Geum.ru

С. А. Чурсанов. Первый семестр. 01. 09. 10

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15

16.05.11.


Сегодня наше занятие пройдет в семинарском плане, потому что все основные вопросы нашей программы мы уже рассмотрели. Последний вопрос: понятие прав человека мы рассмотрели довольно бегло, давайте его дополним. Что касается понятия прав человека – это понятие заслуживает внимание потому, что оно получило самое широкое распространение в современном гуманитарном мире (прежде всего – в европейском). В ту меру, в которую в н.в. российское общество или определенные круги в российском обществе пытаются ориентироваться на европейский образ мышления, соответственно, и понятие прав человека получает широкое распространение и в России. И, например, в н.в. уже есть в России не только общественные организации, которые строят свою деятельность вокруг этого понятия (т.е. ставят перед собой цель содействия обеспечению прав человека), но и существуют официальные должности в государстве уполномоченных по правам человека. Существует официальный уполномоченный, скажем, и по правам ребенка в России. Поэтому данное понятие представляет интерес для Б.М.

На что здесь можно обратить внимание? С христианской т.з., конечно, каждый человек обладает не просто правами, а, можно сказать, абсолютной ценностью. Это непосредственно следует из евангельских заповедей, например, из заповеди любви. Причем, заповедей безоговорочных, требующих жертвенной любви к ближнему. Конечно, этими заповедями предполагается то, что каждый человек обладает абсолютной полнотой достоинства. Причем, не просто какого-то относительного достоинства, определяемого, скажем, его способностями или теми функциями, которые он выполняет в обществе или какими-то другими условными относительно приходящими факторами, а каждый человек с христианской т.з. обладает абсолютной ценностью в силу того, что он является образом Божиим, в силу того, что он является высшим из творений Божиих. Соответственно, в этом смысле понятие прав человека, оно, можно сказать, созвучно христианству. Но при этом, на что можно обратить внимание – это на то, что в н.в. понятие прав человека в том, виде, в котором оно получило распространение, носит, в общем-то, характер юридический и с христианской т.з., поверхностный. Т.е. права человека декларируются в современной гуманитарной европейской практике. И, кстати, неслучайно даже один из основополагающих документов так и называется: «Декларация прав человека». Вот это слово декларация, оно, пожалуй, заслуживает внимания. Т.е. права человека заявляются, они объявляются (вот что значит слово декларировать). И поверхностность такого декларирования прав человека заключается в том, что эти права человека никак не объясняются, т.е. они не из чего не выводятся. И это, конечно, ослабляет современную светскую концепцию прав человека (декларативный характер утверждения этих прав), поскольку ничего здесь не говорится – почему, собственно, человек обладает правами (на каком основании?). И в этом смысле можно предположить, что особо перспективной (с миссионерской т.з.) становится представление христианских оснований для утверждения прав человека, достоинств человека. Наверное в миссионерской деятельности, особенно в среде, искренне проникнутой таким представлением о важности человека, о достоинстве человека, можно пытаться показывать, что именно христианство обеспечивает не просто декларативное объявление о правах человека, но и дает четкое глубинное мировоззренческое обоснование утверждений о правах человека. Это означает, что, фактически, о таком глубинном переживании, переживании достоинства других людей, достоинства ближнего, можно говорить только в том случае, когда дело не ограничивается только лишь декларациями об этом достоинстве (юридического плана декларациями или даже законами), а когда эти декларации, законы подкреплены глубинными обоснованиями. Только в этом случае можно надеяться, что права человека действительно будут переживаться в обществе глубинным образом (не внешним). Можно надеяться, что человек будет уважать и ценить достоинство другого человека (его права) не потому, что так предписано, не потому, что таков закон, и даже не по привычке, которая сложилась в обществе, а еще и потому, что он придерживается соответствующего мировоззрения, т.е. еще и потому, что он, следуя христианскому пониманию человека как образа Божия осознает онтологические основания для утверждения достоинства каждого человека. И, соответственно, только тогда можно говорить о глубинном, полном, всецелом переживании, переживании абсолютной ценности каждого человека. И если такое христианское переживание абсолютной ценности каждого человека действительно достигнуто, то, в общем-то, права человека в том виде, в каком они декларируются в н.в. окажутся не более чем какими-то само собой разумеющимися следствиями; причем, совсем не такими глубокими как можно было бы вывести из христианской антропологии, из христианского понимания человека. Вот это несколько слов о понятии прав человека.

Конечно, эту концепцию можно рассматривать и далее, и несколько в других аспектах. В частности, здесь важно обратить внимание на то, что, к сожалению, в современном светском обществе концепция прав человека оторвана от богословия, отделена от богословских оснований. Т.е. права человека мыслятся как некая данность.

Конечно, эта тема большая. В общем-то, ее можно рассматривать и в историческом плане и показывать, что в конечном счете концепция прав человека… хотя в н.в. она и обособлена от богословия, но изначально своим развитием она обязана именно христианству. Скажем, трудно себе представить, чтобы нечто подобное (концепция прав человека) возникло в каких-то традиционных языческих обществах.

- т.е. этот документ ни на что не опирается?

- сам документ, в самом документе никаких ссылок и никаких обоснований нет. Но это, конечно, не значит, что он просто создан на пустом месте. Создавались, начиная с эпохи Нового Времени, с эпохи Просвещения, с эпоху Фр. революции. Создавались в т.ч. и различные философские концепции, в рамках которых осуществлялись попытки обосновать эту концепцию прав человека. Но это уже отдельные темы. Но если говорить о современном понимании прав человека, то они, фактически, явным образом ни в какой концепции не укоренены… (идет обсуждение декларации).

- в основе этой декларации лежит христианское понимание?

- я думаю, что там дело сложнее. Думаю, что те, кто эту декларацию принимал, они сознательно не опирались на христианское мировоззрение.

- я думаю, что они даже не осознавали, что в основе этого документа лежит мировоззрение христианское.

-да. Причем это мировоззрение проявляется неосознанно. Оно влияет на людей, на европейцев, в т.ч. на тех, кто, скажем, создавал вот эту декларацию. Влияет через культуру, через воспитание, которое люди воспринимали с детства, которым они были проникнуты, поскольку эта европейская культура по своему происхождению все-таки христианская. Пусть там, конечно, с течением веков накапливались разного рода искажения, но все-таки некоторая христианская основа продолжает в этих культурах проявляться. Причем проявляться довольно сложным подспудным образом. Вот этот момент здесь представляет некоторую сложность. И часто бывает так, что современный европеец, в общем-то, ничего не знающий и не желающий знать ни о Церкви, ни о Боге он тем не менее продолжает оставаться носителем христианских именно ценностей, которые он каким-то подспудным образом сам того не осознавая впитал, которыми он проникся.

Конечно, в миссионерской деятельности наверное трудно это как-то доказать, но как-то показать, проиллюстрировать я думаю это можно; и в самых разных даже бытовых ситуациях это проявляется. Например, в европейских странах, фактически, общепринятым является правило пропускать пешеходов. Это дело само собой разумеющееся. И делает это человек в европейских странах совсем не обязательно потому, что он является каким-то таким глубоким думающим христианином, который в каждом пешеходе видит образ Божий, который стремится к каждом пешеходу проявить любовь в жертвенном служении. Совсем не поэтому. Вот так он привык, такова культура, таковы традиции, так делают все. И врят ли мы такое встретим где-то не в христианских по своему происхождению странах; даже если там будут те же самые штрафы, даже если там будет то же самое законодательство. Все-таки здесь есть что-то такое несводимое к нормам, к законам, что человек впитывает и, соответственно, чем он руководствуется.

Но, разумеется, в н.в. все вот эти христианские основы культуры поведения, отношения к человеку, они может быть проявляются все меньше и меньше по мере того, как меняется сам строй культуры, по мере того, как, все-таки, вот эти христианские нормы сознательно людьми не ищутся. В этой ситуации конечно проблема заключается в том, что даже в Европе вот такие христианские пока еще проявляющиеся нормы, они, наверное, имеют тенденцию проявляться все в меньшей и меньшей степени (по мере расцерковления, по мере секуляризации).

Хотя, с другой стороны, ситуация довольно сложная. И процессы в Европе с т.з. места Церкви в обществе, веры в обществе, христианства в обществе, здесь тоже процессы идут довольно сложные – наряду с продолжающимся расцерковлением, вместе с тем существуют и довольно активные христианские движения в Европе, в т.ч. и молодежные, и богословские тоже. Поэтому ситуация не простая. С одной стороны, секуляризация продолжается, число верующих по большей части в европейских странах уменьшается год из года, но, с другой стороны, те христиане, которые все-таки остаются христианами, проявляют склонность активно выражать веру, активно влиять на то, что происходит в обществе, склонность жить как можно более последовательно исходя именно из своих христианских убеждений. Другими словами, исповедовать христианство и следовать христианским идеалам не только в частной жизни (в семье, дома, в кругу близких по духу людей), но и склонность действовать активно в обществе в целом, влиять на все сферы жизни общества (и политическую, и экономическую, и социальную и т.д.).

И в миссионерской деятельности все это, конечно, интересно и важно учитывать. Опираясь на такие примеры, можно показывать, что некоторые такие образы христианства, как религии, которая является скорее уделом людей «не далеких», не энергичных, как бы обделенных некоторыми дарами, способностями, слабых, опираясь на такие примеры, можно показывать, что христианство совсем не таково. И среди христиан очень много людей энергичных и стремящихся свою веру выразить как можно более полно в самых различных сферах жизни человека и общества. Понятие «прав человека», конечно, тоже здесь оказывается играющим заметную существенную роль. Вот такое дополнение, относящееся к данной части нашего последнего вопроса.

Несколько слов о понятии «горизонтальной и вертикальной социальной мобильности». Когда говорится о социальной мобильности, то здесь имеется в виду готовность человека (не потенциальная, а реально реализуемая готовность) изменять свое социальное состояние. Скажем, осваивать какие-то новые профессии, менять работу. Не просто работу, скажем, по той же профессии (хотя это тоже входит в понятие мобильности… т.е. мобильность – готовность, и способность, и желание искать те места, где можно реализовать свои профессиональные навыки с большей эффективностью), но так же готовность осваивать новые профессии, смежные профессии, менять место работы, менять профессиональную деятельность и т.д. Это относится к понятию мобильности. Причем, различается мобильность горизонтальная и вертикальная. Горизонтальная мобильность предполагает социальные изменения в жизни человека, которые не ведут к повышению его социального статуса. Условно говоря, если человек был токарем, по каким-то причинам счел для себя целесообразным освоить другую специальность и стал, например, фрезеровщиком, то это мобильность, но это мобильность горизонтальная, т.е. он остался носителем того же социального статуса, каким он и был. Или, скажем, работал человек в одном городе и по каким-то причинам счел для себя уместным переехать в другой город, но продолжает работать по той же специальности, на аналогичном месте. Это тоже мобильность, но мобильность горизонтальная. А вертикальная мобильность предполагает повышение социального статуса, т.е. освоение таких профессий, таких видов деятельности, носители которых в обществе в целом рассматриваются в обществе как обладающие более высоким статусом. Например, был человек юристом, поступил в медицинский институт, стал врачом. И наверное, все-таки, можно сказать, что врач обладает большим социальным статусом чем юрист. Хотя может быть это вопрос спорный и в этом смысле пример не очень очевидный. Здесь речь идет о том, чтобы повышать свой социальный статус. И в этой ситуации говорят о вертикальной мобильности.

Можно сразу отметить, что для современного общества, общества постмодернистского характерна повышенная социальная мобильность и горизонтальная, и вертикальная. Кстати, в традиционных обществах (например, периода Нового Времени 18-го века) чаще всего уровень такой социальной мобильности (и горизонтальной, и вертикальной) ниже. Здесь подавляющее большинство населения оставалось в том же социальном положении, в каком оно и рождалось – если человек родился в крестьянской семье, то он в подавляющем большинстве случаев так и оставался крестьянином, а если родился в дворянской среде, то в подавляющем большинстве случаев так там и оставался. Т.е. для такого общества характерна социальная устойчивость. Конечно, и в традиционных обществах тоже бывают ситуации, когда и крестьяне становятся ученым (как Ломоносов)…

Эти процессы социальной мобильности в том же 18 веке проявлялись через, скажем, освоение новых земель Сибири и южных направлений. Это все тоже связано с процессами социальной мобильности, т.е. является выражением этих процессов. Поэтому, сказать, что в период 17 – 18 вв. совсем уж не было социальной мобильности, конечно, не получится, но все-таки считается, что в постиндустриальном обществе социальная мобильность еще более высока. Т.е. человек очень быстро, часто без каких бы то ни было особых длительных колебаний готов сменить и место работы, и роль деятельности в зависимости от того, что он считает для себя более приемлемым, более удобным.

С т.з. богословия миссии, с одной стороны повышенная социальная мобильность может быть может рассматриваться как положительный фактор. Потому что вот эта ситуация социальной мобильности и такая внутренняя готовность человека менять свою жизнь, менять свое социальное окружение, свою профессиональную деятельность, возможно облегчает человеку принятие христианства. Если человек склонен к такой социальной инертности, если он склонен ориентироваться на традиции, на обычаи, то для него будет сложнее принять что-то новое. В частности, если говорить о богословии миссии, то для такого человека может быть сложнее принятие христианства. И кроме того, даже если такой человек и принимает христианство, то всегда есть риск, что он его примет поверхностно, т.е. до тех пределов, которые не потребуют серьезного глубокого изменения жизни, изменения отношений с людьми, изменения образа жизни. Вот в этом смысле может быть повышенная социальная мобильность для богословия миссии представляет положительный фактор, поскольку предполагает большие возможности для тех, к кому миссия обращена, меняться, меняться, принимая христианство.

Конечно, здесь есть и еще один важный фактор с т.з. богословия миссии. В ситуации такой вот привычной мобильности принятие христианства может оказаться для человека, в общем-то, безболезненным или, по крайней мере, менее болезненным. Скажем, если брать современные исламские общества, то в ряде случаев вообще мы здесь можем констатировать, что принятие христианства фактически невозможно. Принятие христианства рассматривается не просто как что-то отторгаемое обществом, а рассматривается как уголовное преступление за которое следует соответствующее наказание, причем, вплоть до смертной казни.

Соответственно, если общество ориентируется на повышенную социальную мобильность, в т.ч. и переходит из одной системы, например, верований, убеждений, каких-то норм поведения из одной культуры в другое социальное состояние, то в таком обществе может проходить для человека менее болезненно. Т.е. вот такое изменение взглядов, изменение человека и социальное и религиозное, в таком обществе, в котором мобильность повышена, является чем-то более-менее привычным и терпимым. Кстати, сейчас довольно много говорится об исламизации Европы, но, в то же время, в Европе идет и обратный процесс. Может быть не так уж массово можно констатировать принятие христианства выходцами из исламских стран в Европе, но все-таки этот процесс христианизации выходцев из исламских стран тоже идет. И, соответственно, здесь уклад современного европейского общества, частности, повышенная социальная мобильность этого общества, возможно тоже облегчает такие переходы в христианство. Т.е. человек, конечно, в этом случае выпадает из своего традиционного исламского окружения, но это не является для него катастрофой. Ну, выпадает он из соответствующей общины, но он может вполне войти в другую общину, начать строить свою жизнь по-другому, т.е. такое изменение образа жизни не является чем-то из ряда вон выходящим в современном обществе. Т.е. очень многие люди в современном обществе в самых различных аспектах проявляют вот такую готовность к переменам – к переездам, к изменению образа жизни. По разным причинам, не обязательно по глубинным причинам, связанным с изменением всего мировоззрения. Даже просто по экономическим причинам многие современные люди готовы переезжать в другие города, в другие страны, и даже менять гражданство. Т.е. вот такая мобильность находит свое выражение в самых различных формах. Вот что можно, наверное, сказать о социальной мобильности в целом.

Кстати, социальная мобильность, если несколько прилагать это понятие к свидетельствам Св. Писания, она характерна для призывов, о которых свидетельствует Св. Писание. Очень часто обращение к Богу или постановка на служение Богу пророков, христиан – учеников Христовых, связана достаточно четко с тем, что на социологическом языке можно было бы назвать «изменением социального статуса», т.е. связана с призывом оставить дом, оставить страну, оставить привычную среду, даже семью и, соответственно, полностью посвятить себя служению Богу, в т.ч. и социальных формах, совершенно иных по сравнению с той социальной средой, в которой он, например, вырос. В этом смысле может быть можно сказать, что социальная мобильность и готовность вот к таким социальным перемещениям является очень важным фактором (и довольно глубоким), определяющим успешность и глубину восприятия христианства. И все это может быть, соответственно, предметом более обстоятельных исследований. Но если говорить в общем и целом, то, наверное, вот такие основные моменты можно затронуть.


(Дополнительный вопрос из зала по социальному единству). Помните, мы называли три характеристики социального единства, такого, совершенного с христианской т.з.? И здесь имеются ввиду именно они. Они перечислены в статье «Христианское понимание человека. Основные линии православного вероучения», которая опубликована в журнале «Церковь и время» 2009 г. № 4 или при сквозной нумерации № 49. (он доступен в сети). Это журнал отдела внешнецерковных связей. Соответственно, на сайте внешнецерковных связей есть раздел, посвященный этому журналу; и там архив.

Этот вопрос связан с тем, что единство является ценностью для очень многих людей. И очень часто люди соглашаются с тем, что, конечно, желательно пребывать в единстве – лучше пребывать в единстве, чем во вражде, чем обособленность, чем в раздробленности. Т.е. единство представляют собой широкорапространенную ценность. И здесь важно показывать: каким должно быть совершенное единство с христианской т.з., потому что единство тоже может быть разное. Оно может строиться на разных принципах. И не всякое единство, с христианской т.з., будет совершенным (даже, будет желательным). И, соответственно, мы с вами называли три таких отличительных характеристики единства.

Первое. Единство в христианском понимании основывается, можно сказать, на личности. Конечно, для христиан совершенное единство – это единство во Христе, это единство устремленности ко Христу.

- а можно уточнить: основывается на личности. Личности кого-то?

- ну да. Скажем, если говорить о Церкви, то тоже принципиально важно, что Поместная церковь, например, строится вокруг епископа, т.е. именно епископ является главой церкви, именно епископ определяет единство, можно сказать, Поместной церкви. Если говорить, например, о приходской жизни, то единство прихода обеспечивается в конечном счете епископом. Но если непосредственно епископ не присутствует, например, на богослужении, то единство обеспечивается непосредственным образом уже предстоятелем. Т.е. есть настоятель (который может непосредственно не участвовать в богослужении), но помимо настоятеля каждое богослужение еще обязательно возглавляется предстоятелем. Т.е. единство этого богослужения обеспечивается вполне определенным человеком. Но главой Церкви, обеспечивающей это единство все-таки является Христос.

Почему это принципиально важно? Потому что в этой ситуации оказывается, что единство, связанное с какими-то природными характеристиками (какими-то культурными характеристиками, какими-то экономическими факторами) оказывается вторичным. А поскольку оно оказывается вторичным, оно не подавляет тех людей, кто в этом единстве участвует.

Почему это может быть особенно важно? Потому что очень часто единство в мире строится на основании каких-то безличных критериев, каких-то безличных категорий. Например: создается какое-то экономическое предприятие. И единство тех, кто участвует в этом предприятии, строится на основании категорий, например, взаимной выгоды, т.е. люди, работающие на этом предприятии, объединяются общей заинтересованностью в получении максимальной выгоды, максимальной прибыли. Причем, чем больше, например, прибыль предприятия в целом, тем больше доходы каждого работника. И в этой ситуации единство как раз определяется не по христиански, можно сказать. Оно определяется не личностно, оно определяется через безличные критерии. С христианской т.з. такое единство опасно, поскольку при таком единстве люди, которые в это единство входят, оказываются обезличенными. Здесь уже важен не каждый человек сам по себе как образ Божий, а оказывается, что человек скорее мыслится как некоторый инструмент. И, соответственно, его ценность определяется какой-то пользой, которую он приносит этому общему предприятию (какими-то его профессиональными навыками). И в этой ситуации создается опасная тенденция: воспринимать людьми друг друга именно через такие категории взаимной выгоды, скажем. А, соответственно, категории, характеризующие христианское понимание человека (т.е. любовь, жертвенное служение человеку, милосердие, доверие), они все отступают на второй план. А то и совсем как-то для них бывает трудно найти место.

Если по-другому сформулировать предельно лаконично христианское понимание единства (уже в качестве второй характеристики) – это то, что в христианском понимании единство – это всегда единство в различии. Это единство, которое не подавляет тех, кто в него входит, т.е. это такое единство, в котором каждый из людей, составляющих это единство, имеет возможность в полной мере реализовать все те дары, которые даны ему Богом; реализовать себя во всех тех отличиях, которые для него характерны. Т.е. в христианском понимании, единство не поглощает (не нивелирует) людей, которые в него входят, не делает их похожими, не осредняет их. Вот это тоже очень важный момент. Если говорить предельно кратко, то так часто и говорят, что единство в христианском понимании – это единство в различии.

И еще один критерий мы называли. В христианском понимании совершенное единство обязательно предполагает открытость, т.е. единство, которое образуется людьми в христианском понимании, не должно замыкаться в самом себе. Те, например, достижения, которые характерны для какого-то объединения людей, они не должны замыкаться среди тех, кто входит в это объединение. Если мы говорим о совершенно единстве в христианском понимании, то те, кто входят в это единство стремятся все блага, которые достигнуты ими в совместной деятельности, распространять на окружающий мир. Как только мы можем констатировать, что люди, вступившие в некоторое единство, начинают себя отделять от других людей, то сразу можно констатировать, что для такого объединения характерно уклонение от христианского понимания единства.

И важно обратить внимание на то, что все эти характеристики следуют из понимания человека (и человеческих объединений) по образу Пресвятой Троицы. Первая характеристика, которую мы назвали, то, что единство в христианском понимании основано на личности, на личностных отношениях, следует, например, из учения о монархии Отца. Как в Пресвятой Троице началом единства Божественной природы является именно Отец, так и в том человеческом объединении, которое осуществляется по образу Божию, по образу Пресвятой Троицы, началом единства тоже является личность. Если говорить в предельном смысле, если говорить о Церкви в целом, то это Сам Христос, а если говорить о человеческих объединениях, то это человеческие личности.

Например, если говорить о единстве в различии, то это принцип, тоже непосредственно следующий из триадологии. То, что Отец, Сын и Святой Дух едины абсолютным образом (т.е. единосущны) никоим образом не означает, что они похожи друг на друга, что они утрачивают свою уникальность. Отец, Сын и Святой Дух абсолютным образом едины, и, в то же время, каждое из Божественных Лиц абсолютно уникально. Они и едины (поскольку обладают единой природой), и различны (поскольку каждое из них абсолютно уникально).

И что касается принципа распространения благ, которые сообщаются в объединении человеческом на окружающих людей, то этот принцип тоже следует из учения о Пресвятой Троице: Пресвятая Троица существует не только в Божественной сущности, которая недоступна никому другому, но и в Божественных энергиях (или в Божественных действиях), которые распространяются на весь сотворенный мир и сообщаются (в ту меру, в какую каждая из существ сотворенного мира может воспринять) на весь мир. А человек является таким существом, которое может воспринять эти Божественные энергии в особой мере. Т.е. все те принципы, которые мы назвали – это не просто принципы декларативные (т.е. не просто заявляемые и никак не обоснованные), но это принципы, которые опираются на основные догматические учения, и прежде всего, на триадологию.


.