Уральская академия государственной службы Актуальные проблемы частного права

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13

Обязательство вследствие действий в чужом интересе без поручения представляет собой такое внедоговорное охранительное правоотношение, в силу которого одно лицо – доминус (должник) обязано возместить реальный ущерб и выплатить предусмотренное законом, обычаями делового оборота или соглашением вознаграждение другому лицу – гестору (кредитору) в связи с совершением последним действий без поручения, иного указания или заранее обещанного согласия доминуса в целях предотвращения вреда его личности или имуществу, исполнения его обязательства или в его иных непротивоправных интересах независимо от их результата, если они совершены, исходя из очевидной пользы, действительных или вероятных намерений доминуса и с необходимой по обстоятельствам дела заботливостью и осмотрительностью.

Что касается сравнительного анализа обязательства вследствие действий в чужом интересе без поручения со смежными обязательствами, то он заслуживает самостоятельного исследования^².

Так как указанное обязательство относится к внедоговорным охранительным обязательствам, то положения гл. 50 ГК РФ представляется целесообразным поместить после гл. 60 ГК РФ.

Цыганов С. И.,
кандидат экономических наук, доцент (УрГЮА)

Правовой фактор инвестиционного климата
в особых экономических зонах

В современных условиях инвестиции играют решающую роль в обеспечении экономического развития России. Для ускорения перехода к постиндустриальной эпохе необходимо резко повысить концентрацию ресурсов в ключевых точках технико-технологической основы производства.

Важным инструментом сосредоточения инвестиций выступают особые экономические зоны (ОЭЗ). Российское государство привлекает на их территорию крупные капитальные вложений.

Федеральный закон от 22.07.2005 № 116-ФЗ «Об особых экономических зонах в Российской Федерации»^¹ (далее – Федеральный закон от 22.07.2005 № 116-ФЗ) определил минимальные уровни капитальных вложений резидента ОЭЗ. Закон фиксирует объем капитальных вложений не менее 10 млн евро (за исключением нематериальных активов) при ведении промышленно-производственной деятельности (п. 2 ст. 12). Для портовых зон установлены такие объемы: не менее 100 млн евро при строительстве объектов инфраструктуры нового морского порта (подп. 1 п. 2 ст. 31.11); не менее 50 млн евро при строительстве объектов инфраструктуры нового речного порта (подп. 2 п. 2 ст. 31.11); не менее 50 млн евро (за исключением нематериальных активов) при строительстве объектов инфраструктуры нового аэропорта (подп. 3 п. 2 ст. 31.11); не менее 3 млн евро (за исключением нематериальных активов) при реконструкции объектов инфраструктуры морского порта, речного порта, аэропорта (подп. 4 п. 2 ст. 31.11).

Несколько ниже планка требований к капитальным вложениям, предусмотренная Федеральным законом от 10.01.2006 №16-ФЗ «Об особой экономической зоне в Калининградской области и о внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации»^². В подп. 4 п. 10 ст. 4 этого закона установлен минимальный размер капитальных вложений резидента в сумме не менее чем 150 млн руб.

Незначительный объем минимальных капитальных вложений (не менее чем 10 млн руб.) явился одной из причин отклонения Президентом РФ 12 апреля 2007 г. Федерального закона «Об особой экономической зоне в Магаданской области и о внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации».

Для привлечения крупных инвестиций в ОЭЗ необходимо вести кропотливую, трудоемкую работу по использованию правового фактора улучшения зонального инвестиционного климата. Исследование этого вопроса на основе Федерального закона от 22.07.2005 № 116-ФЗ позволяет сделать ряд обобщений.

Законодателю удалось избежать деконцентрации инвестиций по ряду типов зон посредством ограничения территории ОЭЗ. Согласно нормам Федерального закона от 22.07.2005 № 116-ФЗ предельная общая площадь промышленно-производственной зоны установлена в 20 кв. км, технико-внедренческой – 3 кв. км (п. 2 ст. 4), портовой – 50 кв. км (подп. 2.3 п. 2 ст. 4). Эта новелла законодательства введена с учетом отрицательных результатов использования в 90-х гг. прошлого столетия такого варианта свободных зон, как специальные экономические зоны. Последние охватывали границы субъектов Российской Федерации, крупных городов, что не позволило целенаправленно сосредоточить внимание инвесторов на проектах, имеющих первостепенное значение для социально-экономического развития страны.

В федеральном законодательстве не фиксируется предельная площадь туристско-рекреационных ОЭЗ, что вызывает критические замечания в научной литературе^¹. Возможным вариантом решения вопроса является нормативное установление единого порядка определения максимальной величины такой территории. Это позволит вплотную подойти к обоснованному расчету минимального объема капитальных вложений для данного типа зон.

Большую роль в формировании благоприятных условий инвестиционной деятельности имеет закрепленное в федеральном законодательстве положение о финансировании государством и местными органами самоуправления обустройства инфраструктуры ОЭЗ. В подп. 1 п. 4 ст. 6 Федерального закона от 22.07.2005 № 116-ФЗ указывается на финансирование создания инженерной, транспортной, социальной, инновационной и иных инфраструктур за счет средств федерального бюджета, бюджета субъекта РФ и местного бюджета. По имеющимся оценкам исполнение этого предписания закона вылилось в сумму затрат федерального и региональных бюджетов в 46 млрд руб. за 2006–2007 гг.^²

Другим направлением локального улучшения инвестиционного климата выступает применение налоговых льгот. В ст. 36 Федерального закона от 22.07.2005 № 116-ФЗ закреплено, что налогообложение резидентов ОЭЗ осуществляется в соответствии с законодательством России о налогах и сборах. В свою очередь, в Налоговом кодексе РФ предусмотрены льготы для резидентов зон. Система льгот включает освобождение от уплаты ряда налогов, возможность ускоренной амортизации, право налогоплательщика без ограничений списывать убытки на будущий период и затраты на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы, снижение ставки единого социального налога, понижение субъектами РФ налоговой ставки на прибыль, которая подлежит зачислению в бюджеты соответствующих субъектов.

Этот список полностью не распространяется на все типы зон, что ведет к сохранению различий в льготировании резидентов. В качестве примера можно привести перечень налоговых льгот в промышленно-производственной ОЭЗ «Алабуга». Ее резиденты уплачивают налог на прибыль по налоговой ставке 20 % (нерезиденты – 24 %), освобождены от уплаты налога на имущество, земельного и транспортного налога^³. По мнению экспертов, льготирование резидентов ведет к понижению налоговой нагрузки на 30 %^¹.

В силу ст. 37 Федерального закона от 22.07.2005 № 116-ФЗ на территории ОЭЗ вводится таможенный режим свободной таможенной зоны, что означает применение ряда льгот, предусмотренных законодательством. Так, иностранные товары размещаются и используются без уплаты таможенных пошлин и налога на добавленную стоимость. В отношении российских товаров, помещенных на территории ОЭЗ под таможенный режим свободной таможенной зоны, осуществляется возмещение налога на добавленную стоимость.

Свою лепту в формировании положительного инвестиционного климата вносят гарантии, предоставляемые резидентам. В Федеральном законе от 22.07.2005 № 116-ФЗ таких гарантий две: от неблагоприятного изменения законодательства России о налогах и сборах (ст. 38) и доступ в российские суды (ст. 39). На иностранных инвесторов распространяются гарантии, предусмотренные нормами специального законодательства об иностранных инвестициях в России за исключением перехода прав и обязанностей иностранного инвестора к другому лицу. Это исключение закреплено в п. 2 ст. 1 Федерального закона от 09.07.1999 № 160-ФЗ «Об иностранных инвестициях в Российской Федерации»^².

В свете предпринятого исследования могут быть сформулированы отдельные рекомендации по совершенствованию федерального законодательства об ОЭЗ. Известные резервы существуют в части расширения круга льгот и иных преференций. Так, актуально профессионально-техническое обучение работников в ОЭЗ за счет средств бюджета. Целесообразно стимулировать международные лизинговые операции.

В то же время следует соблюдать осмотрительность в деле дополнительного понижения налоговых ставок и освобождения резидентов от уплаты налогов. Продвижение по этому пути ведет к заметному уменьшению отчислений в бюджет. Такая ситуация сложилась в ОЭЗ Калининградской области. В этой зоне каждый из резидентов, разместивших капитальных вложений в размере 150 и более млн руб., имеет льготы по налогу на прибыль и налогу на имущество. Но применение данных льгот приводит к недополучению бюджетом около 5 млрд руб.^³

Нельзя отрицать значения использования ступенчатой дифференциации объема льгот и иных преференций с учетом инновационных результатов инвестиционной деятельности.

В ходе статистических наблюдений в России выделяются следующие самостоятельные виды инноваций: продуктовая, процессорная, маркетинговая и всех инноваций в совокупности^¹. Наиболее желательным считается создание впервые нового продукта, не имеющего отечественных или зарубежных аналогов и обладающего качественно новыми характеристиками, которые соответствуют современному уровню или превосходят его. Очевидно, что в случае производства такого продукта резидентом, ему предоставляется максимум льгот и преференций. Процессорная и маркетинговая инновации нуждаются в меньшем объеме мер стимулирующего характера.

Поощрение вложения инвестиций в инновационное производство нуждается в оценке с позиций сложившегося размежевания государств на преимущественно генерирующие и в основном заимствующие нововведения. Россия длительное время ориентировалась на догоняющую модель развития и предпочитала приобретать инновации западных государств. Смена вех экономической идеологии, переход России на опережающий путь развития предполагают превращение страны в планетарный центр генерирования инноваций. В этом плане особенно важно усилить поощрение научно-исследовательских работ для получения нового знания, имеющего практическое значение.

В ходе дифференциации льгот и иных преференций необходимо учитывать сектор экономики, где резидент осуществляет инвестиционную деятельность. По данному вопросу хотелось бы сформулировать следующее предложение.

Физический износ и моральное старение машин и оборудования в обрабатывающей промышленности достигли запредельного уровня. Это привело к низкой восприимчивости предприятий к инновациям. В таких условиях насущной потребностью выступает расширение круга льгот и других преференций резидентам, размещающим капитальные вложения в машиностроении. Обновление производственного аппарата этой отрасли выступает исходным пунктом обеспечения высокотехнологичных секторов экономики передовыми отечественными средствами производства.

Еще одним критерием дифференциации стимулирующих мер выступает объем капитальных вложений на территории портовых ОЭЗ. По мнению ряда специалистов, отказ портов Санкт-Петербург, Усть-Луга и Приморск подать заявки на создание портовых зон вызвано тем, что «законом предусмотрены не слишком привлекательные условия для бизнеса»^².

Практика зонального строительства обогатилась созданием региональных зон, которые не предусмотрены федеральным законодательством. Например, в Липецкой области одновременно функционируют зоны двух уровней: одна федеральная и пять региональных.

С учетом этого следует согласиться с законопроектом № 46077-5, внесенным Законодательным Собранием Краснодарского края «О внесении изменений в федеральный закон "Об особых экономических зонах в Российской Федерации"», где вводится понятие «ОЭЗ регионального значения», устанавливается порядок создания зон этого уровня, определяется объем льгот, предоставляемых резидентам. В ОЭЗ регионального значения не стоит применять федеральные налоговые льготы и использовать средства федерального бюджета для финансирования инфраструктурных проектов. Это позволит избежать излишней поспешности в создании региональных зон, что заметно снизит инвестиционные риски.

Предстоит приложить большие усилия по организации нормального доступа резидентов к системе льготирования. Нельзя не согласиться с А. Архиповым и П. Павловым, которые относят к основной проблеме ОЭЗ наличие множественности процедур государственного контроля и сложность таможенного прохождения товаров^¹. Выдвигается обоснованное предложение об ускорении возврата добавленной стоимости и др.^² Для разрушения этих барьеров на пути резидентов ОЭЗ следует активизировать проведение административной реформы, смело отсекать избыточные и дублирующие функции государства. В то же время нельзя забывать, что одной из важнейших проблем при создании ОЭЗ остается контроль над расходованием средств бюджета и инвесторов^³. Здесь недопустимы какие-либо послабления.

В связи с тем, что в ряде случаев обустройство и сооружение территорий ОЭЗ не было завершено, товары, ввозимые резидентами таких зон для использования в промышленно-производственной или технико-внедренческой деятельности, под режим свободной таможенной зоны не помещались. Согласно письму Министерства финансов России от 24.04.2007 № 03-07-15/61 такая ситуация сложилась в пяти зонах^⁴. Для предотвращения повторения этого в будущем целесообразно ввести дополнительное условие в соглашение о ведении соответствующего вида деятельности: документ вступает в силу с момента окончания обустройства и сооружения зональной территории.

По мере реализации сформулированных предложений следует ожидать улучшения инвестиционного климата в ОЭЗ.

Засыпкин Д. Ю., аспирант (УрАГС)

К вопросу о правовой природе
концессионного соглашения

В условиях стремительно развивающейся концессионной практики по-прежнему актуальным остается вопрос о правовой природе концессионного соглашения, споры относительно которого не прекращаются даже после принятия Федерального закона от 21.07.2005 № 115-ФЗ «О концессионных соглашениях»^¹ (далее – Закон о концессиях). Более того, сегодня решение этого вопроса имеет не только научно-теоретическое, но и большое практическое значение.

К настоящему времени в юриспруденции сложились три концепции относительно юридической природы концессионного соглашения. Сторонники первой определяют его как публично-правовой акт либо административный договор (Д. Н. Бахрах, В. П. Мозолин), приверженцы второй – как смешанный договор, имеющий и частноправовые, и публично-правовые признаки (С. А. Сосна), а представители третьей – как гражданско-правовой договор (Н. Г. Доронина).

Позиция ученых относительно признания концессионного соглашения административным договором на первый взгляд однозначна: концессии и инвестиционные отношения прямо названы ими в качестве предмета регулирования административных договоров. Однако обращает на себя внимание такой выделяемый отличительный признак административного договора, как его цель. Таковой является достижение общественно значимой цели. Административным его назвать невозможно хотя бы по причине того, что он опосредует в решающей степени предпринимательскую деятельность.

С. А. Сосна, являясь приверженцем частно-публичной (гетерогенной) природы концессионного договора, говорит о возможности его «подтягивания» к модели гражданско-правового договора, потому что концессионный договор «несет в себе ряд “врожденных” публично-правовых признаков (свойств), которые, как правило, не вписываются в гражданско-договорные отношения»^². Среди основных таких признаков он называл особый характер объектов государственной (муниципальной) собственности и определенных видов деятельности, обусловливающий их использование (осуществление) только в концессионном порядке, а также исключительный характер прав концессионера, которому «даруется» право использовать такое имущество или осуществлять деятельность, недоступных или ограниченно доступных в гражданском обороте. По мнению С. А. Сосны, объектами концессии могут являться объекты, изъятые из оборота или ограниченно оборотоспособные. И передача прав на эти объекты не регулируется нормами гражданского права.

Однако российское законодательство не придает концессионному соглашению данных признаков. Изложенный в ч. 1 ст. 4 Закона о концессиях исчерпывающий перечень объектов концессионного соглашения не содержит ни одного вида объектов, изъятых из оборота. Что же касается ограниченно обортоспособных объектов, то в перечне объектов концессионного соглашения таковые имеются, так как могут находиться только в государственной собственности. В частности, ч. 1 ст. 29 Федерального закона от 08.11.2007 № 261-ФЗ «О морских портах в РФ и о внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ»^¹ (далее – Закон о морских портах) содержит перечень объектов инфраструктуры морского порта, которые могут находиться исключительно в федеральной собственности. Также только в федеральной собственности могут находиться гидротехнические сооружения на водных путях, автомобильные дороги, включенные в перечень автомобильных дорог общего пользования федерального значения и некоторые др. Однако предписание закона о принадлежности этих объектов лишь России вовсе не исключает возможности их передачи по гражданско-правовым сделкам во владение и пользование юридическим лицам и индивидуальным предпринимателям^². Аналогичная ситуация обстоит и с уже существующими объектами государственной (муниципальной) собственности, не подлежащими приватизации. Здесь следует обратить внимание на вполне обоснованную позицию И. Дроздова, полагающего, что запрет на приватизацию отдельных видов объектов не означает запрета на их нахождение в частной собственности^³. Подтверждение этому мы может увидеть все в том же Законе о морских портах, ч. 3 ст. 29 которого предусматривает, что объекты инфраструктуры морского порта, не подлежащие отчуждению в частную собственность, созданные или приобретенные за счет средств юридических лиц или индивидуальных предпринимателей, могут находиться в их собственности. Объясняется это наличием в российском гражданском праве в принципе равного правового режима частной, государственной и муниципальной собственности.

Таким образом, законодательство не придает тем или иным видам объектов концессионного соглашения какой-либо особый характер, а большая социально-экономическая значимость этих объектов инфраструктуры существенно не влияет на правовой режим их использования. В этой связи и деятельность по эксплуатации объекта концессионного соглашения не носит особого характера. Следовательно, в настоящее время не приходится говорить о наличии у концессионеров исключительных прав на создание (реконструкцию) и использование объектов инфраструктуры, подавляющее большинство из которых может находиться и в частной собственности.

Законодатель не только не предусмотрел в Законе о концессиях возможность предоставления концессионеру права осуществлять монопольные виды деятельности, такие, например, как сбор местных налогов или деятельность частных судебных приставов-исполнителей, но не предусмотрел даже возможность «делегирования» концессионеру властных полномочий при эксплуатации некоторых видов объектов концессионного соглашения. Все властные функции на объекте инфраструктуры (пункте пропуска автотранспортных средств, морском или речном порту, аэропорту) осуществляют должностные лица органов государственной власти и государственных учреждений^¹, а не концессионер.

Законодательное определение концессионного соглашения сформулировано в ч. 1 ст. 3 Закона о концессиях. По концессионному соглашению концессионер обязуется за свой счет создать и (или) реконструировать определенное этим соглашением недвижимое имущество, право собственности на которое принадлежит или будет принадлежать концеденту, осуществлять деятельность с использованием (эксплуатацией) объекта концессионного соглашения, а концедент обязуется предоставить концессионеру на срок, установленный этим соглашением, права владения и пользования объектом концессионного соглашения для осуществления указанной деятельности.

Из приведенного выше определения концессионного соглашения видно, что его объектом является только недвижимое имущество. Деятельность концессионера как таковая не может быть объектом концессионного соглашения, она носит хотя и важный, но, тем не менее, производный характер. Обусловлено это, прежде всего, целью Закона о концессиях: обеспечение эффективного использования имущества, находящегося в государственной или муниципальной собственности на условиях концессионных соглашений и повышение качества товаров, работ, услуг, предоставляемых потребителям (ст. 1 закона). Кроме того, деятельность по эксплуатации объекта концессионного соглашения не носит исключительного характера, как это имеет место при передаче частному лицу права на осуществление монопольного вида деятельности. Причины этого будут объяснены чуть позже.

Следует согласиться с мнением И. Дроздова о том, что концессионное соглашение, предусмотренное Законом о концессиях, представляет собой договор, ранее неизвестный российской правовой системе^². Необходимо лишь добавить, что оно представляет собой конструкцию гражданско-правового договора. В этой связи ошибочным, по нашему мнению, является его утверждение об «инкорпорации» публично-правовых начал в гражданско-правовой договор путем возложения на концессионера обязанности осуществлять деятельность по обеспечению возможности получения потребителями установленных концессионным соглашением товаров, работ, услуг. Возложение такой обязанности на концессионера не носит характера делегирования концедентом принадлежащих ему как носителю публичной власти полномочий. Публичность в данном случае состоит лишь в общественном интересе, который преследуется при заключении концессионного соглашения. При этом такое «делегирование» не содержит признаков, придаваемых данному понятию в административном праве, а имеет характер взаимного возложения договорных прав и обязанностей.

В качестве одного из публично-правовых признаков концессионного договора С. А. Сосна и некоторые другие ученые называют наличие властного административного акта как основания возникновения договорных концессионных правоотношений^¹. Действительно, Закон о концессиях предусматривает принятие концедентом специального акта – решения о заключении концессионного соглашения, после чего проводится конкурс на право заключения концессионного соглашения. Но препятствует ли этот признак признанию концессионного соглашения гражданско-правовым договором? Представляется, что нет. Во-первых, согласно ст. 8 ГК РФ гражданские права и обязанности возникают в том числе из актов государственных органов и органов местного самоуправления, которые предусмотрены законом в качестве основания возникновения гражданских прав и обязанностей. Во-вторых, ст. 447 ГК РФ устанавливает, что договор, если иное не вытекает из его существа, может быть заключен путем проведения торгов, а конкурс является одной из форм проведения торгов.

Аналогичный порядок применяется при заключении государственных и муниципальных контрактов в случае размещения заказов на поставки товаров, выполнение работ, оказание услуг для государственных и муниципальных нужд, а также при заключении иных договоров (аренды, безвозмездного пользования, доверительного управления) в отношении государственного и муниципального имущества. Однако это не мешает признанию их гражданско-правовыми договорами.

Бесспорной, по нашему мнению, является также точка зрения ряда авторов, что публично-правовые образования, предоставляя концессию, не принуждают и не могут принудить частное лицо ее принять^². Для возникновения концессионного правоотношения одного решения концедента недостаточно, оно является лишь проявлением его волеизъявления заключить соглашение. Необходимо еще волеизъявление потенциального концессионера, который всегда руководствуется гражданско-правовой целью – извлечение прибыли. Для этого он должен согласиться на принятие прав и обязанностей путем подачи заявки на участие в конкурсе и конкурсного предложения. Волеизъявления эти являются равноценными по своей природе^¹.

Обязательное принятие административного акта – решения о заключении концессионного соглашения, протокола о результатах проведения конкурса и последующее заключение самого концессионного соглашения свидетельствует лишь о сложном юридическом составе, необходимом для возникновения концессионного правоотношения.

Рассматривая вопрос о природе концессионного соглашения, некоторые российские ученые, как впрочем и их предшественники периода нэпа, прибегают к его сравнению с уже известными теории права гражданско-правовыми сделками (арендой, подрядом, доверительным управлением)^². Сегодня дискуссия о соотношении концессионного соглашения с иными гражданско-правовыми договорами «подогревается» нормой ч. 2. ст. 3 Закона о концессиях, предусматривающей, что концессионное соглашение является договором, в котором содержатся элементы различных договоров, предусмотренных федеральными законами. К отношениям сторон концессионного соглашения применяются в соответствующих частях правила гражданского права о договорах, элементы которых содержатся в концессионном соглашении, если иное не вытекает из данного закона или существа концессионного соглашения.

Такая позиция российского законодателя не является исключением. В ст. 1 Директивы Совета Евросоюза 93/37/EEC от 14.06.1993 относительно координации процедур по предоставлению контрактов общественных работ^³ под концессией общественных работ понимается контракт того же типа, что и контракт общественных работ (или подрядный договор на строительство общественных гражданских сооружений), за исключением того, что встречное предоставление за работы, которые были выполнены, состоит или исключительно в праве эксплуатировать сооружение, или в этом праве вместе с оплатой. То есть здесь концессия общественных работ, по сути, отождествляется с договором подряда, за исключением формы встречного предоставления.

Следует признать справедливым мнение ряда исследователей об инородности модели смешанного договора в Законе о концессиях^⁴. Смешанным договором признается договор, в котором содержатся элементы различных договоров, предусмотренных законом или иными правовыми актами (ст. 421 ГК РФ). Следовательно, смешанный договор не имеет самостоятельной юридической конструкции, закрепленной в нормах права. Именно поэтому требуется применение к отношениям сторон по такому договору норм о договорах, элементы которых он содержит.

Концессионное соглашение является самостоятельным договором, имеющим собственную юридическую конструкцию и собственное правовое регулирование. К отношениям сторон по концессионному соглашению должны применяться исключительно нормы, регулирующие концессионные соглашения.

Законодатель, называя концессионное соглашение смешанным договором, не указывает, элементы каких договоров содержит данное соглашение. В связи с этим в правоприменительной практике могут возникнуть недоразумения, когда сторонам соглашения или суду при рассмотрении спора будет необходимо устанавливать, нормы о каком договоре применять в конкретном случае. Неясно в этой ситуации, какими нормами руководствоваться, когда возникнет несоответствие между нормами Закона о концессиях и нормами о гражданско-правовых договорах, к которым отсылает законодатель.

Вряд ли можно говорить о существенном сходстве концессионного соглашения с договорами аренды, строительного подряда и доверительного управления.

Договор аренды не имеет в качестве основной своей цели создание или реконструкцию арендуемого объекта, тем более за счет арендатора. Кроме того, арендатору предоставляется право, но не возлагается обязанность непрерывно использовать арендуемое имущество или такая обязанность, как обеспечение возможности получения потребителями товаров, работ, услуг.

Договор подряда предполагает осуществление подрядчиком работ по строительству либо реконструкции объекта недвижимости за счет средств заказчика и за вознаграждение. Между тем концессионное соглашение предполагает совершенно иной характер правоотношения. Концессионер осуществляет строительство или реконструкцию объекта за свой счет, встречное предоставление концедента состоит лишь в предоставлении права владения и пользования объектом концессионного соглашения на определенный срок и на определенных условиях. При этом в период использования объекта концессионер должен вносить концессионную плату.

По договору доверительного управления доверительный управляющий за вознаграждение осуществляет управление имуществом в интересах учредителя управления. По концессионному соглашению концессионер эксплуатирует объект в своих собственных коммерческих интересах, концеденту же полагается только концессионная плата.

Особенностью, позволяющей отграничить концессионное соглашение от аренды, подряда и других гражданско-правовых договоров, является именно возложение на концессионера обязанности осуществлять деятельность по использованию (эксплуатации) объекта концессионного соглашения. Неисполнение концессионером этой обязанности признается существенным нарушением концессионного соглашения и является основанием для его расторжения по инициативе концедента в судебном порядке.

В заключение следует отметить, что концессионное соглашение является в чистом виде гражданско-правовым договором лишь в рамках действующего российского законодательства, в ряде же зарубежных стран концессии еще сохраняют отдельные публично-правовые элементы, а во Франции и вовсе признаются институтом административного права.

Малкеров В. Б.,
кандидат юридических наук, доцент (УрЮИ МВД России)

Некоторые проблемы,
связанные с выдачей трудовой книжки

Трудовое право всегда отличалось от других отраслей большим количеством пробелов, неоднозначно толкуемых терминов, коллизионных норм. Данное обстоятельство имеет ряд причин, в том числе и исторического характера. Прежний тип трудового права, в советский период, был призван обеспечить регулирование трудовых отношений в условиях внеэкономического принуждения работника. Это, конечно, не означает, что предыдущая система не устанавливала экономических стимулов для высокопроизводительного качественного труда. Однако надо иметь в виду, что достаточно длительное время упор был сделан на идеологические и отчасти репрессивные меры принуждения к труду, экономические же стимулы работали неэффективно, так как были обусловлены не объективными показателями труда, а нормативами, установленными госаппаратом, которые по мере усложнения процесса производства становились все более неадекватными результатам трудовой деятельности.

В данных условиях со стороны работников стала настойчиво проявляться тенденция к уклонению от надлежащего выполнения возложенных на них трудовых обязанностей. Этим можно объяснить то огромное количество нормативных актов, регулирующих трудовые отношения, посредством которых законодатель стремился не дать работнику возможность использовать несовершенство командно-административной системы в ущерб производственной деятельности. С другой стороны, трудовое право должно было препятствовать реализации тенденции решения производственных задач путем снижения требовательности к вопросам безопасности труда и установлению жесткого его нормирования, ведущего к чрезмерным перегрузкам работников. Кроме того, на создании доперестроечного типа трудового права отразились политизированность общества, идеологическое противоборство систем, которые обусловили необходимость фиксации тех гарантийных и охранных норм, которые утвердились в законодательстве развитых стран.

Таким образом, система трудового права, сложившаяся в предреформенный период, представляла собой сложный конгломерат правовых норм, являвшихся результатом вышеуказанных тенденций, и отличалась некоторой противоречивостью и крайней заурегулированностью. Но поскольку базой существовавшего трудового законодательства был КЗоТ и советское трудовое право, то вышеуказанные обстоятельства наложили отпечаток и на ныне действующее трудовое право. Кроме того, после построения основ рыночной экономики на формирование законодательства в сфере труда стал влиять классовый характер отношений между работником и работодателем. Трудовое право стало одним из самых конфликтных с точки зрения его норм. Достаточно сказать, что Трудовой кодекс в России был принят одним из самых последних среди других кодексов – в 2002 году. Попытки его принятия осуществлялись на протяжении многих лет, но из-за противоречий внутри законодательной ветви власти принятие ТК РФ откладывалось. А принятый ТК РФ, даже после внесения последних изменений, так и не разрешил проблему, широко обсуждаемую правоведами: оплачивать ли работнику время отказа от работы, если работодатель задерживает зарплату? Невозможность разрешить несложную, с точки зрения юридической техники, проблему объясняется именно отсутствием единого мнения по данному вопросу в Государственной Думе РФ.

Кроме прямых пробелов, и ряд статей ТК РФ сформулирован так, что их толкование носит неоднозначный характер. Например, в ст. 84.1 ТК РФ сказано: «В случае, когда в день прекращения трудового договора выдать трудовую книжку работнику невозможно в связи с его отсутствием либо отказом от ее получения, работодатель обязан направить работнику уведомление о необходимости явиться за трудовой книжкой либо дать согласие на отправление ее по почте. Со дня направления указанного уведомления работодатель освобождается от ответственности за задержку выдачи трудовой книжки».

Данная формулировка очень часто толкуется следующим образом: если работодатель не выслал уведомление или нарушил разумный срок высылки уведомления, то он должен возместить работнику все время задержки высылки уведомления как время вынужденного прогула. Очевидно, такого мнения придерживаются и авторы Комментария Трудового кодекса под ред. Ю. П. Орловского. Комментируя ст. 234 ТК РФ, авторы утверждают, что под задержкой выдачи работнику трудовой книжки, в частности, следует понимать «ненаправление работодателем уведомления работнику о необходимости явиться за ней либо дать согласие о направлении ее по почте, если в день увольнения работник отсутствовал на работе либо отказался от ее получения (ч. 6 ст. 84.1 ТК РФ); со дня направления указанного уведомления работодатель освобождается от ответственности за задержку выдачи трудовой книжки»^¹.

Думается, что приведенная трактовка ст. 84.1 и 234 ТК РФ является несколько ошибочной. Прежде всего, следует отметить, что в ст. 84.1 ТК РФ прямо не говорится об ответственности работодателя в случае невысылки уведомления о необходимости получения трудовой книжки работником. Говорится лишь о том, что работодатель освобождается от ответственности в том случае, если высылает уведомление работнику. Указание о том, что работодатель должен нести ответственность именно в виде оплаты времени вынужденного прогула, отсутствует. И можно полагать, что она должна заключаться совсем в другом наказании. Если работник сам отказывается получать трудовую книжку, то невысылка работодателем уведомления о необходимости получения трудовой книжки или о согласии выслать ее по почте не находится в причинно-следственной связи с вынужденным прогулом работника (в отличие от невыдачи работодателем трудовой книжки, что прямо обуславливает вынужденный прогул работника, так как ст. 65 ТК РФ при приеме на работу требует предоставление трудовой книжки). Работник сам, иногда по надуманным причинам, отказывается получать трудовую книжку. Может быть, невысылка уведомления находится в причинно-следственной связи с прогулом работника? Но ведь причинно-следственная связь предполагает, что причина с неизбежностью приводит к данному следствию. Таким образом, можно сделать вывод, что невысылка уведомления не связана с вынужденным прогулом работника. Поэтому, если все-таки считать, что ответственность за невысылку уведомления должна наступать именно в виде оплаты времени вынужденного прогула, то можно сделать вывод о том, что ст. 84.1 ТК РФ вводит дополнительный случай ответственности без вины. По общему правилу же ответственность может наступать лишь при наличии вины. Исключения возможны только в случаях, когда это прямо предусмотрено законом или договором^². Об этом говорит ст. 401 ГК РФ. Поскольку трудовое право является дочерней отраслью гражданского права, то при отсутствии соответствующих норм в трудовом законодательстве корректно использовать по аналогии нормы гражданского права. А раз в ст. 84.1 ТК РФ прямо об ответственности работодателя за невысылку уведомления работнику не говорится и вины работодателя в вынужденном прогуле работника нет, то и ответственность в виде оплаты времени вынужденного прогула не должна наступать. Однако в вышеуказанной статье прямо говорится об обязанности работодателя выслать уведомление, а следовательно, какая-то ответственность работодателя все-таки должна предполагаться. К сожалению, законодатель прямо не указал этого в законе, что и породило неоднозначность в понимании ст. 84.1 ТК РФ. Думается, что ответственность работодателя должна заключаться не в оплате времени вынужденного прогула уволившегося работника, а в удержании трудовой книжки работника. Например, при судебном разбирательстве работник утверждает, что ему трудовую книжку не выдавали. Работодатель утверждает, что работник сам отказался ее брать. Какое решение должен принять судья? Обосновать его в судебном решении достаточно затруднительно, поскольку в большинстве случаев возможные свидетели сами являются работниками и зависят от работодателя.

Отрицательные последствия невысылки уведомления работодателем заключаются не в том, что работник не может трудоустроиться, а в том, что в случае судебного разбирательства крайне сложно, подчас невозможно вынести обоснованное решение. Отсюда и ответственность работодателя должна наступать при признании его вины в задержке трудовой книжки, если работник это утверждает и у работодателя нет каких-либо убедительных доказательств обратного. Последствия такого признания – оплата времени вынужденного прогула за удержание трудовой книжки. Встает вопрос: зачем же все вышеприведенные рассуждения, если последствия квалифицируются одинаково – оплата времени вынужденного прогула. Однако разница здесь принципиальная. Предположим, в ходе судебного разбирательства работник признает, что сам отказался от получения трудовой книжки по причинам, прямо не связанным с работодателем. А теперь просит оплатить время, когда он не работал, поскольку ст. 84 (1) и 234 ТК РФ это позволяют. Если исходить из того толкования данных статей, которое приведено выше в Комментарии ТК РФ, то оплачивать данное время необходимо. Если руководствоваться тем толкованием, которое предлагается в данной статье, оплачивать время, когда работник не работал, не надо.

Вышеприведенные сложности в толковании обсуждаемых статей ТК РФ предполагают необходимость более четкого формулирования законодателем норм Трудового кодекса.

Щербинина И. Ю., соискатель (УрАГС)

Особенности правового статуса
арбитражных управляющих по законодательству ФРГ

Впервые фигура временного управляющего была введена в Германии во второй половине XIX в. Политическая и экономическая либерализация германских государств повлекла за собой ряд преобразований, суть которых состояла в усилении автономии кредиторов, ограничении роли суда, регламентации порядка установления требований кредиторов. Принятый в результате этих преобразований Конкурсный устав Германии 1877 года закрепил за конкурсным управляющим особую роль в ходе производства по делу о несостоятельности. С 1999 года в ФРГ действует Положение о несостоятельности (Insolvenzordnung)^¹, сменившее Конкурсный устав.

В отечественной и германской юридической доктрине вопрос о правовом статусе арбитражных управляющих является дискуссионным. Г. Папе отмечает, что «фигура конкурсного управляющего постоянно вызывает жаркие дискуссии относительно того, в каком качестве его рассматривать: как представителя должника; юридически самостоятельного представителя конкурсной массы; наконец, как должностное лицо, представляющее публичную власть согласно её распоряжению»^².

В германской юридической литературе существует несколько теорий, определяющих правовой статус арбитражных управляющих. Одна из них, так называемая «служебная», рассматривает конкурсного управляющего как служебного доверительного управляющего, который и в материальном, и в процессуальном смысле действует от собственного имени, однако в пользу и в обременение конкурсной массы. Существует и «новая теория представителя», согласно которой конкурсный управляющий является законным представителем должника в рамках процессуальной цели, т. е. выступает в качестве обязательного внешнего ликвидатора юридических лиц и законного представителя физических лиц. Однако данная теория утратила значение в связи с принятием Положения о несостоятельности.

В настоящее время многие отечественные и немецкие специалисты сходятся в одном: конкурсный управляющий является участником дела о несостоятельности в силу своей должности, он не представляет ни должника, ни кредиторов, его легитимность исходит не из прав других субъектов, а из положений закона^³. Г. Папе справедливо отмечает, что статус конкурсного управляющего требует, чтобы, обладая необходимыми личными качествами, он не зависел ни от кредиторов, ни от должника и беспристрастно осуществлял свою деятельность^⁴.

Практически вся деятельность конкурсного управляющего в ФРГ регулируется нормами Положения о несостоятельности, касающимися отдельных стадий производства по делу о несостоятельности и имеющими федеральное значение.

Германское Положение о несостоятельности не определяет понятия «арбитражный управляющий», но различает 4 категории управляющих: временный, конкурсный, уполномоченный и доверительный. Назначение временного управляющего в ФРГ не является обязательным. Согласно § 21 Положения о несостоятельности суд обязан принять меры обеспечения, в частности, назначить временного конкурсного управляющего для того, чтобы защитить интересы кредиторов до вынесения решения по заявлению о возбуждении производства. Суд в таком случае может одновременно наложить на должника общий запрет на распоряжение имуществом или передать полномочия по управлению и распоряжению им временному конкурсному управляющему, либо не устанавливать такой запрет для должника. На практике лицо, назначенное на должность временного конкурсного управляющего, впоследствии становится конкурсным управляющим. В отношении временного конкурсного управляющего действуют те же нормы, что и в отношении конкурсного управляющего. Однако, в отличие от российского законодательства, где четко регламентированы права и обязанности временного управляющего, в ФРГ суд помимо обязательных, указанных в Положении о несостоятельности, устанавливает конкретные права и обязанности временного конкурсного управляющего.

Конкурсный управляющий в ФРГ назначается в случае возбуждения производства по делу о несостоятельности в отношении юридических либо физических лиц, занимающихся самостоятельной хозяйственной деятельностью. Если должником является физическое лицо, не занимающееся хозяйственной деятельностью или занимающееся ею в незначительной степени, функции конкурсного управляющего осуществляет доверительный управляющий. Его деятельность регламентируется также положениями о деятельности конкурсного управляющего, но за некоторыми исключениями, так, например, правом на оспаривание сделок обладает не доверительный управляющий, а любой из конкурсных кредиторов (§ 313 Insolvenzordnung).

При самоуправлении вместо конкурсного управляющего назначается уполномоченный. Он проверяет экономическое положение должника и осуществляет наблюдение за руководством компанией, за расходами по удовлетворению потребностей должника. В случае обнаружения обстоятельств, свидетельствующих о возможном причинении убытков кредиторам, он должен немедленно сообщить об этом комитету кредиторов и суду (§ 274 Insolvenzordnung).

Назначение конкурсного управляющего в ФРГ осуществляет суд по делам о несостоятельности, однако кредиторы вправе на первом собрании избрать другое лицо взамен назначенного (§ 27, 57 Insolvenzordnung). Суд вправе отказать в утверждении избранного лица только по причине непригодности последнего к исполнению обязанностей управляющего. В свою очередь любой конкурсный кредитор вправе обжаловать такой отказ. Это довольно необычный подход, тем не менее, статус управляющего, назначенного постановлением суда о возбуждении производства, вплоть до окончания первого собрания кредиторов носит временный характер.

Согласно § 56 (I) Положения о несостоятельности в «качестве конкурсного управляющего должно быть назначено пригодное для конкретного дела, компетентное и независимое от кредиторов и должника физическое лицо». Таким образом, немецкий законодатель делает ставку на наличие у конкурсного управляющего определенных качеств, а не на принадлежность к той или иной профессиональной группе. Конкурсными управляющими могут быть лица как с юридическим (адвокаты), так и с экономическим образованием (специалисты по налогам, бухгалтеры, аудиторы, специалисты по менеджменту).

Значительный интерес представляют требования, предъявляемые к конкурсным управляющим в ФРГ.

Во-первых, конкурсным управляющим может быть назначено только физическое лицо, поскольку его деятельность носит сугубо личный характер и он не обладает правом на передачу своих полномочий. При этом допускается выдавать доверенности на осуществление отдельных мероприятий по управлению и реализации имущества. Ответственность за действия лиц, привлекаемых им для выполнения своих функций, он несет лично (§ 278 ГГУ). Однако если конкурсный управляющий должен привлечь служащих должника для выполнения своих обязанностей, а они оказываются явно непригодными, управляющий несет ответственность не за вину этих лиц, а только за отсутствие надзора за ними и за решения особого назначения (§ 60 Insolvenzordnung). Кроме того, по делу о несостоятельности назначается только один управляющий, во избежание проблемы разграничения компетенции между несколькими управляющими.

Во-вторых, пригодность для конкретного дела означает, способен ли управляющий провести именно данное производство. Требования в таком случае обусловлены профилем предприятия должника, его размерами, отраслью экономики. Суд также должен учесть вероятность усложнения производства и назначить такого управляющего, который смог бы справиться с возложенными на него задачами.

В-третьих, конкурсным управляющим назначается компетентное лицо. О профессионализме конкурсного управляющего свидетельствуют: наличие юридических и экономических познаний и навыков; опыт работы в соответствующей сфере, например, в качестве эксперта, временного управляющего в других судах, подтвержденный документами о назначении, отчетами о деятельности; опыт работы в качестве помощника конкурсного управляющего.

В-четвертых, беспристрастность управляющего к участникам производства при осуществлении своих полномочий. Он не может быть близким лицом должника (по смыслу § 41 Устава гражданского судопроизводства Германии), кредитором, его представителем, участником юридического лица – участника производства, работником должника. Кроме того, управляющий по производству в отношении одного должника не может быть назначен в производстве в отношении другого должника, если их интересы противоречат друг другу.

Поскольку в системе несостоятельности ФРГ применительно к управляющим не образуются так называемые саморегулируемые организации, то свою деятельность арбитражные управляющие осуществляют под надзором суда по делам о несостоятельности. Суд вправе потребовать предоставления сведений или отчета о его деятельности. В случае невыполнения своих обязанностей суд может после предварительного предупреждения наложить на него штраф или даже отстранить конкурсного управляющего. Однако управляющий может подать на постановление о штрафе немедленную жалобу (§ 58 Insolvenzordnung). Согласно § 74, 76 Положения о несостоятельности суд созывает собрание кредиторов и руководит им. Суд вправе, в случае соответствующего ходатайства, отменить решение собрания, если оно противоречит общим интересам конкурсных кредиторов.

Кроме суда, контроль над деятельностью конкурсного управляющего осуществляет комитет кредиторов, а в его отсутствие – собрание кредиторов. В соответствии с § 69 Положения о несостоятельности члены комитета кредиторов вправе знакомиться с ходом дел, с деловой документацией и осуществлять проверку денежного оборота и кассы. Собрание кредиторов также может провести проверку денежного оборота и кассы, потребовать предоставления сведений или отчета о состоянии дел и ходе работы (§ 79 Insolvenzordnung).

Положение о несостоятельности устанавливает особый режим контроля за деньгами, ценными бумагами и драгоценностями должника. Только комитет кредиторов может принять решение о том, в каком учреждении и на каких условиях указанное имущество должно быть депонировано или помещено. При наличии комитета кредиторов управляющий может принять данное имущество от учреждения, где оно депонировано, только если расписка в его получении подписана управляющим и членом комитета кредиторов. Указания управляющего, адресованные этому учреждению, имеют силу, только если они подписаны управляющим и членом комитета кредиторов.

Конкурсный управляющий должен получить согласие комитета кредиторов (а в случае его отсутствия – собрания кредиторов) на совершение следующих сделок:

– отчуждения предприятия или производства, товарного склада в целом, недвижимого имущества в свободной продаже, доли участия должника в другом предприятии, обеспечивающей длительную связь с этим предприятием, либо права на получение периодических доходов;

– получения займа, который может значительно обременить конкурсную массу;

– возбуждения или принятия участия в споре со значительной ценой иска, отказа от участия в таком споре или заключения мирового или арбитражного соглашения в целях прекращения или во избежание такого спора (§ 160 Insolvenzordnung).

Согласно § 162 Положения о несостоятельности только с согласия собрания кредиторов допускается отчуждение предприятия или отдельного производства, если приобретатель или лицо, владеющее долями участия в размере не менее пятой части его капитала:

– относится к числу лиц, являющихся близкими к должнику;

– является кредитором, имеющим право на обособленное удовлетворение или находящимся вне очередности, размер прав на обособленное удовлетворение требований которого по оценке суда достигает в совокупности одной пятой суммы стоимости всех прав на обособленное удовлетворение и сумм требований всех конкурсных кредиторов, находящихся вне очереди.

Управляющий обязан уведомить кредиторов, имеющих право на обособленное удовлетворение, о намерении продать вещь третьему лицу и о том, каким образом будет осуществляться отчуждение. Кредиторы могут в течение недели указать на более выгодную для них возможность реализации вещи. Управляющий обязан воспользоваться указанной возможностью либо поставить кредитора в такое положение, как если бы он воспользовался ею (§ 168 Insolvenzordnung).

Одновременно с открытием конкурсного производства к управляющему переходят полномочия по распоряжению и управлению имуществом, входящим в состав конкурсной массы. Он осуществляет реализацию данного имущества, только если кредиторы в рамках конкурсного плана не приняли решение о другой форме реализации. На конкурсного управляющего возложено выполнение широкого спектра общих задач, таких, как управление и реализация массы, исполнение взаимных обязательств, ведение процесса, оспаривание сделок, причиняющих убытки кредиторам, прекращение трудовых правоотношений с наемными работниками, составление конкурсного плана и распределение имущества. Вместе с тем Положение о несостоятельности закрепляет за конкурсным управляющим специфические обязанности, например, составление и предоставление по требованию суда или кредиторов отчетности о проделанной работе, предоставление по требованию комитета кредиторов возможности ознакомления с книгами и деловой корреспонденцией. По окончании исполнения своих обязанностей конкурсный управляющий представляет итоговый отчет (§ 66 (1) и (2) Insolvenzordnung). Проверка итогового отчета проводится комитетом кредиторов, затем – судом по делам о несостоятельности, а в заключение – собранием кредиторов.

Положение о несостоятельности Германии возлагает на конкурсного управляющего строгую ответственность. В случае виновного нарушения им возложенных на него обязанностей он должен возместить убытки и должнику, и кредиторам должника, и кредиторам конкурсной массы.

Конкурсный управляющий отвечает, прежде всего, за исполнение своих «особых» конкурсных обязанностей: ему предписано действовать «с осмотрительностью порядочного и добросовестного конкурсного управляющего» (§ 60 Insolvenzordnung). Исходя из этого критерия определяется масштаб его ответственности.

В обязанность управляющего входит непричинение ущерба другим лицам и, соответственно, ответственность за причинение такого ущерба. Если управляющий заключает новые договоры с третьими лицами, не имевшимидо этого касательства к процедуре несостоятельности и не участвовавшими в ней, он несет ответственность только на основании общих правил: например, вследствие вины при заключении договора или вследствие нарушения дополнительных обязанностей. В таком случае нормы о специальной конкурсной ответственности не применяются. В случае невозможности полного исполнения обязательств конкурсной массы, основанных на сделке конкурсного управляющего, конкурсный управляющий несет персональную ответственность: в соответствии с § 61 Положения о несостоятельности он обязан возместить убытки кредитору конкурсной массы. Это правило не применяется в случае, если на момент возникновения обязательства управляющий не мог предусмотреть недостаточности массы для его исполнения. Однако на практике возможна конкуренция § 61 и 55 Положения о несостоятельности. В соответствии с § 55 (2) Положения о несостоятельности «обязательства, основанные на действиях временного управляющего, к которому перешло право распоряжения имуществом должника, после возбуждения производства считаются обязательствами конкурсной массы». Таким образом, конкурсная масса, а не управляющий, должна нести ответственность в случае ненадлежащего исполнения обязательства конкурсной массы.

Вопрос о вознаграждении конкурсного управляющего в ФРГ, помимо норм Положения о несостоятельности, более детально регламентируется нормами Положения о вознаграждении Федерального министерства юстиции от 19.08.1998. Вознаграждение управляющего устанавливается судом по делам о несостоятельности и исчисляется не нормами повременной оплаты в твердо установленном размере, а находится в прямой зависимости от объема управляемой конкурсной массы. Получаемое вознаграждение может увеличиваться или уменьшаться с учетом того, связана ли процедура с особыми требованиями или осуществляется в ускоренном порядке. Кроме того, конкурсный управляющий помимо вознаграждения имеет право на возмещение налога на добавленную стоимость, начисляемого на сумму вознаграждения, и своих расходов, связанных, например, с привлечением помощников или заключением договора страхования ответственности. Конкурсный управляющий с согласия суда (при наличии вступившего в силу определения о назначении аванса) может удержать из конкурсной массы суммы в счет своего вознаграждения и понесенных издержек. Управляющий, должник и любой конкурсный кредитор могут немедленно обжаловать данное определение. При установлении вознаграждения конкурсному управляющему действует принцип, согласно которому вознаграждение считается заработанным не в момент утверждения управляющего, а в момент прекращения его деятельности.

Вознаграждение временного управляющего определяется как «соразмерная доля вознаграждения конкурсного управляющего», которая составляет, как правило, четвертую часть от вознаграждения конкурсного управляющего, а основой для расчета выступает предназначенная к распределению конкурсная масса.

Немецкий опыт построения деятельности конкурсных управляющих, в особенности их тесное взаимодействие с судами по делам о несостоятельности, показателен и может иметь практическое значение для развития и совершенствования российского института арбитражных управляющих.

Blog

Уральская академия государственной службы Актуальные проблемы частного права