чего-то ждет. Так рождается разочарование и хандра. (М. Малышев. Между парадоксом, иронией и здравым смыслом (афоризмы, максимы и размышления.)

15. Герои Бардина лишены естественного, прямого отношения к жизни, и кажущаяся им такой обычной жизнь на самом деле осложнена многими искусственными препятствиями, которых они до конца и не осознают. Они лишь смутно догадываются, что им плохо, что в жизни им недостает самой жизни (выделено в тексте. – Л. П.), что их жизнь складывается в чем-то не так (выделено в тексте. – Л. П.), и это чувство постепенно накапливается, чтобы привести к неожиданной разрядке. (Л. Бежин. О рассказе тридцатилетних.)

16. В семейной жизни Боброву не повезло.

Счастливо начавшаяся жизнь его с Прасковьей Ивановной скоро кончилась несчастно. Не так ему хотелось, и не так было тому делу быть, да уж судьба. (А. Ремизов. Пятая язва.)

17. Истинно скромным людям при жизни достается гораздо меньше благодарных слов. Тех добрых и тихих сердечных слов, что так нужны именно при жизни… (О. Спасов. Просто учитель.)

18. Михаил достал бинокль, чтобы лучше разглядеть барана. Нет, он не будет убивать его, пусть живет и доживает свой век на этой памятной сопке. В него нельзя стрелять – он любит жизнь. Пусть не будет выстрела в его последней охоте. (В. Коянто. Тундра – мать моя.)

19. Глобальное и даже космическое значение этой уникальной системы возрастает с каждым годом. Покрывая около трети земной суши и составляя половину ее биомассы, леса исключительно активно, прямо и благотворно влияют на всю земную жизнь. (В. Чивилихин. Шведские остановки.)

20. Чем отчетливее чувствует человек, что он уходит из жизни, тем милее становится для него все кругом. Жизнь каждый день подносит ему тогда в давно известном неизведанно новое. Человек глядит на повседневно-привычное, а это привычное так неожиданно вдруг сверкнет, что глазам становится больно от счастья.

Это бывает в здоровой старости. Это бывало и с Иваном Петровичем, так как он был в общем здоровый старик. (С. Сергеев-Ценский. Старый врач.)

21. Когда человек судорожно держится за жизнь, он находится в мучительном телесном рабстве. Как только исчезает алчное насыщение жизнью, наступает свобода от страха смерти. И тогда человек свободен безгранично. (Ю. Бондарев. Свобода.)

22. Мы ни в коей мере не можем и не должны осуждать личную жизнь наших великих предшественников, хотя бы уже потому, что еще на заре новой эры были произнесены пророческие слова, вернее самых изощренных диалектиков определившие двойственность человеческой породы: «Кто без греха, пусть первым бросит в нее камень».

И однако факты частной жизни нередко дают нам свидетельства состояния целой социальной среды, национального характера, а то и целой эпохи. «Сорокалетняя женщина сделает для тебя все, двадцатилетняя – ничего!» – заявит однажды Бальзак и затем будет доказывать и докажет изреченную мысль всем своим творчеством и, главное, жизнью, он как бы попытается установить свои особые нравственные законы в интимнейших и сложнейших отношениях в мире, в отношениях между мужчиной и женщиной. (П. Проскурин. Библия и глаза Самсона.)

23. Летом двор пустел. Детей отправляли в пионерские лагеря или в деревню, на парное молоко и босоногую жизнь. (Г. Докса. «Мизери».)

24. Мотоцикл ходко шел к дому, огибая кустарник; густо синел изгиб реки за кромкой высокого тростника; утренний ветер холодил лицо. Нет, жизнь, несмотря ни на что, все-таки хороша!.. (И. Гамаюнов. Ночная охота.)

25. Зато потом закипела такая смекалистая жизнь, что только успевай поворачивайся. И казалось Агафье, когда она раздумывала об этой жизни, что не похоже, чтобы ее и сто лет спустя можно было назвать стариной, что все больше выкореняется она, выходит на поверхность и не вниз ляжет, как века до нее, плотным удобренным пластом, а выдуется в воздух. (В. Распутин. Изба.)

Задание 7. Выполните упражнение 18 из учебника М. И. Фоминой (см.: Фомина М.И. Современный русский язык. Лексикология. – М., 2001. – С. 50). Проанализируйте также приведенные ниже тексты и раскройте значение слова русский в этих текстах.

1. Русская песня, как вода в запруде. Кажется, она остановилась и не движется. А на глубине она безостановочно вытекает из вешняков, и спокойствие ее поверхности обманчиво.

Всеми способами, повторениями, параллелизмами она задерживает ход постепенно развивающегося содержания. У какого-то предела оно вдруг сразу открывается и разом поражает нас. Сдерживающая себя, властвующая над собою тоскующая сила выражает себя так. Это безумная попытка словами остановить время. (Б. Пастернак. Доктор Живаго.)

2. Ученые хороши тем, что реальность их работы всегда более или менее налицо. Писатель может утешаться тем, что если его сейчас не ценят, то оценят потомки, у ученых так бывает редко. Ученый живет вперед, он занимается тем, чего еще нет, что будет (или не будет). Ученый связан с международным сообществом, его наука едина; русская физика или русская биология – это абсурд; ученые живут во всем мире сразу, для них не важно, где решается задача – в Новой Гвинее, в Канаде, важно то, что получается независимо ни от национальности, ни от границ. У писателя не совсем так. Достоевский, конечно, всемирный писатель, а вот Писемский или Боборыкин это все-таки русские писатели (выделено в тексте. – Л. П.). Достоевский, конечно, тоже русский писатель, но и всемирный именно как русский писатель. То же самое художники. Художник – большей частью русский художник все-таки. А ученый, он всегда всемирен, он никогда не бывает русским, потому что даже маленькая его успешная работа должна быть интересна всему миру, она часть общей науки. (Д. Гранин. Листопад: Комарово.)

3. Снега и кони – вечное начало русской поэзии и русской трагедии. (О. Щербинина. Образы и звуки прозы Пушкина.)

4. Временем в России управляет ее пространство. И кажется, это само пространство наше так и не обрело до сих пор формы… Оно бесформенно. Это все еще устремленный в какое-то будущее, к своей конечной цели замысел – и в него, как в будущее, действительно, можно только верить. Но такая вера неизбежно порождает потребность в чуде, ожиданием которого начинает жить целая нация. Свое же государство для русских – это кочующее вечное пространство (выделено в тексте. – Л. П.), пределы которого неведомы. Есть только миф, как сказочное «тридевятое царство в тридесятом государстве». Поэтому главное государственное понятие – Русская земля, существующая в небесных пределах. Поэтому с миром государственной власти, отсылая жалобы и мольбы, принимая милость и наказание, русский человек общается как с небесной силой. То, что не смеют сделать для себя люди, должно сотворить всесильное божество верховной власти, но даже не в доказательство своей божественной сущности, а потому что другой – зависимой, пресной – ее не приемлют над собой вовсе! (О. Павлов. Гефсиманское время.)

5. Простые русские бабы любят угощать и потчевать, и в то время как Назар отвернулся, глядит в окно на море, барабанит пальцами в подоконник, Зиновья, синеглазая, улыбается Федору, грешному, пьяному. Простые русские бабы почему-то матерински любят неправильных мужиков. (С. Сергеев-Ценский. Неторопливое солнце.)

6. Остановился я у русских аборигенов, которые и рассказали мне почти детективную историю о том, как двенадцать лет тому назад отсюда внезапно исчезла пограничная застава и прекратилось всякое охранительное стояние на этом малом рубеже русской земли. Вот и полезли сюда инородцы со своими порядками да обычаями. (Н. Беседин. Сколько живут чайки.)

7. – И чем же он (Педро. – Л. П.) потряс славный город?

– Долги затягивают петлю, – охотно пояснил Стефан. – Игра в русские шахматы довела.

– Что за игра такая – русские шахматы?

– На деньги, значит. Съеденная пешка – доллар, слон и конь – три, ладья – пять, ферзь – десять. Ну, а выигрыш партии – от пятидесяти долларов и выше.

– Но почему это назвали русскими шахматами?! – возмутился я. – Как что – так русские. Опять мы виноваты. Растлеваем бедных американцев азартными играми…

Стефан развел руками.

– А вам что, привыкать? Может, кто-то назвал для экзотики. Ну и пошло… Педро оказался смекалистым «хлопцем», быстро освоил игру и сообразил, как ее использовать с толком. Но даже великие таланты совершают ошибки… (В. Бурлак. Рыцари мадам Авантюры.)

8. К постели старика подвели Гурко.

– Что, внучек, боишься? – спросил дед Волк.

– А чего мне бояться. – Гурко погладил лоб деда. – Дед, ты бы чайку попил, может, и отпустило бы? Обещал, на рыбалку пойдем.

– Отрыбачили. Дай-ка руку, внучек.

Гурко подал руку. Его ладошка утонула в мозолистых пальцах.

– Живи, волчонок, долго. И помни: есть в этой жизни вершина для мужчины – звание русский офицер. Служи, внучек, береги фамилию, имя наше. Ванька, – обратился он к отцу Гурко. – Учи его, парня, жить, воевать. Пусть будет готов. (С. Ионин. Волк.)

9. В писателя Личутина вселился русский дух такой светоносной силы, что из его книг золотыми пучками светит в черную ночь русского лихолетья. Путник, застигнутый тьмой, военный отряд, сбившийся с пути, богомолец, потерявший храм, гонец, заблудившийся в чаще, видят колею, идут на этот луч, обретают в омертвелом испуганном сердце любовь и веру. (А. Проханов. Слово о Личутине.)

10. Языку Личутина нет равных. В нем звук, цвет, музыка. Русский ветр, русская песня, закон русской красоты, единый и в золотом завитке иконостаса, и в белой резной стене храма, и в чугунном стволе пушки-единорога, и в красном листе осины, плывущем по синей воде, и в чудном лице красавицы. Язык Личутина запечатлел все сущее, зарисовал лик Родины. В случае оскудения русской земли этим языком можно заново написать всю Россию, с городами, лесами, зорями, младенцами, стариками, молитвами. Нарисованные Личутиным, они оживут и заселят обезлюдевшее Отечество. (А. Проханов. Слово о Личутине.)

11. Странная поздняя гордость отпущена русскому. Поздняя гордость, позднее сожаление и любовь к прошлому. (В. Лихоносов. Люблю тебя светло.)

Задание 8. Выпишите из текстов слова с переносными значениями и укажите способ переноса.

1. Алтайские горы повиты синевой, будто опустилось на тайгу вечернее небо и застыло. В долинах синь густеет, плотно забивает распадки, ущелье. И может быть, потому ее нет на гольцах и над снегами, что эта глубокая синь – следствие жизни…

Вокруг нас жила алтайская тайга. Раскатывали пестрые ковры лесные полянки, по-здешнему елани, пели горные ручьи, пахнущие тонко, снежно. Дышал лес, играя светом и тенью, теплом и прохладой. (В. Чивилихин. Месяц в Кедрограде.)

2. В наступившей тишине прорезались ночные звуки. Прозрачный от луны воздух был полон всплесками, пересвистами, кряканьем, а иногда и громкими, неприятными в темноте криками. Ночь гуляла. Где-то совсем недалеко раздался гортанный гусиный гогот. В протоке все время играла рыба. То там, то здесь. Плескалась и плескалась. Временами – Петька понимал это по тяжелым глухим ударам – выворачивалось что-то крупное. (В. Ремизов. Два рассказа: Леха и Петька.)

3. Солнце уже просунулось между домов, брызнуло рыжим соком, и на одном боку крыши лежал зыбкий серебрящийся отсвет, превращая замызганное стекло в амальгаму, фольгу, воду… или что-то вовсе нематериальное… (А. Евдокимов. Ноль-ноль.)

4. Умеет ли плакать рыба? Кто ж узнает? Она в воде ходит, и заплачет, так мокра не видно, кричать она не умеет – это точно! Если б умела, весь Енисей, да что там Енисей, все реки и моря ревмя ревели б. Природа, она ловкая, все и всем распределила по делу: кому выть – завыть, кому молча жить и умирать. (В. Астафьев. Царь-рыба.)

5. Теплая летняя ночь густела над сараем и плакала звездами на замшелую крышу. Где-то за усадьбой в кустах протяжно скрипел козодой и невыносимо стрекотали кузнечики. Сухой запах травы ласкался и щекотал, шуршал в пересохших стеблях и тихим шелестом манил в беспробудный мятный сон. (С. Панасян. Ведьма.)

6. Погода перемогалась. «Кап – кап – кап» – долбили капли по железу водосточных труб и карнизов. Крыша перестукивалась с крышею, как весною. Была оттепель. (Б. Пастернак. Доктор Живаго.)

7. За окном начиналась метель, легонько ветер стукал ставнями и летел по белому свету, подымая с сугробов больших снежных птиц. (С. Панасян. Царевна-лебедь.)

8. Я вспомнил, что у подножия хребта Маякан остался стоять сработанный моими руками кораль. Вокруг кораля среди ярко-желтых лиственниц тихо бродит осень, роняя на звериные тропы золотые хвоинки и листья. (А. Буйлов. Как мы строили кораль.)

9. Был серый дождливый день, на лес широким желтым фронтом наступала осень. (М. Кизилов. Командировка.)

10. Солнце искорками поблескивало в канале на волнах. Ветра почти не было, но вода играла, приплясывала, еле слышно плескалась о бетонные ступени. (П. Алешкин. Шоссе.)

11. Собака, сладко жмурясь, дремала, положив голову на колени хозяину, спал весь поселок, и только луна, запрокинув лицо в каком-то страшноватом беззвучном хохоте, слушала деда. (В. Козлов. Официальная прогулка под луной.)

12. Сентябрьский вечер был необыкновенно хорош. Весь день шел дождь, и солнце выглянуло только перед самым заходом – забежало проститься, – и теперь над низкими заборами, сквозь блестящую черную листву мелькал его розовый след. По мокрому асфальту скользили недавно зажженные фонари. (А. Вампилов. Глупости.)

13. Окна моего номера выходили на проспект Руставели. Под окном росла старая акация. Рано утром в одно и то же время дерево начинало петь, и я просыпался. Все ветви были унизаны бурыми комочками, похожими на осенние листья. Это были воробьи. Дерево закрывало все окно. В безветренном воздухе хор птичьих голосов то сплетался из переливчатых трелей в единую песню, то распадался на отдельные партии, слышны были солисты. Певцы раскачивались на ветках. Утренний этот концерт я выслушивал от начала до конца. Исполнив приветствие, птицы разом улетали, дерево оголялось, умолкало. (Д. Гранин. Листопад.)

14. У ряжа разгулялся настоящий шабаш. Огромные связки бревен подымались на бугристых мускулах моря, сталкивались, расходились, терлись друг о друга, сдирая с себя кору. Тяжелые лесины, плававшие по рейду, всасывались в бездну, потом их выстреливало оттуда, и они невесомо повисали на тугих валах, мылились грязной пеной. (В. Чивилихин. Светлое око Сибири.)

15. На улице молотил ледяной бешеный ливень, ноги с шумом въезжали в лужи. (А. Евдокимов. Ноль-ноль.)

16. Осенние утренники посвежели: земля разрумянилась кустами ягод рябины, оделась в золотисто-зеленое платье из листьев, разукрасилась ледяным ожерельем ручейков, озер и берегов рек. (В. Коянто. Тундра – мать моя.)

17. Самолет набрал высоту и взял курс на Москву. Карпов посмотрел в иллюминатор и переложил фотоаппарат из кармана пиджака в сумку.

– Я тоже цифру не уважаю, – доброжелательно заметил его сосед.

Он был самодовольным и упитанным и чем-то неуловимо походил на свой пухлый блестящий портфель, который лежал у него на коленях.

– Простите?

– Ну фотоаппарат у вас пленочный, большая редкость по нынешним временам.

– Одно плохо – сразу не видно, что сфотографировал.

– Так это как раз и здорово. Тут все дело в ожидании. А цифровой фотоаппарат убивает всякую романтику. Сфотографировал, не понравилось – сразу удалил. Да что я вам рассказываю, вы и так все понимаете.

– Да, конечно, – пришлось согласиться Карпову. (А. Гудков. Большой пивной путь.)

18. Хороший дирижер, передавая мысль композитора, делает сразу двадцать дел: читает партитуру, машет палочкой, следит за певцом, делает движение в сторону то барабана, то валторны и проч. То же самое и я, когда читаю. Предо мною полтораста лиц, непохожих одно на другое, и триста глаз, глядящих мне прямо в лицо. Цель моя – победить эту многоголовую гидру. Если я каждую минуту, пока читаю, имею ясное представление о степени ее внимания и о силе разумения, то она в моей власти. (А. Чехов. Скучная история.)

19. Последние несколько лет я довольно много хожу пешком. Есть прекрасное место на самой окраине города, где внутренний почти парк как-то ловко переплетается с лесным массивом, и, чуть отойдя в сторону от довольно оживленной автотрассы, оказываешься посреди еловой тишины. Лес здесь необычный. Почти сплошной ельник, он настолько стар и высок, что не кажется темным. Деревья стоят далеко друг от друга, хвоя шумит где-то высоко над землей, а внизу – торжественно и благообразно. Это – необычный, торжественный ельник. Редко где затянувшейся раной посреди дубленой кожи коры испугает глаз розовый ствол сосны, а так – сплошное великолепие темно-зеленого бархата и строгая стройность стволов. Блеклое и нахохлившееся, словно больной цыпленок, зимнее солнце почтительно освещает его. Посреди этого леса бежит симпатичная речушка, тихий говор которой едва слышен за величественным разговором деревьев. Вдоль реки натоптана тропинка. Я иду сначала по одному берегу ее, затем, отряхнув обувь от снега или елочных иголок и перейдя по нелепому мостику серого бетона, – по другому. Весь круг составляет пять километров. Я делаю их два. (Д. Новиков. Бабские горки.)

20. Компанию эту я тоже знал довольно давно. Семь приятелей, иногда больше, иногда меньше – это когда Василий уходил в моря. Среди их массивных тел я был самым субтильным, поэтому и называл их слонами. (Д. Новиков. Бабские горки.)

21. Судьба писателя Владимира Сорокина – быть именем нарицательным. Он раскалывает и бесит общество, узкая часть которого все-таки считает его идеальным и идейным писателем нашего времени. Если бы его не было, его нужно было бы придумать. Если и есть одна серьезная беда у Сорокина, то это неизбежное облако пиара; то ли он по своей инициативе несет его перед собой, то ли оно волочится за ним в виде медийной суеты. Недавнее 50-летие писателя дает повод в разговоре о Сорокине отказаться от любого пиара и облика «эпатажника», который сам Сорокин – это уж точно – провоцирует намеренно. (Театральные впечатления Павла Руднева.)

22. Была уже полночь. Направо видно было все село, длинная улица тянулась далеко, верст на пять. Все было погружено в тихий, глубокий сон; ни движения, ни звука, даже не верится, что в природе может быть так тихо. Когда в лунную ночь видишь широкую сельскую улицу с ее избами, стогами, уснувшими ивами, то на душе становится тихо; в этом своем покое, укрывшись в ночных тенях от трудов, забот и горя, она кротка, печальна, прекрасна, и кажется, что и звезды смотрят на нее ласково и с умилением, и что зла уже нет на земле, и все благополучно. Налево с края села начиналось поле; оно было видно далеко, до горизонта, и во всю ширь этого поля, залитого лунным светом, тоже ни движения, ни звука.

– То-то вот оно и есть, – повторил Иван Иваныч. – А разве то, что мы живем в городе в духоте, в тесноте, пишем ненужные бумаги, играем в винт, – разве это не футляр? А то, что мы проводим всю жизнь среди бездельников, сутяг, глупых, праздных женщин, говорим и слушаем разный вздор – разве это не футляр? (А. Чехов. Человек в футляре.)

23. Коля Ялбакпашев – хороший трофей. По-русски говорит он легко и свободно, охотно пользуясь оттенками слов. Он по-своему, свежо и тонко, чувствует не только природу, но и людей. Борис Спиридонов спрашивает этак равнодушно, нехотя:

– Николай, а медведи здесь есть?

– А вот они! – проводник повел вокруг быстрыми агатовыми глазами. (В. Чивилихин. Месяц в Кедрограде.)

24. Когда наблюдаешь стаю журавлей, то глаз поневоле останавливается на вожаке. Он мерно и мощно машет большими крыльями и кажется крупнее остальных. Вожак лучше других знает дорогу, сам выбирает воздушные слои и первым встречает ветры. А последний журавлишка обычно машет слабо, неровно, часто, пытаясь не отстать от своих, которые не могут из-за него задержаться на своем дальнем и трудном пути… Но почему мы так плохо видим в косяке «рядовых» журавлей, которые и составляют косяк?

Я думал об этом, уезжая из Кедрограда. И решил, что напишу о своих встречах, не выбирая героев. Все они – и вожаки и «рядовые» – приехали в Прителецкую падь для того, чтобы создать культурное, прибыльное хозяйство в кедровой тайге, не уничтожая ее. Они уверены, что зерна, брошенные ими в эту землю, дадут всходы, и щедрая во всем сибирская земля сторицей возместит их труды <…>. (В. Чивилихин. Месяц в Кедрограде.)

25. Хозяин поднялся.

Глаза у него были опухшие, тяжелые, фигура его была тоже тяжелая, и два только слова, которые он сказал: «Перестань болтать!» – были тоже резкие, плотные, тяжелые слова. (С. Сергеев-Ценский. Дифтерит.)

26. Снега лежали палевые, розовые, голубые. Палевые они были на плоских низинах, розовые – на взлобьях, голубые – под карнизами сугробов.

В густом синем инее липы возле дома стояли пухлые и важные – боялись пошевельнуться. Галки на их верхушках чернели нахохленные и строгие и никуда не улетали, хотя внизу и ходили люди. Снег был густой, холодный и протяжно мурлыкал под ногами. Пахло снегом.

Небо стояло страшно высоко и было чуть синим, и какое-то наивное яркое солнце, небольшое и ничем не прикрытое, хотело куда-нибудь спрятаться от следившей за ним луны и не могло: луна притаилась где-то над ним вверху и глядела. (С. Сергеев-Ценский. Печаль полей.)

27. – Ешьте!

– Да нет, знаете ли, я не хочу! – улыбнулся студент.

– Не хочу, не хочу, как это не хочу? Ешьте! – Серые глаза явно обиделись. (С. Сергеев-Ценский. Ближний.)

28. Музыканты не спорили, хотя и устали за обедом. Горный оркестр был поставлен на военную ногу, как и все другие учреждения горного ведомства. По зимам, когда в клубе шли балы, веселье иногда затягивалось чуть не до белого света, а музыка должна была играть. Случалось не раз, что «духовые инструменты» падали в обморок от натуги, а оставались одни скрипки, виолончели и контрабас. (Д. Мамин-Сибиряк. Верный раб.)

29. На той же горной дороге, что позавчера еще чуть не ползком одолевали мы в клубах тумана и дождя, выпал сегодня блистающий день: лакированные небеса, кипучее серебро залива, белые и терракотовые, а кое-где фиолетовые и красные домики на зеленых склонах, веселая черепица между оранжевых и желтых брызг лимонных и апельсиновых рощ.

Глазам больно от солнечных бликов, рассыпанных по желто-зеленым куполам соборов. Настроенные вдоль всего Амальфитанского побережья, с этими византийскими шлемами-куполами – словно кто горку мокрых оливок насыпал, – они напоминают мне застывшую на берегу юлу, неутомимую игрушку моего детства. (Д. Рубина. Гладь озера в пасмурной мгле.)

30. Ветер, внезапный и грустный, как вздох приближающейся ночи, зажег рощу шумным, густым пожаром листопада. В несколько минут деревья были раздеты догола, а красно-золотое облако пламени с черными головешками испуганного воронья полетело в сторону города. Вместе с этим шуршащим и галдящим облаком понесло изорванную о шипы нездешнюю душу. (Н. Веревочкин. Белая дыра.)

31. Эта тоненькая, казавшаяся прозрачной девочка, умевшая впитывать в себя шум, как губка воду, пришла на подстанцию в середине июля, провалившись на вступительных экзаменах в институт, и сразу же стали нешумными генераторы постоянного тока, вентиляция заработала неслышно, курить дежурные приучились в мастерской, они сами проводили сухой тряпкой по приборам, – и все для того, чтоб понравиться этой девчонке; она была сосудом диковинно благородной формы, в который нельзя заливать жидкость, не прошедшую все степени очистки, и уж если сосуд этот наполнен, то перемещать его надо чрезвычайно бережно; а как перемещать и чем – неизвестно, ведь притрагиваться к сосуду боязно. Девочка становилась святыней, и даже парни чуть старше двадцати не решались с нею знакомиться для приглашений в кино. (А. Азольский. Афанасий.)

32. – Сынок, – сказал Кеша, сдерживая ярость, – давай сделаем вид, словно эта речь не изошла из твоих уст и не коснулась моего слуха. Только благодаря настоящему искусству наш мир становится светозарным, лучистым и живым. Знаешь притчу, как один древний китайский военоначальник проиграл сражение, потому что загляделся на журавлей? Так вот запомни: я – воин света. А красота спасет вселенную.

– Друзья! – вступила я в эту ураганную симфонию умиротворяющей флейтой. – Не будем ссориться. Что нам сейчас действительно необходимо – это приложить все усилия, чтобы достичь Просветления и прекратить перевоплощаться в трех мирах. (М. Москвина. Дом на Луне.)

33. Мокрый, скользкий проспект пересекся мокрым проспектом под прямым, девяностоградусным углом; в точке пересечения линий стал городовой.

И такие же точно там возвышались дома, и такие же серые проходили там токи людские, и такой же стоял там зелено-желтый туман. Сосредоточенно побежали там лица; тротуары шептались и шаркали; растирались калошами; плыл торжественно обывательский нос. Носы протекали во множестве: орлиные, утиные, петушиные, зеленоватые, белые; протекало здесь и отсутствие всякого носа. Здесь текли одиночки, и пары, и тройки-четверки; и за котелком котелок: котелки, перья, фуражки; фуражки, фуражки, перья; треуголка, цилиндр, фуражка; платочек, зонтик, перо.

Но параллельно с бегущим проспектом был бегущий проспект с все таким же рядом коробок, нумерацией, облаками, и тем же чиновником. (А. Белый. Петербург.)

34. Кругом гуляло лето со спелым солнцем, нечастыми, водообильными грозами, теплыми звездными ночами. Все, что хранилось до срока в красноватой глинистой почве, стремительно вышло на свет, распрямилось, окрепло и вот зацвело пышнозелено и бело-лилово-желто.

В зарослях многоименных луговых трав трепетало, жужжало, пело. В приречных кустах начинали с рассветом побудку зорянки, а час спустя к ним подключался птичий разнозвучный оркестр. В полдневный зной, вспомнив, что она еще не отмечалась, подавала голос кукушка. Над рекой зависали целлулоидовые стрекозы, словно силились рассмотреть свое отражение в воде. Из притененного кустом омутка легко сверкала щучка-охотница за лупоглазыми. Круги расходились по воде лениво, играючи.

Не верилось, что еще два дня назад не было этого вольного, праздничного, естественного мира. Им по-настоящему бредил только Степаныч – организатор путешествия. (Н. Перминова. Плывущие мимо.)

35. Через два часа фабрика уже гудела. И от новшества, и от удивительной гласности. (С. Есин. Производственный конфликт.)

36. Надо знать чешскую весну, чтобы понять, что для рождения счастья на этой земле у природы нет лучшего времени. Сколько ласки и радости в теплых руках весны! В ее нежно-зеленых лугах, в шумливом хороводе пчел над сливами и хмелем, в улыбках утреннего солнца и в вечерних зорях, когда леса, горы и земные дали погружаются в царство сказки! (П. Сажин. Сирень.)

37. Вниз по улице валил народ, сущее столпотворение, лица, лица и лица, зимние пальто на вате и барашковые шапки, старики, курсистки и дети, путейцы в форме, рабочие трамвайного парка и телефонной станции в сапогах выше колен и кожаных куртках, гимназисты и студенты. (Б. Пастернак. Доктор Живаго.)

38. Шел по реке трехпалубный ослепительный теплоход. Ранние пассажиры стояли у перил, ежились, сонно смотрели на берега, на воду, на нас. Мы с дядей гребли, Никитка рулил обломком весла. Проплывали цветастые пледы, шезлонги, болоньевые куртки. Задумчивые взгляды. Обдав нас страшной скукой, остров комфорта, слегка дымя, укатил вниз. (В. Козлов. Кольцо моей бабушки.)

39. Антонина совсем ушла из Милюкова.

Ее отпустили, потому что нужны были деньги для постройки, потому что она стала странная и пугливая и бредила по ночам ребенком, потому что в небольшом хозяйстве Кирика она сделалась лишним ртом. (С. Сергеев-Ценский. Лесная топь.)

40. Иногда мой день начинался так: встаю, открываю оконные занавески и вижу, как по краю луга, по верхушкам трав приближается выжженный добела картуз. А уже через минуту дед Гаврила стучит в мое окно:

– Жива дочка?

– Жива, деда Гаврила, жива! (Е. Лисина. Две деревни на одной земле.)

41. Скала (в солдатской простоте) называлась нос. Белый большой треугольный выступ камня надвигался на них, как нос корабля, – и все нависал. (В. Маканин. Кавказский пленный.)

42. Мои новые знакомые едут на Тихий океан. Руководитель экспедиции биофизик Николай Михайлович – человек средних лет, весь ушедший в какие-то свои таинственные раздумья. Ребята относятся к нему с преувеличенным, почти детским почтением и восхищенно шепчут мне: «Голова!» (В. Чивилихин. Светлое око Сибири.)

43. – А что это за рогатки вы разглядывали в зимовье?

– Охотничий инструмент, Женя. На нем шкурку соболя растягивают.

– Никогда не видел соболя.

– Королевский мех, Женя! Самый красивый – игольчатый соболь. Представляете, по черному – серебряные иглы. Шедевр природы. Я уж не говорю о рыночной стоимости. (Ю. Теплов. Подкова.)

44. Юра сел за руль. Был мрачноват. Месяцев заметил, что из трехсот шестидесяти дней в году триста – у него плохое настроение. Характер пасмурный. И его красавица дочь постоянно существует в пасмурном климате. Как в Лондоне. Или в Воркуте. (В. Токарева. Лавина.)

45. Тайга золотая, наконец-то я с тобой! Глаз мягко утопает в твоих зеленых глубинах, на вершинах кедров, едва слышный, звенит птичий благовест, дышится ненасытно, глубоко, до хруста в ребрах… (В. Чивилихин. Месяц в Кедрограде.)

46. После сигнала гонщики плотно сбились к черте на асфальте и замерли в напряжении. Замерли и трибуны.

Алые майки виднелись в середине разноцветного озера. (П. Алешкин. Шоссе.)

47. – Эй, зеленая рубашка! – позвали меня.

Старший лейтенант протягивал мне камеру со словами:

– Не можешь ли ты, друг, щелкнуть нас втроем? (В. Аксенов. Катапульта.)

48. – Сколько вам лет, Зина? – спросил я.

– Все мои, – машинально отпарировала она, но вдруг медленно повернулась ко мне и спросила: – А что?

– Знаете, кто вы? – сказал я. – Вы – четкий стук и тихий звон.

– Оставьте ваши шуточки при себе, – быстро сказала она и стала смотреть в воду, но вдруг опять повернулась и заглянула мне в глаза. – Что это? Я не понимаю… Тихий звон…

Голос ее звучал робко, и вся она в этот момент была неуверенность, и робость, и трепет молодого клейкого листочка. (В. Аксенов. Катапульта.)

49. Через месяц я позвонил Коневу. Соскучился по нему, да и как-то замолчал он после поездки.

– Не ругай, не ругай меня! Ты же знаешь, что такое Север, – сказала трубка хриплым коневским голосом. (Д. Новиков. В сетях Твоих.)

50. И вдруг что-то случилось! Что-то чудесное грянуло, произошло! Невероятный, безумный, отчаянно-веселый солнечный луч вырвался из узкой щели между низкими тучами и горизонтом. Он вырвался – ворвался, и вдруг окрасил все золотом, неприкрытым, непредумышленным золотом счастья. И на темно-синем фоне засверкали, больно глазам и душе, – камни, птицы, поплавки сетей. И возле них, в золотой ладье, медленно перебирал, тянул золотые сети сверкающий человек. В сетях этих светлым золотом билась сиятельная рыба. (Д. Новиков. В сетях Твоих.)

Blog

Учебное пособие Чебоксары 2009 Министерство образования и науки Российской Федерации Федеральное агентство по образованию